Последний дракон Цзянху

Главный павильон и обеденный зал ордена были украшены широкими алыми полотнами с вышитыми золотой нитью пожеланиями счастья и благополучия. Над всеми входами и выходами висели красивые фонарики, а повара начали готовиться к пиру еще несколько дней назад. Тренировки и лекции на ближайшие дни были отменены, и многие адепты на праздники уехали в родные города, чтобы провести эти счастливые дни в кругу семьи.

Старейшина Бай, разумеется, осталась в ордене: ехать в родительский дом, чтобы слушать болтовню сестер о семейной жизни, ей совершенно не хотелось. К счастью для старшей среди детей Бай Сюинь, сразу после нее родился мальчик, на которого и были возложены все надежды по продолжению дела семьи, а младшие сестры взяли на себя обязанности по продолжению рода. В общем, у Бай Сюинь было достаточно родственников, чтобы никто не заставлял ее заниматься семейными делами или выходить замуж. Но это вовсе не означало, что, когда все семейство собиралось в родовом поместье, все разговоры, в конце концов, не затрагивали тот момент, что она осталась старой девой. Видеть эти сочувствующие взгляды сестер было невыносимо, поэтому из года в год старейшина Бай вежливо отклоняла приглашение поехать домой на праздники и оставалась в ордене. Как бы то ни было, именно это место она на самом деле считала своим домом.

Почти все ее ученики разъехались, кроме Ван Чжэмина и Су Шуфаня, родители которых жили в ордене, поэтому она внезапно обнаружила, что ей нечем заняться. Обычно ее дни были наполнены тренировками, лекциями и выездными заданиями, но сейчас в предпраздничной суете она была полностью предоставлена самой себе и ей это не нравилось. В другое время она хотела бы получить передышку и с радостью закопалась бы в верхних этажах библиотеки ордена, но сейчас ее внимание было слишком рассеянным, чтобы погрузиться в чтение. А еще она изрядно нервничала, памятуя о маленькой вещице, что пряталась в ее широких рукавах. Ведь уже сегодня, когда вечером начнется празднование, ей эту самую вещицу нужно каким-то образом отдать.

Собрав волосы в сложную прическу и по случаю надев особо роскошное ханьфу с нарядной золотой вышивкой, Бай Сюинь начала собираться на праздник. Достав из сундука чашечку для главы Вана, старейшина Бай придирчиво осмотрела ее со всех сторон. Обычно она не озадачивалась выбором подарков и просто покупала Ван Цзышэню очередную чашку, но в этот раз ей почему-то показалось, что подарок слишком скромный. А ведь глава Ван наверняка как обычно потратил немалую сумму на ответный подарок. Взгляд Бай Сюинь упал на два стоящих на столе кувшина. «Белые цветы сливы» было изысканным вином, которое могли позволить себе только очень состоятельные люди. Но кувшин особой формы с киноварной печатью на горлышке буквально притягивал к себе взгляд. Разумеется, Бай Сюинь с удовольствием выпила бы его сама. Но, с другой стороны, она могла в любой момент написать семье, чтобы ей прислали несколько кувшинов лучшего вина, так что смысла беречь именно этот кувшин не было. Зато главе Вану будет приятно в кои-то веки получить от нее что-то стоящее. Тем более он всегда присматривал за ней и помогал во всех начинаниях. Сделав выбор, Бай Сюинь взяла со стола особый кувшин с вином и вместе с чашкой, заколкой и кулоном спрятала в свой пространственный мешочек.

Сидеть дома в ожидании вечера было невыносимо, поэтому она вышла прогуляться. Сцепив руки за спиной, старейшина Бай неторопливо шла по каменной дорожке, вдоль которой уже растаял снег и показалась первая трава. Весна на восток обычно приходила рано, поэтому всего через несколько дней вся гора взорвется буйством зелени, а недалеко, в Лазурном ущелье, распустятся первые в новом году цветы. Непривычно теплый ветер раздувал полы ее ханьфу, а солнце согревало кожу. Мягкий влажный травяной запах наполнял воздух, заставляя забыть о холодной зиме.

Бай Сюинь подставляла лицо ветру, и внутри нее все успокаивалось. Поддавшись внутреннему порыву, она поднялась на самый пик горы – туда, где на маленькой каменной площадке располагалась небольшая беседка с выстланной золотом крышей. Обойдя ее, она подошла опасно близко к каменному выступу, прямо под которым пик резко уходил вниз до самой земли, где бежала Лазурная река, размывая породу. Однажды воды реки сточат камень и гора обрушится. Но до этого момента пройдут тысячи зим и сменится много поколений. Бай Сюинь посмотрела налево, где в сиянии ясного дня простиралось бескрайнее Восточное море. В это мгновение она чувствовала себя маленькой песчинкой, подхваченной ветром жизни. И через тысячи лет реки будут впадать в море, а робкие побеги травы – тянуться к солнцу по весне. Каким будет мир тогда? Закончатся ли войны, отнимающие жизни людей? Станет ли мир счастливее? В тот момент она еще не знала, что совсем скоро ее собственная жизнь изменится навсегда.

Бай Сюинь еще долго стояла, подставив лицо солнечному теплу, а когда огненный диск опустился за горизонт, уступив мир свету звезд, она спустилась к главному зданию ордена, где уже началось празднование. Опоздав на вступительную часть, она сразу направилась к обеденному павильону. Длинные столы ломились от мясных блюд, закусок и вина. В этот день все – и умудренные опытом старейшины, и юные адепты – сидели рядом, празднуя то, что им удалось пережить еще одну зиму. Бай Сюинь пыталась найти стол, где сидели ее ученики, когда на плечо легла чужая рука. Обернувшись, она увидела Ван Цзышэня.

– Тяньцинь, где ты была? Я уже думал, ты решила сбежать от нас, стариков, – на его лице расплылась улыбка, и Бай Сюинь поняла, что тот уже выпил достаточно вина.

– Неужели я пропустила что-то важное? – уклонилась она от ответа.

– Вовсе нет, я говорил длинную речь, которую все равно никто не слушал, – глава ордена рассмеялся. – Идем.

Он потянул ее за запястье к длинному столу, за которым она увидела Ван Чжэмина, семью Су и молодую госпожу Шао. Да Шаня там не было.

Глава ордена Ван подвел Бай Сюинь к столу и посадил по левую руку от себя[11]. Внезапно она поняла, что что-то не так.

– А где госпожа Ван? – спросила она.

– Она неважно себя чувствует, поэтому не сможет посетить праздник, – отмахнулся Ван Цзышэнь.

– Если ей плохо, разве ты не должен быть сейчас с ней? – нахмурилась Бай Сюинь.

– Тяньцинь забыла, что я глава этого ордена, поэтому не могу уходить и приходить, когда мне вздумается, – Ван Цзышэнь покачал головой.

Из-за общего шума их никто не слышал, а люди, занятые разговорами и едой, не обращали на них внимания. Ван Цзышэнь тут же принялся накладывать в ее тарелку мясные закуски. Бай Сюинь вежливо поблагодарила его, но что-то во всем этом казалось ей неправильным. Она знала, что Ван Цзышэнь женился рано, как только ему стукнуло шестнадцать, и уже меньше чем через год на свет появился Ван Чжэмин. После этого других детей в их семье не было. Супруги Ван никогда не были особо близки – это было обычным делом для политического брака, но в последние годы их отношения становились все холоднее. Бай Сюинь не хотелось лезть в чужие дела, но Ван Цзышэнь был старшим учеником ее Учителя, поэтому она не могла не волноваться за него. В другое время она бы расспросила его подробнее, но сейчас все ее мысли были заняты одним человеком, а точнее, его отсутствием, поэтому она не обращала внимания ни на главу Вана, ни на учеников, которые наконец обнаружили свою Наставницу за столом. Она вежливо улыбалась и отвечала, когда ее о чем-то спрашивали, но при этом мыслями была далеко. Ни стол, заставленный аппетитными блюдами, которые, казалось, не убывали, ни вежливые речи не могли избавить ее от тревожных мыслей.

Когда небо полностью погрузилось в ночь, а люди изрядно выпили и наелись, все дружно высыпали на улицу, освещенную многочисленными фонариками. Начались обоюдные поздравления – люди обменивались подарками и желали друг другу счастливого нового года. Ван Цзышэнь неловко приобнял Бай Сюинь за плечи и впихнул ей в руки маленький сверток. Развернув его, она обнаружила очень редкий и ценный эликсир.

– Брат Ван, тебе, правда, не стоило… – растерялась она.

– Стоило, – улыбнулся он, – это пустяки.

– Ты слишком добр ко мне, – покачала она головой. – И как мне после такого сохранить лицо, отдавая тебе твой подарок?

– И слышать ничего не хочу, – замотал он головой, – давай его сюда.

– Это сущая мелочь, – пробормотала Бай Сюинь и отдала ему завернутую в шелковую ткань чашку.

Ван Цзышэнь бережно взял ее двумя руками и развернул ткань, а на его лице расплылась улыбка.

– Ты никогда себе не изменяешь, – счастливо рассмеялся он. – Это спрут?

– Просто какой-то моллюск, – повела она плечами.

– Я буду считать, что это гигантский спрут – гроза северных морей, – сказал он, вертя в руках маленькую фарфоровую чашечку, покрытую росписью длинных щупалец с присосками.

– И еще кое-что, – она извлекла из пространственного мешочка изящный кувшин и протянула главе.

Его глаза жадно блеснули, стоило ему только увидеть форму кувшина.

– И ты еще что-то говорила про сохранение лица? – он бережно взял кувшин в руки. – Это ведь то самое вино?

– Не знала, что ты в этом так хорошо разбираешься.

– Я глава этого ордена, моя дорогая Тяньцинь, я должен во многих вещах хорошо разбираться, если не хочу прослыть невеждой, – он аккуратно спрятал подарки в свой пространственный мешочек и поднял сияющий взгляд на Бай Сюинь.

Он был уже довольно пьян, и она лишь надеялась, что он на радостях не полезет к ней с объятиями – это было бы крайне неловко. К счастью, ее спасли ученики, которые подошли поздравить свою Наставницу. Потом ее поздравляли Су Цзинъюань с женой. Бай Сюинь кивала и улыбалась так, что у нее вскоре начали болеть щеки. Какие-то люди продолжали подходить и поздравляли ее с праздником. Ее пространственный мешочек уверенно наполнялся бесполезными вещами: украшениями, специями, веерами и маленькими безделушками. Когда к ней подошла молодая госпожа Шао со своим подарком, старейшина Бай выудила купленную заколку и сердечно поздравила ее в ответ. Шао Цинмэй вся зарделась и тут же украсила заколкой свою прическу. Бай Сюинь похвалила ее юность и красоту, все еще удерживая вежливую улыбку.

Глава ордена вышел вперед и поздравил всех с наступлением Нового года, а потом простер руки к небу и оно тут же вспыхнуло всеми цветами. Фейерверк был роскошным, как и всегда. Темное небо расцвечивали огни, складываясь в огромные фигуры. Словно громадные цветы распускались прямо в небе всего на мгновения, чтобы тут же уступить место другим, с еще более причудливыми формами. Огромный феникс вспыхнул в небе, раскинув крылья над орденом и вызвав восхищенные вздохи.

Бай Сюинь, словно что-то почувствовав, резко обернулась и увидела позади всех в тени деревьев, чьи голые ветви были украшены алыми лентами, высокого человека. Она тут же начала протискиваться сквозь толпу, воспользовавшись тем, что все люди вокруг не отрывали взгляда от пестрого неба. Оказавшись в тени деревьев, она подошла к человеку. Тот стоял, подняв лицо к небу, и в его глазах отражались разноцветные всполохи.

– Да Шань, – прошептала она, но ее голос был заглушен взрывами фейерверков.

Она подошла ближе и потянула его за рукав, словно ребенок, ищущий внимания взрослого. Он тут же повернул голову и окинул ее растерянным взглядом. Очевидно, он совсем не ожидал увидеть ее рядом с собой. Бай Сюинь выудила из рукава кулон на черном кожаном шнурке, который, по ее мнению, намного больше подходил этому человеку, чем серебряная цепочка. Бай Сюинь подняла его в руках, замешкавшись и не зная, что сказать.

– Это тебе, – произнесла она самым серьезным тоном. – Подарок.

Она ожидала, что Да Шань примет его из ее рук и у нее снова появится возможность прикоснуться к нему, но вместо этого он опустился перед ней на колени и поднял голову в ожидании. Бай Сюинь бесшумно выдохнула, а затем шагнула вперед и аккуратно надела кулон ему на голову. Ей очень хотелось приподнять косу, в которую были заплетены его длинные волосы, чтобы шнурок кулона лег на шею, но она не осмелилась.

– Это просто безделушка, – сказала она неловко, – но на нее наложено заклинание, защищающее от огня. Поэтому не снимай ее, – быстро добавила она и смутилась.

Бай Сюинь лишь надеялась, что румянец не залил ее лицо, выдавая с головой.

Огни в небе погасли, оставив после себя серую дымку, и толпа взорвалась шумом, обмениваясь впечатлениями. Старейшина Бай с сожалением вернулась назад в толпу, сдерживаясь, чтобы не обернуться на человека, стоящего в тени деревьев.

Он поднялся с колен и опустил взгляд на свою грудь, где в неверном свете звезд и праздничных фонариков поблескивал янтарный кулон. Да Шань не знал, что в этом ордене есть традиция поздравлять всех гостей, вне зависимости от их статуса. Если бы знал, то подготовился бы заранее, но никто ему не сообщил. Незамеченным для всех, он ушел в свой маленький гостевой дом. Стоя посреди комнаты, Да Шань хмуро ее осматривал – ему нужно было срочно найти ответный подарок, но у него не было ничего подходящего. Все те немногие вещи, что у него были, подарила Шао Цинмэй. Внезапно вспомнив кое о чем, он подошел к своей кровати и вытащил из-под одеяла маленький мешочек. В нем хранилась единственная вещь, что принадлежала ему. Он не хотел с ней расставаться, но старейшина Бай сделала ему подарок и теперь ему нужно было отдать что-то взамен.

Если бы это был любой другой человек, он бы не отдал эту вещь, но старейшина Бай была особенной. Она единственная, кроме Шао Цинмэй, была к нему добра. И эта доброта была другой.

Шао Цинмэй заботилась о нем с самого первого дня его появления в ордене Ледяной Звезды. Она покупала ему подарки и сладости и везде брала с собой. Но это были отношения молодой госпожи и слуги. Она не воспринимала его как равного, и он считал это нормальным, ведь она была дочерью главы заклинательского ордена, а он – просто каким-то бродягой, которого она спасла. Но со старейшиной Бай было все иначе: она относилась к нему так же, как и ко всем своим ученикам, не разделяя их. В ее присутствии он чувствовал какой-то ранее им не испытываемый трепет. Ему хотелось стать лучше, чтобы заслужить ее похвалу, словно ребенку, ищущему одобрения у строгой матери. Разумеется, он не воспринимал ее как свою мать, просто эта красивая женщина была старейшиной одного из Великих орденов, а ее собственные ученики боялись ее больше смерти. Много раз он слышал перешептывания других адептов, сводящиеся к одному: старейшине Бай лучше не попадаться на глаза, если хочешь жить. Но Да Шань не видел в ней ничего страшного. Она была доброй и рассудительной. Ни разу она никого не наказала несправедливо. Но самое главное – она позволила ничтожному ему тренироваться вместе с ее учениками, и он не понимал, чем заслужил такое хорошее отношение. Еще с самой первой тренировки, когда она спокойно указала на все его ошибки, он проникся почтительным уважением к этой женщине, поэтому искренне растерялся, когда один из ее учеников сказал не обращать внимания на ее слова. Если бы Да Шань мог ему ответить, то так бы и сказал, что тот ничего не понимает, ведь она все верно сказала. Но сказать он не мог, поэтому просто рассердился и ушел. Невозможность выразить свои мысли словами обычно его не волновала, но в тот раз ему действительно хотелось высказать тому парню, что тот неправ и что нельзя так невежливо говорить о своей Наставнице в ее присутствии, ведь она могла его услышать. Если бы у Да Шаня была собственная Наставница или Ннаставник, он бы никогда не повел себя неуважительно.

Он бережно вытащил из мешочка маленькую вещь и погладил кончиками пальцев. Это все, что оказалось при нем, когда его нашли в той ледяной реке. Он берег эту вещь в надежде, что однажды она сможет пролить свет на его прошлое. Больше у него не было ничего, что принадлежало лишь ему.

Да Шань прикоснулся к янтарному кулону на своей груди и почувствовал исходящее от него тепло. Старейшина Бай сказала, что это маленькое украшение защищает от огня. Сколько он себя помнил, ему снились кошмары, где все вокруг объято обжигающим пламенем, а сам он бьется в нем, сгорая заживо снова и снова. Поэтому он хранил свой мешочек под подушкой в надежде, что тот его защитит от кошмаров, ведь от него исходило то же тепло, что и от янтарного кулона. Сжав в руке маленький мешочек, Да Шань вышел из комнаты.

* * *

После окончания фейерверка люди не торопились расходиться. Бай Сюинь тщетно пыталась найти высокую фигуру в тени деревьев – мужчина уже ушел. Внезапно пошел снег, падая крупными хлопьями, словно зима не желала отступать. Потолкавшись со всеми еще немного, Бай Сюинь решила, что выполнила все нормы приличия, поэтому откланялась и ушла к себе. Глава Ван настойчиво пытался ее проводить, чтобы она не заплутала в темноте, но она вежливо отказалась. Даже без единого источника света она бы с легкостью могла дойти домой.

Оставив позади шумную толпу, которая все еще продолжала праздновать, она направилась в сторону своего павильона. В прохладном воздухе кружили пушистые снежинки, мягко обволакивая землю. Старейшина Бай неторопливо шла по виляющей каменной дорожке, наслаждаясь долгожданной тишиной и одиночеством. Ее разум вновь и вновь услужливо подкидывал ей образы, где Да Шань стоит перед ней на коленях, его голова приподнята в ожидании, а взгляд такой темный, что не видно, где заканчивается зрачок и начинается радужка. Если бы только она могла остаться с ним подольше. Набраться смелости и приподнять тяжелую косу, опуская шнурок кулона на загорелую шею. Бай Сюинь была уверена, что его кожа под одеждой обжигающе горячая на ощупь. Ей не хотелось больше ни о чем думать, только вновь и вновь воскресать в памяти эти трепетные моменты.

Она дошла до своего дома, поднялась на крыльцо и уже хотела было войти внутрь, когда заметила кое-что: на деревянном настиле у двери лежала какая-то вещь. Наклонившись, она подцепила за веревочку маленький мешочек. Пройдя в дом, она села за стол и зажгла свечу. Вытряхнув содержимое мешочка на ладонь, она обнаружила небольшой камень. Он был похож на черепок от разбитого глиняного горшка – непроницаемо черный, матовый и шероховатый с одной стороны и гладкий с другой, пронизанный тонкими янтарными прожилками, словно внутри текли реки из расплавленного золота. На нем остался отпечаток ауры духовной силы, словно этот камень когда-то находился рядом с очень мощным артефактом, или даже был его частью, но теперь это просто была необычная безделушка. Вертя его в руках, Бай Сюинь внезапно почувствовала резкую боль: она порезала палец об острый край. На подушечке пальца тут же повисла капля крови, готовая сорваться вниз.

Бай Сюинь нахмурилась и засунула палец в рот, словно ребенок, который поранился. Она сосредоточенно думала, что ей делать с этой вещью. Этот камень действительно был интересным, она прежде не встречала такой горной породы. Возможно, когда-то он был переплавлен естественным образом из черных камней и капель янтаря. Или даже в прожилки попали частицы настоящего золота. В любом случае вопрос был в другом: что теперь с ним делать. Если бы она просто нашла эту вещь или получила от кого-то, то любопытный камешек оказался бы в недрах ее сундуков вместе с другими бесполезными вещами. Но Бай Сюинь точно знала, от кого этот подарок, поэтому не могла просто взять и бросить его к остальным безделушкам. Впрочем, возможно, какой-то адепт оставил это на ее пороге или… Нет! Она потерла камень подушечкой пальца – шершавый и теплый на ощупь, совсем как чьи-то руки. Она была уверена, что это Да Шань оставил свой странный ответный подарок на ее крыльце. А значит, она найдет ему применение.

Старейшина Бай сосредоточилась и начала плести духовную нить из своей энергии. Для начала надо было сделать оправу для камня, чтобы больше не порезаться об острые края. Для кулона он был великоват, но если сделать к нему длинную нить, то его легко можно спрятать под одеждой, чтобы никто случайно не увидел. Объяснить, почему она носит на себе такую странную вещь, было бы проблематично.

Взмахом руки она зажгла еще одну свечу и сосредоточилась на плетении. Петля за петлей тонкая духовная нить обвивала черный камень, в глубине которого при свете свечи то и дело вспыхивали прожилки, словно внутри него разгорался настоящий огонь.

Глава 5. Лазурное ущелье

Следующие дни после праздника протекали очень спокойно. Многие адепты еще гостили у своих семей, тренировок не было, поэтому старейшина Бай почти не покидала свой павильон. В это тихое время она изучала трактаты, до которых раньше не доходили руки, а если надоедало читать, то играла на цине[12], рисовала тушью или медитировала. Ей нравилось проводить эти дни в одиночестве, поэтому, когда настойчивый стук в дверь заставил Бай Сюинь поднять голову, она невольно нахмурилась, не ожидая ничего хорошего.

– Входите, – она раздраженно отложила кисть.

– Наставница Бай, – Ван Чжэмин показался на пороге, неловко переминаясь и, очевидно, не желая попасть под горячую руку.

– Что за срочное дело заставило тебя прийти сюда? – сварливо спросила Наставница.

– Молодая госпожа Шао желает посетить Лазурное ущелье, – уныло ответил ее ученик.

Старейшина Бай приподняла бровь, всем видом показывая, что ждет продолжения.

– Она сказала, что без вас не может покинуть гору, – добавил Ван Чжэмин.

– А какое я имею к этому отношение? – теперь уже обе брови Бай Сюинь поползли вверх.

– Молодая госпожа Шао сказала, что ее старший брат запретил ей покидать орден без вас, – вздохнул Ван Чжэмин.

– Тогда пусть не покидает, – пожала плечами Бай Сюинь и снова взяла в руки кисть.

– Но молодая госпожа Шао очень сильно хочет посмотреть Лазурное ущелье, – отчаянно посмотрел на свою наставницу Ван Чжэмин.

Бай Сюинь бросила на него «какое-мне-до-этого-дело» взгляд и склонилась над рисунком.

– Наставница Бай! – взмолился Ван Чжэмин.

Он и сам не хотел идти ни в какое ущелье, но еще больше не хотел идти к Шао Цинмэй и сообщать ей, что никуда они не пойдут, учитывая, что она все утро ему говорила, как хочет туда сходить. Она упомянула об этом не меньше десяти раз, видимо, считая, что с первого он не уловил намека. Возможно, надо было просто прикинуться дурачком. Как Да Шань. А этот парень хитро придумал! Ван Чжэмин внезапно проникся уважением к гиганту.

– Наставница Бай, – Ван Чжэмин хмуро ковырял ногой щель между двумя деревянными досками на полу. – Шао Цинмэй очень просила сходить вместе с ней. Так как ее брат уже уехал, а Да Шань всего лишь смертный и не сможет ее защитить в случае опасности. Разумеется, я пойду с ними, но она очень настаивала на вашем присутствии.

Бай Сюинь тут же снова отложила кисть и повернулась к своему ученику.

– Так ты идешь с ними? – спросила она, невольно выделяя последнее слово.

– Да, – кивнул Ван Чжэмин, – пойдут лишь Шао Цинмэй и Да Шань. И я.

Бай Сюинь сделала вид, что о чем-то размышляет, хотя в душе сразу согласилась, стоило ей только услышать чье-то имя.

– Хорошо, – вздохнула она, словно делала одолжение всему миру. – Возможно, я смогу найти немного времени.

– Сейчас? – вопросительно смотрел на нее ученик.

Бай Сюинь замерла. Нет, сейчас она никак не могла. Ей надо было морально подготовиться. Но, с другой стороны, если отложить это дело, она все равно не сможет успокоиться и сосредоточиться на чем-то другом.

– Передай молодой госпоже Шао, что я встречу их через четверть шичэня у главных ворот, – бесстрастно ответила старейшина Бай.

– Спасибо, Наставница Бай! – улыбнулся Ван Чжэмин, а потом неловко отвел взгляд. – Так если вы пойдете с ними, то я мог бы оста…

– И не надейся, – перебила его старейшина Бай, а потом недобро улыбнулась. – Кто-то же должен всю дорогу развлекать разговорами молодую госпожу.

Ван Чжэмин тут же помрачнел, но промолчал. Поклонившись, он ушел на поиски Шао Цинмэй, чтобы передать ей слова Наставницы.

Бай Сюинь еще какое-то время не отводила взгляда от двери и, убедившись, что ученик точно ушел и не вернется что-то еще спросить, вскочила и подбежала к ближайшему сундуку с одеждой. Она несколько дней практически не выходила из дома, поэтому не сильно заботилась о том, как выглядит. И сейчас ей надо было срочно привести себя в подобающий вид. Что-то изысканное и элегантное, но не показывающее, что она нарочно наряжалась на прогулку. Непростая задача.

* * *

Спустя немного времени Ван Чжэмин ждал на широкой каменной площадке и вымученно улыбался. Подле него стояла Шао Цинмэй, которая говорила о каких-то пустяках, и Да Шань, который с самым бесстрастным видом созерцал окрестности.

На дорожке появилась старейшина Бай – на ней было алое с белым ханьфу в цветах ордена с вышитым золотым поясом, а волосы уложены в высокую прическу, скрепленную золотой заколкой в виде феникса. На спине верхней мантии тоже красовалась искусная вышивка птицы с распростертыми крыльями – знак ордена. Осанка старейшины Бай была идеально прямой, а взгляд спокоен и полон достоинства. Шаги ее были такие легкие, что казалось, будто она плывет над землей.