Безумная ведьма

«Успокоительное, срочно!» – голос врача слишком обеспокоен. Её ситуация настолько на грани со смертью? Чего все так переполошились? Хотя, она не чувствует ничего, кроме прикосновений его пальцев к коже. Мир заволакивает тьма. Да и к чёрту её, ведь его пальцы заставляют чувствовать себя в безопасности…

Гидеон проводит ладонью по лицу, когда девушку погружают на каталку. Одна медсестра старается пошутить, что приступ спровоцирован свежим воздухом, точнее – переизбытком эмоций, но врач награждает её таким убийственным взглядом, что та мысленно бронирует авиабилеты на другой континент.

– Дэйв, – Гидеон подходит к медбрату почти вплотную, чтобы только он слышал его. – Узнаю, что к ней относятся как-то не так – я отправлю всех на лоботомию, я не шучу. Она нужна мне невредимой, надеюсь, ты понял.

Медбрат кивает, испуганно отводя взгляд от врача. Наверное, доктор Тейт действительно что-то нашёл в психичке, раз так обхаживает.

До кабинета Гидеон и Трикси идут молча. Она поглаживает его руку, стараясь таким движением снять стресс, но, по правде, только раздражает. И хочется грубо выдернуть руку, послав девушку ко всем чертям. Стоит двери закрыться, как он вытаскивает из пачки последнюю сигарету.

Чего это он в самом деле? Чиркает зажигалкой, внимательно наблюдая за худенькой девушкой, грациозно опускающейся на бежевый диванчик. Господи, какой он отвратительный! Затягивается, а затем выпускает дым через нос.

– Ты похож на огнедышащего дракона, – не удерживается от смешка Трикси.

Гидеон, что есть силы, сдерживает очередной приступ кашля.

– Кофе? – устало спрашивает он, дёрнув уголком губы в знак уважения её смеху.

– Чай, Гион, чай. Когда ты только запомнишь? – её глаза искрят нежностью.

От этого взгляда он чувствует почти физическую боль во всём теле. Хочет ответить такими же нежными чувствами, но… Гидеон резко трясёт головой, избавляясь от паразитирующих мыслей и посылает настолько тёплый взгляд, на какой вообще только способен. Она улыбается, подкусывая губу. Вот видите, проще простого.

– А что у тебя за встреча, Трикси?

Гидеон быстро колдует над заварником, не замечая, как на долю секунды поменялся взгляд девушки. Нежность исчезла, поселив вместо себя слепую ненависть. Но стоит ему поднять взгляд из-за затянувшейся паузы, как она снова улыбается.

– По работе. Вроде как обещают командировку…

– Это же хорошо! Я рад! – он практически подскакивает на месте, из-за чего кипяток едва не проливается на стол.

– Подожди ты, я её ещё не получила! – смеётся она, аккуратно принимая кружку из его рук.

Гидеон же стискивает девушку в объятиях, наверняка считая, что вынужденной гиперэмоциональностью сможет вернуть собственную стабильность.

Стук в дверь, а следом вошедший доктор Морган, перетягивает на себя внимание. Себастьян на секунду задерживает взгляд на Трикси в объятиях своего короля, тут же сжимая и разжимая кулак.

– Ты что-то хотел, Себастьян? – Гидеон недовольно сводит брови у переносицы.

Ещё не остыла ярость на коллегу за халатное отношение к документам и к… хватит. Думать. О. Ней! Он крепче прижимает к себе девушку.

– Доктор Себастьян Морган, психотерапевт. Возможно, Вы обо мне наслышаны, – Баш обаятельно улыбается, но руку для рукопожатия не протягивает, лишь прикрывает за собой дверь. – Да, есть парочка вопросов, Вид… видишь ли.

– Я – Трикси, – вежливая улыбка касается её губ. – Гион говорил, ты всегда прикрываешь его?

– Есть такой косяк у Гиона – вечно во что-то влипать, – Баш расслабленно пожимает плечами, переводя взгляд на Видара.

– Я не буду писать на тебя докладную, если ты пришёл за этим, – фыркает тот, всё же отпуская Трикси из объятий.

Он протягивает ладонь Себастьяну. Рукопожатие выходит чересчур крепким, словно они близкие друзья, не видевшие друг друга несколько лет.

– На самом деле, я за сигареткой, у меня кончились. Вот, подумал, у тебя точно найдётся парочка.

Гидеон лишь усмехается, подходя к рабочему столу. Заветное спасение ото всех проблем в первом ящике, в огромных количествах.

– Лови, – он подкидывает пачку.

Себастьян замечает краем глаза хищный взгляд Кристайн, будто та проверяет его рефлексы, а потому он разыгрывает мини-спектакль, сначала подхватывая пачку, а потом неуклюже выпуская из пальцев и подкрепляет всё людским и крепким: «Вот чёрт!».

– Благодарен, но на объятия не надейся, – хмыкает Баш, поддевая пальцами обёртку. – Как твоя неуправляемая пациентка? Огонёк можно украсть?

Себастьян, напрочь игнорируя недовольный взгляд Кристайн и невербальные намёки Видара, усаживается рядом с ней на диван.

– Держи, Прометей11, – Гидеон протягивает зажигалку, явно избегая темы, касающейся Эсфирь.

– Ну, это уж слишком громко, – фыркает Баш, поджигая фитиль. – Но вызов скоро брошу. Начальству в смысле, – он ослепительно улыбается, подмигивая Кристайн. – Ну, так что там с твоим «тяжёлым случаем»? Слышал, ты добился для неё прогулки?

– Придерживаюсь старой теории, – Гидеон коротко смотрит на Трикси, убеждаясь, что та не собирается влезать в разговор и спокойно попивает чай. – Ищу природу приступов. Один сегодня удалось погасить, но второй случился внезапно, на улице.

Большего не говорит, лишь в общих чертах, но хочет ударить Себастьяна учебником по врачебной этике.

– Это было ужасно, – подаёт голос Кристайн. – Я никогда раньше не видела, как страдают при приступах…

Себастьян шумно выпускает дым. Не видела. Как же. Из первого ряда всегда наблюдала и продолжает наблюдать.

– Трикси… – Гидеон посылает ей предупредительный взгляд.

– Прости, Гион, – она тут же строит милую рожицу и делает глоток чая.

– Думаешь, её так вдохновили пихты и облака? – насмешливо фыркает Себастьян. – Ладно, к чёрту. Возьми меня с собой в следующий раз. Есть одна теория, – он коротко стреляет глазами в сторону Кристайн, явно давая понять, что разговор окончен. – Дай-ка пепельничку, доктор Тейт.

– Я похож на твоего слугу? – закатывает глаза тот.

– Ну, хоть где-то Вас можно поэксплуатировать? Шевелись, давай, меня пациенты ждут.

– Всё ради Вас, о, гениальнейший, – Гидеон отвешивает шутливый поклон и ставит перед коллегой пепельницу.

Но стоит ему отвернуться, как он заходится в хриплом кашле.

– Гион, всё в порядке? – Трикси сразу же подрывается к нему.

Себастьян мигом тушит сигарету, внимательно наблюдая за тем, как друг с трудом отпихивает девушку в сторону, не прекращая кашлять.

– Доктор Тейт? – настороженно спрашивает Баш.

Гидеон отнимает руку ото рта, рассматривая на ладони кровь. Он быстро хватает с тумбочки у окна салфетку, стирая алые капли с кожи.

– В полном, – хрипло шепчет он, не оборачиваясь лицом к зрителям увлекательного шоу.

Левое лёгкое колет, словно кто-то специально скальпелем тыкает. Скотская ухмылка касается губ, придавая лицу черты жестокости:

– Будет вообще идеально, если подашь зажигалку.

ГЛАВА 7

Гидеон щипает себя за переносицу. Сказка какая-то, честное слово, сказка! Он так и сидит, глупо пялясь на главного врача Валентина Штайнера. Это, наверное, какой-то розыгрыш! Точно! Куда повернуться, где камера?

– Гидеон, ты долго будешь молчать? – спрашивает тучный главврач сильно насупившись. Он быстро поправляет очки на переносице и сцепляет трясущиеся руки в крепкий замок.

Долго ли он будет молчать? Долбанную вечность, если бы такая была у него в запасе!

Рука сама собой тянется к пачке сигарет, прячущейся в нагрудном кармане, но Гидеон, коснувшись кромки ткани пальцами – замирает. Чёрт, да он всю жизнь стремился к тому, чтобы стать главным врачом целой клиники! Это позволило бы окончательно развязать руки себе, работать, не боясь внезапно открывшейся двери и сурового взгляда. Но… Нью-Йорк!? Поверить сложно… Нью-Йорк! Другая страна! Страна, в которой никогда не будет самого главного пациента его жизни.

Он не знает, как реагировать, что отвечать, хотя и понимает: молчание затянулось. Должно быть, он походит на каменное изваяние, чем недурно пугает доктора Штайнера. Вряд ли кто-нибудь реагировал на повышение таким образом. Интересно, а если он откажется – он будет идиотом или для этого есть слово покрепче?

– Гидеон? – кажется, главврач начинает терять терпение.

– Я… Я просто в шоке, – Гидеон убирает пальцы от кармана, укладывая ладони на ноги.

– Я понимаю, что для тебя это как снег на голову, но и ты пойми – такие предложения раз в жизни случаются! На конференции очень заинтересовались твоим подходом к лечению шизофрении, и у них так вовремя освободилось место в клинике! Всё сошлось!

Да ни черта не сошлось! Даже близко нет!

– У меня есть время подумать? – что же, довольно сдержанно для человека, который прославился своей… темпераментностью в этих стенах.

– Гидеон, у тебя что-то со слухом? Это не предложение, это перевод…

Ссылка, если перевести на язык доктора Тейта.

– … И ты должен степ отплясывать вокруг моего стола с дикими воплями о том, что «твоя мечта исполнилась»!

Да, только плясать не хотелось, а вот исчезнуть (и в лучшем случае с Эсфирь) – ещё как. Допустив её имя в сознание, он снова тянется пальцами к карману и снова насильно убирает руку.

– Кому передадут мои дела? – напряжённо спрашивает Гидеон, ловя на себе странный взгляд доктора.

– Доктору Энре Бауэру и доктору Алисе Кренн.

Гидеон тяжело выдыхает. Чёртов Бауэр и не менее чёртова Кренн – садисты каких поискать. И первый, и вторая – изведут его пациентку раньше, чем она пискнет. Хотя, ведь и он вполне мог извести её, если бы не…

«Да, хватит же, чёрт возьми!»

– Что же, не первоклассные врачи, но тоже ничего, – небрежно роняет Гидеон. – Сегодня я могу задержаться здесь? Придётся быстро привести в порядок некоторый… хаос.

– Я думал, у тебя всегда всё идеально, – усмехается доктор Штайнер.

– Не тогда, когда меня буквально выставляют из клиники, – Гидеон резко поднимается с места.

– Упаси Господи, Гион! Не думал же ты всю жизнь сверкать своей гениальностью во второсортном кресле обычного заведующего отделением?

– Как писал руский классик: «Свежесть бывает только первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая»12. Получается, «сверкать» и «второсортный» не слишком сопоставимые понятия.

– Снова слишком глубоко смотришь, – хмыкает главный врач.

– Да нет, я на поверхности.

– Мне будет не хватать тебя, Гидеон. Покажи этой Америке, что такое настоящая австрийская медицина! Удачи!

Гидеон молча пожимает протянутую руку Штайнера, слегка приподнимая уголки губ, а затем быстро покидает кабинет. В первый раз – с чувством чего-то неправильного.

Валентин же тянется к телефону, механически набирая номер, даже не проверив его на правильность. Длинные гудки вводят в какой-то лечебный транс, из-за чего взгляд коньячных старческих глаз становится расфокусированным.

– Слушаю, милый Валентин, – сладкий голос на другом конце провода, заставляет вернуться в реальность.

– Я сделал всё, как Вы просили, госпожа. Гидеон переведён в Нью-Йорк, завтра рейс, – почему-то голос начинает дрожать.

Господи спаси, дрожать! Словно он слюнявый первокурсник, которого постоянно стращают одногруппники за грушевидную фигуру и лишний вес.

– Умница, мой сладкий. Как он отреагировал?

– В шоке. Но рад. Я знаю, как он мечтал стать главным врачом, моя госпожа. Так что сегодня он доделывает свои дела и собирает вещи.

– У меня будет ещё одна просьба, Валентин, – голос всё больше напоминает ленивое урчание кошки.

– Всё, что угодно, моя госпожа.

– Конечно, – он чувствует, как её аккуратные губы растягиваются в улыбке. – Его пациентка – Эсфирь Бэриморт. Он говорил, что она особо буйная. Я почитала несколько медицинских журналов и знаю, как Вы решите эту проблему. Как насчёт древней, но проверенной лоботомии?

– Да, моя госпожа.

– Вот и славно. А теперь слушай внимательно: в первом ящике твоего стола лежит небольшой флакончик с чёрной этикеткой. Как только подпишешь предписание на «операцию», ты его выпьешь. Усвоил, милый?

– Да, моя госпожа…

Но в трубке уже давно идут гудки, так как особе на том конце провода не нужен ответ главного врача Валентина Штайнера, он и без ответа сделает абсолютно всё, что она попросит, а затем, как бы прозаично не звучало, лишится жизни. Только потому, что Она не оставляет следов.

ГЛАВА 8

Гидеон уже несколько минут к ряду гипнотизировал взглядом дверь в палату. В длинных коридорах горел слабый свет – оповещающий о приходе ночи в больницу; дежурная сестра лениво посматривала сериал на сестринском посту, а санитары, наверняка, нежились в объятиях неудобных диванов ординаторской. Очень редко ночи здесь становились бешеными, как например, в травматологическом отделении или в той же инфекционке. Здесь практически всегда чуть громче, чем в морге. И, может, от того слегка страшнее: особо буйных в сон погружали насильно, а остальные – наслушавшись страшных сказок, отрубались добровольно, иногда разнося по коридорам сдавленные стоны, обязательно пугающие новеньких.

«Ладно, соберись уже с силами, чёртов слабак, посмотри на неё в последний раз и уходи!»

Медленно выдохнув, он уже хочет открыть дверь, как на него налетает санитар.

– Глаза протри, – сурово бурчит врач, замечая, как щуплый мальчишка тушуется.

– Доктор Тейт, тут доктор Штайнер попросил документы подписать. Я за вами весь день сегодня бегаю, хорошо, что Вы ещё тут… – тараторит мальчишка, крепко сжимая в руках планшетку с бумагами и ручкой.

– Что за документы? – хмурится Гидеон, желая поскорее избавиться от подобия на санитара, да и в целом – от чёртовой больницы. Он же уже вроде как не работает здесь, да?

– По передаче пациентов, направления на лечения и эпикризы.

– Давай уже сюда.

Не дождавшись, пока санитар протянет планшетку, он сам вырывает её и не глядя ставит подписи там, где они требуются. Быстро сует планшетку обратно в руки, выжидающие смотря на парня.

– Если это всё, и ты прекратил мною любоваться, то свободен.

– Да… да… Я лишь хотел пожелать удачи, Вы – прекрасный врач и наша больница многое…

– Ага, – сухо кивает Гидеон и открывает дверь в палату, сразу же сталкиваясь с насмешливым взглядом.

Эсфирь, по неизменному обычаю, сидит, облокотившись на стену, скрестив руки на груди, а ноги – по-турецки.

– Опаздываете? – хмыкает она, внимательно следя за тем, как он закрывает дверь и проходит к своему стулу.

– Задерживаюсь, – копирует эмоцию, без зазрения совести следя за тем, как уголки её губ приподнимаются.

– Вы напряжены.

– Ты, – механически поправляет, так и не удосужившись сесть.

Он с несколько секунд смотрит на стул так, словно видит в первый раз, а затем задвигает к столу. Эсфирь дёргает бровью. Кажется, врач, действительно, не в себе, раз спустя столько времени отточенных действий нарушает последовательность.

Шаг. Ещё один. Плечи Эсфирь напрягаются, а ногти впиваются в предплечья. Врач снимает халат, оставаясь в чёрной водолазке с закатанными рукавами и такого же цвета брюках. Снова шаг, заставляющий девушку незаметно вжаться в стену всем позвонком. Он бросает халат на пол.

– Присяду? – тихо спрашивает, смотря чётко в глаза.

– Если я скажу «нет» – Вы всё равно…

– Именно, – усмехается врач, усаживаясь на кровать пациентки.

Отчётливо чувствует, что она насильно заставляет себя не отодвигаться.

– Капельниц не будет? – тихо спрашивает девушка, рассматривая вены на руках.

– А приступы были?

– Нет, – пожимает плечами она.

– Нет, – в разы тише отвечает он.

– И зачем же Вы пришли? – хмыкает Эффи, чувствуя, как тело слегка расслабляется. Странное спокойствие разлилось по солнечному сплетению, когда врач опёрся руками на колени.

Он понятия не имел, зачем пришёл. Если бы всё было так просто – давно бы ответил, но… Как много чёртовых «но» в его жизни. Буквально в каждом предложении. Десятки тысяч «но» на каждый шаг. Вот бы сжечь их все к чёртовой матери, спалить раз и навсегда.

– У меня есть впечатление, что Вы хотите попрощаться со мной, – тихий голос девушки с размаху ударяет по затылку.

Взгляд Гидеона застывает на носках ботинок, а потом он медленно поворачивается к ней. К девушке, что каким-то несомненно дьявольским способом, разгадала его намерения. Или он настолько плохой актёр, что даже не в силах обмануть фактически больного человека?

– Так и есть.

Тишина засасывает обоих в опасную воронку напряжения.

Эсфирь слегка усмехается, смотря чётко перед собой. Вот и всё. Она погибнет ещё до рассвета, как только за ним закроется дверь. Больше не будет никого, кто попытается посмотреть на неё не как на убийцу, а как на пациента, который действительно ни черта не помнит. Палата слишком быстро превратилась в склеп. И в нём она заживо погребена.

Гидеон вторит её усмешке. Вот и всё. Он подтвердил её догадку, а вместе с ней что-то тяжело ухнуло прямиком в желудок, да так сильно, что открылось внутреннее кровотечение. Он больше не увидит её и, чёрт знает, сколько она сможет продержаться здесь с такими же ублюдками, как он. Он превратил её палату в склеп. И заживо хоронит.

– Что же… Спасибо, что не давали утонуть мне всё это время. И за прогулку. Я так и не поблагодарила.

Гидеон оборачивается в пол-оборота, находя её в опасной близости от себя.

– Ты сильная. Я надеюсь, они тебя не смогут сломать.

– Тяжело сломать того, кто не помнит: возможно ли это.

– Ставлю, что невозможно, – Гидеон протягивает ей ладонь для спора.

И с удивлением понимает, она вкладывает свою ладошку в его.

– Как знать, – она чувствует, как большим пальцем он поглаживает кожу. – Меня в любой момент может перекрыть.

– В этом мы похожи, – туманно отвечает Гидеон, не в силах оторвать взгляда от девушки.

– По крайней мере, в Вашей голове не живёт табор голосов, – неловко ухмыляется девушка, заворожённо глядя в синие радужки.

Два камня. Она клянётся, что они похожи на два неземных драгоценных камня, да только… вспомнить бы название.

– По правде, с недавнего времени в моей голове поселился кое-кто. Это очень мешает жизни…

Гидеон не понимает, что именно он делает, но руки сами собой укладываются под скулы девушки, крепко притягивая к себе. Едва различимая секунда, и он касается сухих губ. И, дьявол, она отвечает ему! Отвечает! Несмело укладывает руки на торс, будто делала так всю свою жизнь и углубляет поцелуй.

Чёртов пожар разгорается в грудной клетке, опалив нервные окончания. И в этом поцелуе всё: отчаяние, страсть, ненависть, страх, нездоровое сумасшествие, но, что самое главное – ощущение правильного решения. Будто это вообще самое правильное решение за всю его жизнь: сидеть в психиатрической клинике и страстно целовать собственную безнадёжную пациентку в губы. Будто вся жизнь до этого момента оказалась чем-то искусственным, несуществующим вовсе.

Он аккуратно скользнул ладонями по её шее, плечам, крепко обхватив за талию. Такая тонкая, будто можно одной рукой переломить! Её сбитое дыхание обожгло ухо, когда он позволил сделать ей небольшой вдох, перед тем, как снова обхватить губы.

И вместо того, чтобы оттолкнуть его, послать в адское пекло, она лишь прижалась к нему. Он всё равно уйдет, оставит её умирать, так почему нельзя сделать это с песней и ощущением жара его губ на своих? И какое же это правильное решение! Признаться, Эсфирь не знала, был ли у неё вообще когда-либо парень, любила ли она кого-нибудь так сильно, что от одной мысли сердце вылетало из груди – но несмотря на полную потерю памяти – ей казалось, нет, не любила. Ровно до этого самого момента в руках лечащего врача, отказавшегося от неё. Она, ведь, даже причину не уточнила, вот идиотка! А, с другой стороны, для чего?

Девушка глупо моргает, понимая, что тепло и страсть куда-то резко исчезли, испарились. Неужели, она так громко думала?

– Эсфирь, я… Я…

Гидеон стоит напротив неё со смятым в руках халатом, словно мальчишка, которого поймали за тем, как он разбивал окна в клинике пожарным молоточком.

Она молча облизывает губы, всё ещё ощущая на них привкус никотина вперемешку с вишней. Фокусирует растерянный взгляд на сожалеющем лице. И её хватает только на усмешку в ответ. Слова пеплом обуглились на кончике языка, да и какое право она имела говорить? Всего лишь сломанная игрушка для всех в этой клинике, в том числе – для доктора Тейта.

– Прошу, прими мои извинения, – тихо произносит он, а затем пулей стремится к двери. – И… прощай.

Он не видит, как от хлопка двери дёрнулись её плечи. Не видит, как она с ненавистью растирает губы, бросаясь к умывальнику и открывая воду в желании яростно прополоскать рот. Но чувствует, что какая-то часть него осталась захороненной рядом с ней, на месте, где валялся белый халат.

Гидеон трясёт головой. Нужно срочно домой. Напиться. Лечь спать. Финита.

Кажется, он никогда в жизни так быстро не добирался до дома. Даже лифт оказался яростно проигнорирован – только пешком, чтобы выдрать из собственной памяти поцелуй. Поцелуй, который за несколько минут принёс разрушения.

Дурак, какой же дурак! А ещё врачом гордо зовётся! Какой врач? Маньяк… Помешанный.

Он останавливается на девятом этаже, чтобы перевести дыхание от бешеной гонки. Прислоняется лбом к белоснежной стене, остервенело вдыхая воздух.

«Почему? Почему так больно?!»

Вопрос застревает поперёк глотки. Стоит зажмуриться, как лицо рыжеволосой вспыхивает яркой картинкой под веками. Что он натворил?

Со злости бьёт в стену. Ещё раз. Снова. Пока жгучая боль не простреливает костяшки пальцев, а нелепые мазки не мешаются с белым цветом стен. Услышав поворот ключа на лестничной клетке – срывается вверх, да так быстро – словно в нём открылись тайные способности олимпийского чемпиона по лёгкой атлетике.

Между одиннадцатым и двенадцатым – снова замедляется. Чернота окутала лестничную клетку, но он… он клянётся, что видит даже шероховатость ступени. Жмурится. До ярких пятен перед глазами.

– Раз… Два…

Открывает глаза, понимая, что всё произошедшее – обман зрения, не больше. Свет на лестничной клетке слабо горит и вряд ли собирается отключаться до утра. Тогда какого чёрта он видит маленькую букашку, заползающую в трещинку на стене с расстояния пяти метров?

– Чёрт! – резко закрывает уши от прилива шума.

Звук работы гильотины он знал только по фильмам, но сейчас с таким звуком работал лифт. К слову о фильмах и телевизоре – где-то нещадно гудел монотонный бас ведущего новостей, а затем пожарная сирена взорвала пару нейронов собственного мозга.

Несколько этажей. Несколько этажей и он будет дома. Сердце колотится где-то в горле, пока он пытается надышаться воздухом, осознавая, что тот слишком грязный, пыльный, тяжёлый.

Заветный пятнадцатый. Знакомая ручка двери и… И что-то странно скребущее в груди, словно он совершает очередную ошибку. Хочется развернуться на пятках и со всех ног сорваться в клинику, туда, где ошибки нет и быть не может – к ней. Чёрт, она же приняла его! Приняла, а он? Что он наделал? Если он сейчас чувствует себя на грани с сознанием, то как себя чувствует…

Хриплый кашель не даёт мыслям закончить предложения. Он склоняется пополам, желая, чтобы лёгкие не выпрыгнули изо рта вместе с кровью. Жмурится, закрывая левой рукой ухо, когда входная дверь квартиры открывается. Она всегда так скрипела?

– Господи, Гион! – девичий взвизг заставляет упасть на колени. – Что с тобой?

«О, а вот она точно всегда так скрипела…», – больной смех сквозь кашель становится новым катализатором для отхаркивания крови.

Трикси исчезает буквально на несколько спасительных минут, избавляя от приторного запаха духов и жутко писклявого визга. Гидеон медленно переворачивается на спину, тяжело дыша. Тёмно-зелёный цвет врезается в сетчатку. Кто вообще делает потолки в подъездах такого цвета?

Тонкая струйка крови стекает со рта и, минуя щёку, падает на пол. Он медленно переводит взгляд на соседнюю дверь, точно зная, что старушка в этот самый момент наблюдает за ним в глазок, едва слышно причитая о его пьяном, вернее «совершенно упитом» состоянии. Гидеон ухмыляется, глядя прямо на дверь, сквозь глазок, впиваясь в радужку, ощущая, как старуха отшатнулась от двери, перекрестившись.

– Гион? Эй, я тут, видишь? – тонкие руки перекладывают его голову на колени. – Что случилось? Ты можешь говорить? Ты весь в крови!

Взгляд фокусируется на голубых глазах, а затем он внимательно оглядывает лицо и снова срывается в душащий кашель.