В твою любовь. Рискуя всем

Ди Темида

В твою любовь. Рискуя всем

Посвящается моей сестре Анне.

Бесконечно благодарна моим читателям, Бекки Чейз, моему мужу, и в особенности – Айри, Юле и Оксане за критику, похвалу и поддержку там, где это было нужно.

Первая часть: «В твое доверие. По рукоять».

В финальной части дилогии присутствуют сцены жестокости, убийств и насилия. Мораль персонажей не имеет ничего общего с моралью автора.

Все события и герои являются вымышленными.

Плейлист истории:

Телеграм-канал:

Пролог

Норд

Никогда не обращал внимания, как много всё-таки звёзд на небе. Кажутся бесконечно далекими, холодными, недосягаемыми. Чужими и отстраненными. Им нет дела до того, что происходит в других частях галактики. На других планетах. В других мирах… Я почувствовал зависть. Сейчас, лежа на мокром, прохладном песке без движения вот уже несколько часов кряду, я хотел стать одной из этих блеклых точек, которые не испытывают ничего. И лишь ждут своего часа. Чтобы нахрен взорваться и исчезнуть навсегда.

Первая ночь была промозглой и тёмной. Второе было на руку, ведь с вхождения пули в плечо навылет, я так и остался лежать там, где упал, старательно изображая мёртвого. Долгие часы в воде. Волнорезы и беспечность ублюдка Томми, его людей, – помогли дополнительно. На вашем месте, ребята, я бы лично захоронил труп врага, дабы точно исключить его восстание из мёртвых.

Я ведь восстал.

Мрак скрывал меня до тех пор, пока не пришёл в себя настолько, чтобы проплыть пару сотен футов вдоль берега под покровом ночи. Превозмогая невыносимую боль. Чёртов адреналин, мать его, творит удивительные вещи с организмом.

Неужто и утром за моим телом не послали бойцов?..

Томми или решил, что «труп» утонул, или оставил меня намеренно разлагаться невдалеке от волнорезов, как напоминание всем остальным.

Только вот…

Ошибочка вышла.

Последствия которой они будут расхлёбывать по полной программе.

Суки.

Готов поспорить – говнюк уже прибрал к рукам власть в «Тиррарии». А если нет, то это лишь вопрос времени. Как они объяснят Материку и остальным в Штабе мое исчезновение, было всё равно. Если за мной придут прочесывать степи Восточного, а после и джунгли Острова Бурь, куда я планировал добраться под воздействием полного охреневания и неведомых сил, я буду готов.

Встречу своих же собратьев с распростёртыми объятиями.

Первый час-другой у волнореза я не решался двигаться, скорее, от боли, нежели от настигшего меня осознания произошедшего. Рана от пули, хоть и прошедшей насквозь, причиняла нестерпимые ощущения, словно кожу постоянно жгли калёным железом. Голова кружилась. Губы потрескались и высохли из-за накатов морской воды и песка. Из отверстия, которое обжигало солью и которое я пока не мог осмотреть, редкими струями чувствовалось течение крови. Надеюсь, я потерял её не слишком много.

На меня ядовитым осадком медленно опускалось понимание того, что случилось. Уверен на двести процентов, что снайпером, который подстрелил меня, была Грейс. Не знаю, откуда, как, почему, но… Я просто был убеждён в этом. Я просто это знаю.

Эта мысль прибила меня к песку и краю волн окончательно и бесповоротно.

Мощнее предательства Макса, мощнее всего свершенного переворота.

Всё тело отказывалось функционировать, предпочитая быть распластанным тяжёлым грузом. Инстинкт самосохранения притупился настолько, что никакой силы воли не хватало на то, чтобы спрятаться. По крайне мере, сразу. Я просто лежал, действительно походя на труп со стороны. Вылези поблизости чужие – я бы и пальцем не пошевелил в свою защиту в первые часы.

Не узнавал самого себя. Внутри с громогласным треском что-то сломалось и продолжало обрушиваться, растаптывая меня вконец. Рот затапливало горечью с привкусом желчи. Каждую грёбаную минуту, когда я возвращался к своим размышлениям.

Меня, блять, раздирали отвратительные противоречия. Похлеще всяких пуль.

С одной стороны, хотелось верить, что эта дурная девчонка специально целилась так, чтобы не задеть меня всерьёз. Дать фору. Я прекрасно чувствовал направленные в спину дула автоматов снайперских групп разведки, пока гнался за Максом, которого в итоге упустил. Радовало, правда, что его подельника Сэма я всё же убил.

И если бы не Грейс, скорее всего, я в действительности уже был бы мёртв от чужой пущенной пули. Вряд ли снайперы ждали и наблюдали за разворачивающейся сценой просто так. Томми не упустил бы шанса прикончить меня оперативно и качественно.

Уверен… Это была она.

Но ведь могла и промазать – человеческий фактор никто не отменял. Ошибаются даже самые лучшие. На таком немалом расстоянии. Едва представив, что Грейс могла выстрелить ниже и правее, в сердце, я ощутил в глотке лёгкий страх. И холод.

С другой стороны…

А если она промазала не специально? Если действительно метила в сердце?..

Она нарушила моё требование, почти приказ ждать в апартаментах, ещё и осталась в компании рыжей – та и святого вовлечет в забастовку. Ринулась на Остров Бурь. Взяла в руки винтовку. И вот так, запросто выстрелила.

Часть меня, та самая гнилая, не доверяющая никому часть, ехидно шептала под холодный перезвон звёзд, что…

Грейс с самого начала могла быть не на моей стороне.

Что, если всё случившееся между нами за последние дни, – продуманный ею и Томом совместный план? Что, если она стреляла по его приказу – хладнокровно, без эмоций, не дрогнувшей рукой? Просто втиралась в моё доверие, вызывала эмоции, изображала влюбленную только лишь для того, чтобы усыпить бдительность?

Я когда-то предупреждал её…

«Доверие начинается с малого, Грейс. И я хочу знать, что тоже могу доверять тебе. Всегда.»

Поняла ли она это тогда по-настоящему или на свой страх и риск всё же пошла против меня? Моей веры в неё?

Блядство…

Между нами, кроме обоюдного непонятного, мутного ощущения на протяжении двух лет – лишь несколько приятных дней зарождающихся отношений, диких поцелуев и провокаций.

Восхитительный секс, вспоминая который, тело предательски реагировало и просило её рядом с собой. Даже в такую трудную минуту.

Мы знали друг друга так мало и невольно разделились так скоро. Интересно, как она? Как она на самом деле? Что с ней после случившегося? Оплакивает ли она мою смерть, не смея надеяться на иное? Или гнусной, предавшей меня тварью льнёт к Тому в его кабинете?

Чем дольше я прокручивал эти вопросы и мысли в голове, тем сильнее запутывался в чувствах. Медленно сходил с ума от охватывающей злости и неизвестности. Хотел рычать, представляя её фигуру в его объятиях. Боль в плече только усиливала ярость и боль душевную.

Во всяком случае, ясно следующее: того, что было раньше, уже не будет. Никто и ничто не будет прежним.

«Тиррария» будет полыхать в огне.

Мне же… Дан шанс – случайно или специально – выжить и что-то предпринять, чтобы изменить это.

Я не знаю, как поведу себя и что скажу Грейс, когда увижу её. В том, что наша встреча состоится, не было сомнений – в притупленном разуме крайне медленно, но всё же, зарождался план по возвращению обратно в Штаб. Я предан Островам и «Тиррарии», и ни один мудак, наподобие Тома, не в силах заставить меня уйти.

«Я теперь – твоя. То, что я должна буду уехать, не отменяет этого… Ничего не поменяется. И ведь… Не только я принадлежу тебе. Ты тоже никуда от меня не денешься…» – чёрт, Грейс, как же меня так угораздило с тобой…

С того злополучного дня в Центре сбора, когда ты так судорожно искала сыворотку, я не мог тебя забыть. Твоя слабость и упрямство с одной стороны раздражали меня, с другой – манили. Твои обескровленные губы, когда ты почти неживая лежала в коридоре, манили. Твои блядски мягкие светлые волосы, запечатленные в башке, манили. Всё в тебе тогда добивало меня, заставляя неосознанно желать сильнее.

Под воспалёнными веками отпечатки образов: Грейс улыбается мне. Опускает взгляд, смущаясь. Касается моей руки. Изредка дерзит. Выгибается от удовольствия, принимая меня в себя, и чертовски сладко стонет.

Эти картинки не вырвать, не сжечь, не уничтожить.

Они, скорее, уничтожат меня самого. Быстрее любого кинжала или огнестрела.

Я найду её.

Получу ответы на все вопросы и сомнения.

И после – с ней или без неё – я выстрою дальнейшие действия.

Глава 1. Тлеющий уголёк надежды

Через четыре дня после переворота в «Тиррарии»

Грейс

В камерах главной тюрьмы Материка жёсткие, неудобные матрасы. Никогда не думала, прожив столько лет до Островов и сама работая в Верховном суде, что когда-нибудь окажусь в одной из этих камер. И оценю весь дискомфорт собственным позвоночником. Как и отсутствие логики в системе правосудия.

Надо сказать, я не предполагала, что когда-либо в принципе вернусь на Материк. Скользнув безразличным взглядом по гладким белым стенам своего изолятора, я опустила его на незажившее бедро, отметив, что сквозь бинт снова начинает проступать пятно крови. Единственная помощь, которую мне оказали как заключенной, криво распоров для этого брючину, – извлекли пулю и перевязали ногу. Ни тебе регенерирующих сывороток, ни иных лекарств, ни постоянного наблюдения врача.

Ни даже новой одежды: после разрешенного короткого душа раз в два дня и перевязки, я переодевалась всё в ту же, в которой была, когда… Случилось непоправимое несколько дней назад на Восточном. Благо, хоть выдали белье – моё старое так и осталось клочком порванной ткани в апартаментах в Штабе. Кожа под тканью всё время зудела, призывая сменить опостылевшую форму.

Во всех лишениях, я уверена, можно спокойно «благодарить» Томаса, который тогда на форпосте, убедившись в моём произведенном выстреле, тут же оглушил меня рукоятью пистолета. И притащил на Материк.

Объявив соучастником преступления против системы и помощником предателя…

Я сглотнула. Отогнала от себя образ Норда. Удивительно, что Том не прикончил меня на полигоне, оставив всё на милость суда. Хотя… В его действиях можно было найти весомую причину – Томас стал единственным, полноправным командором «Тиррарии», и проявление тирании в казни без разбора явно не сыграло бы ему на руку. Не знаю, как к факту его воцарившегося правления отнеслись Острова, да и правительство Материка, но то, что ко мне не допускали почти никого и не предоставляли никакой информации, таблеток и одежды, говорило о его немалом влиянии.

Первые несколько часов после пробуждения в камере я чувствовала к Тому такую лютую ненависть, что почти могла нащупать её в воздухе вокруг себя. Благо, он не появлялся здесь, что позволило через день-два, взамен этого дикого чувства, успокоиться и ощутить лишь странное хладнокровие и желание отомстить. За Ким и Лэна, от которых не было вестей. За меня саму.

И за Норда…

Образ вновь проступил в памяти. Нет, я отказываюсь это контролировать. Едва упомянула вновь про себя его имя, как глаза сами стали наливаться слезами. Зубы столкнулись, чтобы не дать крику боли от потери вырваться в пустоту камеры.

Его губы словно до сих пор на моих. Его запах всё ещё вокруг, в каждой детали. Касания так же обжигают. А дерзкие фразы подчиняют своей властью. Он всё ещё как будто где-то здесь, лишь отошёл на пару часов и скоро вернётся.

Как и обещал…

Я точно знала, что, если Норд остался бы жив, уже дал бы о себе знать. И то, что каждый чёртов день не менялся и заканчивался для меня в удушающих рыданиях по нему, лишь ещё раз подтверждало факт того, что моя пуля всё-таки убила. Я была слишком самонадеянна…

Промазала. Впервые в своей карьере.

Мне всё равно на дальнейшую судьбу – казнят ли меня или заточат на годы… Плевать. Жизнь не имела смысла после совершенного, и я знала, что никто не придёт на помощь. Я отгоняла от себя воспоминание, где Уиллсон просто ушёл, оставив меня под дулом пистолета. И мне даже не хотелось представлять, что ужасного могло случиться с Ким и Лэном по пути на Материк… Вероятность того, что Шайло и Крис могли быть в курсе, что меня заперли здесь, тоже была крайне мала.

Я была одна.

Абсолютно одна.

Раз за разом я вытаскивала из кармана карту-ключ от квартиры Норда и ту самую, последнюю записку, которую он оставил мне утром: «Я скоро. Никуда не уходи». Бумага помялась и стала тоньше от постоянных слёз, градом катившихся на неё при каждом рассмотрении, но рука не поднималась выкинуть послание. Вновь и вновь вчитываясь в слова, я чувствовала странное подобие надежды, что Норд всё ещё мог вернуться; и стоило только убрать записку обратно в карман, как реальность с силой заново обрушивалась на меня.

Кое-как пристроившись спиной к холодной выбеленной стене, я подтянула к себе колени и уткнулась в них головой, обхватив руками. Мысли не давали покоя, а тоска по Норду добивала меня день за днём хуже смертоносного криптококка.

Я злилась на себя. На непослушание своему командору, который просил дождаться его в Штабе, но не менее того я злилась на него самого. Без какого-то четкого плана просто погнаться за Максом было верхом безумия в тех условиях. Почему я не остановила его? Почему не предложила другие варианты, через которые мы смогли бы добиться справедливости?

Вспоминая свой ступор и единственный вопрос «ты уверен, что…?», мне хотелось ударить себя чем-нибудь тяжелым.

Дура. Какая же я дура!

Мне с трудом удалось остановить новый поток, льющийся из глаз, и именно в этот момент дверь в камеру отворилась. Я обессиленно подняла голову, сквозь пелену рассмотрев в проёме фигуру, которую никак не ожидала ещё когда-либо увидеть в своей жизни.

Только не он…

Нет. Не сейчас.

Я неконтролируемо передернула плечами.

Поставив поднос с едой и какие-то бинты на стол у двери, Ричард Гамильтон, мой отец, прошёл внутрь, нерешительно остановившись в паре шагов от меня. Между нами установился долгий и напряжённый зрительный контакт, прежде чем нежданный гость первым нарушил молчание.

А я… Поразительно. Я впервые за долгие годы не почувствовала страха.

Лишь чистую. Лютую. Ненависть.

– Я принес тебе поесть и новую повязку, – за годы жизни на Островах я почти забыла, как звучит его голос.

Кое-как поднявшись с места, я продолжила немигающим взглядом смотреть на него. С невероятным желанием прикончить.

Отец выглядел так же, как и несколько лет назад, когда я ушла из дома, не прощаясь. Те же седые виски при темной шевелюре, те же жестокие голубые глаза с морщинками вокруг. Неизменная статная осанка и хмурое, сосредоточенное лицо – мне часто говорили раньше, что я больше похожа на отца. Только взгляд не такой. Но мне хотелось думать, что всё-таки внешностью я пошла в маму, которую, к сожалению, почти не помнила. Она рано ушла из жизни, оставив нас с ним одних.

Не знаю, послужило ли это причиной нарастающего с каждым годом деспотизма с его стороны по отношению ко мне, но сколько себя помнила, всё время думала о том, как поскорее уехать куда-нибудь подальше, прочь от Материка и Верховного суда, которому не соответствовала ни по каким параметрам. Благодаря его унижениям. Благодаря его побоям.

– Томас послал тебя? – хрипло и полуутвердительно спросила я, и не думая подходить к подносу.

Отец, ныне один из Главных судей системы, неопределенно повёл плечами, кивая в сторону тарелки.

Ни о каких тёплых объятиях или радости от встречи и речи быть не могло. Никаких долбаных «привет». Слишком долго он измывался надо мной, нанося удары за каждую провинность, за каждое отступление от мифических правил нашего дома; слишком больно, слишком страшно, чтобы теперь быть любезной. Чтобы забыть это так скоро и перечеркнуть прошлое навсегда. Возможно, именно из-за несчастливого детства и постоянных телесных наказаний я пришла в «Тиррарию» такой, какой меня знали. Присвоив мне «Тихоню» в первый же день. Пришла зажатой, пугливой, прячущей взор и слишком серьёзной. Возможно, именно поэтому рукопашные бои давались мне с трудом.

Не знаю.

Я никогда не думала всерьёз о возможных психологических травмах, которые унаследовала с собой во взрослую жизнь. Как бы периодически ни обращалась к специалисту еще на Материке.

Не получив внятного ответа от моего неприятного гостя, я тихо добавила, наблюдая, как отец избегает смотреть в глаза:

– Послал лучшего своего палача… Знал, на что давить.

– Не говори так… – наконец, он встрепенулся, сконцентрировав внимание на мне после услышанного. Сделав шаг в мою сторону, Ричард Гамильтон добавил требовательным тоном, пресекая любые попытки даже намекнуть на его бесчинства в прошлом: – В любом случае, будет суд, Грейс, который…

– Суд ничего не изменит, – озлобленно выдохнула я, перебив его, и стремительно схватила с подноса свежие бинты – нога начинала ныть и кровоточить сильнее.

Потоптавшись на месте, отец отвернулся, дав мне возможность снова перевязать увечье, и пока я дрожавшими пальцами пыталась сделать последний узел на бинтах, он продолжил более уверенным тоном, в котором я начала узнавать его настоящего. А то в первые минуты даже показалось, что он искренне сожалеет обо всём. И сожалеет о том, что я в тюрьме.

– Верховный суд вынесет тот приговор, который будет справедливым в твоей ситуации. В конце концов, ты обладала информацией, которая привела к перевороту в «Тиррарии». Ты не донесла её до уполномоченных лиц.

Меня чуть не стошнило от его официальных формулировок. Резко развернувшись к стоявшему ко мне уже вполоборота отцу, я в ярости буквально выплюнула следующие слова:

– Ты ничего, слышишь, абсолютно ничего не знаешь! Все вокруг верят в чушь, предоставленную Томасом! Он и Макс были заодно, и очернили Норда так быстро, что мы просто не успели ничего предпринять, чтобы правда всплыла на поверхность! У нас были доказательства!

Я вовремя осеклась и перевела дух. Не зная, в каком сейчас состоянии Ким и Лэн, я не могла сказать больше, чтобы не подставить их, ведь вся информация была у них на руках. Надеюсь на это. Ричард же осуждающе фыркнул, совершенно не желая и не пытаясь вникнуть в мои разъярённые, пламенные речи:

– Печально осознавать, что ты мало того, что сбежала и стала солдатом, так еще и связалась не с тем человеком! Стала пособницей преступника! И продолжаешь защищать Эммерсона даже после смерти!

Я швырнула в его сторону старые окровавленные бинты, на повышенных тонах почти переходя в истерику:

– Не смей говорить так о Норде! Он не виновен! Вся эта ситуация была создана Максом и Сэмом, чтобы устроить революцию на Островах! У вас под носом!

– В любом случае, его больше нет, – слова, отчеканенные злым и твердым тоном отца, вновь выбили почву из-под моих ног, словно о смерти Норда я узнала только что: – И отвечать за всё лишь тебе, как его самому… близкому союзнику.

Ричард на секунду-другую внимательно вгляделся в меня и после почти шепотом пробормотал:

– Не могу поверить, Грейс, что ты уехала на Острова, и вот так доверилась, отдалась мужчине, который даже не смог тебя защитить. Где было твоё благоразумие? О чём ты только думала?..

Дополнительно анализировать его слова и углубляться в них не было смысла – и так было ясно, что он в курсе всех событий и моих отношений с Нордом. Благодаря Тому.

Сил на то, чтобы спорить и продолжать отстаивать правду перед «глухим» ко всему человеком, не осталось, и я лишь горько усмехнулась, одарив отца максимально ненавистным и презрительным взглядом:

– Благоразумие, выбитое твоими кулаками, осталось на Материке, папа… А теперь уходи. Уходи и никогда больше не возвращайся.

Всего лишь на миг, на краткий, но одновременно такой бесконечно долгий миг, мне показалось, что он либо грубо оскорбит, либо снова, как когда-то, ударит меня в ответ. Но рука отца дрогнула, так и не поднявшись. Он, лишь сгорбившись, молча развернулся и захлопнул за собой дверь, покинув камеру.

Тупая боль в бедре и застывшая кольями в глотке ярость выплеснулись в очередные слёзы, которые я была не в силах сдержать. Чувствуя себя растоптанной и уничтоженной, забралась на узкую койку и легла в позе эмбриона, поджав к себе ноги.

Я благодарна отцу, несмотря ни на что. Ведь если бы не он и не его методы воспитания, я, возможно, так и осталась бы на Материке. И никогда не встретила бы друзей, не познала бы боль тренировок и настоящих боевых действий, не вкусила бы «Тиррарии». Не попыталась бы обрести себя и не узнала бы о своих скрытых талантах.

И никогда бы не встретила его.

Мне не хватало Норда до сдавливающих ощущений в груди, до рваного дыхания. Я бы отдала сейчас всё, лишь бы увидеть его вновь. Обнять сильное тело, коснуться тёплых губ долгим поцелуем, а пальцами – его шрамов на брови… Сказать те самые важные, сбивчивые слова, которые выразят мои эмоции, зарыться ладонью в темно-русые пряди волос… И больше никогда не отпускать.

Я так и уснула, не переставая думать о нём. О том, что произошло с нами, с «Тиррарией», с Ким и Лэном, о визите отца… Догадываясь, что в очередном неспокойном сне Норд снова посетит меня.

Глава 2. Вновь в мире живых

Спустя семь дней после переворота в «Тиррарии»

Уиллсон

На северный форпост надвигались холодные сумерки. Остров Бурь всегда славился непогодой, но сегодня небеса грохотали так, что их наверняка слышали на Материке. Я, прищурившись, смотрел вдаль. Пытался разглядеть в границе облаков, стелящихся по земле, знакомую фигуру. Минут через десять приближающейся точкой возник силуэт одного из моих бойцов. Рэнделл.

Выпрямившись по струнке, он отсалютовал в знак приветствия и негромко сказал, попутно озираясь по сторонам:

– Докладывать здесь, сэр?

Проследовав за его взглядом и убедившись, что рядом никого нет, я коротко кивнул.

– Субъекты, о которых вы просили уточнить, на данный момент находятся за решетками на нижних этажах Штаба, сэр, – на тех же низких интонациях продолжил боец.

– Карцеры… Чёрт… – еле слышно выругался я, надеясь получить совсем другую информацию.

– Их ожидает трибунал.

Как бы странно ни звучало: если бы Ким и командор Лэндон Уайт оказались на Материке или же в камерах дознания на нашем полигоне, вытащить их оттуда было бы намного проще, чем из Штаба. Куда Том успел их переправить за эти дни.

Я на мгновение задумался, смотря мимо Рэнделла всё так же вдаль, но уже в сторону моря. Дабы перебрать в голове мысли, ставшие привычными за эти дни наступивших перемен на Островах. Огромным плюсом было то, что я изначально не знал ничего о ситуации, которая коснулась командора Эммерсона и Грейс – из-за этого Том отчасти продолжил доверять мне; не менее огромным плюсом являлось то, что он направил меня на северный форпост к лесополосе, что развязывало руки и позволяло исподтишка начать собственное расследование. Сюда Томас приходил редко. Несмотря на длительную службу под его руководством, я хотел докопаться до истины, не веря в причастность всей этой моей честнóй команды к перевороту.

Перед глазами до сих пор стояло перекошенное от ужаса плачущее лицо одной из моих лучших снайперов и направленный на неё пистолет Тома. Направленный пистолет на меня. Выглядел наш командор… Да и вёл себя тогда явно не так, как человек добрый, милосердный и ратующий за справедливость. Думаю, это и стало главной причиной моей ссылки Томом к лесополосе без объяснений, ведь лишние свидетели в постоянстве рядом ни к чему.

Я должен разобраться во всём этом дерьме. Просто хотя бы потому, что две мои непутевые девочки, которых втайне любил, как дочерей, оказались в эпицентре громкой заварухи.

О Грейс я узнал всё сразу же, пока никак не придумав план по её освобождению из-под натиска Верховного суда в союзе с нынешним единовластвующим командором. Мне больно осознавать, что тот мой жест на форпосте, мой уход она, скорее всего, восприняла, как некое предательство. Самая главная причина, которая послужила такому решению, – желание переждать, чтобы после иметь возможность помочь Грейс.

Надеюсь, она поймёт и простит, когда при встрече я всё объясню. В наступлении встречи как таковой я не сомневался, ибо не собирался сдаваться так быстро, бездумно принимая правила игры новоиспеченного Главного командора Томаса.

– Что насчёт деталей? – вкрадчиво спросил я, отвлекаясь от мыслей, и перевёл взгляд на своего снайпера.