Остров посреди мая или храм над обрывом

– Нравится фотоаппарат?

– Еще бы! Хороший аппарат.

– Хочешь – бери. Могу дать попользоваться на месяц. Мне все равно надо готовиться к экзаменам. Ты здешний сам?

– Да. Я из Малых Гарей. Это вот там, видишь крыши домов?

– А я приехал с мамой в гости к тетке. Она живет вот в том крайнем доме. – Парень показал рукой на довольно обветшалую крайнюю избу в Мошкино. – Послезавтра мы поедем обратно, и потом я приеду уже после экзаменов в середине июня. Тогда и вернешь «ФЭД». Там остался последний кадр – давай я тебя щелкну для истории.

Он сфотографировал меня и перемотал свою пленку на закрытую катушку. В тот день я на никакую рыбалку не попал. Парень, который назвался Ваней, показал, как нужно пользоваться «ФЭДом», а потом мы сидели и болтали полдня обо всем и ни о чем. Мне было с ним легко и очень приятно. Через месяц я вернул ему фотоаппарат, а после еще две недели мы с ним ходили на рыбалку, собирали грибы-ягоды в лесу, мечтали о будущем. Потом он уехал и больше мы никогда не виделись: он учился в Лебяжьем в Кировской области, а я учился в средней школе своего райцентра в своей республике. Дальше я уехал из своей деревни и появлялся уже изредка для того, чтобы навестить маму, пока она была жива…

Наверное, этот молодой человек видел мое фото с той пленки, с последнего кадра, но мне было там всего 13 лет, а сейчас почти даже страшно озвучить сколько! И этот незнакомец узнал меня сразу – чудеса, да и только. Вдобавок, огромный волк, который его друг или еще кем приходится ему, притом слушается его так, словно бы и не волк вовсе, а человек… Может, я перегрелся и уснул, и сейчас вижу сон? Вроде бы не сплю….

Молодой человек специально держал паузу, понимая, что мне надо время для того, чтобы вспомнить те события.

– А вы не сын случайно Ивана? – спросил я, наконец, сообразив, что все просто оказывается.

– Нет. Случайно нет. Я хороший знакомый и в какой-то степени, можно сказать, родственник Левкова. Зовут меня Максим, фамилия Колесов.

Я тогда даже не обратил внимания на фамилию: я всегда забывал фамилии почему-то и запоминал с первого раза, как правило, только имя. Ну, Максим, ну, Колесов, а через минуту разойдемся и уже никогда не увидимся – какой смысл забивать голову: на рыбалке так бывало не раз, что встретишь тоже такого же собрата, поболтаешь и расходишься навсегда…

Где-то сверху опять послышалось странное гудение. Я даже вздрогнул.

– Вы не знаете, кто это так то ли стонет, то ли мычит? – спросил я Максима, чтобы прервать неловкую паузу.

– Не читали рассказ Чехова «Студент»?

Я недоуменно посмотрел на нового своего знакомого.

– Там в самом начале есть такое предложение: «Кричали дрозды, и по соседству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку». Очень правильно сказано, не правда ли?

– Я помню этот рассказ, но никогда не обращал на эти строки, – сказал я, удивленный очень точным описанием звука. – Да, точно, как будто кто-то дует в трубу или бутылку. Там еще описывалось что-то про охоту….

– На вальдшнепа, – подсказал Максим. – Это вальдшнеп так пикирует. Вот он со стороны солнца. Его почти не видно.

Парень показал рукой в небо. Я машинально повернул голову и, щурясь от яркого солнца, увидел в вышине маленькую птицу. Размером, я бы сказал, он был чуть крупнее дрозда.

– Надо же, а раньше я никогда их тут не видел и не слышал.

– Сейчас, видите, поля все заросли лесом. Никто ядохимикатами и удобрениями не посыпает все вокруг – вот животным и птицам вольготно. Хотя, неизвестно: хорошо это или плохо.

Я обратил внимание правильному и литературному, можно сказать, стилю разговора молодого человека, что встречается довольно редко даже среди представителей моего поколения, а те, кто моложе, – без мата не могут, порой, связать два слова. Может быть, я неправ – это мое личное мнение.

– А волк, которого вы назвали Бенгуром…, – я запнулся, подбирая слова, не зная как спросить.

– Он мой друг. Вернее, он был… он друг Ивана, ну, и мой тоже. Он всегда со мной или где-то рядом.

– А как сам Иван поживает?

Максим как будто бы ожидал и, одновременно, боялся этого вопроса. Он глубоко вздохнул и посмотрел на меня добрым взглядом: так смотрят старые родители на своих повзрослевших детей – я помню этот взгляд и буду помнить всегда.

– Иван умер полтора года назад…. Он был тяжело ранен в армии, во время службы в Афганистане. Врачи один осколок рядом с сердцем не смогли вытащить: вот он и дал о себе знать через многие годы. Ему было даже присвоено звание Героя Советского Союза…

Сказав про Героя, Максим почему-то слегка покраснел, как будто ему было неудобно про это говорить. Надо же, а я ничего про это не знал. Да и время тогда такое было: страна разваливалась, все менялось, – Герои были тогда не особо нужны.

– Валерка…. Ой, простите, – Максим немного сконфузился, назвав меня так фамильярно, – я забыл спросить ваше отчество.

– Мне было бы приятно, если бы вы так и называли бы меня Валеркой, ну, или Валерой. Давайте на «ты», если вы не возражаете.

– Хорошо. Валера, не хотите…, не хочешь погостить у нас? Если твои родители не обидятся на меня, конечно.

– Они уже давно умерли. А я остановился в соседней деревне у одной доброй старушки.

– Если ты не возражаешь, то можно сделать следующее: мне сейчас надо ехать в Йошкар-Олу встречать свою половину. Я тебя подброшу до того места, где ты оставил свои вещи, а на обратном пути заберу. Согласен. Мы тебе предоставим отдельный дом со всеми удобствами, и там ты можешь жить сколько захочешь. Хоть переезжай насовсем – мы будем только рады.

Я никак не ожидал такого – крайней степени неожиданного – приглашения от случайного встречного человека. Да и как это: заселиться в отдельный дом и жить там сколько я пожелаю. Что за это бесплатный сыр такой? Меня стали «терзать смутные сомнения»: может, это шпион и он хочет меня выкрасть из страны? Ну, никак невозможно по случайно показанной детской фотографии узнать пожилого человека так сразу, а он узнал. Вот только волк меня сбивал с толку: сколько я читал и слышал – волк привыкает к человеку только со щенячьего возраста и признает, как правило, только одного нашего брата. Не мог же он с собой откуда-то из-за границы притащить такого огромного зверя. Нависла пауза. Меня очень заинтересовала личность молодого человека, и хотелось узнать о нем больше, но какой-то детский страх сковал мою волю согласиться.

– Погода сегодня изумительная, – прервал молчание Максим. – Библию не читали? В Третьем Книге Царств, в главе 19, стихи 11 и 12, Бог говорит Илье пророку: «… большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы…, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, и там Господь». Пойдемте к машине… Мы за тобой, как я уже говорил, заедем, а ты тогда и дашь нам ответ, хорошо?

Я зашагал вслед за молодым человеком. То, как он процитировал Священное Писание, называя главы и номера стихов, было очень странно для его возраста. Я, будучи верующим человеком, довольно часто читая Библию в молодые годы, никогда так не запоминал и думал, что только в кино могут эффектно, рисуясь, показывать знание наизусть текстов Священного Писания. Эти слова перетянули чашу весов моего сомнения и страхов в пользу того, что я если не поеду с Максимом и не узнаю о нем все, то буду мучиться всю свою жизнь чувством неразгаданной тайны этой личности.

– Жалко будет старую женщину оставлять одну, – заговорил я, наконец, давая понять, что я согласен поехать в гости. – Тетя Рая обрадовалась очень, что я приехал именно к ней и теперь вдруг ухожу. Что бы такое сказать, чтобы она не обиделась – не знаю даже.

Максим остановился и посмотрел на меня с радостной улыбкой: ему было приятно, что я принял его приглашение.

– Сейчас Пасхальная неделя, а здесь в округе церковь только в райцентре. Я могу послать машину, – если она захочет, конечно, – и привезти ее к нам, на службу в нашей церкви. Настоятелем в нашей церкви является иеромонах отец Савва. К нам он приехал из монастыря в Белом море – очень душевный человек. Помогает ему молодой иеромонах отец Феликс. Если это ее заинтересует, то узнай, в какой день прислать машину. Думаю, это будет приятной компенсацией за ее огорчение.

Не знаю даже, что именно стерло в моем сознании все оставшиеся опасения: или эта спокойная открытая улыбка молодого человека, или неожиданная информация о церкви и о монахах, или чудесный майский день с гулом вальдшнепа в небе – меня вдруг страстно потянуло быстрее увидеть тот уголок, где живет эта община Максима. Я не помню даже, когда еще я испытывал до этого момента такое блаженство. Наверное, когда я возвращался из армии домой. Я помню те дни: был такой же чудесный май, мне всего двадцать лет, дома ждет мама…. Боже мой, Боже мой! Где все это?

– Я забыл спросить: а где твое село? Как называется? – спросил я Максима.

– Ну, эта деревня в списках давно не значится, но, надеюсь, скоро мы исправим это. А называется Лазорево – это уже Кировская область. Разве ты не помнишь?

– Честно говоря, не помню. Может он мне и называл свое село, но я позабыл… Нет, не помню.

Максим хотел было что-то сказать, но как будто что-то вспомнил важное и, перестав улыбаться, начал с тоской смотреть в сторону. Его глаза глядели будто бы внутрь себя, и было видно, что он хочет выговориться, но не может этого сделать.

Мы молча подошли к машине. К моему удивлению она была даже не заперта: водительская дверь была приоткрыта, а стекло на передней правой двери было опущено. Я вначале даже подумал, что кто-то там есть, но Максим подошел к правой двери и открыл ее для меня, чтобы я сел рядом с ним. Когда я забрался на сиденье джипа, Максим сел на место водителя и, чуть прогрев двигатель, поехал по своему старому следу, искусно объезжая густо растущие сосны.

Максим молчал. Хотя это было в большей степени из-за того, что нужно было следить за дорогой, вернее, за ее отсутствием, если можно так выразиться. Я же не хотел его отвлекать и поэтому, только когда выбрались на асфальтовую дорогу, решил нарушить наше молчание.

– А куда исчез твой Бенгур? – спросил я Максима.

– А ты разве не заметил его под большой березой? Буквально несколько секунд назад? Он нас проводил до дороги, а сейчас побежит в сторону Лазорево и на подъезде к деревне будет нас ждать. Будет ждать, пока я не появлюсь и помрет запросто от голода, если я не вернусь. Поэтому мне на долгое время никак нельзя бросать его: он мне сделал столько всего, что я перед ним в неоплатном долгу. Я потом как-нибудь расскажу о том, как он спас, например, Ивана от смерти…

Я посмотрел назад на дорогу, надеясь увидеть этого былинного волка, но дорога была пуста, и только в полукилометре от нас ехал черный «Геленваген». «Надо же, – подумал я про себя,– вроде бы и глухой угол, а люди катаются на таких дорогих джипах».

– Я тебя на повороте возле Мошкино высажу – не возражаешь? – спросил Максим, когда пикнул его смартфон, и он прочел сообщение. – Супруга уже подлетает, а я не люблю опаздывать.

– О чем может быть речь? Я немного разомну ноги: они у меня с непривычки невыносимо гудят.

– Где ты остановился, говоришь?

– Ах, да – телефон же в деревне плохо берет: низина там, а здесь вроде как нормально. Как заедешь в Мошкино – поверни налево. По правой стороне сразу же увидишь белый кирпичный большой дом с зеленым палисадником. Дальше будет магазин из такого же силикатного кирпича. Следующий дом после магазина и есть дом тети Раи. Я буду ждать. Посигналишь – тут же выскочу.

Тетя Рая, как этого и стоило ожидать, сильно огорчилась, узнав, что я уезжаю и даже прослезилась. Я долго объяснял, куда и к кому я еду, что я встретил родственника друга детства – никак пожилая женщина не успокаивалась. Но не зря говорят, что старики как дети: когда я рассказал, что в Лазорево (название деревни тете Рае, как ни странно, ничего не говорило) есть церковь и, если она захочет, то Максим пришлет шикарную машину за ней в любой день, а она даже может взять с собой кого-нибудь из старушек-подружек. Тетю Раю эти слова оживили: она очень хотела побывать в церкви, но не знала, как это сделать. Хозяйство она не могла оставить ни на день, а в райцентр если ехать, то только с ночевкой, а остановиться и не у кого. А когда она услышала, что службу справляют в том храме монахи, притом один приехал аж чуть ли не из Соловецкого монастыря, то и вовсе позабыла про мою «измену» – все загорелась предвкушением будущего путешествия. Мы с ней, подумав, выбрали субботу для поездки. Справившись с этим делом, я сытно покушал пироги с гусиным супом, томленным в печи и поднялся в горницу немного полежать, чтобы дать отдых моим бедным ногам. Как только моя голова легла на мягкие пуховые подушки, веки стали наливаться свинцовой тяжестью, и я заснул.

Помню, снился мне длинный сон, рассказывать который нет абсолютно никакого смысла, только в конце этого сна ехал я на машине, и вот машина остановилась перед светофором, и тут же сзади ехавшее авто стало сигналить. Я проснулся – сигнал продолжался.

– Валерка! А, Валерка! – послышался голос тети Раи. – За тобой приехали. Просыпаешься?

– Да, тетя Рая, проснулся, – ответил я, хотя никак не мог прийти в себя и понять, что происходит.

Наконец, голова стала проясниваться, и я вспомнил, что, должно быть, сигналит Максим. Я посмотрел на часы – Боже мой, я проспал два с половиной часа, а казалось, только покемарил минутку. Быстренько заправив свою лежанку, я прихватил свой рюкзак с вещами и спустился вниз, что далось мне довольно тяжело: ноги с непривычки гнулись еле-еле. Тетя Рая уже собрала мне целый большой пакет пирогов и разной еды. Пироги я взял и запихал в рюкзак, а от остального еле-еле отвертелся, так как в мой мешок уже ничего не влезало, а таскать отдельно не хотелось.

За воротами стояла «Тойота» Максима. Левая дверь возле водителя была приоткрыта, а сам он мне жестом показал сесть рядом с ним. Я подошел к пассажирскому переднему месту и стал карабкаться своими негнущимися ватными ногами в кабину. С первого раза у меня не получилось: ногу просто не смог поднять до уровня пола. Пришлось рукой схватиться за поручень рядом с лобовым стеклом, затем поставить правую ногу на подножку и, подтягиваясь рукой, левую ногу поднять на порог. Во время этих манипуляций я услышал приятный нежный женский голос из заднего сиденья: «Добрый день!»

– Добрый день! – ответил я, пытаясь разглядеть обладательницу этого голоса, но спинка сиденья и подголовник мешали обзору, и я увидел в щелочку с левой стороны сиденья лишь красивые светлые вьющиеся волосы, собранные в пучок.

Наконец я плюхнулся на свое место и поставил свой довольно объемистый рюкзак себе на колени.

– Вот, Валера, прошу знакомиться – моя супруга Соня, – сказал Максим, с улыбкой наблюдая за моим карабканьем. – Ноги перестали слушаться после сегодняшнего путешествия, да?

Я повторно попытался разглядеть жену моего нового знакомого теперь с правой стороны сиденья, но теперь мне мешал рюкзак, чтобы повернуться корпусом, ну, и ноги все также еле слушались. Поэтому я увидел те же красивые волосы и наушник в правом ухе, а также планшет в правой руке Сони.

– Соня, прошу любить и жаловать моего, надеюсь, друга, – Максим вопросительно посмотрел на меня, а затем бросил взгляд назад. – Это – Валерий Ильич Кулагин. Доктор технических наук. Награжден орденами «За заслуги перед Отечеством» третьей и четвертой степени. Человек, который занимается жутко секретными разработками для нашей оборонки.

– Максим, ты меня вгоняешь в краску.

– Валера, это я вычитал в интернете. Ничего, кроме простой общедоступной информации.

– Очень рада нашему знакомству, – послышался голос Сони.

Я, уже даже не пытаясь повернуться и посмотреть назад, ответил любезностью на любезность, что, мол, тоже очень рад.

Внедорожник тронулся, и мы поехали в Лазорево. Для меня оно уже казалось чем-то наподобие земли обетованной. Как ни странно, я провел все свое детство здесь и прожил до 18 лет, но те края в Кировской области для меня были TERRA INCOGNITA, как сказали бы древние римляне. Где только я не бывал, где только не шатался, а вот за тот лес, который я видел раньше каждый день и до которого километров 6-7 вот с этого пригорка, – никогда не добирался. И не встреть сегодня Максима, так и прожил бы свою жизнь, не заглянув за географический горизонт моего детства.

– Валера, а как вы относитесь к балету? – вдруг спросил Максим.

Я ожидал, какой угодно вопрос, но только не про балет. Максим посмотрел на меня с хитрой улыбкой, я же глядел на него удивленно. Я задумался. Да, балет я очень любил, но к чему и зачем этот вопрос? Разве только, что мой знакомый страстный любитель балета, как и я?

На самом деле, откуда началось моя любовь к балету? Это при том, что я не любил ходить на спектакли: разговоры, разговоры, разговоры – все статично. То ли дело балет!.. А началось все так: помню, шел я на первом курсе училища вечером мимо Большого театра, а время было, – как будто все сейчас перед глазами, – без пяти минут семь. И тут меня остановила миловидная старушка и, извиняясь, спросила, ну, вот, почти что так же, как спросил Максим: «Молодой человек, не хотели бы Вы пойти на балет? Мой муж неожиданно заболел и билет пропадает. Я понимаю, что могу втридорога продать, но не хочу этого». Конечно, я знал, что попасть в Большой театр почти невозможно и я из чистого любопытства, чтобы просто посмотреть внутренние интерьеры, а потом сказать деловым видом, мол, бывали мы и тут, и там. Помню, даже цена была вроде 1 рубль и 70 копеек, а может, и дороже – уже точно не могу сказать. Первый ярус, второй ряд, центральное ложе – непосредственно над гербом Советского Союза. Вот так: увидел балет и влюбился в него. И даже когда и Музыкальный театр, и Большой театр были на реконструкции долгое время, чуть ли не специально ездил с женой, или даже один без жены, в Питер лишь для того, чтобы насладиться созерцанием волшебства балета. Вот только в последнее время вот уже полтора года никуда не ходил: надо было сделать оборонный заказ в срок, бывало даже так, что приходилось ночевать в НИИ, – все мысли были только о работе. Правда, до этого перерыва, полтора года назад, я видел лучший балет в своей жизни, который потряс меня до глубины души. Это была постановка «Жизели» в Большом театре 9 января прошлого года. Представление было закрытое и билетов в свободной продаже не было. Нам же, в наш отдел, по моей просьбе и с разрешения администрации Президента, было представлено определенное количество билетов. Все дело было в том, что на этом представлении присутствовали Президенты России и Франции, а также прочие высокопоставленные лица двух держав. Конечно, мне льстило, что я вместе с супругой мог попасть на такой торжественный вечер, но мое настроение упало, когда я увидел программку: Жизель танцевала некая Софья Яхно. Эта балерина была довольно посредственной актрисой Музыкального театра, танцевавшая, как правило, в кордебалете. Правда, обладавшая эффектной внешностью. Я ее танцевавшую главную партию видел один раз только до этого в «Спящей красавице» в Большом после перехода ее туда из Музыкального театра месяц тому назад, и был глубоко раздосадован, что вообще тогда пошел на балет. И вот, в ожидании этого разочарования, я начал смотреть «Жизель». Я не помню, как прошел первый акт. Опомнился только от прикосновения жены: она подавала мне свой носовой платок, так как по моим щекам текли слезы после сцены, где героиня сходит с ума. На глазах моей Тани тоже были слезы. Многие, в том числе и Президент Франции, вытирали слезы на глазах. Это было настоящее волшебство балета. Как эта балерина смогла так трансформироваться? Я мечтал еще раз попасть на ее выступление. Жена даже один раз, через полгода после того представления, купила билет на Софью Яхно, но я не смог тогда пойти с ней: очередное испытание нашего изделия прошло без особого успеха, мягко говоря, и было не до балета….

Все это я довольно пространно продолжал рассказывать, пока при очередном упоминании Софьи Яхно послышалось прерывистое хихиканье. Супруга Максима явно хотела сдержать смех, но это ей удавалось с трудом. Я решил, что она смотрит на своем планшете какие-нибудь смешные ролики, и поэтому недовольно притих и перестал говорить. Тут Максим легонько толкнул меня и как-то странно и хитро моргнул, от чего я впал в замешательство: что это такое?!

– Валера, ты так вдохновенно рассказывал про балерину Софью Яхно, но неужели ты не узнал ее с близкого расстояния? – спросил он.

– В каком смысле «не узнал»? – недоуменно уставился я на него.

– Да, вот же она, Софья Яхно, сидит за тобой и давится от смеха. Это ты ее так развеселил. К слову сказать, она очень редко смеется у меня, и я давно не слышал такого ее смеха, да Сонь? – сказал Максим и бросил взгляд на свою жену и добавил, обращаясь ко мне: – Только ради этой сцены тебя, Валера, надо было взять с собой. Думаю, ты согласен со мной?

Я, не помня себя, скинул свой рюкзак под ноги, привстал, насколько мне позволяли мои ватные ноги, и увидел перед собой лицо смеющейся Сони – Софьи Яхно. Я понимал, что сел в лужу, но она так озорно и заразительно смеялась, уже не сдерживая себя, что я тоже стал хохотать, плюхнувшись обратно на свое место. Так смеялись, пожалуй, минут пять, и это было действительно очень смешно. Максим, который мне казался всегда немного угрюмым, даже когда улыбался, впал в ребяческое состояние и смеялся тоже очень заразительно, при этом немного прихрюкивая, что только добавляло пороху в наше умопомрачительное веселье. Он даже на некоторое время остановил машину на обочине…

Наконец, мало-помалу, смех наш закончился. Закончилась и асфальтовая дорога, когда мы выехали за околицу небольшой деревни, что была последней со стороны нашего региона. Когда Максим стал поворачивать свою машину влево, я невольно бросил взгляд на деревенскую перспективу: вслед за нами, с другой стороны села, из-за крайнего деревянного домика, на улицу выехал черный внедорожник «Геленваген». Опять сомнения начали царапать мой разум: было ясно, что джип едет за нами, но за кем они следят?

– Максим, тебе не кажется, что черный «Геленваген» неспроста ездит за нами? – спросил я своего нового приятеля и кивнул головой назад.

К моему удивлению, Максим даже не повернул голову, чтобы взглянуть на наших преследователей. Он посмотрел вместо этого на меня и медленно покачал головой.

– Это наша охрана.

– Охрана? В смысле? Ты под следствием?

– Странная логика у тебя Валера. Почему сразу «под следствием». Ну, скажем так: телохранители.

Вроде бы после того, как оказалось, что я еду с примой Большого театра, уже и невозможно ничему удивляться, но оказалось, что это не предел, и надо, пожалуй, готовить себя к тому, что все это только цветочки. Я не знал, что и сказать Максиму. Кто же он такой? Кем может быть молодой человек в 25 лет, если женат на ослепительной красавице и известной балерине, а его самого охраняют словно президента, и при этом он живет в абсолютной глуши посреди лесов на границе двух областей, где даже дорог нет нормальных. К тому же, как он сам сказал, он не может никуда надолго уезжать отсюда, так как у Максима есть необычный волк, который является чуть ли не частью его самого. Вот сейчас едем по какой-то заросшей саванне, а Максим чуть ли не вслепую рулит среди редко растущих молодых сосен. Откуда он знает эти места как свои пять пальцев? Он что – родился и вырос здесь? Спросить напрямую, чтобы он объяснился? Это выглядело бы очень неприлично. Я просто смотрел на своего нового друга и молчал. Чувствуя, видимо, что я гляжу на него, Максим бросил на меня на короткое мгновение взгляд – странная волна пробежала по моему телу от этого взгляда. В глазах у него только что было мальчишеское озорство, когда мы смеялись надо мной, а теперь опять бездонная глубина даже не мудрости, а чувства Провидения что ли, если можно так сказать. Там, на берегу реки я решил, что этот взгляд мне причудился, и вот он опять у такого юного мужчины.

– Вот и Бенгур! Смотри, Валера, – Максим показал пальцем в окно с моей стороны. – А ты спрашивал, мол, не потеряется ли он. Видишь, он даже знает заранее, по какой дороге мы будем возвращаться.

Я немного равнодушно отвел взгляд от Максима и посмотрел вправо: мы как раз в это время забрались на вершину очередного подъема, и вот, возле старой огромной липы, сидел огромный волк и немного устало смотрел на нас. Наверное, если бы посмотрели на меня в этот момент, то у меня, скорей всего, было точь-в-точь такое же выражение лица, как морда у Бенгура.

– А ты знаешь, Валера, что за это липа? – спросил Максим, кивнув головой на то место, где остался сидеть волк.

Я посмотрел на него и отрицательно покачал головой.

– Тут была деревня. Хребтово называлась. Вот там, на склоне возле балки, был небольшой хутор. Так-то надо было, чтобы быстрее доехать до Лазорево, проехать после того, как закончился асфальт, чуть подальше и тогда только свернуть налево. Мы же поехали по старой торговой дороге из Уржума в Казань. Конечно, дорог тут никаких уже давно нет, как нет тех деревень, которые стояли почти через каждый километр. А завернул я потому, что решил посмотреть, можно ли через эти места к нам в Лазорево протянуть дорогу. Еще на заре перестройки начали было строить тут дорогу, чтобы соединить колхоз с вашей стороны с совхозом с этой стороны границы. К слову сказать, тогда председателем совхоза был родной брат отца Ивана. Местами уже была подготовлена насыпь, и засыпали щебнем, но потом все стало рассыпаться в стране – дороги так и не доделали. Вот хочу дорогу в Лазорево все же проложить. Вначале отсюда, потом и до нашего райцентра.