Вейкане

– Эй, ты чего застрял? – голос старосты вернул его из далекой пустыни обратно.

Лесовичок поспешил за товарищами, которые ждали его у входа в учебный класс.

Ребята зашли в аудиторию. К счастью, министра еще не было. Лауль, Вишке и Мила сидели за партами.

– Мы уж думали, вы не придете, – сказал Лауль, пока остальные садились на свои места.

Йорги собирался что-то ответить, но в этот момент дверь аудитории с грохотом открылась, и в проеме появился ОН – доверенный Его Величества по вопросам образования господин Пелькс. Чрезвычайно высокий, в черном пальто, он передвигался по аудитории словно цапля. Его серое вытянутое лицо с аккуратно посаженными черными глазами, которые, казалось, никогда не моргают, и впалыми щеками было строгим и суровым. Из-под острого крючковатого носа торчали редкие, как у кота, усы. Длинные, такого же серого цвета, как и лицо, волосы спадали до плеч. Костлявыми пальцами правой руки Пелькс крепко сжимал портфель, левой он опирался на деревянную трость с серебряным набалдашником, на котором красовался королевский вензель. У ребят с первого взгляда не возникло никаких сомнений в том, что господин министр – горебука…

Стоит сказать несколько слов о том, кто такие горебуки.

Давным-давно их было очень много. Горебуки населяли луга и поля, горы и леса, их водяные мельницы стояли вдоль рек и мололи муку, корабли с перламутрового цвета парусами бороздили моря, а тракты были заполнены вычурными экипажами и грузовыми повозками со множеством самого разнообразного товара. Их страна процветала, а столица – Горебукия Сияющая, стоявшая по двум берегам Шумной реки, – была самым прекрасным городом на свете. Изумительные дворцы, величественные монументы, дороги из чистого мрамора, фонтаны высотой в десятки футов, парки с экзотическими цветами и растениями со всего мира – все это в избытке было в чудесном городе. Горебуки всегда работали сообща, были трудолюбивыми, честными и заботились друг о друге. Но шло время.

Молодые поколения уже не хотели трудиться, будучи с самого рождения обеспечены всем необходимым. Они стали высокомерными по отношению к другим народам, которые не могли себе позволить жить так богато, постоянно поучали их и насмехались над ними. Беззаботная, сытая жизнь и привычка к роскоши привели к тому, что горебуки стали бояться потерять даже самое малое из того, что имели. Они перестали помогать друг другу, потому что раздражались от всего, что могло хоть немного их потревожить. Отвыкли ходить друг к другу в гости, петь вместе песни и встречать праздники. Родители перестали уделять время детям, а дети слушать старших. И, в конце концов, все жители страны перестали общаться друг с другом. Каждый хотел поселиться как можно дальше от других, чтобы не приходилось здороваться с соседями. Даже когда горебуке нужно было что-то купить, он лишь молча показывал рукой на товар, не произнося ни слова. Раньше у горебук были большие и дружные семьи, теперь же никто не мог ужиться под одной крышей и все жили поодиночке. Маленькие горебукята не рождались, а старики постепенно умирали. Жителей в стране становилось все меньше, и наступил день, когда их королевство угасло. Нет, оно не распалось, оно растворилось, исчезло, как дым на ветру.

Мельницы не мололи, пароходы не гудели, двери и окна не хлопали. Тишина, ветер и дикие сорные травы на том месте, где когда-то стояли города. Прекрасная столица пришла в запустение, стены покосились, крыши провалились, а улицы заросли бурьяном и деревьями. Лишь изредка жители окрестных деревень в яркие солнечные дни видели далекий отблеск золотых куполов некогда величественных дворцов.

Тем, кто остался, чтобы как-то обеспечивать себя (а запросы у горебук не уменьшались, несмотря ни на что), приходилось устраиваться на службу к другим народам, и от этого горебуки становились еще более сварливыми.

Вейкане никогда раньше не видел горебук, но ему рассказывали, что когда-то давно в их городе жил один жестянщик. Конечно же, он терпеть не мог лесовичков, особенно их смех и бесконечные «Доброе утро!» и «Как поживаете?» – и, не выдержав, перебрался в овраг за городом. Но и там его постоянно что-то раздражало, в итоге он собрал свои вещи и уехал, а куда – никто не знает. Одни поговаривали, что в столицу, а другие, мол, за границу. В любом случае, если Вейкане когда-то и представлял, как бы мог выглядеть горебука, то господин Пелькс был абсолютным воплощением этого образа.

Министр, звонко цокая каблуками, прошел на середину кафедры и неприветливо осмотрел лесовичков.

– Моя фамилия Пелькс. Уполномочен Его Величеством вести вашу подготовку к сдаче Королевского экзамена. Вы можете обращаться ко мне «господин Пелькс», «господин министр» или «сэр». Иного я не приемлю. Экзамен сдадут лишь те, кто по всем параметрам достоин высокого звания студента Королевского Университета. Остальные навсегда покинут его территорию.

Пелькс внимательно вглядывался в мордочки юных лесовичков, пытаясь проникнуть в их сознание и остаться там навсегда в виде страшного воспоминания об их первой встрече. От всего происходящего – ветра за окном, скрипа лакированных туфель куратора по натертому паркету, постукивания трости об пол, и самое главное – от этого холодного, не обещающего ничего хорошего взгляда – юным абитуриентам, да и старосте тоже, стало не по себе.

Пелькс аккуратно поставил портфель на стол, ловким движением жестких пальцев открыл защелки и извлек серую папку с бумагами, на которой большими буквами красовалась надпись: «ЛИЧНОЕ ДЕЛО».

– Пройдемся по списку.

Министр достал из папки первый лист.

– Лауль из Твержди-на-Взморье, – сказал Пелькс и, словно парящий над загоном с цыплятами коршун, стал осматривать сидящих в аудитории ребят.

– Это я, – ответил Лауль, подняв лапу.

– Ког-да я на-зы-ва-ю чье-то имя, – сквозь зубы процедил куратор, растягивая каждое слово. – Нужно… встать! – рявкнул он и ударил ладонью по столу.

Из лап Йорги от неожиданности, словно стрела из арбалета, вылетел карандаш, который он нервно теребил до этого. Пелькс тут же метнул в его сторону испепеляющий взгляд, но Йорги замер будто каменное изваяние и, кажется, даже не дышал.

– Просите, сэр, – Лауль медленно встал со своего места.

– Итак, вы собираетесь поступать на факультет Искусств, музыкальное отделение, – прочитал Пелькс анкету. – Самый бесполезный факультет, как будто Королевству никто больше не требуется, кроме лицедеев. Впрочем, если вы предпочли бренчание на гитаре нормальной профессии, ждать чего-то большего и не стоит, садитесь!

Министр презрительно посмотрел на Лауля и взял следующий лист из папки, а лесовичок стал мрачнее тучи и что-то недовольно буркнул сидевшему рядом Вишке.

– Мила из Мерилинна, – продолжил уполномоченный Его Величества.

– Я, господин министр, – звонко сказала Мила, вытянувшись, словно струна.

– Вы выбрали факультет Бескорыстных Лекарей. Сомневаюсь, что столь физически сложная работа, во время которой вам порой придется трудиться двадцать четыре часа в сутки без сна и отдыха, пожертвовав всем своим свободным временем и личными интересами, будет под силу изнеженной столичной девочке. Подумайте, стоило ли позорить славный Мерилинн приездом сюда, ведь экзамен вам все равно не сдать.

Вейкане видел, как большие голубые глаза Милы стали влажными.

– Я могу садиться? – с трудом сдерживая слезы, спросила она.

– Да, – равнодушно ответил Пелькс, уткнувшись в следующий лист.

– Йорги из Горно…

– Яяя! – закричал на всю аудиторию Йорги, при этом он чуть не опрокинул парту, слишком резко вскочив с места.

Пелькс оторвал взгляд от бумаги и уставился на лесовичка. Зубы скрипели, желваки вздувались с невероятной скоростью, а лицо министра стало менять цвет от бледно-серого к темно-красному. Куратор багровел от злости, а Йорги от переживаний, что свалял дурака, не дав ему договорить. Два красных помидора молча смотрели друг на друга.

– После первого семестра, – снова, словно змея, сквозь зубы прошипел Пелькс, – все первокурсники по традиции встречаются с Его Величеством в Карольхоме. И чтобы я допустил до встречи с королем студента, который не знает самых элементарных правил этикета?! Да никогда!

С каждым новым словом громкость министра увеличивалась, и последнюю фразу слышали даже в соседнем здании библиотеки, и это при том, что стены в университете имели толщину в полтора метра и были сложены из гранитных глыб, добытых из недр Серебряных гор. По крайней мере, библиотекарь, тетушка Мерсис, строго следившая за дисциплиной в читальном зале, оторвалась на мгновение от вышивания и взглядом стала искать возможного нарушителя тишины.

Йорги продолжал краснеть еще больше, хотя казалось, что более красным лесовичок по природе просто быть не может. В конце концов он сел на свое место и угрюмо уставился в парту, так и просидев до конца собрания. Пелькс продолжал.

– Вишке из города Северный Путь.

Лесовичок вальяжно поднялся. Складывалось впечатление, что Вишке был единственным, кого поведение министра абсолютно не впечатляло. Он спокойно смотрел на Пелькса.

Министр с недоумением изучал бумагу, на которой была представлена информация про лесовичка.

– Странно, – сказал куратор. – Здесь не написано, куда вы подали заявку.

– А я еще не решил, – ответил Вишке. – Может, пойду на факультет Ободряющих Речей. Языком болтать – не поле пахать. Болтнул – отдохнул, – Вишке ухмыльнулся.

Пелькс очумело смотрел на лесовичка, искренне поражаясь такой дерзости. Однако уполномоченный Его Величества быстро взял себя в руки, и всем находившимся в аудитории пришлось выслушать целую лекцию на тему, какой же бестолочью нужно быть, чтобы ехать в лучшее учебное заведение королевства и при этом не выбрать факультет для поступления и даже не удосужиться поинтересоваться тонкостями каждого ремесла.

– Болтать – не пахать?! – вопил министр. – Да вы хоть представляете, какой это труд, подобрать нужные слова, чтобы подбодрить кого бы то ни было в сложной ситуации! Сколько знаний и жизненного опыта нужно для этого иметь! У вас что, тыква вместо головы? Так вам тогда на овощной рынок надо идти, а не в университет. Хотя от настоящей тыквы проку и то больше будет, чем от вас.

Лесовички еще долго слушали речь о преимуществах тыквы в сравнении с нерадивым студентом, но наконец Пелькс выдохся и закончил свою тираду угрожающей фразой:

– Я вас даже до экзамена не допущу. Университету нужны студенты, которые знают, что они здесь делают. А тратить на вас свое время и время преподавателей я не позволю.

В отличие от Йорги, Вишке не краснел. Напротив, он очень стойко выслушивал гневную тираду министра, но в его взгляде таилось что-то нехорошее. Вейкане это заметил, и ему стало почему-то очень грустно.

Пелькс взял последний лист из папки. Очередь дошла до Вейкане. Собравшись с духом, он ждал, когда куратор произнесет его имя, и, дождавшись, решительно встал со своего места.

– Вейкане из Лесных Трав, вы собираетесь поступить на факультет Любви и Милосердия. Вы понимаете, что это особый факультет нашего университета?

– Да, сэр, – ответил Вейкане.

– Вы знаете, что его заканчивали лучшие умы государства?

– Да, сэр, – стараясь не волноваться, отвечал лесовичок.

– И вы, приехав сюда из какого-то захолустья, действительно рассчитываете получить диплом по этой сложнейшей специальности?

– Я знаю, что это самый сложный факультет, господин министр, и я понимаю, что для выбравших его на экзамене будут особые требования. Я сам до сих пор с трудом верю, что стою здесь в надежде поступить. Но моя мечта – посвятить жизнь делам любви и добра – привела меня сюда, и я сделаю все, что в моих силах.

Возможно, куратор проникся вдохновенной речью лесовичка, возможно, и это больше похоже на правду, просто устал после долгих нотаций, но Вейкане он ничего не ответил.

– Собрание окончено, – сказал Пелькс. – С сегодняшнего дня начинается ваша подготовка к Королевскому экзамену. Каждый день мы будем встречаться на лекциях. Хотя, судя по сегодняшней встрече, мало кому это поможет. Первая лекция состоится завтра в это же время. На сегодня вы свободны… Староста! – рявкнул министр.

– Да, сэр, я здесь, – Вятнемс вскочил как ошпаренный.

– Объясни своим подопечным, что выходить из аудитории я разрешаю после того, как затихнут мои шаги.

– Хорошо, сэр. Я понял, сэр. Все скажу, сэр.

– Довольно, – Пелькс пренебрежительно махнул рукой, останавливая старосту.

Министр медленно и педантично сложил бумаги обратно в папку. Звонко щелкнули замки на портфеле. Вновь раздались стук каблуков и удары трости о паркет. Перед выходом Пелькс еще раз хищным взглядом окинул лесовичков, после чего громко хлопнул за собой дверью, как бы говоря: «Я здесь главный».

Ребята сидели не шевелясь, в полной тишине.

– И что это сейчас было? – с недоумением спросил Лауль, нарушив молчание, но ему никто не ответил, каждый погрузился в свои мысли.

Вятнемс был обескуражен не меньше остальных. Его воображение во всех красках рисовало в голове картину, как он отчитывается в ректорате по поводу того, что ни один абитуриент из доверенной ему группы так и не поступил в университет. Мила уже не могла сдержать слез и тихо плакала, закрыв лапками лицо. Вейкане хотел сказать ей что-то в утешение, но так и не смог подобрать подходящих слов, отметив про себя, что Пелькс был абсолютно прав, говоря о том, как на самом деле сложно кого-то подбодрить. Йорги так и продолжал сидеть, тупо уставившись перед собой. И лишь Вишке, насвистывая веселую мелодию под нос, первым стал собираться на выход. Спустя несколько мгновений остальные ребята последовали его примеру.

Глава 4. А не выпить ли нам горячего шоколада?

Всю следующую неделю лесовички провели за подготовкой к экзамену. Каждое утро они посещали лекции господина Пелькса, где помимо необходимого учебного материала получали хорошую порцию гадостей в свой адрес. Особенно доставалось Йорги и Вишке. Но если Йорги ограничивался тем, что покорно выслушивал тирады министра и постоянно краснел (впрочем, уже не так сильно, как на первом собрании), то Вишке смотрел на куратора полным презрения взглядом и один раз даже, не сдержавшись, бросил язвительную фразу в ответ.

– И зарубите себе на носу, – заканчивал Пелькс очередное нравоучение, подняв с места Вишке, но обращаясь, скорее, ко всем, – университет не потерпит бездарей в своих рядах. Одна заваленная сессия, одна несданная курсовая работа – и вылетите как пробка отсюда! С болванами нянчиться здесь не будут, отчислят, и никто назад не вернет.

– Вас-то вернули, – сказал Вишке вполголоса, опустив голову.

Пелькс, услышав это, сначала обомлел, не веря ушам, и даже поковырялся в одном из них своим кривым длинным пальцем. Но посмотрев на Вишке, который продолжал стоять как ни в чем не бывало, разглядывая парту, и при этом с трудом сдерживал ехидную ухмылку, пришел в такую ярость, что от его крика в аудитории треснуло окно. В итоге он запретил Вишке появляться на лекциях и посоветовал немедленно собирать чемоданы домой. Однако лесовичок не очень-то и переживал. Он единственный из всей компании абсолютно не готовился к экзамену.

– Если такие типы, как Пелькс, принимают вступительные экзамены в Университет Доб-ра, – говорил он, ехидничая, – не сложно представить, чему здесь могут научить.

– Но Пелькс даже не преподаватель, просто какой-то фрукт из министерства, – пытался спорить Йорги во время их совместного обеда в университетском обеденном зале, куда ребятам Вятнемс выписал в ректорате пропуск на время их подготовки.

– Ерунда, – отмахнулся Вишке, и кусок семги соскочил с его вилки, пролетев над ухом Милы, которая уже собиралась уходить. – Мы только переступили порог якобы лучшего учебного заведения страны и что увидели? Самодура, на которого нет управы. По какому праву он не допустил меня до лекций? Просто потому, что ему не понравилось, что я сказал? Какое это вообще имеет отношение к моим знаниям предметов?

– Это неуважение к старшим, здесь такое не поощряют, – заметил Вейкане.

– Разве тот, кто спрашивает на экзамене про любовь и милосердие, не должен хоть немного сам соответствовать своим требованиям? – Вишке сделал вид, что не услышал его.

Йорги хотел что-то ответить, но положил в рот слишком большой кусок отбивной, поэтому получилось бессвязное мычание, Вишке его перебил:

– Нет, Йорги, ты меня не убедишь, можешь не стараться. Все они одинаковые – сплошные лицемеры. Не думаю, что стоит тратить время на учебу здесь, есть более полезные занятия.

– Но ректор разрешил тебе перенести поступление, когда заболела твоя мама, разве это не пример добра? – спросил Йорги, наконец проглотив кусок мяса.

– Вот именно, разрешение сдавать экзамен я получил не от Пелькса, и он не имеет никакого права мне что-то запрещать. Так что на вступительные испытания я приду, мне есть, что сказать этой ходуле с манией величия. А на счет ректора… разрешить-то он разрешил, только с таким куратором это больше похоже на насмешку. Ты же сам слышал, что говорил Вятнемс: Пелькса вернули в университет специально для подготовки нашей группы.

После обеда ребята разошлись каждый по своим делам.

Вишке проводил свободное время как угодно, но только не за учебой. Гулял с первокурсницами, играл с факультетской командой в летающую тарелку и, конечно же, катался на велосипеде. Он мог взять велик и уехать на целый день в горы, возвращаясь далеко за полночь. Вишке нашел давно забытые и заросшие тропы, которые вели на университетскую территорию через лес, в обход главных ворот, и чувствовал себя абсолютно свободным.

Предложения Милы и Вейкане попытаться помириться с министром и уж тем более принести извинения, чтобы иметь возможность вернуться на лекции, он даже не стал слушать. Больше его убедить не пытались, да и времени на это у лесовичков не было. Все усердно готовились к экзамену и терпели ежедневные выходки злобного куратора.

Мила все время проводила в библиотеке за книжками, к концу недели даже перестала ходить на обед с остальными. Лауль постоянно упражнялся играть на всевозможных музыкальных инструментах, которые ему разрешили брать в музыкальных классах для тренировки, некоторые из них Вейкане видел впервые. Сам он, как и Йорги, тоже старался не отставать, хотя и не проявлял такого рвения, как Мила. Ребята спокойно могли позволить себе часок-другой провести за чашечкой кофе, обсуждая философские вопросы.

– Вот скажи мне, Йорги, ты когда-нибудь задумывался на тему мурашек? – поинтересовался у товарища Вейкане в один из таких перерывов.

– А что о них думать, мурашки у всех одинаковые, – отвечал Йорги, прихлебывая горячий напиток.

– Не соглашусь, – возразил Вейкане. – Мурашки у каждого свои собственные. И появляются они не абы когда, а только во время очень волнительных моментов. Но как они узнают, что нужно появиться именно в этот момент?

– Кто знает, возможно, есть одна мурашка-разведчик, которая сидит в засаде, а мы ее не замечаем, потому что она маленькая и хорошо маскируется, и когда происходит что-то важное, тут же подает сигнал другим мурашкам.

– Я думаю, что твоя теория имеет место быть, – с задумчивым видом произнес Вейкане, делая глоток. – По крайней мере, я не слышал, чтобы наука это опровергала.

– Надеюсь, во время учебы нам расскажут правильную версию. Как думаешь, у нас будет мурашкология? – спросил Йорги, допивая кофе.

– Вот если поступим, узнаем, – сказал Вейкане.

– Не «если поступим», а «когда поступим», – подмигнул Йорги, и ребята вернулись к учебникам, проведя за ними полночи.

В субботу состоялась последняя и самая длинная подготовительная лекция. Пелькс превзошел себя. Учитывая, что Вишке был персоной нежелательной, Йорги досталось больше всех. Хотя в этот раз министр не обошел вниманием никого. Закончил куратор ободряющей фразой:

– Курс лекций завершен, завтра вы свободны, а в понедельник состоится экзамен. Советую запомнить этот день, потому что для вас он скорее всего станет последним в стенах университета.

С довольным видом (насколько может быть довольным горебука) и чувством выполненного долга он надел шляпу и покинул класс. Ребята все как один выдохнули.

Воскресный день они решили провести спокойно и хотя бы ненадолго забыть про учебу. Даже Мила, которую всю неделю невозможно было оторвать от учебников, согласилась с тем, что выучить что-то новое накануне экзамена уже невозможно, а набраться сил и освежить голову перед таким важным событием непременно нужно.

Днем ребята отдыхали в своих комнатах. После трудной бессонной недели, ничегонеделание казалось лучшим занятием. Но лесовички по природе своей не могут долго бездельничать, поэтому они заранее договорились на совместную вечернюю прогулку. Ради такого события Вишке даже пораньше вернулся с очередного велопутешествия.

На улице темнело. В горах солнце садится быстро, особенно во второй половине года. Ребята гуляли по центральному парку, где уже зажглись ночные огни. Парк занимал большую территорию, раскинувшись в южной части университетского городка. Сквозь него тянулась вымощенная брусчаткой кипарисовая аллея, по которой ежедневно гуляли студенты и преподаватели. Вдоль всей дороги по обе стороны стояли красивые скамейки с изящными резными спинками, фонарные столбы с масляными светильниками, но особенной аллею делали многовековые деревья, которые, подобно верным стражам, становились в длинную шеренгу, отдавая честь гуляющим. В середине парка располагалась круглая площадь, ее главной достопримечательностью был большой каскадный фонтан, выложенный белым камнем. Со всех сторон его украшали мраморные статуи, каждая из которых олицетворяла науку, преподаваемую в университете. Самой величественной была статуя Любви и Милосердия. Вейкане сразу обратил на нее внимание и долго не мог оторвать взгляд. Прекрасная девушка в палантине распростерла свое покрывало над земным шаром и с нежностью смотрела на него. Внизу на пьедестале красовалась надпись – «Любовь есть спасение мира».

Вейкане любовался памятником, пока его не окликнул Йорги:

– Дружище, чего ты там застрял, иди сюда, мы купили мороженое!

Несмотря на прохладный вечер, ребята уплетали пломбир за обе щеки. Вейкане с радостью присоединился.

– Вкусное, – сказал он, попробовав.

– Неплохое, но взморское лучше, – выступил в качестве эксперта Лауль. – Особенно облепиховое.

– Даже такое бывает? – удивился Вейкане.

– Надо тебе в Горноцветы съездить, там какого только мороженого не бывает! У нас в горах полгода зима, и снег лежит: что на улице оставил на ночь, из того мороженое и получилось, – засмеялся Йорги.

Эстетские чувства Лауля были задеты, но он промолчал.

Покончив с мороженым, компания уже собиралась возвращаться домой, но вдруг Мила кого-то заметила и сказала:

– Смотрите! Это же Вечкан Смузя – ректор нашего университета! Я видела его портрет в читальном зале.

И действительно, навстречу ребятам шел пожилой лесовичок маленького роста: на его голове красовался высокий черный цилиндр, шею окутывал серый клетчатый шарф, а длинное пальто было расстегнуто и развевалось на ветру. Будучи в преклонных годах, он тем не менее шел вполне бодрой и энергичной походкой. Профессор весело размахивал тростью и напевал под нос какую-то очень старую мелодию, которую лесовички последний раз слышали еще в далеком детстве. На морщинистой мордашке была улыбка, какая бывает у стариков не сварливых, но проживших счастливую, пусть и непростую жизнь; его добрые глаза почти полностью скрывались за густыми седыми бровями, а на круглом, словно теннисный мячик, носу были надеты очки с большими толстыми линзами. Все это, вкупе с полным отеческой любви взглядом, придавало профессору очень добродушный вид. Вейкане слышал из рассказа старосты, что ректор строг во всем, что касается учебы, но при этом в жизни очень добрый и отзывчивый.

– Здравствуйте, профессор! – хором закричали ребята.

– Здравствуйте, здравствуйте, – ответил ректор и, подойдя поближе, воскликнул: – О, кажется, это наши будущие студенты, если я не ошибаюсь? Господин Пелькс мне о вас рассказывал.

Ребята многозначительно переглянулись.

– Очень рад видеть вас накануне экзамена в хорошем расположении духа. Как вам в нашем скромном заведении? – продолжил Смузя.

– Это самое чудесное место на свете! – восторженно ответила Мила. – Здесь так здорово, так здорово! А какая библиотека, это невероятно!

– А сколько удивительного вас ждет впереди, во время учебы! – довольно сказал профессор. – Кстати, раз уж вы мне повстречались в этот замечательный воскресный вечер, не составите ли компанию? Я собираюсь перед сном заглянуть в одно местечко недалеко от парка. Заодно расскажете, чем живет нынче молодежь.

Ребята растерялись, ведь они совершенно не ожидали такого приглашения, тем более уже собирались возвращаться в свои комнаты, чтобы как следует выспаться перед экзаменом, но отказаться от предложения ректора не могли.