Мысль Гира

Прихватив пойманную жертву за шиворот рубахи, Гавин со скрипом отворил стальную дверь и с силой толкнул пленника внутрь, явно стараясь сбить его с ног. Впрочем, и сейчас Гир сумел удержаться на ногах, при этом сплясав нелепый танец, в попытках поймать равновесие.

– Посидишь пару деньков, Внучок! – бросил он в сторону пленника. – Все едино пользы от тебя в деревне никакой! Тьфу!

– Да и от тебя небольшая польза, – осматривая камеру вокруг, как бы невзначай ответил Гир. – Или сторожевые псы сейчас в цене? Хотя ты пес дрессированный, вон как яро людей отлавливаешь, которые брюхосветов ловят по ночам. Думается мне, что поймав кого-то другого, ты не затруднил бы себя тащить пленника до острога…

– Болтай пока что, времени у тебя будет предостаточно посидеть в тишине, – засмеялся Гавин, хотя половина его лица, освещенная лампой со стола смотрителя, явно налилась краской негодования. – Кстати, в отличие от тебя, я приношу пользу деревне, забочусь о ее безопасности и зарабатываю на хлеб, а не живу на подачки от Лии!

Ответный выпад рыжеволосого был болезненным для Гира, что подтвердил его сверкнувший в полутьме взгляд. Оба молча смотрели друг на друга, и напряжение между ними сейчас можно было ощутить физически.

– Пойдем, Гавин, – нерешительно позвал из-за спины лесник с подранным носом, – а то еще твой отец…

– Что мой отец, Бовал?! – прогремел Гавин так, что оба его товарища моментально поникли, а пожилой смотритель за столом поперхнулся питьем.

– Да я это… Так, – начал было Бовал, почесывая квадратную, кудрявую голову – сам же знаешь, он не любит, когда не по уставу…

– Иди-иди, – подхватил Гир, поглаживая болящие от кулаков ребра, – а то старый Гриммар будет недоволен, узнав, что его отпрыск в ночь перед днем Ишки поколотил какого-то калеку в клетке.

– Вижу, что язык твой развязывается лишь в тех местах, где есть лишние глаза, верно? – выплюнул вопрос Гавин, вновь оборачиваясь к Гиру со злобным прищуром. – Внуку сумасшедшего Аларда, видимо, не известно о порядке, который должен соблюдаться. Похоже, дурость передается по крови. Вот только странно, как она обошла стороной твоего тихоню отца, – бросил Гавин, приблизившись к клетке, но после резко отдал приказ: – Выходим, парни! А марать руки об тебя у меня нет никакого желания… Пока что…

С этими словами Гавин резко развернулся и вышел в ночь, а следом за ним поспешили два его товарища, захлопнув за собой дверь в острог.

– Ты это, – прокряхтел старик, смотрящий за преступниками, а по сути, выполняющий роль живого крючка для ключей, – не балуй. Посидишь чуток, а там гляди и выпустят. Я-то тут не причем, хм… ну сам, поди, понимаешь… Я это…

– Не бойся, хлопот от меня не будем, – отмахнулся Гир, – можешь спать, старик, не потревожу.

– Ой, да какое это спать-то, – с облегчением заулыбался старик, почесывая лысую макушку, – я на посту, как-никак…

На этом их короткий диалог был завершен. Старик хотел было еще о чем-то сообщить, но пленник словно забыл о его существовании, что, впрочем, тюремщика вполне устраивало.

Спустя какое-то время глаза Гира привыкли к полумраку, и он, оглядываясь вокруг, заметил в отдалении от себя на матрасе что-то или кого-то. Это что-то по очертаниям походило на человека, который вовсе не брезговал спать на вонючем соломенном мешке, пропитанным влагой и наверняка плесенью. Это нечто тихонько посапывало, не обращая внимания на происходящий балаган вокруг. И через секунду Гир понял, почему: до его носа донесся кислый запах перебродившего пойла. Поначалу перегар глушила влажная вонь острога, но вскоре аромат нашел кратчайшую дорожку к носу Гира. Не желая знать, кто лежит на матрасе, Гир сел на свой тюфяк, не рискнув прислониться спиной к влажной древесине стены. Поджав под себя ноги и уперев в колени локти, он опустил голову на ладони и почему-то начал быстро погружаться в сон, несмотря на необычные обстоятельства ночи.

Провалиться глубоко в сон Гиру все же не удалось, он лишь начал укутываться в одеяло сновидений, как кто-то резко дернул за другой конец, и нахлынувшая прохлада прогнала еще робкий сон.

– Кхм! Эй, ты! – прозвучал у Гира над головой скрипучий голос. – Выпить есть у тебя что, а то горло, кхм, пересохло.

Перегар, вырвавшийся из пасти говорящего, точно рой саранчи из банки, быстро достиг Гира и без особых проблем победил остатки сна, прогнав его вовсе. Подняв голову, Гир в полутьме увидел копну торчащих в разные стороны переплетенных волос, растущих из головы, бороды и, казалось бы, из ушей и носа, по крайней мере так можно было утверждать, глядя на говорящего из полумрака острога.

– Глянь-ка на него, – весело заскрежетал голос над головой, – какая сопля, а уже в остроге сидит! Постой-ка, кхм, а ты тут был, когда эти, как их… а, сволочи эти! Ну… меня приперли? Что-то я упился так, что что-то помню, а что-то не помню! Кхм, скажу тебе по правде! Кхм… почти ничего не помню…

Последние слова он произнес задумчиво, словно высказал какую-то серьезную мысль, о которой стоило бы задуматься. Он даже отошел в сторону, качаясь из стороны в сторону, поглаживая щетку на подбородке, так уж вышло, выросшую не помелом, а бородой, хотя по всем качествам к помелу была ближе. Гир же наблюдал за ним с неким удивлением только что проснувшегося от дремоты человека и не вполне осознающего, где он находится. Владелец же скрипучего голоса что-то бубнил себе под нос, а потом вдруг резко развернулся, словно протрезвев в мгновение, подскочил к Гиру и схватил его за грудки одной рукой.

– Ну а табак-то у тебя имеется?! – вытаращив глаза на собеседника, с замиранием в голосе прошипел он, но не шепотом вовсе, а громким свистом, отчего старый тюремщик подскочил на табурете.

– Иди прочь! – толчком в грудь отстранился от сокамерника Гир, окутанный зловониями своего собеседника. – Ни трубки у меня, ни пойла! А ежели еще раз полезешь ко мне ближе, чем на пару шагов, то отхватишь, будь уверен!

Гир уже понимал, с кем имеет дело, так как в деревне Пятачок одной из самых знаменитых фигур, наряду с печально известным Алардом и всеми уважаемым главой деревни Вроном, был Бурга.

– Кхм, толкаться вздумал, сопля! – едва стоя на ногах, прорычал Бурга, потрясая кулаками. – Еще и пойлом делиться не хочешь, кхм, и табаком, а!? Ну смотри!

С этими словами он пошел на Гира, потрясая кулаками. Был он худ, пьян и едва стоял на ногах. Даже Гиру с его деревянной ступней хватило времени подняться, увернуться от наступающего сокамерника, а когда тот провалился в своей атаке, подтолкнуть его в спину. Голова деревенского пьяницы столкнулась со стеной, издав влажный и мягкий звук, и Бурга повалился колодой на пол. Все произошло за секунду, и лишь после происшествия у Гира в голове молнией вспыхнула мысль о том, что звук был ничем иным, как хрустнувшей шеей. Сзади на картину взирал старый тюремщик, раскрыв от потрясения рот.

– Убил! – воскликнул он через мгновение, глядя на бесчувственное тело пьяницы. – Что ж это ты натворил-то!

– Как убил? – переспросил Гир, которого вся ситуация повергла в онемение. – Он же сам… Я не хотел… Ты же видел, старик? Он сам пошел, я только…

Но тюремщик не слушал его, он, как и Гир отчетливо слышал хлюпающий звук, когда голова Бурги встретилась со стеной камеры. Дрожащими руками старик ковырял замок клетки, пытаясь отворить его. Все произошло так быстро, что он и опомниться не успел. Еще недавно он дремал в тишине, а затем, разбуженный разговорами заключенных, увидел, как один напал на другого, но тот увернулся и толкнул обидчика в спину точно по направлению к стене. Затем это ужасный звук, от которого у тюремщика до сих пор волосы на руках стояли дыбом. Наконец справившись с замком, он отворил металлическую решетчатую дверь и бросился к недвижимому телу. Не осознавая, что делает, Гир также наклонился над Бургой, машинально помогая перевернуть худощавое и довольно легкое тело. Было оно податливо и недвижимо, что лишь сильнее уверило Гира в пусть и случайном, но кровопролитии.

Оба стояли на коленях около зловонного тела, вглядываясь в полумраке на верхнюю часть его головы. Жидкий свет со стола тюремщика за десять шагов от тела едва освещал бледное, вытянутое лицо, окруженное репьем волос. Было лицо не из приятных, что виделось даже в полумраке, но ни крови, ни повреждений на нем не было, лишь какая-то грязь со стены или с пола, полученная при падении. В следующее мгновение глаза, еще недавно принадлежавшие случайно убитому человеку, по умозаключениям Гира и тюремщика Бурги, резко открылись.

– ХТЬФУ! – из-под клока волос, именуемого бородой, вылетела россыпь слюны, точно в область глаз склонившихся над убитым, а через мгновение раздался сиплый смех.

Гир и тюремщик в тот же момент схватились руками за лицо, повалившись от неожиданности назад. Всего чего угодно могли они в тот момент ждать, но не плевка в глаза и сумасшедшего ржания, последовавшего за ним. Старик охал и стонал, повалившись навзничь и проклиная Бургу. Гир рычал от злости, утирая текущие из глаз слезы краем рубахи. Бурга смеялся, и скрипнула металлическая дверца. Открыв глаза и часто моргая, Гир успел только увидеть, как деревенский пропойца достает ключ из замка и шатающейся походкой идет к столику, где ранее дремал тюремщик.

– Сволочь ты эдакая! – стенал бывший тюремщик, а ныне заключенный, – Ух! Спина моя! Ой-ой-ой! Чтоб тебе худо было, свинья!

Не обращая внимания на плюющегося проклятиями старика, Гир, разозленный до глубины души, вскочил на ноги и быстро доковылял до железной решетки. Злость его не знала границ, и сейчас он был готов разорвать старого пьяницу, посмевшего плюнуть ему в лицо и выставить таким дураком! Схватился он было за дверцу, предвкушая, как поколотит Бургу, но та не поддалась, лишь едва слышно заскулили старые петли.

– Ах ты скотина! – заревел Гир, тряся решетку в гневе, – а ну отвори! Ох, тебе и не поздоровится! Ох, поверь моим словам! Старый лжец! Ух, пьяная рожа! Отворяй, тебе сказал!

– Спинаааа! – скулил позади тюремщик, держась за поясницу.

Бурга же в это время беззаботно осматривал столик со стоящей на ней лампой и не обращал никакого внимания на проклинающих его людей. Поискав как следует, он наконец-то нашел спрятанный под столом небольшой бурдюк, определенно с вином. Затем покачивающейся походкой пьяницы он добрался до настенного шкафа, откуда вытащил хлеб и кусок мяса. Собрав все это на столе, он уселся на табурет и принялся пить да есть.

Гир обладал вспыльчивостью юноши, но сказать, что его характер был подобен огню не мог никто. Однако, такая дерзость выбила его из колеи так, что лицо его раскраснелось, а пальцы добела вцепились в решетку.

– Ты чего зенки так выпучил? – вдруг с полностью естественным удивлением спросил Бурга, развернувшись к клетке, – голодный или как? Может, пития подать?

В голосе пьяницы был самый настоящий и живой интерес. Он словно живо интересовался почему это за его спиной раздается злобное скрежетание зубов и учащенное дыхание, напоминающее рык… Ну и стенания тюремщика, до которых ему, казалось бы, дела нет. Злость Гира в тот же момент сама по себе угасла. Он опешил, словно перед ним сидел совсем другой человек, а не пьяница-дебошир. Сложно было злиться на тощего мужчину преклонных лет, одетого в какие-то грязные и засаленные обноски с копной торчащих в разные стороны света волосами. Лишь глаза на этом безобразно неухоженном лице являлись островками ясности. Сейчас же они взирали на Гира с легким удивлением.

– О чем ты говоришь? – отпустив сталь решетки все еще раздраженно спросил Гир. – Делаешь тут вид, словно ничего не произошло! Брось это представление!

– Кхм, а чего было-то? – жуя хлеб и насупив брови, с еще большим интересом спросил Бурга своим менее сиплым после вина голосом.

«Ишка его побери! – подумал Гир, глядя на безобидное, грязное лицо, причмокивающее при каждом глотке вина, – правдаа ведь сумасшедший. Кажется, словно забыл о произошедшем. Разве может так быть?»

– Ты это, – начал Гир в неком смущении, – на меня лезть драться полез, а затем…

– Так, так! Чего затем-то? – еще больше наклоняясь в сторону молодого заключенного, поинтересовался пьяница с вовлеченным выражением.

– А затем, Ишка тебя побери! – воскликнул Гир, – а затем лбом о стену влетел, да с таким звуком, словно проломил голову… Слушай, можешь клетку открыть, раз не помнишь ничего, а то как-то неловко это все…

– Ох… Да кого ты слушаешь!? – пролепетал старый тюремщик, который уже залез на один из матрасов и лежал теперь на животе, одной рукой поглаживая больную поясницу. – Он из тебя дурака лепит, а ты и рад стараться! Объясняет ему еще чего-то…

Не успел Гир перевести взгляда с плешивого тюремщика на обидчика за столом, как каркающий смех второго, словно искра, воспламенил недавно пылающий костер гнева, залив красным жаром стыда и унижения лицо Гира. Бурга давился от смеха едой, и крошки хлеба вперемешку с мясом и вином летели из его рта во все стороны. Так уж он заходился от разыгранного представления, что едва сидел на табуретке, скрипящей от его потоптываний и похлопываний.

– Смейся-смейся, старый дурак, – прошипел Гир, скрежеща зубами. – Я тут ненадолго, так что поглядим, как ты гоготать будешь, когда я из острога выйду!

– Кхм… Ох, жуть как весело! – прокашлялся Бурга, наконец-то закончив с безудержным смехом и едой. – И что же, ежели выйдешь? Неужели старого человека колотить станешь?

– А ты разве иного заслуживаешь!? – разразился Гир, вновь потрясая клетку от злости. – Ты ключ мне дай, и посмотришь, стану ли я пьяного дурака бить!

Злость юнца смешила Бургу, который наелся, напился и теперь был совсем не против зрелища, которое с такой охотой Гир ему предоставлял, пылая оскорбленной гордостью молодых лет.

– Слушай-ка, а ты не сынок ли Грега, – вдруг наморщив лоб и перестав смеяться, спросил Бурга, вглядываясь в лицо, в которое пару минут назад плюнул. – Шрам вон экий на пол-рожи… Кхм, а это не тебя ли пару лет назад умертвие подрало? А! Ну точно! Кхм, внучок старого Аларда, как-никак! Знаменитость, что тут сказать! Кого только ни встретишь иной раз! Кхм, как погляжу, такой же гордый дурак, только мельче, а так похож… Или спьяну кажется…

– А если и сын Грега, и внук Аларда, то что? – с вызовом бросил Гир, глядя на наглого пьяницу.

Бурга на мгновение задумался, затем развернулся к столу, растормошил неуклюжими движениями ящики и их содержимое, найдя в итоге трубку и мешочек табака. На проклятья старого тюремщика и яркие пожелания того, чтобы раскуренная трубка стала последней в жизни пьяницы, Бурга не обратил никакого внимания, лишь сильнее запыхал, выпуская облачка дыма. Затем вновь вспомнив о беседе, он как будто пробудился ото сна и резко повернулся лицом к клетке, слегка покачиваясь от выпитого вина.

– Кхм, а к тому я это говорю, – вполне серьезным, без намека на шутки голосом проскрипел он, – что незавидная у тебя судьба, Внучок. Тебя же так кличут, верно? Ха, вижу по твоему лицу, что так. Кхм, я тебя вспомнил, теперь-то уж точно. Дед твой кровавой славой окружен, отец твой – гнетом ответственности придавлен, а ты что же? Кем ты кончишь?

– Тем, – уже более спокойно процедил Гир, приблизившись лицом к клетке, – кто тебе ребра пересчитает!

Бурга хотел было вновь засмеяться на нелепые угрозы, как пьяный взгляд его заметил легкие подергивания пальцев Гира. Приподняв брови, он пару секунд смотрел на них, а затем перевел взгляд на пол, где по деревянной поверхности, исхоженной и истоптанной до твердости камня, ползла сама по себя связка ключей, словно ее кто-то тянул за невидимую веревочку.

– Кхм, во дает! – расхохотался вновь Бурга, с кряхтением вскакивая с табурета и в два шага наступая сапогом на связку ключей, – а я и не заметил поначалу! Надо бы с тобой повнимательней, кхм, быть!

Подобрав ключи и запихав их в карман засаленных штанов, он подошел поближе к клетке, лыбясь из-под бороды, что хоть и сложно было понять, но глаза выдавали его эмоции куда яснее губ. Гир же стоял обезоруженным, так как план его вновь провалился, уже второй раз за день! Сначала Гавин отдавил ему живот сапогом при погоне, а теперь пьяница, упитый и ужранный, каким-то образом заметил ключ на полу в полумраке.

– Кхм, хорошо Мыслью владеешь, пацан, – дыхнул пьяница словами, окутанными вонью настаивающегося годами в его желудке перегара. – Видать, не в покорного отца пошел. Он бы и плевок стерпел, и Мыслью бы пользоваться не смел…

– Говори да не заговаривайся! – осек Гир пьяницу, так близко стоящего и в тот же момент такого недосягаемого. – Еще слово про отца, и уж поверь, побоями я не обойдусь, как выйду из клетки.

Слова его прозвучали более чем убедительно, и старый пьяница проверять их не стал, лишь стоял, чуть покачивался и выпускал облачка дыма. Так простояли они друг напротив друга под аккомпанемент стонов от тюремщика. Гир бурил взглядом ненавистного пьянчугу, а тот, пошатываясь, изучал паренька, подбоченившись одной рукой.

– Кхм, а вот ты знал, как дед твой помер? – прервал молчание Бурга, вновь зашаркав к столику за бурдюком вина.

– Убит был умертвиями, – сухо отрезал Гир, – и на этом все! Общаться с тобой не стану, ибо говорить с дураком у меня желания нет.

Бурга засмеялся, его сильно позабавило то, как он задел юнца, вывел его из себя и властвует сейчас над его настроением. Жадно глотая остатки вина, он наблюдал, как Гир сел на старый соломенный матрас и занял положение как до того момента, как его выдернули из полусна.

– Кхм, слышал я о том, что Аларда Кровавого и его последователей умертвия пожрали. Ежели подумать, то как иначе-то? – привалившись спиной к стене, заговорил Бурга, краем глаза наблюдая за Гиром. – Ежели эти дураки решили из леса выбраться, силой, мол, обладают достаточной и выйдут, пробив себе путь, то как же им по-иному умереть, ежели не от зубов тварей ночных? Кхм, но вот что мою хмельную голову иной раз задевает, так это то, что этак через несколько дней лесорубы нашли интересного такое тело в чаще. Как мне помнится, тогда расширяли они тропу, а то эти проклятые деревья растут, точно сорняк на грядке… Кхм, так вот, свалили они пару деревьев, как кто-то закричал, мол, глядите-ка, чего нашел. Понятное дело, что в чащу идти не рискнули, а так, со стороны дороги наблюдали. У нас ведь таких, как ты, дураков не много, кто в лес, как оголтелый бежит… Ну да ладно, о чем это я, значится? Кхм, так вот, слышал я как-то в «Дохлом Кровососе», как болтали эти мужики, что, мол, своими глазами видели ободранное тело, больше на скелет похожее, в лесу. Ясное дело, зверь подрал, птица поклевала, но все это после того, как кровососы все до капли высосали. Но тело-то и ясно, что одного из последователей Аларда могло быть, ибо он недавно из деревни выдвинулся. Единственное, что было тело на здоровенный сук надето. Точно туша свиньи на вертел, так уж лесорубы болтали, а я знай пью да слушаю. Кхм, точно через рот сук прошел, да вдоль всего позвоночника и между ног-то и вышел. Кхм, а тот конец, что снизу вышел, воткнут в землю под углом. Вот и получается, что мясо на вертеле, только погнившее и живностью поеденное.

Прервав на какое-то время свой рассказ, Бурга с аппетитом схватил со стола ломоть хлеба и сверху положил кусок мяса, отправляя все это в густые заросли бороды. С чавканьем прожевав и запив вином, он поглядывал на Гира, но тот сидел в своей прежней позе, словно бы задремав, и не обращал на рассказ пьяницы никакого внимания.

– Я сам-то не видел той картины, так что пересказываю лишь со слов мужичья, – продолжил Бурга, почесывая заросли на подбородке, – говорят, что, мол, был на том суку не кто иной, как сам Алард Кровавый! Спросишь, как это поняли? А так рядом с объедками того тела виднелся деревянный посох из святодрева. Тебе, поди, рассказывали, что дед твой любил с посохом ходить. Грозное оружие было, так как он оба конца, кхм, утяжелил железными набалдашниками. Можно было таким враз голову размозжить. Единственный был, кто безнаказанно выстрогал себе сук из священного дерева. Кхм, любого другого бы давно из деревни за такую дерзость выперли, но не Аларда… С тем бы проблем было выше крыши, даже у самого Врона.

Вновь воцарилась на какое—то мгновение тишина, даже тюремщик старался скулить так, чтобы не перебивать речей Бурги и подслушать как можно больше, хоть о рассказанной истории слышал практически каждый и была она ближе к фантазиям, нежели к правде. Кроме пары лесорубов более никто не видел скелета, насаженного на сук, а потому сельчане остановились на том, что компанию Аларда и его самого пожрал лес и создания, в нем обитающие.

Громкая отрыжка, вырвавшаяся из хмельных недр живота Бурги, разогнала молчание. Довольный собой, пьяница почесал живот и убедившись, что бурдюк с вином полностью иссяк, небрежно отбросил его в сторону, а затем склонился в сторону клетки.

– А я чего еще думаю, кхм? – задумчивым и в тоже время явно насмешливым тоном спросил Бурга, обращая свои слова в сторону Гира. – Как это Алард мог на суку оказаться? Кхм, Грозный Алард, с которым считались буквально все! Старый, но сильный телом и Мыслью – и на суку! Кто же мог подобное совершить, м? Неужели его же последователи? Кхм, неужто те, кто понял, что старик из ума выжил и повел других на смерть, совершили расправу? А, как думаешь, Внучок?

Бурга хрипло засмеялся, ясно понимая, что притворяющийся спящим Гир лишь делает вид, а на деле бурлит и злится от бессилия перед жалким пьяницей, издевавшимся над ним, словно злобный ребенок над собачонкой. Лицо же его было спокойно, голова лежала на ладонях рук, упертых локтями в колени так, что все тело без напряжения отдыхало без необходимости прижиматься к влажной стене или ложиться на плесневелую солому.

– Кхм, ладно, – поднимаясь со стула и вдоволь насладившись своей властью и речами, проговорил Бурга, – я уж думал, что придется спать в этой дыре, а оно вон как вышло! Кхм, благодарствую, Внучок! Ну а я пойду.

Поднявшись со стула, он покачнулся, подтянул спадающие штаны и поплелся в сторону двери, но сделав пару шагов, обернулся вновь к клетке.

– Ключи я выброшу в поле, – проскрипел он в ухмылке, – ежели пожелаете найти, то ищите около острога на длину броска.

– Повесь ключи за дверью, Бурга! – взмолился тюремщик. – Не создавай ты мне, старику, проблем, Ишкой молю! Будь человеком, а не зверем!

– Брошу, так и знай! – притопнув ногой с дурацкой усмешкой на лице воскликнул пьяница и вышел в ночь, смеясь и напевая под нос какую-то одному ему известную мелодию.

Воцарилась тишина, разгоняемая лишь редкими проклятьями старика, никак не находящего места на неудобном мешке. Час назад он дремал на своем привычном табурете, прислонившись спиной к выемке в стене, которую за годы продавил так, что влезал в нее, как литой. К утру же у него было готово вино, хлеб да мясо, а теперь лишь сырой мешок, больная спина и позор на всю деревню, да от кого? От старого пропойцы, хуже которого только вшивая собака.

Гир же прекрасно слышал все, что сказал Бурга. Он остыл, злость отступила, и он принял для себя единственно верное решение – притвориться спящим. Спорить с сумасшедшим он не хотел, а под его дудку плясать тем более. Вскоре, убаюканный все более редкими ругательствами старика, он погрузился в сон.

Глава 6. День Ишки

Утро

Сухой святодрев возвышался в центре деревни. Солнечные лучи ярко освещали серо-белое дерево без единого листа. Точнее, несколько деревьев, переплетенных воедино. Это было особенное дерево, так как минимум десяток священных деревьев завивались, точно коса. Рядом расположилась сама площадь, выложенная где-то камнем, а где-то выглядывала утоптанная земля. Грандиозное по своей сложности переплетение священных деревьев формировало полость в сердцевине, где расположился храм Ишки. Точнее, само переплетение священных деревьев и было храмом.

Храм вместе с площадью находился на небольшом возвышении и сотни пней-домов вокруг расползались в стороны, формируя дорожки, улицы и переулки, по которым в этот солнечный день сновали дети, ползли телеги, и среди которых раздавался радостный смех. Буквально каждая улица наполнилась потоком людей, в общей массе своей стягивающейся к площади, уставленной разнообразными лавками, разместившимися на крытых телегах. Гомон и смех разливались по всему Пятачку от храма Ишки в каждую из артерий деревни, наполняя их и заставляя веселиться.

– Так и плюнул!? – воскликнула Лия, остановившись и схватив Гира за обе руки, – Бурга? Этот пьяница? Быть не может!

– Ох, еще как может! – недовольно буркнул Гир, вспоминая прошедшую ночь, – Давай-ка отойдем с дороги, а то телегой сшибут!

Оба они встали в переулке, сойдя с дороги, где было непривычно людно для Пятачка этим утром.

– Давай, рассказывай уже! – нетерпеливо дергала Лия Гира за руку. – Чем все закончилось?

Гир без большого энтузиазма, но понимая, что подруга не оставит его в покое, изложил события прошлой ночи. Рассказал о пьяном Бурге, его выходках, лишь умолчал о речах пьяницы, посчитав лучшим не вдаваться в подробности. Поведал и то, как под утро пришедший стражник и лесорубы выпустили Гира и тюремщика из клетки, и то, как старик, пыхтя и краснея, рассказал им историю своего заключения, все время жалуясь на подлость пьяницы, ссылаясь на то, что если бы не та самая подлость, то он бы никогда не попал в такое постыдное положение.