«До конца назначенного и творения нового». Зороастрийское происхождение иудеохристианской эсхатологии

Примечательно, что о введении Еноха в Едемский сад упоминает уже Книга Юбилеев (ок. сер. II в. до н.э.): «И он был взят из среды сынов детей человеческих, и мы привели его в рай (сад: эф. gänätä) Едем к славе и почести. И вот здесь он записывает суд и вечное наказание, и всякое зло сынов детей человеческих. И ради него Он (Бог) послал потоп на землю26; ибо он был поставлен в знамение, и чтобы дать свидетельство против всех сынов детей человеческих, чтобы объявлять все деяния родов до дня суда. И он принёс в жертву курение… которое было приятно Богу, на горе полудня; ибо четыре места Божии существуют на земле: рай (сад: эф. gänätä) Едем, и гора востока, и эта гора, на которой ты теперь, – гора Синай, и гора Сион» (Юб. 4, 23—26). Здесь Эдемский сад – ещё не загробный рай, а такое же материальное место, как и гора Синай или Сион.

Отождествление Эдемского сада с раем может присутствовать в ряде еврейских сочинений, созданных раньше Книги притч. Псалмы Соломона (сборник из 18 апокрифических псалмов, сочинённых в Палестине на еврейском языке в II – I вв. до н.э. и сохранившихся только в греческом переводе) утверждают: «Праведники Господни будут жить по нему (т.е. закону) вовек, рай (παράδεισος) Господень, дерева жизни – праведники Господни» (ὅσιοι κυρίου ζήσονται ἐν αὐτῷ εἰς τὸν αἰῶνα· ὁ παράδεισος τοῦ κυρίου, τὰ ξύλα τῆς ζωῆς, ὅσιοι αὐτοῦ) (Пс. Сол. 14, 2). Судя по упоминанию в другом месте этого сочинения (Пс. Сол 3, 11—16) телесного воскресения, слово παράδεισος может означать здесь рай, но с полной уверенностью это утверждать нельзя.

Такое значение данное слово определённо имеет в фрагменте из Оракулов Сивилл, который упоминает «цветущий сад рая» (παραδείσου ἐριθηλέα κῆπον), однако данный фрагмент не поддаётся точной датировке:

43 Вот за такие дела придёт к вам жгучее пламя,

44 Будет вас вечно палить огонь, который не гаснет,

45 И постыдитесь тогда обмана негодных кумиров.

46 Те же, кто Господа чтит, воистину сущего Бога,

47 Вечную жизнь обретут, и в жизни той бесконечной

48 Все, поселившись в Раю, в саду, прекрасно цветущем,

49 Сладостный хлеб вкусят, со звёздного посланный неба.

43 τοὔνεκεν αἰθομένοιο πυρὸς σέλας ἔρχετ᾽ ἐφ᾽ ὑμᾶς,44 λαμπάσι καυθήσεσθε δι᾽ αἰῶνος τὸ πανῆμαρ45 ψευδέσιν αἰσχυνθέντες ἐπ᾽ εἰδώλοισιν ἀχρήστοις.46 οἱ δὲ θεὸν τιμῶντες ἀληθινὸν ἀέναόν τε47 ζωὴν κληρονομοῦσι, τὸν αἰῶνος χρόνον αὐτοί48 οἰκοῦντες παραδείσου ὁμῶς ἐριθηλέα κῆπον49 δαινύμενοι γλυκὺν ἄρτον ἀπ᾽ οὐρανοῦ ἀστερόεντος.(Фр. III, 43—49)

Сходное представление о райской пище, дарующей бессмертие, отражено в сочинении предположительно I в. н.э. «Иосиф и Асенеф»27. В нём к дочери египетского жреца Асенеф является «человек с неба», который представляется как «начальник дома Господня и стратиарх всего воинства Вышнего». Асенеф получает от него медовый сот: «…Сот сей есть дух жизни. Ибо сот сей сотворили пчёлы в раю радости божьем (τοῦ παραδείσου τῆς τρυφῆς τοῦ θεοῦ) из росы роз жизни и всех цветов, которые суть в раю божьем (ἐν τῷ παραδείσῳ τοῦ θεοῦ). Поэтому все ангелы божии вкушают от него, и все избранные божии, и все сыны Вышнего, ибо это есть сот жизни, и всякий, кто вкусит от него, не умрёт вовек»28.

Гость даёт Асенеф вкусить от сота и сообщает ей: «Вот, ты вкусила хлеб жизни и отпила чашу бессмертия и помазана помазанием бессмертия. Вот, с сегодняшнего дня плоть твоя процветёт как цветы жизни земли Вышнего, и кости твои утучнятся как кедры рая радости божьего (τοῦ παραδείσου τῆς τρυφῆς τοῦ θεοῦ)»29.

Доступ к древу жизни в раю вновь откроет людям жреческий мессия согласно Завещанию Левия, входящему в состав Завещаний двенадцати патриархов (I в. до н.э. – I в. н.э.): «И вот он отверзет двери рая (τοῦ παραδείσου) и удалит угрожающий Адаму меч. И он даст святым вкушать от древа жизни, и дух святости будет над ними»30 (Зав. Лев. 18, 10—11). Под «святыми» здесь должны иметься в виду праведники, ср.: «побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия (ἐν τῷ παραδείσῳ τοῦ θεοῦ)» (Откр. 2, 7).

2-я книга Варуха говорит о небесном Иерусалиме, который отличается от земного Иерусалима и пока сокрыт от людей вместе с раем. О нём Бог сообщает Варуху: «Это не та постройка, что ныне построена среди вас, которая была открыта мне, которая была приуготовлена издавна, с того времени, когда я решил создать рай (prdys’). И я показал её Адаму прежде чем он согрешил. Но когда он нарушил заповедь, она была взята от него, как и рай. И после этого я показал её моему рабу Аврааму ночью, среди частей жертвенных животных. И ещё я показал её Моисею на горе Синай, когда я показал ему образ скинии и всех её сосудов. И вот, теперь она сохраняется у меня, как и рай (prdys’)» (2 Вар. 4, 3—6).

На Синае Бог показал Моисею «величие рая (prdys’), и завершение веков, и начало дня суда… и зев геенны (ghn’), и место воздаяния… и вид будущего мучения» (2 Вар. 59, 8—11). В конечные дни праведников ожидает награда: «Ибо пространства рая (prdys’) будут развёрнуты перед ними, и красота величия животных, которые под престолом, будет показана им» (2 Вар. 51, 11).

Примерно современная 2-й книге Варуха 3-я книга Ездры (рубеж I – II вв. н.э.) сообщает о последних днях: «Явится яма мучений, а напротив неё – место покоя; откроется печь геенны, а напротив неё – рай наслаждений» (Et apparebit lacus tormenti et contra illum erit locus requietionis, et clibanus gehennae ostendetur et contra eam iucunditatis paradisus) (4 Ездр. 7, 36); «…Будет явлен рай, тот, плоды которого не увядают и в котором наслаждение и исцеление» (Et quoniam ostendetur paradisus, cuius fructus incorruptus perseverat, in quo est saturitas et medella) (4 Ездр. 7, 123); «Ибо для вас открыт рай, посажено древо жизни, приготовлен грядущий век, устроено блаженство, построен город, покой установлен, благо свершено и мудрость закончена» (Vobis enim apertus est paradisus, plantata est arbor vitae, praeparatum est futurum tempus praeparata est abundantia, aedificata est civitas, probata est requies, perfecta est bonitas ante perfecta sapientia) (4 Ездр. 8, 52).

В Откровении Авраама (также рубеж I – II вв. н.э.) Авраам возносится на небо, откуда созерцает весь мир: «И я видел там сад Эдем и плоды его, источник и реку, исходящую из него, и его растительность, и праведников. И я видел в нём пищу их и покой»31 (Сильвестровский сборник: И видѣхъ ту садъ Едемъ и плодъ его. Источникъ исходящюю рѣку от него и дубие его и цвѣния ихъ. И правдѣ дѣющихъ. И видѣхъ в немь пихъ и покои; Палея: И видѣх тоу садъ Едемъ и плоды его. Источники исходящюю рекоу из него. И доубие его. И цветение его. Правдоу дѣющих вiдѣхъ в немъ и пищоу их. И покои вiдѣхъ тоу)32 (Откр. Авр. 21). Таким образом, в этом сочинении Едемский сад находится на земле.

В противоположность Откровению Авраама, 2-я книга Еноха (I в. до н.э., до разрушения Иерусалимского храма) помещает рай на третье небо:

«И пояста мя оттуда мужа, възведоста на третье небо, и постависта мя посреди породы. И мѣсто то невидимо добротою видѣниа: все древо благоцвѣтно, весь плод зрѣлъ, все брашно присно кипя, все дыхание благовонно. И четыре реки мимо текущи тихимъ шествиемъ. Всяк град добръ ражающи на пищю. И древо жизненое на мѣстѣ томъ, на немже почиваетъ Господь, егда ходитъ Господь в рай, и древо то нескажемо добротою благовоньства. И другое древо въскрай – маслинно, тучя масло выину. И все древо благо плода, нѣсть ту древа бесплодна. И все мѣсто благовонно. И аггели, хранящи породу, свѣтлѣ зѣло, непрестаннымъ гласомъ благымъ пѣниемъ служат Богу по вся дни. И ркох: „Коль благо мѣсто се зѣло!“ Отвѣщаста ко мнѣ мужа: „Мѣсто се праведникомъ, Еноху, уготовано есть, иже претръпя напасть в житии семъ, и озлобятъ душа их, и отвратят очи свои от неправды и сотворятъ суд праведенъ: дати хлѣб алчющимъ и нагиа покрыти ризою, а въздвигнути падшаго и помощи обидимымъ; иже пред лицем Господнимъ ходитъ и тому единому служитъ, – тѣмъ есть уготовано се в наслѣдие вѣчно“».

«И взяли меня оттуда мужи, и подняли на третье небо, и поставили меня посреди рая. Место то несказанно прекрасно видом: всякое дерево благоцветно, и всякий плод зрел, и всевозможные яства изобилуют, всякое дуновение благовонно. И четыре реки протекают там покойным течением. И всё, что рождается в пищу, прекрасно. И древо жизни на месте том, и на нём почивает Господь, когда приходит в рай, и древо это невыразимо прекрасно благоуханием. И рядом другое дерево – масличное, источающее постоянно масло. И всякое дерево благоплодно, и нет там дерева бесплодного. И всё место благовонно. Ангелы, охраняющие рай, прекрасные весьма, благим пением своим служат Богу непрестанно все дни. И сказал я: „Сколь чудесно это место!“ Отвечали мне мужи: „Место это, Енох, уготовано праведникам, которые претерпят напасти в этой жизни, и душам которых причинят зло, и которые отвратят очи свои от неправды и сотворят суд праведный: дать хлеб алчущим, покрыть нагого одеждой, поднять падшего, помочь обиженным; которые пред лицом Господа ходят и ему одному служат, – тем уготовано это <место> в наследие вечное“».33

Рай в Новом Завете

В греческом тексте Нового Завета слово παράδεισος встречается 3 раза. Павел использует его для описания собственного сверхъестественного опыта: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, – только не знаю – в теле или вне тела: Бог знает, – что он был восхищен в рай (εἰς τὸν παράδεισον) и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать»34 (2 Кор. 12, 2—4). Теоретически Павел может здесь описывать два разных события и отличать «третье небо» от «рая», однако сравнение с 2-й книгой Еноха, помещающей рай именно на третье небо, говорит в пользу отождествления Павлом этих понятий.

Иисус употребляет это слово в обращении к раскаявшемуся разбойнику, распятому вместе с ним: «И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (ἐν τῷ παραδείσῳ)»35 (Лук. 23, 43). Здесь слово παράδεισος означает место, куда попадают души праведников после смерти.

Наконец, в Откровении Иоанна Богослова Христос обещает ангелу Ефесской церкви «Побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия (ἐν τῷ παραδείσῳ τοῦ θεοῦ)»36 (Откр. 2, 7). Здесь, как и в предыдущем случае, по-видимому, имеется в виду эсхатологический рай.

Рай в Коране

В Коране рай обычно называется словом janna (tun) (<евр. gan «сад»), встречается также слово Эдем («adn (un)): «Он простит тогда вам ваши грехи и введёт вас в сады (jannātin), где внизу текут реки, и в жилища благие в садах вечности (jannāti «adnin)» (61.12) (Коран цитируется в переводе И. Ю. Крачковского). Также еврейское происхождение имеет арабское название ада (jahannamu <евр. ge hinnom «Геенна», «долина Еннома»).

Иранское слово *paridaiza- было заимствовано арабами у сирийских христиан (сир. pardaisā) в форме al-firdawsu37. Оно дважды встречается в Коране: «Поистине, те, которые уверовали и творили благое, для них будут сады рая (jannātu al-firdawsi) пребыванием» (18.107); « [верующие] наследуют рай (al-firdawsa), они в нём пребудут вечно» (23.11).

Коран изобилует описаниями рая как сада, например: «Образ сада (al-jannati), который обещан богобоязненным: там – реки из воды не портящейся и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из мёду очищенного. И для них там всякие плоды и прощение от их Господа» (47.16—17).

Описания рая как сада обычны для пехлевийской литературы. Так, Бундахишн сообщает, что на третий день после смерти душа покидает тело: «Если душа праведна, тогда на пути к ней приближается образ упитанной коровы, полной молока, принося душе довольство и тучность. Потом к ней приближается образ пятнадцатилетней девушки, прекрасной, одетой в белые одежды, приятной всеми своими членами, которая радует душу. Потом приближается образ сада, полного цветов, полного воды, полного плодов, полного процветания, который наполняет душу радостью и удовольствием. Это райская земля (did bōyestān kirb rasēd ī purr-bar ud purr-āb ud purr-mēwag ud purr-padēx kē ruwān urwāhmanīh ud padēx-menišnīh rasēd ī ast būm ī wahištīg38)»39 (Бундахишн, 30.13).

Сходное описание встречается в Визидагиха-и Затспрам: «Когда тело умирает, на третью ночь на рассвете к ней приходит образ ветра с юга, со стороны светов, подобный самому благоуханному ветру. Этот ветер есть вестник радости, который несёт весть о рае. Потом встают образ вод и образ растений в чём-то, подобном саду, изобилующему водой и множеством молодых деревьев, исполненных почками, в который направляется его душа (pas āb-kirb ud urwar-kirb pad ēwēnag ī bōyestān homānāg ī ābōmand ī was-nihāl ī purr-škōf be ēstēd kē-š ruwān andar frāz rawēd)»40 (Визидагиха-и Затспрам, 30.52).

Зороастрийский образ райского сада мог влиять на арабов как напрямую, так и через иудеохристианское посредничество.

Рай Корана знаменит своими гуриями: «Там скромноокие, которых не коснулся до них ни человек, ни джинн… Они – точно яхонт и жемчуг» (55.56, 58); «А черноокие, большеглазые, подобные жемчугу хранимому – в воздаяние за то, что они делали… Мы ведь создали их творением и сделали их девственницами, мужа любящими, сверстницами, – для владык правой стороны» (56.22—23, 34—37), и др.

По всей видимости, этот образ, чуждый иудеохристианству, был заимствован арабами непосредственно из зороастризма. С одной стороны, на него могло повлиять представление о даэне, выражающееся в некоторых текстах отчётливо сексуальным языком: она является праведнику «с телом девицы прекрасной, блестящей, белорукой, плотной, стройной, статной, великорослой, с выдающимися грудями и славным станом, благородной, с сияющим лицом, пятнадцатилетней по возрасту, и столь прекрасной телом, как прекраснейшие из созданий» (Яшт 22 (Хадохт-наск)) (перевод К. Г. Залемана).

С другой стороны, пехлевийские тексты утверждают, что праведники после телесного воскресения будут сожительствовать со своими жёнами: «…Кто достиг (возраста) зрелости, того воскресят в возрасте сорока лет, а того, кто был мал, пока не умер, воскресят в возрасте пятнадцати лет. И каждому дадут жену и ребёнка, и они так (же) будут сожительствовать с жёнами, как теперь на земле, но (у них) не будут рождаться дети (ud har (w) kas zand ud frazand dahēnd ud abāg zan māyišn ōwōn kunēnd čiyōn nūn andar gētīg bē frazand-zāyišnīh nē bawēd41)»42 (Бундахишн, 34.24); «Каждый мужчина, который на земле имел одну жену, будет иметь одну. Тот, у которого их было много, будет иметь много. У кого не было жены, получит жену такого же роста и такого же вида, ибо мужчина будет любить жену такого же вида больше, чем всех женщин на земле. Жёны будут соединены с мужьями и не будут соединяться с другими» (har mard-ē kē pad zamīg zan ēk {be} ā-š ān {ī} +ēk kē-š was būd ā-š ān was bawānd kē-š nē būd zan-ē ī ham-bašn ī +ham-čihr pēš ēstādag mard ān {ī} ēk zan ham-čihrīh rāy ā-š dōsttar dārēd kū wisp kanīg ī abar zamīg zan-iz mard hamīhēd ud +nē urwāzēnd ō any-z)43 (Визидагиха-и Затспрам, 35.52).

Возникновение представления об аде в иудаизме

Названия ада

Представление об аде, как и представление о рае, было заимствовано евреями из зороастризма, но в иудейских текстах межзаветной и раввинистической эпохи ад обычно называется еврейским словом геенна (gyhnm), которое восходит к названию долины, огибавшей Иерусалим с юго-запада.

В Еврейской Библии название этой долины упоминается 13 раз в трёх формах – 3 раза как «долина Хиннома» (ge hinnom), 9 раз как «долина сына Хиннома» (ge ben-hinnom) и 1 раз как «долина сыновей Хиннома» (ge bəne-hinnom). Происхождение личного имени Хинном неизвестно. В Синодальной Библии эти названия передаются как «долина Енномова (или Еннома)», «долина сына Енномова» и «долина сыновей (или сынов) Енномовых (или Еннома)».

5 раз эта долина упоминается в Еврейской Библии просто как географический ориентир: Нав. 15, 8 (2: ge ben-hinnom, Септ.: φάραγγα ᾿Ονὸμ; ge hinnom, Септ.: φάραγγος ᾿Ονὸμ); Нав. 18, 16 (2: ge ben-hinnom, Септ.: νάπης ᾿Οννάμ; ge hinnom, Септ.: Γαίεννα); Неем. 11, 30 (ge hinnom, в Септ. нет).

Своей известностью она обязана тому, что в ней допленные иудеи приносили своих детей в жертву всесожжения Яхве. Так, царь Ахаз «совершал курения в долине Бен-Хинном (ge ben-hinnom; Септ.: ἔθυεν ἐν Βενεννὸμ) и проводил сыновей своих через огонь» (2 Пар. 28, 3), а царь Манассия «проводил сыновей своих через огонь в долине Бен-Хинном (ge ben-hinnom; Септ.: ἐν Γεβενεννὸμ)» (2 Пар. 33, 6).

Местом, где в долине приносились человеческие жертвы, был тофет (top̄et), букв. «печь» (имя нарицательное, образованное от глагола ’ap̄a «печь»). Девтерономический историк утверждает, что в конце VII в. до н.э. иудейский царь Иосия «осквернил (ṭimme’) тофет (hattop̄et), что в долине Бене-Хинном (ge bəne (bny) -hinnom, Септ.: τὸν Ταφὲθ τὸν ἐν φάραγγι υἱοῦ ᾿Εννὸμ), чтобы никто не проводил сына своего и дочери своей через огонь в жертву молк (ləḇilti ləha‘aḇir ’iš ’et-bəno wə’et-bitto ḇa’eš lammoleḵ)» (4 Цар. 23, 10). Однако это утверждение не может соответствовать действительности, потому что Иеремия, пророчествовавший после Иосии, в 620-580-х гг. до н.э., говорит о тофете как о месте продолжающихся человеческих жертвоприношений.

Всего Иеремия упоминает долину, которую он всегда называет ge ben-hinnom, 5 раз. Впервые он говорит о ней в своей храмовой проповеди: « [Сыны Иуды] построили высоты тофета (bamot hattop̄et) в долине Бен-Хинном (ge ben-hinnom, Септ.: ἐν φάραγγι υἱοῦ ᾿Εννόμ), чтобы сжигать сыновей своих и дочерей своих в огне (liśrop̄ ’et-bənehem wə’et-bənotehem ba’eš)» (Иер. 7, 31); «За то вот, приходят дни, говорит Яхве, когда не будут более называть это тофетом и долиной Бен-Хинном (ge ben-hinnom, Септ.: φάραγξ υἱοῦ ᾿Εννόμ), но долиною убийства (ge’ haharega), и в тофете будут хоронить по недостатку места» (Иер. 7, 32).

Позднее Яхве приказывает Иеремии взять «старейшин из народа и из старейшин священнических», выйти «в долину Бен-Хинном (ge ben-hinnom; Септ.: εἰς τὸ πολυάνδριον υἱῶν τῶν τέκνων αὐτῶν), которая у ворот Харшиф» (Иер. 19, 2) и провозгласить там, что иудеи «наполнили место сие кровью невинных и построили высоты Ваала, чтобы сжигать сыновей своих огнём во всесожжение Ваалу (liśrop̄ ’et-bənehem ba’eš «olot labba‘al)» (Иер. 19, 4—5), и «за то вот, приходят дни, говорит Яхве, когда не будут более называть место сие тофетом и долиной Бен-Хинном (ge ben-hinnom; Септ.: Πολυάνδριον υἱοῦ ᾿Εννόμ), но долиною убийства (ge’ haharega)» (Иер. 19, 6).

Наконец, уже во время осады Иерусалима вавилонянами Иеремия обвиняет иудеев в том, что они «построили высоты Ваала в долине Бен-Хинном (ge ben-hinnom), чтобы проводить сыновей своих и дочерей своих в жертву молк (ləha‘aḇir ’et-bənehem wə’et-bənotehem lammoleḵ)» (Иер. 32, 35). Вероятно, ту же самую долину Иеремия имеет в виду, когда предсказывает, что в будущем Иерусалим вновь будет отстроен (Иер. 31, 38) и «вся долина трупов и пепла» («emeq happegarim wəhaddešen) будет «святыней Яхве» (Иер. 31, 40).

Из приведённых цитат ясно, что у переводчиков Септуагинты не было единства в переводе топонима ge (ben- или bəne-) hinnom. Они дают разные варианты перевода, причём среди них ни разу не встречается новозаветная форма γέεννα (ближе всего к ней форма Γαίεννα в Нав. 18, 16).

Начало превращения «геенны» в место наказания можно видеть уже в поздних книгах Еврейской Библии, а именно в Третье-Исайе и второй части Книги пророка Даниила. В последней главе Третье-Исайи (V – IV вв. до н.э.) Яхве обещает «собрать все народы и языки», чтобы они пришли в Иерусалим и увидели славу «бога Израилева» (Ис. 66, 18): «Тогда из месяца в месяц и из субботы в субботу будет приходить всякая плоть пред лице моё на поклонение, говорит Яхве. И будут выходить и увидят трупы людей (pigre ha’anašim), отступивших от меня, ибо червь их не умрёт, и огонь их не угаснет, и будут они посрамлением (dera’on) для всякой плоти» (Ис. 66, 23—24).

Хотя прямо это здесь не говорится, выходящие из храма, по всей вероятности, будут видеть трупы в находящейся рядом с ним долине Хинном. На такую мысль Третье-Исайю должно было навести пророчество Иеремии о том, что «в тофете будут хоронить по недостатку места» (Иер. 7, 32), и именование долины Хинном «долиной трупов и пепла» («emeq happegarim wəhaddešen) (Иер. 31, 40).

Третье-Исайя говорит не о загробном воздаянии, но лишь о надругательстве над трупами врагов Яхве, которые будут пожираться червями и сжигаться огнём, но при этом каким-то чудесным образом сохраняться. Однако здесь уже можно видеть зерно позднейшего представления об адском пламени.44

Дальнейшее развитие этой идеи присутствует во второй части Книги пророка Даниила (165 – начало 164-го г. до н.э.), которая содержит единственное в Еврейской Библии выражение представления об эсхатологическом телесном воскресении: «И многие из спящих в прахе земли (wərabbim miyyəšene ’admat-«ap̄ar) пробудятся (yaqiṣu), одни для жизни вечной (ḥayye «olam), другие на вечное поругание и посрамление (laḥarap̄ot lədirə’on «olam)» (Дан. 12, 2).

Слово dr’wn («посрамление») во всей Еврейской Библии встречается всего 2 раза – в приведённых стихах Ис. 66, 24 и Дан. 12, 2. По всей видимости, под «вечным посрамлением» автор второй части Книги пророка Даниила имеет в виду неугасимый огонь долины Хинном, о котором говорит Третье-Исайя, однако в Дан. 12, 2 этот огонь жжёт уже не трупы, а воскресшие тела грешников. На этом основании можно предположительно говорить о появлении у иудеев представления о пламени геенны во II в. до н.э.

Межзаветные тексты

В межзаветных иудейских сочинениях образ огненного ада встречается неоднократно, но само слово геенна употребляется редко. Так, в 4-й Книге Сивилл, иудейское ядро которой, вероятно, восходит к II в. до н.э. – I в. н.э., говорится: «Тех, кто, живя нечестиво, / Истинной веры не знал, земляная толща накроет / Душного Тартара, пропасть поглотит ужасной геенны» (ὅσοι δ» ὑπὸ δυσσεβίῃσιν / ἥμαρτον, τοὺς δ» αὖτε χυτὴ κατὰ γαῖα καλύψει / Τάρταρά τ» εὐρώεντα μυχοὶ στύγιοί τε γεέννης) (КС, 4.184—186). Перед этим сообщается, что Бог «порочных в пламень отправит, / в мрак преисподней» (ὑπὸ ζόφον ἐν πυρὶ πέμψει) (КС 4.43—44). Здесь слово γεέννα употребляется уже в форме, известной по Новому Завету.

3-я книга Ездры (кон. I – нач. II в. н.э.) сообщает, что после страшного суда «явится яма мучений, а напротив неё – место покоя; откроется печь геенны, а напротив неё – рай наслаждений» (et apparebit lacus tormenti et contra illum erit locus requietionis, et clibanus gehennae ostendetur et contra eam iucunditatis paradisus) (3 Ездр. 7, 36). По всей видимости, редкость упоминаний геенны в сочинениях эпохи Второго храма вызвана тем, что в переводах на другие языки это семитское слово оказывалось скрытым за другими словами.

Предположительно самые ранние упоминания огненного ада в межзаветных текстах содержатся в 1-й книге Еноха. Образ огненной бездны появляется уже в Книге стражей (III – II вв. до н.э.), где она предназначена для уничтожения в судный день мятежных стражей: «И в великий день суда он (Азазел) будет брошен в жар» (Пан.: καὶ ἐν τῇ ἡμέρᾳ τῆς μεγάλης τῆς κρίσεως ἀπαχθήσεται εἰς τὸν ἐνπυρισμόν; Синк.: καὶ ἐν τῇ ἡμέρᾳ τῆς κρίσεως ἀπαχθήσεται εἰς τὸν ἐμπυρισμὸν τοῦ πυρός; эф. wäbä {ʿ} əlätə {ʿ} äb {a} yə ʾənətä k {ʷ} ənäne kämä yətəfänäwə wəsətä {w} aʿəyə) (1 Ен. 10, 6); «Крепко свяжи их (Семъйязу и его соучастников) под холмами земли на семьдесят родов до дня суда над ними и до окончания родов, пока не совершится последний суд над всею вечностью. В те дни их бросят в огненную бездну (гр. τὸ χάος τοῦ πυρὸς; эф. m {ä} təḥətä ʾəsatə); на муку и в узы они будут заключены на всю вечность. И немедленно Семъйяза сгорит и отныне погибнет с ними; они будут связаны друг с другом до окончания всех родов» (1 Ен. 10, 12—14).

В Послании Еноха (II в. до н.э.) мы, вероятно, впервые в еврейской литературе встречаем представление об огненном аде, который ждёт грешников после судного дня: «Их дух будет брошен в огненную печь» (tətəwädäyə mänəfäsomu wəsətä {ʾ} ətonä {ʾ} əsatə) (1 Ен. 98, 3); «Горе вам, грешники, ибо вы будете гореть в озере огненного пламени (bäwa {ʿ} əyä lahəb {ä} ʾəsatə təwə {ʿ} əyu) за слова своих уст и за дела своих рук» (1 Ен. 100, 9); «Их духи будут умерщвлены, и они будут восклицать и взывать в пустом необитаемом месте и гореть в огне, где нет земли» (wämänafəsətihomu yətəḳätälu wäyəṣärəḥu wäyä {ʿ} äwäyəwu bämäkanä bäd {ə} wə zäʾiya {s} ətärəʾ {i} wäbäʾəsatə yən {ä} dədu ʾ {ə} səmä ʾihälo) (1 Ен. 108, 2).

Сходное представление отражено в третьей части 1-й книги Еноха – Книге видений (II в. н.э.): «И суд совершился, прежде всего, над звёздами, и они были судимы и оказались виновными, и пришли к месту осуждения, и их бросили в глубокое место, наполненное огнём, пылающее и наполненное огненными столбами. И те семьдесят пастырей были судимы и оказались виновными, и точно также были брошены в ту огненную пропасть (ma {ʿ} əməḳ {ä} ʾəsatə). И я видел тогда, как была открыта подобная пропасть в средине земли, наполненная огнём, и как принесли тех ослеплённых овец, и они все были судимы и найдены виновными, и брошены в ту огненную пропасть, и они сгорели: а пропасть эта была направо от того дома (т. е. Иерусалимского храма). И я видел, как сгорели те овцы, и кости их сгорели» (1 Ен. 90, 24—27). Пропасть рядом с храмом, очевидно, расположена в долине Хинном.