Безумная ведьма

Удивительно, но память оказалась практически идеальной. Практически. Во-первых, он помнил, как Замок Ненависти сложился, словно карточный домик, как он заслонил спиной Изекиль, как ринулся к выходу – на помощь Видару, как потом мрак затянул разум в опасную воронку. Во-вторых, он помнил неизвестно возникшую историю отца Кассиэля, отчётливо ясно – каждый день, проживший в этом образе: от «якобы рождения» до круговерти молитв, таинств и кротких улыбок.

Но, что между? Что происходило в провале меж двумя жизнями? Сколько он длился? Кому удалось похоронить Паскаля Яна Бэриморта и возродить из его праха отца Кассиэля? Кто стёр из памяти всё, что касалось родной Пятой Тэрры и мира нежити, придумав новую жизнь? И, что более важно, кому нужно пожать горло за столь тупую шутку?

Много позже Кас поймёт, что в своём открытии прежней жизни он не только одинок, но и… практически заживо погребён. Страх за сестру пробьёт сердце навылет. Он перевернёт весь Халльштатт с ног на голову, только толку от этого окажется не больше, чем от зубочистки в пасти акулы. Разрыва границ, как и самих границ между мирами, не обнаружится, а вся нежить, какую он когда-либо знал – просто растворится в людском мире. Попытки найти хоть кого-то будут обречены на провал на протяжении трёх хреновых месяцев. Трёх! Пока церковь не заговорит о вопиющем убийстве в тюрьме Зальцбурга, пока Паскаль собственными глазами не увидит по телевизору лицо сестры, пока он не наплетёт, что всю свою, да простит Хаос, жизнь мечтал служить в зальцбургской церкви, пока не добьётся встречи с сестрой в тюрьме, а далее – в клинике, пока не увидит заносчивую королевскую задницу в коридорах во, да о таком даже представить раньше было невозможно, врачебном халате!

И тогда он снова испытает тот ужас, что до сих пор жёгся под веками. «Я преклоняю колено!» – с особой отчётливостью раздастся в голове, а хрупкое тело сестры больше не обретёт жизни. Только теперь старый животный ужас видоизменится, потому что его маленькая девочка, его Льдинка, его сестра – не узнает того, кто как умалишённый верил в её воскрешение. И вот ирония – она окажется не живой, а сгнивающей в существовании, а он – практически умрёт, в момент, когда пустой взгляд безразлично мазнёт по коже.

Лучше не придумать – застрять в мире, в котором в скором времени умрёшь, с любимой сестрой, которая натурально страдает и её бывшим (настоящим, будущим? демон теперь уже разберёт!) мужем, который в упор никого, кроме себя и своей больной идеи «излечить мир» не замечает. А вишенкой на торте выступал тот факт, что Паскаль напрочь не чувствовал ауры Кровавого Короля, будто сам Видар оказался настолько пустым, что в этом мире существовало лишь тело: без чувств, эмоций и… души.

Надеждой стал Себастьян Морган. Когда Паскаль увидел его, чинно вышагивающего с тёмно-коричневым дипломатом и в демоновом врачебном халате – Королю Пятой Тэрры захотелось танцевать вполне себе людскую ламбаду вместо чопорных вальсов. Другой вопрос, вспыхнувший на кончиках волос – как заставить вспомнить? Оставалось уповать на чудо. Либо поучиться урокам манипуляции у того, кто когда-то делал это с такой виртуозностью, что в пору было гордо носить прозвище «Кукловод», а не «Кровавый».

В то утро посещение сестры прошло как обычно – никак. Но в этот раз Паскаль не обращал никакого внимания на враждебное молчание и на, разрезающий на миллионы лоскутков, взгляд. Он болтал без умолку, на ходу придумывал кучу человеческих вещей, которыми они «занимались» в далёком детстве, из всего бреда – честно рассказывал только о родителях и о… брате. Брате, который погиб, спасая её. Правда, не от злобного Генерала Узурпаторов и его приспешницы Тьмы, в итоге провозгласившей себя Королевой Пятитэррья, а из-под колёс несущейся машины. И в момент, когда их взгляды всё-таки смогли пересечься, Паскаль умудрился связать две противоречащие друг другу ауры – Эсфирь и Себастьяна, внушил им коснуться друг друга. Почему-то уверенность брала верх: касание сплетённых аур обязательно заставит Баша вспомнить. А если нет, то Кас приблизит день, когда свалится от рака.

Тем не менее, сейчас он лукаво улыбался, прокручивая бокал со скотчем в руке. По бесовским волосам бегала светомузыка, а напротив – покаяться во грехах готовился генерал альвийской армии Себастьян Морган.

– Демон, Кас, я не понимаю, чего хочу больше: обнять тебя или застрелиться, – хрипло протягивает Себастьян, оглядываясь по сторонам.

Паскаль затащил его в самый настоящий центр разврата! Конечно, Баш не имел ничего против людских развлечений, особенно за последние несколько месяцев жизни в шкуре врача психотерапевта. Но, демон подери этого рыжеволосого беса, он даже не удосужился переодеться, буквально сверкая белоснежной реверенткой на весь стриптиз-клуб! Да уж, кто бы мог подумать, что именно это место Кас подразумевал под «безопасным», когда убеждал Себастьяна, что их разговор не для больничных стен, ушей и, тем более, не для Эсфирь, нуждающейся в помощи.

– Давай лучше пообжимаемся, – Кас изящно отпивает содержимое. – Твоей смерти я не перенесу, не после того, сколько сил угрохал на возвращение.

– Кстати, об этом, мы в достаточно безопасном месте, чтобы ты, наконец, мне всё рассказал? – Себастьян недовольно щурится, когда понимает – Кас вообще его не слушает, заворожённо наблюдая за полуголой девицей, танцующей на барной стойке.

– Чудесный мир, – губы растягиваются в широкой улыбке. – Как вернёмся домой, прикажу в подвалах замка организовать нечто подобное, – он неопределённо машет ладонью, указывая на пространство вокруг себя.

Себастьян недовольно покачивает головой, замечая, как несколько посетителей искоса поглядывают на святого отца, потерявшего истинный путь. Демонов пастор!

– Понятно… – бурчит Себастьян.

Он замечает, как Кас ставит стакан на подстаканник. Кажется, генерал знает какую тактику применить, чтобы новоиспечённый Король Льда наградил его вниманием. Себастьян тянется к стакану и, как по мановению волшебной палочки, Кас реагирует, стремительно перехватывая стакан.

– Имей же совесть, сын мой! Я так долго был в одиночестве и беспамятстве, что пять минут созерцания богинь мне не помешает!

– Смею напомнить, что отец Кассиэль – христианин, а не язычник.

– Да хоть прыщ на заднице ангела, ты только погляди на эти невероятные сис…

– Кас, демон тебя раздери!

– И как только Видар выдерживает твоими почти святые замашки? – жгучая бровь иронично изгибается, когда и без того короткая юбка падает с бёдер красавицы-блондинки.

– Прекратишь ты пожирать её глазами или нет? Ты, в конце концов, с хреновой реверенткой!

– Если она ещё раз так облизнёт губы, то я буду ещё и с таким же стояком!

– О, Хаос, – Себастьян закатывает глаза, залпом осушая бокал.

Ладно, ему тоже надо расслабиться, чтобы мозги, наконец, встали на место, а вслед за ними систематизировалась и память. Может, этого и добивается несносный бесёнок напротив?

Себастьян прикрывает глаза, массируя пальцами веки. Музыка медленно вползает под кожу, словно очищая тело от напряжения и внезапно свалившегося груза на плечи. Демон его знает, сколько он просидел в таком состоянии, но открыв глаза увидел довольно ухмыляющегося Паскаля. Он невозмутимо потягивает скотч, чрезмерно дотошно изучая его.

– Расслабился? – голос Паскаля раздался особенно ясно и чётко поперёк громкой музыки.

Сначала Себастьян нахмурил брови, мол «Издеваешься что ли?», а потом… потом и вправду почувствовал, как стробоскопы насквозь просветили мозг и замшелые подвалы памяти, выскоблив оттуда самое грязное и аккуратно разложив по тёмным полочкам.

Себастьян медленно моргает, делая вдох: демон его дери, даже рефлексы обострились, делая из него не человека, вспомнившего фантастическое прошлое, а альва, наполненного силой – с острым зрением, чётким слухом и ясным сознанием.

– Я…

– Ничего не говори, – Кас болтает ладонью в воздухе, растягивая губы в понимающей улыбке. – Мне тоже нужно было время, чтобы снова «прочувствовать» себя. Может, это такой посттравматический шок для нежити?

– Клянусь, если ты сейчас не начнёшь говорить по делу – я твоим королевским лицом вытру каждый стол этого заведения, чтобы облегчить свой посттравматический шок!

– Только левой стороной, правая у меня рабочая, – фыркает Кас, складывая руки на груди.

Он вытягивает губы уточкой и слегка покачивает головой, словно взвешивая – рассказать или нет?

– Ты издеваешься что ли?! – с губ Баша слетает истерический смешок.

Обстановка всё больше напоминала работы Рене Магритта9.

– Имей совесть, я столько был совсем один! Дай ещё немного побыть…

– Придурком? Разбалованным мальчишкой? Человеком?

– Собой, генерал Себастьян.

И только сейчас Себастьян замечает, насколько глаза собеседника истощены. Вдруг ужасающее осознание ударяет в затылок генерала так ясно и отчётливо – Кас разбит. Похороны старшего брата и невестки, похороны сестры, обёрнутые в надежду её воскрешения, а затем – заключение в человеческом теле, обретение себя и скитание в одиночестве, не зная, выжил ли хоть кто-нибудь, выжила ли Эсфирь.

И хотя для Себастьяна она значила многое, раньше – как подруга, а с недавних пор – как Королева Истинного Гнева, которую он обязан защищать ценой собственной жизни, всё же: для Паскаля она значит куда больше. Для него она – вечный ребёнок, нуждающийся в защите. Младшая сестрёнка, которую он не смог защитить.

Хаос, а как он смотрел на Видара в коридоре! Себастьян тогда пробежал мимо, отметив лишь смешное сочетание внешности и реверентки, а также взгляд полный первородной ненависти в сторону «врача». И тогда Баш, конечно, отругал себя за предвзятое мнение. Но сейчас отчётливо понимал – как только Видар всё вспомнит – Паскаль съездит ему по лицу лишь за то, что тот не сохранил его сестру. А если он будет вести себя, как заносчивый вполне себе человеческий кретин – то и того раньше. Только вот – кто знал, что произойдёт катастрофа? И что более волновало – кто решился пойти на такой ужас?

– Я ищу того, кто это сделал, – тихо начинает Паскаль, и Себастьян резко переводит на него взгляд, слава Хаосу, что этот бес не умеет читать мысли. – Но, когда найду, клянусь Хаосом, она, а я уверен, что это Тьма, ответит у меня за всё.

– Как ты очнулся?

– Я и сам не понял до конца. Я стоял посередине церкви, шёл на встречу с прихожанкой, как услышал одно единственное восклицание от старушки: «Да в мире сейчас хаос творится!». И что-то щёлкнуло в голове, я задумался, а той ли жизнью я живу? Что я вообще хочу от жизни? – Кас усмехается, опустошая бокал. – И тогда я подумал: вот было хорошо стать королём! Действительно заботиться о жизнях подданных, оберегать их от хаоса мира, и тогда я закрыл глаза. Буквально на секунду. Меня накрыла темнота, я разозлился, безумно, даже нет, первородно. И вдруг понял, что злость эта от того, что я никого не смог уберечь от хаоса, что я – часть Хаоса, а там – вспышка – и я стою и смеюсь, как безумный, думая, сколько же я выпил, раз очутился в церкви! Представь моё удивление, когда ко мне обратились «отец Кассиэль»…

Себастьян шумно выдыхает, а затем опустошает бокал. В последнее время, он тоже часто задумывался о своём «предназначении» в жизни и каждый раз намеренно заглушал себя, всё больше и больше утопая в мнимой стабильности и комфорте. Так было спокойнее, только спокойствие это всегда зудело где-то в области солнечного сплетения, не давая нормально вздохнуть. Если бы только он прислушивался к себе, если бы только нашёл силы противостоять неизвестности – всё было бы по-другому!

– А дальше? Как ты нашёл Эффи?

От её имени, с легкостью сорвавшегося с языка, сердце гулко ухнуло, заставив нахмуриться. В последний раз такой спектр эмоций он испытал под ведьмовским шармом, неужели – опять?

– До смешного – увидел в новостях. Я искал её днями и ночами напролёт, хоть что-то! А в итоге увидел лицо с экранов… Поехал сначала в тюрьму, заявив, что родственник – пришлось не хило так повозиться с документами. Видел её поведение и добивался, чтобы её признали невменяемой. Думал, смогу стимулировать память с помощью ауры, но она словно… замуровала внутри себя всё, что делало её моей сестрой. Мне нужно было поместить её в такое место, которое хоть немного бы казалось безопасным, пока я набираю силы.

– А что Видар? – напряжённо спрашивает Баш.

– Оказался врачом, взявшимся за «тяжёлый случай» там, куда я «спрятал» Эффи-Лу, представляешь? Совершенно случайно увидел этого придурка, когда выходил из кабинета главврача. Поспрашивал про него, оказалось, он работает только с «интересными» случаями. Пришлось сделать так, чтобы «случай» встретился с его «интересом». Я наблюдал за ним издалека, сначала хотел сплести их ауры… как… тогда. Но не смог дотянуться до твоего короля. Видар… он… будто несуществующий вообще. Бездушный. Хотя к ней относится иначе, нежели к остальным пациентам, будто привязан – немудрено, если у них одно сердце на двоих. Потом тебя увидел, – Кас подзывает официанта, нажимая на кнопку вызова. – Что я терял? Если бы ты поддался магии – значит, я приблизился бы на шаг к Эффи, а нет – на «нет» и суда нет. Исход один – рак. Быстрее или медленнее – вопрос пользования магией и времени, так что – имеем, что имеем.

– Да, ты издеваешься!

Себастьян резко ударяет ладонью по столу, откидываясь на спинку диванчика. Этот недоумок переплёл его ауру с аурой Эсфирь! Вот почему сердце сорвалось на галоп, думая о рыжеволосой! Вот почему руки дрожали, а внутри солнечного сплетения происходило самое настоящее землетрясение.

– Если бы был другой путь – я бы воспользовался им, умник! Это пройдёт через несколько часов, главное, что ты всё вспомнил.

– К демону это всё! Что делать дальше? У тебя есть какой-то план или что-то в этом роде?

Паскаль дёргает носом, а затем ослепительно улыбается подошедшей официантке, повторяя заказ. И было бы весьма неплохо, постой она рядом со столиком до конца столетия – тогда ему бы не пришлось сознаваться в том, что плана нет. Но она, ответив скромной стушевавшейся улыбкой пастору, исчезает слишком быстро, а взгляд Себастьяна становится настолько тяжёлым, что Кас чувствует груз на собственных плечах.

– У меня нет плана, – после очередного взрыва, музыка затихает, Кас нервно облизывает губы, дожидаясь новой мелодии. – Вернее, нет чёткого разумного плана. Так-то понятно: нам нужно найти границы и, было бы неплохо, кого-то из нежити. Нужно вернуть память Верховной, чтобы та нейтрализовала заклятие Тьмы и…

– Ты уверен, что это сделала Тьма? – хмурится Себастьян. – В смысле, я пытаюсь понять, зачем ей это? Она так долго стремилась ко власти, подчинила Видара и вдруг – заклятие?

– В день… в день похорон моей сестры, Видар остался там один. Кто знает, может, явилась Тьма, может, она узнала, что Видар всё это время водил её за нос и хотел воскресить Эсфирь и тогда…

– Исключено. Семейный склеп Рихардов защищён сильной родовой магией. Никто без желания наследника не может проникнуть внутрь.

– Кто сказал, что Тьме нужно было проникнуть внутрь? Она могла дождаться Видара. И, вероятно, дождалась. Демон, Баш, кто ещё способен разрушить мир нежити? Придумать каждому из них новую жизнь? Сам подумай…Точно не Видар, который на каждом углу орал традиции наизусть и награждал плетьми любого, кто косо посмотрит на зелёный листик!

– К демону. Что тебе нужно, чтобы простимулировать память Эсфирь?

– Возможно, находиться с ней чаще, чем сейчас. Мне разрешают по десять минут от силы… И поговорить бы с Видаром, ну, знаешь, неформально. В последний раз я не особо сдержался.

Себастьян задумчиво кивает. Сколько времени уйдёт на это? Неизвестно, сколько вообще есть в запасе и у него, и у самого Паскаля. Судя по тому, как истощённо он выглядит – не особо-то много. Баш резко отнимает взгляд от покрытия стола, Кас в ответ хмурит брови, отбивая такт мелодии пальцами.

– У Видара сердце Эсфирь.

– Удивительное умозаключение. Как понял?

Себастьян видит, как глаза Паскаля темнеют от злости. Вряд ли брат когда-нибудь найдёт в себе силы простить сестру. Возможно, только полюбив так же сильно, как Эсфирь любила Видара, ему станет понятен самый идиотский, по его меркам, поступок. А ведь Брайтон, да хранит его Хаос, наверняка бы понял и принял решение Эсфирь. И где теперь Брайтон? Нет, Паскаль скорее примет целибат, чем признает их правоту.

– Я не про то. Эсфирь и Видар два самых могущественных существа. Если Видара начнёт съедать рак, Эффи вспыхнет следом, как спичка, облитая бензином. Мы потеряем их обоих, если выброс магии Видара произойдёт без нашего ведома.

Паскаль упрямо молчит, гипнотизируя стекло стакана. И только тогда Себастьян понимает всю соль фразы: «В последний раз я не особо сдержался». Наверняка, он бросил Видару едкую фразу; наверняка, заговори они тет-а-тет, Паскаль хотел бы проломить череп короля. Да только не мог, прекрасно зная, что теперь от альва зависит жизнь любимой сестры. Слова оказались единственным оружием. А говорить, как назло, не хотелось.

– Я не позволю убить её во второй раз. Я лично прикончу каждого, кто будет представлять опасность для неё.

Себастьян понимающе кивает, проглатывая желание выкрикнуть, что Видар вовсе не убивал Эсфирь; что он практически обезумел от горя и чувства вины; что он пошёл на самые страшные шаги, пытаясь сохранить тайну её воскрешения; что он изводил себя одновременно пытаясь держать защитный барьер над страной, ублажая желания Тьмы и желая умереть без своей инсанис, родственной души. Видит Хаос, он старался. Как умел. Любовь ослабила его только для того, чтобы он нашёл в себе силы. И он нашёл. Всё практически получилось… Даже сейчас Видар всё равно, волею богини судьбы Тихэ и её Дочерей Ночи, оказался лечащим врачом Эсфирь. Пути родственных душ пересекаются в любой из Вселенных. И даже девушка, с которой живёт эта версия Видара не способна противостоять этому. Себастьяна словно по голове ударяют. Он снова поднимает глаза на Паскаля.

– Начинаю подумывать, что тебе нравится так пялиться на меня. Баш, солнце моё, я женщин люблю, уж извини, – фыркает Паскаль. Нет, ну точно, почему нельзя было найти другого представителя нежити, а не этого альвийского дурачка? Он слишком долго приходит в себя.

– Кристайн.

– Чего? – Паскаль глупо хлопает глазами.

– Демонова Кристайн Дайана Дивуар, демон бы разожрал эту дрянь!

– У тебя перепел что ли?

– Чего? – теперь очередь Себастьяна глупо моргнуть.

– Что, нахрен, за Кристайн? – Паскаль подносит стакан к губам, но отпить содержимое не успевает, в глазах вспыхивает ледяной огонь. – Ты про ту стерву, которая всё время крутилась вокруг твоего короля? Эсфирь рассказывала много не лестного.

– Здешний Видар живёт с ней. Я точно помню её лицо. Называет – Трикси. К слову, так раньше её звал один из приспешников Узурпаторов – Теобальд Годвин. Она замешана во всей этой катавасии, клянусь. Эта сука ещё со времён Холодной войны не внушает доверия.

Паскалю кажется, что музыка разрывает барабанные перепонки. Он отводит глаза в сторону, пытаясь потопить беспокойство в уголках глаз: если король Первой Тэрры живёт на «полную катушку» со своей игрушкой, то Эсфирь не протянет и месяца от той боли, которой её постоянно награждают остатки родственной связи.

– Надо же. Хоть в каком-то мире у неё получилось прибрать вашего короля к рукам, но это не говорит о том, что она служит Тьме.

– Хочешь сказать – совпадение? Думаешь, Кристайн всё помнит?

– Первый ответ: нет, скорее – шутка Тьмы, к слову, чувства юмора у неё нет, надо бы научить. Второй ответ: возможно. Мы же вспомнили.

– Не удивлюсь, что у неё был уговор с Тьмой. Эта змея везде щель найдёт.

Паскаль недобро усмехается, всё-таки делая глоток. В голове мелькает план, почти граничащий с гениальностью. Может, Себастьян и прав, но… всё ведь нужно проверить, а для этого просто необходимо втереться в доверие новоиспечённых молодых – Гидеона и Трикси. Кас хитро щурится, смотря на Себастьяна. На лице появляется самая настоящая плутовская улыбочка.

– Кас, солнце моё, я женщин люблю, уж извини. Ты слишком поздно решил принять моё предложение, – возвращает ему Себастьян. – Хотя, если перекрасишься в розовый…

– Да хоть звезду с неба, только сначала мне нужно сблизиться с Кристайн. А ещё нам очень срочно надо разыскать твою розоволосую любовь и её брата-амбала. И мою Советницу.

Себастьян сначала открывает рот, чтобы спросить, что задумал ледяной король, но увидев сумасшедший блеск в его глазах, молча отпивает содержимое бокала.

ГЛАВА 5

Гидеон был в ярости, не найдя Себастьяна-чёртова-Моргана. Его крик слышали если не вся клиника, то отделение уж точно. Что о себе возомнил этот долбанный недотерапевт? Какое он имел право не отчитаться в осмотре? На отдать документы? Не позвать его на окончание освидетельствования? Как посмел провалиться чуть ли не сквозь землю и не отвечать на звонки? Но, что хуже – какого чёрта доверил его пациентку двум чёртовым тварям, которым теперь светит увольнение с волчьим билетом? А что теперь ждёт его за учинённую драку?

По началу Гидеон корил себя, когда трусливо сбежал с осмотра, прикрываясь накатившей головной болью. Хотя последняя вовсе не выдумка – Гидеон провёл в уборной с полчаса. Истоки своего поведения найти не мог, сколько бы не копался. Чёртовы рыжие кудри и шрамы, раскалывающие хрупкую грудину, назойливой картинкой стояли перед глазами. Ледяная вода не помогла смыть увиденное. Так же, как и не поспешила успокоить рвано стучащее сердце.

Он мало её видел, общался – и того меньше, но склизкое ощущение того, что знает её всю свою жизнь – упрямо скреблось в солнечном сплетении. Творилась какая-то чертовщина. Сердце никогда так не стучало даже при виде умопомрачительных красоток, да что там! Даже вид собственной девушки не вызывал ничего, кроме симпатии.

Любовь с первого взгляда? И Гидеон расхохотался, словно сумасшедший, поймав себя на крамольной мысли. Как воспалённый рассудок вообще додумался до такого? Скорее эффект Флоренс Найтингейл10. Убрать из уравнения пациентку – идиотство рассыплется.

А потом – он собрался с мыслями, списал всё на усталость, недосып, странный сон. Практически пришёл в себя, пока не приоткрыл дверь уборной и не услышал разговор медбратьев. А вернее – имя, вызвавшее приступ первородного гнева. Оба глумились над рукоприкладством в сторону Эсфирь. В первый раз в жизни Гидеон не сдержался. Гнев обжёг вены. Завладел рассудком. Стал им. Гидеон и драться-то не умел, как ему казалось до этого момента. Перепуганные кровавые лица двух медбратьев и угрозу жалобы доктору Штайнеру он запомнит ещё надолго. Да только его это не волновало.

Не волнует и сейчас. Куда важнее – маленький комочек с копной рыжих волос, забившийся в угол палаты. Гидеон Тейт, возомнивший себя выходцем из боевика и раскидавший двух амбалов по разным концам коридора, не мог найти в себе сил, чтобы переступить порог палаты. Шутка какая-то.

Эсфирь дрожит, судорожно глотая воздух ртом. Пальцы окровавлены. Чёрт, он врежет им ещё раз. И это вовсе не связано ни с какой симпатией! Что за выходки такие – бить пациентов? Будь она той, кем её разрисовывают – ни за что бы не дрожала в углу осенним кленовым листом. Он знает это наверняка.

Дверь громко захлопывается. Случайно. Заставив вздрогнуть Гидеона и резко поднять голову Эсфирь. Огромные разноцветные глаза отражают такой спектр эмоций, что его сердце крошится в груди: боль, гнев, злость, предсмертная агония. Она боится его даже больше медбратьев. Впору сделать шаг назад, открыть дверь и выйти, поручив её сиделкам, но он стоит, жадно вдыхая страх, униженность, мрак, исходящий от неё волнами.

«Поверь, никакая протекция не спасёт тебя от моего гнева. Когда Карателем выступает Целитель – никто и знать не знает о наказаниях»

Гидеон сильно щурится от собственного голоса внутри черепной коробки. Он потерял рассудок вместе с ней?

«Я превращу твою жизнь в сущее пекло здесь, если откажешься принимать здешние традиции», – Эсфирь не понимает, говорит ли это Гидеон в реальности или то игры разума.

Гидеон делает неуверенный шаг к ней. Господи, да из них двоих она явно выглядит адекватнее – и это с разбитой в кровь губой и носом!

Она молниеносно меняет положение, вжимаясь спиной к стене и крепко прижимая ноги к груди. Лишь бы раствориться. Пусть позвоночник захрустит и раскрошится в пыль от напряжения. В первый раз в жизни она жалеет, что её кличка здесь не чёртова правда. Отчаянно хочется щелкнуть пальцами и раствориться во времени и пространстве.

– Я не причиню тебе боли, Эсфирь, – хриплый голос прожигает дыры в коже.