Город богачей

– А где твоя мама? – спросила она после недолгого молчания.

– Моя?

Алексею всегда было сложно говорить о маме, но ему казалось, что этой девушке напротив он может доверить любую душевную тревогу. Несмотря на легкое опьянение, она вызывала у него нежные чувства, казалась надежным человеком, и он был готов поделиться с ней любым секретом.

– Мама оставила семью, когда я был маленьким, – произнес вполголоса Алексей, отведя взгляд. – Папа говорил, нашла себе другого. Просто вернулся я однажды из лагеря, а мамы уже нет.

Аня помрачнела еще больше.

– Мне жаль. Я всегда считала, что лучше вовсе не иметь чего-то, чем терять это.

Алексей не нашелся, что на это ответить. Он мог согласиться с этим высказыванием, но подумал о детях из приютов. Кому хуже: им, детям, не знавшим родительской заботы, или тем детям, что, прочувствовав ее в полной мере, в какой-то момент навсегда лишаются?

– У меня была гувернантка Нелли, – продолжила Аня рассказ о болезненном детстве. Градус освежил память о прошлом, извлек все самое худшее. – Я много шалила в детстве, а попадало всегда ей. Моя чокнутая мамаша от нее избавилась. Не смирилась с тем, что я больше любила свою гувернантку, чем мать, или же Нелли как-то задела самолюбие матери – не знаю. Да и какая теперь разница! А знаешь, каким был ее отвратительнейший поступок? Она продала мою собаку. А знаешь почему? Потому что я отказывалась ее слушаться! Мать всю жизнь из меня веревки вила, куклой меня пыталась сделать. Думала, я стану такой, какой она хочет. Ха! Ну уж нет! Она не хочет, чтоб я пила, – значит, я буду пить!

Аня залпом выпила стакан. Алексей успел схватить стакан и оттащить, лишь когда тот был уже пуст.

– Аня! Я думаю, этого хватит! – возразил он, испугавшись собственных слов. Он не мог позволить себе строгость по отношению к другому человеку, и предложение прозвучало неуверенно.

Аня даже не думала послушать его. Она восхитилась собственным протестом и способностью пить залпом пиво, поэтому лицо ее снова озарилось самодовольной улыбкой. Глаза смотрели рассеянно, словно в никуда, и юноша понял, что это взгляд не вполне трезвого человека.

– Аня, ты раньше употребляла алкоголь? – как можно громче спросил юноша, так как трек сменился и был встречен бурными овациями.

– Она не хотела, чтоб я гуляла по району нищих, поэтому я убегала! – продолжила Аня свою тираду, словно вовсе не слышала Алексея. – Несколько раз убегала, потому что могла! Она хотела, чтоб я выглядела как нелепая кукла-дворянка, чистенькая и красивенькая, и поэтому я валялась под дождем в грязи. Она хотела, чтоб я училась в музыкальном классе, и именно поэтому в кабинете музыки из ниоткуда играли песни «Рамштайна». Ха-ха! Не будь я дочь моего папы, меня б давно из школы выперли. Но теперь я в классе точных наук! Она хотела, чтоб я вела себя прилично…

Эти слова Алексея особенно насторожили. Закономерно всем ее предыдущим заявлениям сейчас она должна поступить крайне неприлично. Она и в здравом-то уме много себе позволяет, а что она может выкинуть пьяной!

Взгляд Ани упал за спину Алексея. Он обернулся. Там по обе стороны от будки диджея поддерживали активность ночного клуба синхронным танцем две танцовщицы. Алексей разгадал замысел девушки. «Только не это… » – испуганно подумал он и похолодел. Мгновенно поняв, что можно противопоставить материнским требованиям, Аня в два счета влезла на близлежащий никем не занятый стол и поймала ритм играющего трека. Такой поступок требовал большой смелости или высокого градуса. Аня от природы обладала первым, а в данный момент еще и вторым. К этому можно добавить ее особенную черту – чувство абсолютной безнаказанности. Эти три составляющие позволяют человеку совершать экстраординарные поступки. Нельзя было сказать, что Алексей не пытался ее остановить, схватив за руку, но она выскользнула, обделив вниманием его попытку. Своими четкими действиями и твердыми намерениями она давала понять, что ее никто не удержит в узде.

Аня закрыла глаза и полностью отдалась музыке. Вокруг нее собралась толпа зрителей, которым приходились по вкусу раскрепощенность и бесстрашие. Алексей не отходил от стола. Он видел, какими жадными глазами смотрели на танцующую девушку некоторые зрители, и его передернуло. Он хотел стянуть Аню со стола. Только протянув в ее сторону руки, он почувствовал резкую боль в области носа и услышал грубый голос: «Руки убрал! Смотреть можно – трогать нельзя». Затем послышался хриплый смешок. Юноша чуть не упал от удара. Оправившись, он взглянул на человека, разбившего ему нос. Плотное телосложение, некрасивое лицо и глупый взгляд. Он смотрел на Аню и отряхивал кулак со сбитыми костяшками. Впервые в жизни Алексей испытал на себе чужой кулак. Он совсем не умел и не хотел драться. Он был пацифистом и в любой ситуации физической силе предпочитал интеллект. Но даже если бы сейчас ему нужно было применить силу, со своим хлипким телосложением он не имел шанса одержать верх. Носом пошла кровь.

– Она моя… Она со мной, – проговорил Алексей и снова потянулся к Ане.

Девушка продолжала танцевать, не открывая глаз. Она не видела, как юношу стали толкать, дергать и угрожать кулаками; из-за оглушающих битов она не слышала возмущений и угроз. Она не замечала ничего, что происходит вокруг.

Вторую попытку снять Аню со стола парни не простили. Они грубо толкнули юношу дальше от стола. Он не сумел оказать сопротивление, натолкнулся на столешницу позади себя и чуть не лег на ее поверхность. Быдловатый парень схватил его за грудки и замахнулся огромным кулачищем в глаз своей жертве. Алексей испугался, дернулся, и в следующую секунду над левым веском по коже стал разливаться жар. Алексей обмяк и чуть не упал. Когда он поднял голову, понял, что шанс сбежать был упущен. На него уже замахивался не один кулак, а три. Один за другим трое парней стали беспощадно колотить Алексея, намеренно целясь в его лицо, а юноша, как мог, заслонялся руками. Теперь он знал, что чувствовали неудачливые персонажи из фильмов, когда их избивали до полусмерти. Это больно. А Аня с улыбкой на лице и закрытыми глазами словно парила над землей в экстазе. Она тонула в музыке и восхищенных возгласах зрителей, даже не подозревая, что в трех метрах от нее бьют ее друга.

Охранник появился быстро, и это спасло Алексея от серьезных травм. Буйных посетителей остановили, насильно вывели за дверь, а Алексея не тронули, ведь он не оказывал сопротивления и силы не применял, – единственный плюс его бессилия. У него была разбита губа, щека покраснела, и ныло правое колено. Но все это ерунда! Остальная толпа не давала ему приблизиться к девушке, продолжавшей свое шоу. Стоило ему подойти, парни в толпе его отталкивали и продолжили наслаждаться зрелищем.

– Это не дочка Чеканщикова? – послышалось из толпы зрителей.

Кто-то достал телефон и начал съемку. В этот момент у Алексея внутри все закипело. Аня хотела поступить жестоко, раскрыв секрет своего одноклассника, но на него Алексею было наплевать. Позволить же порочащему честь Ани видео попасть в сеть он не мог. Он змеей проскользнул сквозь толпу, запрыгнул на стол и крепко обнял девушку, закрыв ее спиной от камер. Он от души надеялся, что Ани на видео не будет видно, ведь он появился почти сразу. К его великому удивлению, девушка его не оттолкнула, а лишь обрадовалась тому, что новый друг к ней присоединился. Она отпрянула от его груди, сжала его руки и стала импровизировать в неизвестном партнеру танце. Поначалу Алексей просто стоял в позе богомола и озирался на толпу зрителей: почему они больше не пытаются его оттащить? Тот молодой человек, что оставил ему на лице следы кулака, поднял руки вверх в знак раскаяния и что-то сказал. Из-за музыки Алексей понял лишь, что Аню приняли за его девушку. Он хотел было ответить, но промолчал, то ли потому, что знал, что его не услышат, то ли потому, что желал, чтоб эта неправда стала правдой. Люди перешептывались. Он решил, что теперь все присутствующие поняли, кто эта девушка. Еще двое направили на танцующих камеры телефонов. Алексей снова обвил руками Аню. Он решительно не знал, что делать дальше. Такой трюк позволял выиграть всего несколько секунд, пока Аня не начнет вырываться, но этого нельзя было допустить. Волнение и дискомфорт, который испытывал юноша, стоя на столе в обнимку с пьяной девушкой под несколькими десятками любопытных глаз, мешал думать, но стоило Ане в первый раз дернуться, как Алексей выпалил:

– Ты не пробовала черное пиво! Пойдем попробуем?

Аня на секунду застыла. Она фокусировала взгляд на юноше, потом ухмыльнулась и неуклюже сошла со стола двумя излишне уверенными в ее состоянии прыжками – со стола на стул, затем на пол. Как на первом, так и на втором она покачнулась, но лицо сохраняло самодовольную улыбку, словно спуск задумывался именно таким. Толпа не была рада тому, что шоу закончилось. Молодежь издавала звуки недовольства, но Аня назад не вернулась, она направилась к автомату с пивом.

Алексея тревожил теперь серьезный вопрос: что делать с Аней? Если приведет ее домой, ее родители сочтут, что он позволил их дочери довести себя до такого состояния. Тогда он окажется в черном списке ее матери. Ну а если расскажет ее родителям всю правду, что она не благовоспитанная леди, какой ее хотели бы видеть, кем он будет после этого?

После очередного стакана Аня затихла. Веки сомкнулись, и она стояла, покачиваясь, на одном месте, пока не стала падать. Рядом стоял Алексей. Он был совсем не против, если у него на плече поспит девушка, по странной причине заставляющая его сердце сжиматься в комок. Он тянул время, смущенно придерживая ее одной рукой и обнимая другой. Громко играла музыка, гремели биты, заглушая голоса. В такой толпе, если вокруг лишь чужие люди, возникает чувство отчужденности, словно все вокруг иллюзия и все эти люди не видят тебя, не слышат тебя, являются частью другого мира, очень далекого. Алексей закрыл глаза, стал вдыхать дурманящий аромат сирени от локонов Ани и ушел в себя. Оставаясь в одиночестве, он любил помечтать о чем-то далеком и невозможном, но теперь его мечты казались гораздо ближе.

Глава III

Мошногорск – город мошенников

Аня проснулась от яркого солнечного света. Она лежала на жесткой постели в неизвестной комнате. По сравнению с ее спальней эта комната была очень маленькой, простенькой и захламленной коробками. На всю стену напротив кровати растягивалось панорамное окно, и свет от восходящего солнца заполнял все помещение.

Голова болела, но не так сильно, как могла бы. На прикроватном столике стояла бутылка с водой, а возле нее записка: «Выпей, если будет плохо». На записке лежала коробочка с обезболивающим. Аня выпила таблетки, запила почти половиной литра воды, чему несказанно удивилась, и завалилась обратно на кровать, закрывшись подушкой от раздражающе яркого солнца. Она стала пытаться вспомнить события прошедшей ночи. Это удавалось ей с трудом. Она вспоминала свою прогулку по минутам, но чем больше думала, тем больше болела голова.

Аню удивляло то, что в телефоне не было ни одного уведомления о пропущенных звонках. Она решила написать маме о том, что скоро приедет, но увидела, что ее кто-то опередил. В час двадцать три минуты было отправлено сообщение со словами: «Мам, привет. Все хорошо. Переночую в отеле». Аня сперва решила, что писала сообщение она, но неужели ее состояние тогда позволяло писать без ошибок? Кто бы ни оставил это сообщение, Елена Евгеньевна ничего не заподозрила, отправив одобрительный ответ.

Прошло около полутора часов до того момента, как нечто невидимое, сдавливающее чуть ли не до хруста череп Ани, перестало ее беспокоить. К этому моменту она вспомнила почти все, что было ночью. По крайней мере, она так думала. По крайней мере, до того момента, как она влезла на стол. Последующие события, оставшиеся тайной, немного беспокоили ее. Как ни странно, сейчас она осознала, какую глупость сделала. Позволить себе впасть в бессознательное состояние было самым нелепым поступком в ее жизни. Она переживала, что могла сделать что-то, выходящее за ее собственные рамки, и забыть об этом. Она надеялась, что ее новый друг поможет пролить на них свет.

К полудню Аня вышла из комнаты. Она спустилась по лестнице и прислушалась: из-за необычайно широких раздвижных дверей доносились голоса двух человек. Аня встала чуть поодаль и как бы ненамеренно посмотрела в щель.

Алексей, поникший, сидел в кресле, а пожилая женщина в черном платье с передником и седыми волосами, держащая в одной руке ватку, а в другой миску, обрабатывала ему раны. Его лицо уродовали фиолетовые пятна и красные царапины. Трудно было представить, что такой тихоня мог с кем-то подраться, но Аня была уверена, что травмы он получил именно так.

Женщина касалась кожи Алексея очень бережно и заботливо, как любящая мать. Возле окна спиной стоял хозяин дома. Он будто бы не хотел видеть своего сына. Несколько раз, повернувшись к нему, он сразу отдергивал голову к окну.

– Зачем ты полез? – спросил Федор Андреевич таким голосом, словно потерпел величайшее разочарование. – Драка – это развлечение для людей, которые не могут иначе решить свои проблемы, для невежд. Ты ведь понимаешь это?

– Понимаю, папа.

– Да еще и где! Подумать только – в ночном клубе! Ты же знаешь, что там наркоманы?

– Да, папа.

– Это она тебя подговорила, да?

– Нет, папа. Аня ни при чем. Она меня не подговаривала.

– А когда мы к Чеканщиковым ездили, это тоже не она была?

– Нет.

– Алексей… – произнес Федор Андреевич недоверчивым тоном. – Ты мой сын. Я знаю, что ты по своей воле не стал бы вести себя как поросенок, драться и посещать заведения, не соответствующие твоему уровню интеллекта. Да мне все знакомые твердили в один голос о том, что ты удивительно спокойный, воспитанный, интеллигентный и умный мальчик. Ты всегда был таким. Зачем ты пытаешься меня обмануть? Не надо защищать эту девчонку! Не нужно покрывать чужие проступки, тем более брать на себя чужую вину.

Федор Андреевич замолк. Он явно ждал ответа, но Алексей молчал.

– Алешенька, тебе не больно? – спросила женщина, обрабатывающая раны, и спасла его тем самым от ответа.

– Нет, Анастасия Петровна, спасибо вам.

Федор Андреевич с отвращением покосился на лицо юноши в очередной раз и спросил:

– Анастасия Петровна, скажите, вот это у него надолго?

– Да не-е-ет, – протянула пожилая женщина уверенно, – недели две, и все пройдет.

В это время Анастасия Петровна с любовью крепила на щеку Алексея последний пластырь. Федор Андреевич давно ждал момента, чтобы остаться с сыном наедине, поэтому сказал:

– Пожалуйста, Анастасия Петровна, организуйте на ужин томленой говядины.

На секунду Аня подумала, что ее раскроют, и в голове вмиг начал созревать план, где можно укрыться, но женщина отвернулась от того места, где стояла Аня. В гостиной находилась еще одна дверь, которую Ане с ее угла обзора было не видно. Женщина вышла через нее.

Теперь, когда ран не было видно и шаги горничной совсем стихли, Федор Андреевич сел в кресло напротив Алексея и взглянул ему прямо в глаза.

– Скажи, сынок, что происходит?

– О чем ты?

– Что-то изменилось. Кроме дурного на тебя влияния, я не вижу причин подобного поведения. Тебе не стоит общаться с этой девушкой.

Алексей будто окаменел, а глаза невольно округлились. Отец хотел лишить его чего-то важного, заставить делать то, чего он не хотел, и Алексей безумно испугался. Аня прочитала этот страх в его глазах. «Но почему ему так сложно ответить «нет»? – думала Аня. – Неужто отец побьет его за неповиновение? Алексей же уже совершеннолетний и сам может выбирать, с кем ему общаться. Властный отец сделал из него абсолютно бесхребетное создание. Довольно ему унижаться!»

– Вообще, я уже пожалел о том, что принял приглашение в этот ужасный дом, – продолжал Федор Андреевич. – Такого лицемерия я давно не видел…

– Папа, позволь… Такое не повторится, клянусь!

Федор Андреевич открыл рот, чтобы ответить, но не успел: на пороге появилась Аня. Хозяин дома уставился на нее, спрашивая взглядом, что она успела услышать, но девушка умело делала вид, что только что появилась и не слышала ни слова. Она понимала, что речь в диалоге шла о ней, но отнеслась к критике в свой адрес равнодушно. Она не чувствовала обиды или желания возразить. Она получила информацию и отправила ее в ту часть памяти, где хранились бесполезные воспоминания. Любое знание может пойти на пользу, если не давать воли сильным эмоциям! Ее лицо оставалось спокойным и сохраняло отсвет самоуверенной улыбки. Это было ее самое обычное состояние, своего рода маска, скрывающая мысли и истинные эмоции девушки от всех вокруг.

– Добрый день, – сказала она.

– Добрый день, – холодно ответил хозяин дома.

– Как ты, Аня? – поинтересовался Алексей.

– Замечательно. Хорошие таблетки.

Разразилась тишина. Краем глаза Аня заметила, как Федор Андреевич закатил глаза, но и этот грубый жест она проигнорировала. Когда Аня подошла к креслу друга, юноша почтительно встал и указал на диванчик, приглашая девушку сесть, затем снова опустился на свое место. Аня села и стала неприкрыто наблюдать за напряженной ситуацией. Федор Андреевич не мог найти себе места в кресле, постоянно ерзал, вертел головой, стараясь отвести внимание от своего недовольного лица, и это был верный знак, что он разочарован появлением гостьи; Алексей следил за его движениями и явно расстраивался.

– Милый у вас дом, – нарушила тишину Аня с игривой усмешкой. Кто не знал ее, мог бы подумать, что это сарказм. – Расскажете, откуда вы родом?

– Из культурной столицы, – холодно отозвался Федор Андреевич, анализируя мысленно наглый тон гостьи.

– Я так и подумала. Если вы хотели вести прежнюю жизнь благородных господ и при этом сохранить свою личность, вы выбрали не тот город. Здесь процветают подхалимство, двуличие, люди трясутся над собственной репутацией, как над умирающим ребенком, а за приличную сумму душу готовы продать.

– Это шутка? – Федор Андреевич стал раздражаться. Ему все меньше нравилась эта девушка, превосходившая, как он думал, всех прочих наглостью и самоуверенностью.

– Нет, не шутка. Я с рождения здесь живу, и ничего не меняется. Здесь у людей особая ДНК. Иногородние тут надолго не задерживаются.

– Мне показалось, или вы намекаете, что мы должны уехать?

– Папа, нет. Она не это хотела сказать… просто… – сделал ничтожную попытку Алексей.

– Просто это неоспоримая правда жизни, – закончила Аня его фразу с такой же игривой усмешкой.

Собеседник злился все больше, Аня это видела, но менять тон диалога не собиралась. Она смотрела на него так, словно в душу заглядывала.

– Здесь большинство людей такие, особенно богачи. Моя мамаша тоже такая.

Федор Андреевич не выдержал и вспылил:

– Да как вы смеете так про свою мать говорить! Тем более при чужих людях!

– А вы что, сами этого не поняли, когда к нам приезжали? Разве я вас удивила чем-то?

– Это отвратительно!

– Да, увы. Но я не собираюсь выпендриваться, притворяться идеальной, как это сборище лицемеров.

– Аня, прошу, давай сменим тему, – взмолился юноша, но его слова игнорировали. Отец вспылил, и паровоз на всем ходу было не остановить.

– Это не дает вам права оскорблять людей.

– Это не оскорбление. – Аня, по сравнению с Федором Андреевичем, была абсолютно спокойна и все так же улыбалась. – Знаете, почему вас пригласили в дом Чеканщиковых? Мама захотела похвалиться тем, что мы опередили всех богачей этого города и к нам к первым на обед приехал граф. У вас еще будет немало приглашений, и теперь вы знаете тому причину.

– Это глупо. Я же даже не граф!

– Папа, не злись, пожалуйста! – молил Алексей, но его слова вновь пропустили мимо ушей.

– Только на бумаге. Но для этих людей вы граф и всегда им будете. Считайте, под вами теперь весь город. Тот, кто печется о репутации, сделает все, лишь бы вам угодить.

– Вы перегибаете палку!

– Вы даже не представляете, что значит статус.

– Пожалуйста… – молил Алексей.

– Конечно представляю.

Аня самоуверенно помотала головой.

– Поверьте мне, ни в одном уголке мира он не важен так, как здесь.

– Неужели?

– Вот смотрите, вы только приехали. О вас ничего не известно. Вы не занимались благотворительностью, не вытаскивали детей из горящего дома, а люди так и толпятся у ваших ворот. Не замечали?

– Прекратите, – напряженным голосом выдавил Федор Андреевич, и наступила тишина.

Аня на протяжении всего диалога говорила с таким достоинством, будто факт ее правоты неоспорим. Сейчас она и ее собеседник пронзали взглядами друг друга, только ее взгляд был спокоен и самоуверен, а в глазах Федора Андреевича горел огонь. Собеседник Ани старался вести себя сдержанно, хотя его переполняла неприязнь. Его раздражало в девушке напротив абсолютно все: ее самоуверенность, поднятая выше линии горизонта голова, пронзительный взгляд и изгиб губ – неясно было, улыбается она или нет. Аня же, в свою очередь, не испытывала негативных эмоций, глядя на собеседника. Она поражала многих откровенными речами, выставляя дураками население целого города. Она не боялась осуждения, не боялась упасть в чьих-то глазах, ведь что значит быть непринятой одним человеком, когда на твоей стороне власть? Сама она не признавала своей зависимости от толпы и считала себя бунтарем, готовым в любой момент идти наперекор кому угодно.

– Не верьте в бескорыстную людскую доброту, пока вы здесь, – добавила Аня и встала. – Спасибо за гостеприимство, – сказала она со своей обычной улыбкой, пока хозяина дома распирало от гнева.

Аня вышла из комнаты, а Алексей рванул за ней.

– Я провожу ее до дома, папа, – кинул он напоследок и тоже скрылся за косяком.

Аня позволила Алексею надеть на себя манто, и оба вышли во двор. Вид у Ани был повседневный, словно после приятной беседы. Никаких негативных эмоций она не испытывала, но удовольствия тоже. То, что Федор Андреевич мог счесть гадкими речами, была обыкновенная правда жизни. Лучше пусть он узнает об этом сразу, ведь, как говорится, предупрежден – значит, вооружен.

– Значит, ты меня проводишь? – спросила без задней мысли Аня.

– Да… Я подумал, что ты не знаешь дороги.

Девушка усмехнулась и вынула из кармана телефон, намекая на его абсолютное могущество.

– Ты думаешь, я в картах не разберусь?

– Э… нет, что ты… Если не хочешь, провожать не буду.

– Вообще-то хочу. Пусть все думают, что ты за меня дрался. Это ведь правда?

Она ласково погладила щеку юноши, где из-под пластыря виднелось пятно содранной кожи. Алексей налился краской. Он неуверенно кивнул, а потом спросил:

– А ты что, не помнишь?

Он соврал. Аня это сразу поняла. Его воспитывали как интеллигента, и ложь противоречила образу, который стремился получить Федор Андреевич, оттого и ложь выглядела так неуверенно. У Ани сложилось впечатление, что травмы он получил не в драке – его просто побили, как боксерскую грушу, и он просто стеснялся в этом признаться. Аня решила ему подыграть. У него и так самооценка ниже плинтуса. Она сказала:

– Помню лишь до того момента, как мне безумно захотелось потанцевать.

– А что потом? Не помнишь совсем ничего?

– Нет. Помоги мне вспомнить.

– Ну-у-у, ты залезла на стол, стала танцевать. Посетители клуба приняли это за диковинку и собрались вокруг тебя…

– Ты почему такой потерянный? – спросила Аня, стараясь поймать взгляд юноши, который он постоянно отводил в сторону. Вид у него был такой, словно он очень старался, но не смог предотвратить что-то ужасное и необратимое, и Аня заволновалась, что действительно могла сделать какую-то серьезную глупость.

– Они… снимать начали. Я пытался тебя защитить, чтобы они не опозорили тебя…

Мысленно, не показывая виду, Аня облегченно выдохнула и сказала с игривой улыбкой:

– Многие говорят, что я хорошо танцую. А ты как считаешь?

– Э… да, хорошо.

– А теперь об этом узнает гораздо больше людей. Скажи, из тех, кто смотрел на меня, кто-нибудь смеялся?

– Кажется, нет.

– Ну вот, значит, у меня сектор «приз».

– Что?

– У нас это означает, что я совершила что-то невероятное, получив расположение большого количества людей. Или что-то в этом роде.

– То есть не стоило их останавливать?

– Нет, конечно, стоило. Я же могла по пьяни, скажем, начать срывать с себя одежду. Это было бы даже для меня слишком.

Алексей ударился в краску. Его правильность и скромность умиляли Аню. Она еще не встречала настолько неиспорченных парней. Он словно прилетел на машине времени из другого века. Юноша растерянно попятился назад и сказал:

– Я… я… прикачу твой самокат.

По мнению Ани, актером он был никаким и скрывать смущение не умел совсем. Она сразу поняла, что собеседник просто убегает от темы.

Он вернулся быстро и сразу же заговорил: