Безумные рубиновые очерки

– Вам не нравится постановка?

Я немного растерялся от такого скачка темы, но на этот раз  мысль оформилась быстрее, чем я успел выдать очередной нечленораздельный звук. Наверное, потому, что ответ был готов заранее.

– Не то, чтобы не нравится… – обидеть художника может каждый, к тому же, натуре более утончённой, нежели Ник Мерри, придутся по душе голоса, без пяти минут перешедшие в ультразвук. – Хотя, да, вы правы, не нравится.

Ничего не могу с собой поделать – ненавижу враньё. Тем более, в мелочах – они не стоят этих пятен на чистой совести. Вроде бы глянешь – ерунда, капли, но душа не рубашка, отбеливатель не спасёт. Нам и так приходится слишком часто лгать, поэтому я предпочитал делать это как можно реже. Получалось не всегда. Далеко не всегда, но тут как с благотворительностью – попытка тоже засчитана.

– Почему?

Казалось, ответ её расстроил. Я улыбнулся.

– Ну, я не совсем понимаю смысл… Смысл…

– Смысл произведения, – подсказала она, когда я снова забыл, как произносить слова.

– Смысл театра в целом. Люди ходят по сцене туда-сюда, притворяются кем-то, врут зрителю. Будто в жизни этого не хватает.

Девушка хмыкнула.

– Даже сюжет не впечатлил?

Я пожал плечами.

– Девчонка связалась с одержимым бесом фанатиком, который обрёк её на смерть. Что тут может впечатлить?

– Она любила его. А он…

– А он её хотел. Типичная женская проблема – влюбиться в дурака, а потом страдать, называя это жертвой во имя великой цели.

– Вы не романтик, – усмехнулась она, опершись ногой о колонну.

– Напротив, – вздохнул я. – Я слишком романтичен. Настолько, что подобные истории уже не кажутся чем-то впечатляющим.

– Зачем тогда пришли?

Она спросила это с каким-то детским любопытством, с таким обычно спрашивают, почему трава зелёная. Я подошёл ближе на пару шагов, чтобы лучше разглядеть личико, которому принадлежал такой голосок – серьёзный и лёгкий одновременно.

– Меня попросила моя… В общем, я пришёл не один, – ответил я. – А вы почему не в зале?

Она смутилась и опустила глаза.

– Я уже видела эту постановку. И у меня… Дела.

– Поверьте, эта колонна простоит и без вас.

Девушка хихикнула, но не глупо и пискляво, как это делают старшеклассницы, стоит к ним обратиться любому мужчине старше двадцати пяти, а как-то по-взрослому кокетливо.

– Я жду, – просто ответила она. – Так что, вы совсем не любите искусство?

– Э-э-э… Нет, нет, не так, – я смущённо улыбнулся. Боги, это она должна смущаться под моим взглядом!

Хитер понимала в искусстве всё, а я – только то, что оно существует и крайне необходимо людям, чтобы окончательно не утонуть в собственных пороках. Чем-то похоже на религию. Не зря подобные места с алыми портьерами называют храмами. И с тем и с другим у меня были крайне напряжённые отношения, поэтому я решил покинуть святую обитель, пока меня не поразило молнией. Например, одной из тех, что метали глазки Хитер.

– Я, скорее, отношусь к нему… Прохладно. Арс, конечно, лонга, и всё такое, но вечное искусство не в курсе, что жизнь коротка. Зачем тратить её на то, что успешно будет работать и без моего участия? От того, что я не посмотрю эту – оперу ведь, да? – мир не рухнет. В том числе и мой собственный. Так что я бы нашёл этому вечеру куда лучшее применение.

– Какое?

Она спросила это, наклонив голову, точно старинная тряпичная кукла. Из-под капюшона выбилась светлая прядка.

В этом вопросе – без шуток – сосредоточилась вся вселенская невинность. Я улыбнулся и сжалился над ней. Должна же в этом мире остаться хоть капля непорочности.

– Почитал бы книгу.

– Любите читать? – улыбнулась девушка. А мне стало стыдно. Последнюю книгу я прочёл года три назад и уже не помню, о чём она была.

– Ну… Немного.

– Какая ваша любимая?

Теперь я уже не думал, что она спрашивает с искренним любопытством. Эта девчонка видела меня насквозь. Я лихорадочно пытался вспомнить, что же именно я читал.

Не получилось. Я усмехнулся и опустил голову. Коллапс! Никки, не каждой женщине удаётся вызвать в тебе давно забытое чувство неловкости!

– Если честно, сейчас читать часто у меня не получается. Я много работаю с людьми и их историями. А когда ежедневно вбираешь в себя реальные страдания, на выдуманные места в голове уже не остаётся. Может, с театром то же самое?

Она кивнула улыбаясь.

– Возможно. Одна из целей искусства – научить человека чувствовать, но те, кто работают с людьми, уже сами могут давать мастер-класс. Вы не пишете?

Я чуть не поперхнулся от неожиданности.

– Немного. Я репортёр.

– О, – её глаза распахнулись, как у ребёнка, который увидел величайшее на свете чудо. На этот раз совершенно искренне. – Правда? Никогда не встречала живых журналистов. И о чём вы пишете?

– О людях в основном, – я улыбнулся, стараясь не съязвить по поводу живых журналистов. – И о всяких ужасах, которые они творят. Криминальная хроника в лирическом исполнении.

Её глаза расширились.

– Зачем?

Этот вопрос застал меня врасплох.

– То есть?

– Зачем вы такое пишете?

Я уставился на неё.

Признаться, я вообще никогда не мечтал стать журналистом. Этой профессии даже не было в примерном списке того, чем я хотел заниматься по жизни. Но ничего другого там тоже не было – лет до двадцати я совершенно не понимал, не просто того, кем я стану, но и кем я являюсь сейчас. Типичная проблема всех молодых людей, которых ставят перед выбором, слишком сложным, чтобы делать его в семнадцать. И даже в двадцать. А кто-то не разбирается с этим, когда переваливает за сотню. Если есть возможность. У меня такой возможности не было – порой судьбе надоедает людское нытьё, и она в ответ на мольбы отвешивает страдальцу хороший пинок под зад. Больно, но хотя бы направление задано. Для меня этот удар был слишком болезненным, поэтому пришлось взять себя в руки и отправиться на поиски места, где я не чувствовал бы себя бесполезным членом общества, ущемлённым в своих правах. И прежде чем стучаться в закрытые двери, я задал себе, как мне уже сейчас кажется, самый правильный вопрос, который вообще можно задать себе в жизни. Я спросил себя, а чего я, собственно хочу? Что мне нравится?

Мне нравились люди. А ещё – истории. Я искренне считал, что каждый человек – это история. Весёлая, грустная, скучная, трагичная – и всё это в одной чашке. Люди привлекали меня с их достоинствами и недостатками, и я пытался разобраться, как же у них получается жить в этом мире требовать от него совершенства, когда они сами так несовершенны? Ответы продолжают поражать до сих пор. Наверно, отчасти за это я люблю свою профессию – она помогает мне удивляться. И учиться. В отличие от новостников я не пишу о событии, я рассказываю о тех, кто их создает. Истории, которые, я надеюсь, способны схватить за душу, заставить оглянуться вокруг и сказать: «Хэй, этот мир не такой, каким я его представлял!». Я не соврал Моутеру – популярность для меня была делом вторичным. Главное – понимание, что ты не просто так занимаешь крошечную ячейку в мироздании и можешь ему помочь. Хоть чем-то.

– Чтобы было интересно, я полагаю, – я пожал плечами. – А иногда даже удаётся пролить свет на пару-тройку несправедливостей. В эти ночи я сплю особенно крепко.

Она посмотрела на меня так, будто не раздевала – разделывала взглядом.

– Сложная у вас работа, – наконец сказала она. – И странная.

Сколько сочувствия прозвучало в её голосе! Мне даже стало неловко.

– М-м-м… Есть немного, да.

Я почесал затылок. Просто потому что вдруг понял: я не знаю, куда деть руки. Такое со мной случалось… Никогда.

– Признаться, вы первая, от кого я такое слышу.

– А что обычно говорят?

Я усмехнулся.

– Обычно опускают грязные шуточки про вторую древнейшую и упрекают в том, что мы пишем неправду. Хотя я за всю свою карьеру ни разу не солгал в репортажах.

– Правда бывает скучна, – ее голос вдруг тверже и глубже. – А ещё – жестока. Люди не хотят её знать. Только думают, что хотят. – Если бы действительно хотели, не обижались бы, когда её говорят прямо в лицо. Единственное, что хотят услышать люди – подтверждение своей точки зрения, сформированной только теми идеалами, которые конкретный человек берёт за истину. Далеко не всегда верными. А когда людям об этом говорят, они злятся. И считают, что им лгут. Вы всегда будете лжецом. Зачем же переживать из-за этого?

Она улыбнулась – одними только уголками губ, и посмотрела на меня как на школьника, которого учит жизни мудрый взрослый. Снисхождение и ее чувство собственного превосходства схватило меня за горло. Я уставился на девушку, не понимая, хочу ли я продолжать этот разговор.

– Я не могу отвечать за то, что подумают другие, но главное – я сам знаю, что никому не лгу.

Она кивнула.

– Согласие с собой – это важно.

– Как вас зовут? – не выдержал я.

Она посмотрела на меня оценивающе, точно прикидывая, достоин я знать её имя или нет. Ещё немного, и эта девица заставит Ника Мерри краснеть, а это уже вообще ни в какие ворота.

– Джо, – наконец сдалась она. – А вас?

– Ник. Ник Мерри.

– Ник, – повторила Джо, точно пробуя звуки на вкус. – Ник Мерри.

Я машинально протянул ладонь для приветствия. И тут же почувствовал себя неловко, сообразив, что не очень-то вежливо обмениваться с девушкой рукопожатием. Но исправить ситуацию не получилось: Джо стояла слишком далеко. Она бросила на мою ладонь загадочный взгляд, а потом вдруг сделала то, чего я точно не ожидал: достала электронный испаритель и, прижав к губам, вдохнула.

– Э-э-э…

Мысли и язык опять не смогли договориться – задать обычный вопрос или бросить саркастичную реплику. Я поспешно убрал руку в карман.

– Вам не нравится запах? – спросила Джо.

Я усмехнулся. На самом деле, аромат от этого убийцы лёгких был очень приятным – свежий, чем-то напоминал ментол с каким-то фруктовым оттенком. Или наоборот. Так вот чем пахло, когда я вышел на улицу!

– Мне не нравится сама идея, – я, наконец, развернулся к ней целиком и попытался всмотреться в лицо. Но она будто нарочно глубже зарылась в свою толстовку. – Поверьте старику, это не самый удачный способ скоротать время и снять стресс. Курить вредно, вам в школе не говорили?

Девушка снова усмехнулась – совсем не по-девичьи – покачала головой и глубоко затянулась. Мне от этого зрелища тут же захотелось кашлять.

– Жизнь вообще не полезна, Ник, но можно прожить её интересно, – ответила она, глядя прямо перед собой.

– Например, как?

– Познав её до конца, полагаю, – она выдохнула облачко, и оно тут же мгновенно кристаллизовалось и мелкой пылью посыпалось на бетонные ступеньки. Погода совсем портилась. – Попробовать всё – от секса и наркотиков до высшего образования.

Я усмехнулся и покачал головой.

– Мне импонирует ваша философия. Ну, кроме, разве что, наркотиков.

Она улыбнулась в ответ и опять меня ошарашила, протянув испаритель.

– Нет, спасибо, я бросил.

Я мог бы добавить, что, между прочим, даже не успев начать. Странно благодарить богов за то, что в самый трудный период в моей жизни у меня просто не было денег на что-то кроме еды, и то не всегда. Пожалуй, это единственная причина, по которой я не спился и не обзавёлся кучей вредных привычек.

Джо пожала плечами и снова обхватила губками трубку. В её исполнении это выглядело не вульгарно и совсем не сексуально – примерно, как ребёнок, который сосёт карамельку. Только Джо делала это с не по-детски осознанным взглядом. Я наблюдал за ней и с каждой минутой понимал, что жесты, движения, интонации – всё это принадлежало взрослой, зрелой женщине. Её взгляд – такой бывает у людей, которые слишком много видели в своей жизни. Интересно, сколько ей лет? Жаль, что после этого вопроса женщине можно стать для неё врагом номер один, хотя я, признаться, не видел в таких вопросах ничего криминального. Напротив, некоторых дам нужно обязать носить бейджик с датой рождения – с каждым годом отличать школьниц от сорокалетних порномоделей становилось сложнее.

– И не пьёте? – лукаво спросила она.

Тут я опять замялся. Вообще-то…

– Случается, – признался я. – Временами.

– Проблемы?

– Нервная работа, – усмехнулся я.

Она кивнула. Я неловко замялся на месте.

– Не хотите вернуться в зал? Или хотя бы в фойе, тут совсем холодно, – сказал я, глядя, как она ёжится, обнимая себя свободной от испарителя рукой.

Джо покачала головой и снова улыбнулась. Коллапс! Как же мне нравилась её улыбка! Женщин с такими улыбками хочется защищать и оберегать, но при этом они не дают забыть, что в случае ошибки можно получить по лицу когтистой лапой. Хитер – тоже из них, просто чуть старше. Беда в том, что каждый прожитый год укрепляет в женщинах странное желание быть сильными. Не поэтому ли нам так хочется наградить их хотя бы дурацкими прозвищами – чтобы сделать хоть немного слабее и снова защищать от всего мира?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.