Безумные рубиновые очерки

– Чёрт её знает. Вполне возможно, что это пустышка. Так, полумагическая игрушка, выращенная в какой-нибудь подпольной лаборатории.

– А может, эта штука стоит целое состояние, – задумчиво сказал я. – Тогда можно понять, почему девчонку решили убрать. И не факт, что цыгане. А что говорит её отец?

Дастин вздохнул.

– Сказал, что никогда не обращал внимания, что она там надевает. Мол, у неё таких побрякушек было пруд пруди. Всё, пошёл отсюда, – резко сказал Дастин, точно очнувшись. – Увидит кто, будут вопросы. А я не люблю, когда мне задают вопросы, потому что это моя работа.

Я хмыкнул.

– Я загляну завтра?

– Надо будет предупредить Файнс, чтобы не пропускала тебя даже за деньги.

– К часу управишься?

– Не знаю, всё зависит от того, как пойдёт наш разговор. Мне ещё надо составить запрос на распечатку звонков.

Осталось последнее, что я от него хотел. Я скрестил пальцы.

– Можно, мы напишем об этом сегодня? Ну, про камень и всё остальное? С официальными комментариями? Кроме домыслов о цыганах?

Дастин посмотрел на меня задумчиво, как родитель, решающий, отпустить ребёнка на вечернюю дискотеку или заставить делать уроки.

– Только не трогайте папашу, – сказал он, наконец. – Эти идиоты из «Хайварс» и так подняли лишний шум.

– Йес!

– А теперь убирайся, у меня кончился перерыв.

Мы попрощались. Правда, далеко я не ушёл: вспомнил, что оставил коммуникатор у него на столе. Мысленно прокрутив сцену, где Дастин даже не прикоснулся к нему, чтобы проверить, идёт ли запись, я улыбнулся.

– Плохая примета, – буркнул он мне напоследок.

Что ж, у меня на руках было не так много карт. Я скинул Хитер информацию, которую узнал от Дастина (то есть, практически ничего нового, зато теперь это официально наша информация, а не списанная с чужих страниц) и подумал, что делать дальше. Я определённо загорелся этой историей. Особенно меня заинтересовал папаша. Я дал себе слово, что непременно поговорю с ним. Осталось понять, как именно это сделать.

Мысль, как всегда, посетила неожиданно. Что может вдохновить сильнее, чем очаровательная мордашка? Древние об этом знали наверняка, потому и придумали всяких муз. Мою звали Ева.

– Цветочек мой…

– Отстань, я тебе ничего не скажу, – перебила она меня, не отрывая взгляд от компьютера.

Я фыркнул.

– Может, я просто хотел сделать комплимент?

– Мерри, – она окинула меня таким взглядом, каким меня окидывают девушки, считающие, что я оскорбил их приглашением на обед. – Ты никогда ничего не говоришь «просто». Чего тебе нужно?

Я склонился над стойкой – поближе к Еве.

– Всего ничего – контакты или адрес отца умершей девушки.

Ева посмотрела на меня, как на психа. Понимаю её недоумение. Я бы дал себе в челюсть.

– А ты не слишком обнаглел?

– Милая, – я, как советовал Гардо, подключил всё своё обаяние, – ты ведь меня сто лет знаешь. Никто ни за что и никогда не поймёт, что я услышал это от тебя. Можешь прошептать мне на ушко, а я сделаю вид, что нежно чмокнул тебя в щёчку.

Ева бросила на меня укоряющий взгляд.

– Прости, по-настоящему не могу. Я уже занят. Впрочем, спроси у моей девочки, как легко со мной живётся – порадуешься, что тебе не досталось такого счастья. Так что давай сделаем друг дружке одолжение – ты мне – информацию, а я пообещаю, что не буду претендовать на роль твоего парня.

Я подмигнул ей. У неё дрожали губы, и уже покраснели щёки. Как у человека, который едва сдерживает смех.

Когда она убрала руку от лица, я продолжал улыбаться.

– Мерри, ты…

– Знаю-знаю, невозможен.

На этот раз я улыбнулся без театральности. Ева вздохнула.

– Это конфиденциальная информация, Никки. Так что при всей моей к тебе любви, ничего сказать не могу. Потому что сама понятия не имею.

Я улыбнулся.

– Но если б знала?..

– Думаю, мы бы договорились, красавчик, – усмехнулась Ева.

Я подмигнул ей и уже собрался уходить, как она тихонько сказала:

– Один хмурый тип поедет на обыск на серой «Хамри». Минут через двадцать можно поймать его на крытой восточной стоянке. Дальше сам разбирайся.

Я крутанулся на месте, послал Еве воздушный поцелуй через полкоридора и ускорил шаг.

А через мгновение меня ужалила мысль, от которой стало почти физически больно. Еву ведь и вправду очень легко… провести. Может, я не единственный, кто умеет красиво улыбаться перед девушками? С другой стороны, она сто лет работает в этой богадельне и смотрит на Хоука с собачьей преданностью. Я не могу отделаться от мысли, что Ева в него влюблена (несчастное создание!). Мне она периодически делает скидку, потому что знает, что я его лучший друг. Но только ли мне? Я не раз обжигался на женской непредсказуемости. Мне бы очень не хотелось, чтобы Ева оказалась грызуном.

Когда я спустился в холл, мне показалось, здесь проходит собрание агрессивно настроенных экозащитников, которым сообщили, что остановлена программа по безопасной утилизации ядерных отходов, и теперь их будут сбрасывать в мировой океан.

Ругались двое: Гриш и незнакомый мне парень.

– Что тут у тебя, Гриш? – полюбопытствовал я. – Опять артачишься?

– Мерри, иди куда шёл!

– Мерри? – подал голос парень по ту сторону турникета. – Ник Мерри?

– Он самый, – ответил я. – Я вас знаю?

Мне показалось, что этой фразой я будто огрел его по голове, так исказилось лицо (которое и без этого бы точно не попало в рейтинг самых привлекательных лиц года). На одно мгновение, но я успел заметить. Любопытно, чем я так зацепил его самооценку.

– Вы пропустили его! – возмущённо бросил посетитель Гришу. – Так почему препятствуете работе других репортёров?

А, коллега. Немного нервный и, кажется, новичок. Я усмехнулся про себя: меня позабавило, что он пытался сослаться на закон. Да, «Закон о Слове», как его называют все, кто работает в медиасфере, действительно существует. Можете его прочитать, как выдастся свободный месяц – или два, если делать перерывы на обед и сон. Он, конечно, многое проясняет в мире средств массовой информации, но работает порой весьма выборочно. И, чаще всего, односторонне. Права тех, кто этот закон издал, защищают сильнее, чем тех, для кого он написан. Нам, журналистам, не дозволяется многое, поэтому на официальные запросы могут отвечать месяц вместо положенных трёх дней. Причём абсолютно безнаказанно. Само собой, толку от этих ответов, как от прошлогоднего прогноза погоды. Приходится вертеться, чтобы получить не ту информацию, что нам хотят дать, а ту, которую мы хотим получить. Поэтому я научился Знакомиться. Именно так, с большой буквы. Это открывает многие двери. В том числе в такие закрытые места, как полиция. Я остановился на верхней ступеньке перед турникетом – понаблюдать за представлением.

– Его ждали, а вас нет, – рявкнул Гриш. – Так что, не пущу.

Парень прищурился.

– Мне нужно поговорить со старшим следователем, – прошипел он. – Я звонил, но мне не ответили.

Я мысленно усмехнулся. И решил подлить масла в огонь.

– Он занят утренним преступлением. Позвоните часов через сто. Плюс-минус.

– Издеваетесь? – вкрадчиво спросил парень.

Нет, дружище, делаю тебе одолжение. Одно из тех, которое когда-то сделали мне. Уроки в нашем мире жестокие, но действенные. Полезно, к примеру, знать, что порой бежать на врага со знаменем и шашкой наголо не так действенно, как рыть подкоп.

– Нисколько, – я спустился по лестнице, чтобы не смотреть на парня сверху вниз. – Как вас зовут?

– Моутер. Генри Моутер.

Я просочился через закрытый турникет и протянул Моутеру руку. Он пожал её без особой охоты.

– Ник Мерри.

– Я знаю.

Сколько презрения было в этом взгляде! Боги, так смотрела на меня одна из моих давних пассий, когда я сообщил ей, что устал и покидаю наш маленький приватный чат.

– Приятно, когда тебя узнают. Что вы хотели от следователя?

Моутер натянуто улыбнулся.

– Полагаю, того же, что и вы. Я видел вас утром на Ша-авеню. Нас всех заинтересовала эта история.

– Да, я заметил. Неплохо бы ещё отмечать, кого именно она заинтересовала первым.

Моутер усмехнулся.

– А вы жуткий собственник, мистер Мерри. Боитесь, что кто-то украдёт вашу славу?

Я вернул ему усмешку.

– Знаете, Моутер, я не ассоциируюсь у людей тщеславием. Только с наглостью и хорошим чувством юмора, – я улыбнулся. – А ещё слыву человеком честным, так что поверьте: потеря популярности для меня стоит где-то между дыркой в носке и сгоревшим бифштексом. Во всяком случае, сейчас. Когда я был новичком, признаюсь, гнался за славой. Это пьянящее чувство быстро проходит. Лучше сходите в бар, получите куда больше удовольствия.

На лице Моутера дрогнули мускулы, точно он хотел скривиться, но сдержался.

– С чего вы взяли, что мне нужна слава?

– Старинная мудрость: в гранях чужой души блещут собственные пороки.

– Если их получается разглядеть, они там есть.

– Люди часто принимают желаемое за действительное, особенно когда им хочется доказать себе, что они лучше, чем есть на самом деле.

Моутер шумно вздохнул. И сдулся. Спасти ситуацию могла бы хорошая шутка в собственный адрес, но Моутер не из тех, кто видит все прелести самоиронии. В неловкой ситуации она крепче бронежилета из агрессии и обид, но до неё ещё надо добраться, не заблудившись в терниях собственных комплексов.

Этот словесный поединок я выиграл, но Моутер не сдался и взял реванш.

– Что ж, мистер Мерри, если вы уже закончили упражняться в красноречии, может, поговорим, как коллеги?

– А до этого мы говорили, как старые друзья?

Честное слово, я хотел промолчать, но это было выше моих сил. Моутер улыбнулся. Э, да так он выработает иммунитет к моим шуткам!

– Ладно, забудьте, – отмахнулся я. – Чего вы хотите? Только давайте-ка сначала выйдем. – Я краем глаза глянул на притихшего Гриша. Парень стоял у турникета и смотрел на нашу словесную перепалку с таким азартом, будто сделал ставку с высоким процентом. – Всё, Гриш, представление окончено, на этот раз можешь не платить.

Он послал меня куда подальше и вернулся в свою будку, а я пошёл к выходу под прицелом насмешливого взгляда Моутера. Он мне не нравился, но, признаться, что-то в нём меня зацепило. Я его понимал, потому что сам начинал дурачком, желающим известности, но эта привередливая мадам тщательно выбирает поклонников и приходит только к тем, кто ставит на первое место дело, а не мечты о его успешном завершении. Говорить об этом Моутеру бесполезно. До некоторых вещей лучше доходить самостоятельно. Если сможешь – получишь карты в руки. Нет – так и будешь всю жизнь гоняться за собственным хвостом.

Мы вышли из полицейского участка. От яркого белёсого уличного света заболели глаза. В лицо ударило свежестью. Это слово в Уэйстбридже имеет какой-то особенный оттенок: ещё немного, и его можно будет попробовать на вкус. Получится что-то вроде сэндвича из бетона, пыли и битума с ароматом кофе из уличных забегаловок.

После Коллапса ни о каких программах по улучшению экологии речи сначала не шло, но потом они хлынули в общество как цунами. Предприятия переоборудовали, свалки рекультивировали, во многих сферах отказались от топлива – местами его заменяла магия. Точнее, её побочный продукт. Однажды я видел, как его с аккумулирующих установок переправляют на распределительные станции. Устройство ловит частицы, остающиеся после сопряжения дикой магии с Куполом, передаёт их по специальным кабелям на участки, где затем преобразовывают в чистую энергию. Да, люди научились немного использовать крафт-частицы себе на благо, но по мне, так проблем от них по-прежнему было намного больше, чем пользы.

– Так чего вы хотели? – спросил я, едва мы оказались на улице. Моутер  посмотрел на меня деловито и как-то агрессивно.

– Предложить сотрудничество.

– Хотите вызнать, что мне сказал следователь? – я усмехнулся.

– Мы могли бы обмениваться информацией, – ответил Моутер, не моргнув и глазом. – Я умею находить её всюду.

– Вперёд, – я небрежно ткнул пальцем через плечо – в здание полиции.

Моутер скрипнул зубами. Я посмотрел на время. У меня ещё были планы, в которые не входило раскрытие конкурентам редакционных секретов. Даже если они были не очень секретными. По сути, Дастин мне ничего не сказал, но Моутеру об этом знать было необязательно. Пусть помучается.

– Хорошо. Сколько?

Я точно врос в землю, настолько резко Моутер это сказал.

– Что – сколько?

Я тупо посмотрел на него, пытаясь прогнать заново весь диалог: может, я выпал из реальности и пропустил пару-тройку фраз?

– Сколько вы хотите получить за эти маленькие секреты?

Я открыл рот и уставился на Моутера как умственно-отсталый на задачку с интегралами. Со мной бывало всякое. Мне совали взятки, мне угрожали и, чего таить, пару раз даже избивали и сильно, но в основном это были люди, которые находились по ту сторону баррикады. Коллеги плату за информацию мне ещё не предлагали. Я смотрел на него долго, и, вероятно, с каждой секундой мой взгляд тупел всё сильнее. Но Моутер понял это по-своему.

– Ну так как? Все просчитали?

Я поморгал, возведя очи к небу, и покачал головой: любимая реакция моей матери на очередной мой заскок.

– Послушайте, Моутер, – я вздохнул. – И постарайтесь запомнить, потому что это самая ценная информация, которую вы от меня получите. Возможно, самая важная за всю вашу жизнь. Если вы думаете, что закон на вашей стороне, когда вы пытаетесь добыть информацию, вы ошибаетесь. Если вы думаете, что я или кто-то другой с радостью поделится с вами ценными сведениями и даже чьими-то контактами, во всяком случае, за просто так, вы ошибаетесь. Если вы думаете, что всё и всех вокруг можно купить, вы ошибаетесь. Если вы думаете, что известность – это то, за чем стоит гнаться, вы ошибаетесь. И, наконец, если вы считаете, что ваш подход поможет вам сделать имя – во всяком случае, честное, вы ошибаетесь. Поэтому вот вам бесплатный совет: бросьте это дело и откройте бизнес. Там это всё работает безотказно.

Я не хотел его унижать, но наивность вкупе с наглостью в лице Моутера меня порядком рассердила. Отчасти потому, что я всегда работал сам и редко (практически никогда) контактировал с коллегами из других редакций. У нас были разные цели, разное понимание о том, как и что нужно писать. И, уж конечно, мне бы и в голову не пришло покупать информацию. Когда речь заходит о взятках, я просто зверею.

Моутер поджал губы. Он хотел сказать мне что-то ещё, но я его прервал.

– С неудовольствием поговорил бы с вами ещё, но мне нужно работать, – бросил я ему.

– Вижу, мы не договоримся, Николас,  – всё, этот парень убил последнюю надежду на наши с ним хорошие взаимоотновшения. – Но, надеюсь, мы ещё встретимся. Я бы хотел познакомиться с вами поближе.

– Не могу сказать, что это взаимно.

Моутер опять скорчил недовольное лицо, а я зачем-то протянул ему руку на прощание. Он сделал паузу, прежде чем пожать её.

– До встречи, мистер Мерри.

Он ушёл, оставив меня в недоумении. Не то чтобы я чувствовал себя побеждённым, просто такие люди как Моутер меня нервируют: от этих скользких типов не знаешь, чего ожидать. И что-то мне подсказывало, что Моутер – тот самый кусок мыла, на котором можно легко оступиться в ванной.

10

Машину Хоука я увидел мельком – она свернула направо на перекрёстке напротив полицейского участка. Чёртов Моутер! Выругавшись как следует, я уселся за руль. Тащиться за ним вслепую я не решился. Если бы Хоук узнал, что я за ним шпионю, со злости бы пристегнул меня наручниками в своей «Хамри» (однажды он это сделал!). Что ж, на этот раз удача попытала меня – отвечу ей тем же чуть позже. Мне пока есть чем заняться. Я с ужасом подумал об огромной записи, которую надо расшифровать и превратить в пристойное и, главное, понятное обывателю интервью. Что ж, Никки, пора подтягивать свои знания по квантовой физике!

Прокрастинация бывает осознанная – это когда ты намеренно тянешь время, оттягивая момент прикосновения к неприятному занятию, и неосознанная, когда тело против твоего желания пытается сделать всё, чтобы не страдать, как ему кажется, ерундой. Может поэтому после закусочной, закинув в себя пару сэндвичей с кофе, я свернул на центральную автостраду. И тут же застрял в пробке.

Зато я знаю, чем займусь в ближайшие полтора часа. В наше время хватаешься за любую возможность хоть на пару минут приостановить бешеный поток событий и просто выдохнуть.

Нервно постукивая пальцами по рулю, я добавил радио.

– …с магией, правда, профессор? А вообще, такое уже случалось? Я имею в виду вспышки и вот эти магнитные штормы.

Голос Гарри атаковал уши картавой дробью.

– Лет… Пятьдесят назад, – раздался вдруг  голос, что бывает у людей, которые, не подозревая, что им за семьдесят, продолжают жить жизнью двадцатилетних. Всем бы такой настрой! Я не переключил только по этой причине.

– Да, примерно в то время. Вы вряд ли помните, вы ещё не родились. И слава богу. Жуткие были штормы!

Неизвестный профессор проговорил это так мечтательно, будто хотел вернуть то прекрасное время, когда мир стоял на грани очередной катастрофы.

– А что тогда происходило? – вклинился в разговор Мик.

– Купол немного ослаб, – отозвался профессор. – Но, друзья мои, я не хочу, чтобы вы думали, что сейчас нам что-то грозит. И тогда не грозило. Случается, что количество квазигравитонов со временем уменьшается.

– Как это?

– Если совсем кратко, то представьте: квазигравитоны, составляющие основу Купола, подвергаются… Ммм… Своего рода обстрелу со стороны крафт-частиц и… Ммм… Исчезают. Так вот, когда квазигравитонов становится меньше, поле немного ослабевает, но электромагнитка никуда не девается, она продолжает удерживать поле, просто Купол слегка оседает.

– Но вероятность того, что поле ослабнет до такой степени, что больше не сможет сдерживать поток частиц, есть? – спросил Мик.

– Друзья мои, скажу вам страшную правду, которую говорю всем своим студентам: всегда везде есть вероятность того, что что-то случится. Но если бы надвигалась катастрофа, мы бы уже давно это поняли. Квазигравитонами Купол насыщается постоянно, так что, скоро, думаю, всё прекратится.

Я задумался. Это было очень похоже на то, что говорил мне Райтмен. Кстати, ведь это он должен был давать интервью Гарри и Мику. Может, дело в погибшей девочке? Если она была студенткой, в вузе наверняка переполох. Надо бы заглянуть туда. Я сделал пометку в дедовской книжке.

– Получается, если квазигравитоны вдруг начали разлетаться в таком количестве, давление маг… То есть крафт-частиц усилилось?

– Сила потока, друзья, это константа.

Я усмехнулся. Вот что бывает, когда хочешь казаться умнее, чем ты есть. Иногда игра в глупца помогает раскрутить собеседника на такие ответы, которые он ни в жизни не произнёс бы, задай ты «правильный» вопрос. То есть с его точки зрения «правильный». Я тоже часто подставлялся, но, в конце концов, понял, что изображать дурачка на публику для репортёра смерти подобно – запомнят не информацию, а то, как ты сел в лужу. Пусть даже по своей воле и ради читателя. Чужие неудачи люди просто обожают – это помогает закрывать глаза на собственные несовершенства… Стоп. Я вдруг нахмурился. Не Райтмен ли говорил, что одна из причин такой погодной аномалии – изменение силы потока? Или кто-то из них ошибся, или Райтмен со Станкевичем живут в разных мирах.

– Тогда почему происходят такие мощные вспышки? – не унимался Гарри.

– Погодные условия, мой дорогой, влияют на стабильность системы. В последнее время, например, мы могли наблюдать солнечную активность. Отмечу, что подобные казусы происходят во время магнитных бурь.

– То есть вы утверждаете, что бояться нечего?

– Абсолютно нечего. Выглядит необычно, но это всего лишь разряды. Если сравнивать с грозовыми тучами, хотя это не совсем корректно, то это… Гм… Разряды типа «облако-облако». Они практически не опасны. Ну, если, конечно, вы не будете стоять где-нибудь на вершине высотки с магнитным штырём в руках. В остальных случаях… Просто возьмите камеру и сделайте пару снимков на память, такое, как вы уже понимаете, бывает раз в пятьдесят лет.

Я вспомнил, что действительно где-то читал об электромагнитном шторме, но тогда всё закончилось парой-тройкой вспышек, происхождение которых так и не смогли установить. Может, и сейчас всё не так страшно?

– Что ж, профессор, спасибо за увлекательную беседу, за то, что нашли время, чтобы приехать к нам! – Радостно сказал Гарри, завершая эфир. – Что ж, друзья, с нами был профессор нашего любимого Уэйстбриджского университета, ведущий преподаватель факультета общей физики, преподаватель теории поля, Михал Станкевич! Мы благодарим вас и…

Гарри хотел сказать что-то ещё, но вдруг это случилось.

11

Говорят, что когда это случилось в прошлый раз, весь мир на мгновение превратился в огромный пучок света, а потом пришёл в движение. Он колыхался, смазывался и растекался, точно не в состоянии определиться, чем ему быть – волной, материей или чем-то ещё. Квантовый всплеск, пространственно-временное искажение – как только не называли это явление, возникшее настолько внезапно и резко, что люди даже не успели сделать самое важное в экстренной ситуации – включить камеры. Если бы кто-то оказался расторопнее, у него бы тоже ничего не вышло: техника, электричество, радиочастоты – всё разом помахало человечеству ручкой. Те, кто выжил после этого пароксизма вселенной, рассказывали, что это было похоже на очень яркую вспышку, а потом природа сошла с ума, будто бы поменяв местами все основные силы, включая гравитацию. Когда всё пришло в относительное спокойствие, человечество не досчиталось доброй половины населения Земли. Оно просто исчезло. Вместе с кучей других материальных объектов, частицы которых резко определились как со скоростью, так и с местонахождением, и Земля у них явно была не в приоритете.

Каково это, когда твой организм мечется между двумя состояниями: существовать и не существовать? Что в этот момент происходит с сознанием, которое пытается постичь непостижимое?

Эти вопросы я успел задать себе, в тот миг, когда перед глазами всё полыхнуло ослепительно-белым светом. Мир точно погрузился в бесконечно-светлую комнату без стен и потолков. Абсолютная белизна, слепящая и… до спазмов в животе пугающая. От неожиданности я резко крутанул руль в сторону. Завизжали тормоза. Машина ушла в занос. Сильно тряхнуло. Я больно ударился локтем об дверь, лбом – об руль. Чёртова подушка безопасности опять не сработала.

А потом всё стихло. Всё, кроме кошмарного звона в ушах.

Сердце бухало где-то в горле, за окном кричали водители, но я едва их слышал. Мне повезло, я умудрился ни в кого не врезаться и просто вылетел на обочину. Но главное – сам не разлетелся на атомы. Или на что помельче.

Я отодвинул сиденье и, откинувшись на спинку, уставился в небо сквозь лобовое стекло. Только через несколько секунд я понял, что тяжело и глубоко дышу.

Вспышка, залившая весь мир белизной, мелькнула на какую-то триллионную секунды (как и в прошлый раз, если верить воспоминаниям очевидцев), а потом так же быстро рассеялась, показав зрелище, от которого по спине побежали мурашки. Купол над всем городом покрылся сетью маджентовых молний. Они грянули одновременно, озаряя небо багрово-пурпурным светом, задержались на пару секунд, сливаясь в одну огромную паутину, а потом исчезли так же резко, как появились, оставив за собой только тонкие полосы – как следы от лыж на снегу или шрамы после глубоких порезов.

– Воу, – наконец шепнул я сам себе, и собственный голос показался мне слишком громким. За свою недолгую жизнь я повидал всякое – и вспышки, и грозы, и радуги безумных цветов. Облака, зависшие посреди улицы, когда ты отчётливо видишь человека перед собой, но чуть выше его шляпы точно разлили молоко. Кажется, что ты попал в детский рисунок, где оставили слишком много белого пространства между счастливыми человечками и синей полоской неба. Иногда летом шёл снег, а порой после вот таких магических бурь вместо дождя сыпалась белая крошка, похожая на стеклянный порошок. Купольная пыль. Она противно хрустела под ногами и плохо вымывалась из волос. Это было бы ужасно, если бы спустя сутки она не исчезала сама по себе. Но чтобы такое…

– Вы видели?

От неожиданности я дёрнулся всем телом, резко надавив на гудок, ещё раз треснулся рукой об дверь и чуть было не дал по газам. Коллапс бы его побрал, этого Гарри! Впрочем, я тут же порадовался, ведь радиоволны были на месте, за окном всё ещё горели вывески, а вокруг бешено сигналили машины. Органы чувств начали приходить в норму.

– Это было… Невероятно! – продолжил он дрожащим голосом. – Вот это безумие! Вот это да! Профессор! Что скажете?