Возраст гусеницы

Я подавил зевок. Вдруг в одно мгновение черные и белые птицы взмахнули крыльями и оторвались от земли. На поле, размахивая руками и подражая пернатым, выбежал ребенок – мальчик лет пяти. Чайки и вороны смешались в воздухе, разевая клювы. Их недовольные вопли долетели до меня даже через оконное стекло. Мальчик, счастливо смеясь, носился кругами по траве. На небольшом расстоянии от него по дорожке шла женщина с коляской – наверное, мать.

Кто-то толкнул меня под локоть, и я вздрогнул. Завертел головой и понял то, что и так знал: толкать меня было некому. Я сидел за партой один. Вернее, толчок действительно был – только он шел изнутри. Равновесие нарушилось. Камень покатился с горы, и теперь его было не остановить.

Я встал со стула, покидал учебник с тетрадью и прочим в сумку и молча пошел по проходу между партами. Вокруг запереглядывались, зашептались.

– Ноа? – Наша датчанка сообразила, что происходит что-то странное, и оторвалась от своего «Пауэр поинта». – Ты куда собрался? Да еще с вещами… Ноа?

Но я уже прошел мимо нее. Вот и дверь класса.

– Да что с тобой происходит? – прилетело мне в спину.

Уже безразлично. Ничего из этого уже не имеет значения. Решение принято.

11

Давно уже я не чувствовал себя так легко. Домой летел, будто за спиной выросли крылья, и не важно – черные или белые. Еле дождался парома, гнал по Фанё на седьмой скорости почти всю дорогу.

Внутри все дрожало и пело, подталкивало руки и ноги, весело кружило голову. Меня будто подхватила ярмарочная карусель и понесла через музыку и цветные огни, и остановиться было невозможно.

Приехав домой, я развил лихорадочную деятельность. Первым делом собрал рюкзак. Запихнул туда мамин халат, «Колесо времени», смену белья, носки, пару теплых вещей, полотенце, станок и пену для бритья, зубную щетку и пасту. Потом открыл комп, настрочил заявление о том, что беру академ на месяц, и отправил Марианне. После чего занялся финансами. И вот тут меня ждало первое разочарование. Онлайн-банк показывал, что на счету у меня осталось средств с гулькин нос. Выплата штрафа за сжигание мусора проделала брешь в моем и так скромном бюджете, а деньги, о которых говорила мама, еще не пришли. Не знаю, почему я не подсуетился раньше. Мне казалось, что все произойдет как-то само собой, без моего вмешательства: ведь похороны и выдача свидетельства о смерти мамы прошли гладко, и от меня особо-то ничего не требовалось, кроме присутствия.

Я как-то не задумывался о том, что всем этим занималась Руфь, причем с удовольствием. Болезни, смерти, похороны – это была ее стихия, тут она чувствовала себя как рыба в воде. Наверное, если бы она когда-то и устроилась на работу, то в похоронное бюро или тот же хоспис.

А вот вопросов наследства Руфь не касалась. Все бумаги оформляла мама, а у меня теперь остались только надписанные ее рукой папки с документами.

Когда же, черт возьми, придут эти деньги? И придут ли они вообще? Даже на стипендию теперь нечего рассчитывать: я только что отправил заявление на академ. А мне, кстати, вот-вот должны были поднять ее как сироте.

Я вскочил на ноги и заметался по комнате, хрустя суставами пальцев. Нет, тупо сидеть и ждать – не вариант. В гимназию все равно вернуться не смогу – только не после демонстративного ухода с занятий и заявления. Заработать – тоже не выйдет. Высокий сезон на Фанё давно закончился, а в Эсбьерге быстрые деньги не срубишь. Разве что вон мозги свои продавать золотым мальчикам вроде Мэса, но я лучше удавлюсь. К тому же в и-боксе уже лежит письмо с приглашением на встречу в коммуне, на которую я вовсе не собирался являться.

И что делать? Отправляться в дорогу с 485 кронами на карте?

Я вытащил из кармана фотографию с крестин, которую предусмотрительно положил в пластиковый кармашек для сохранности. Повернул задней стороной.

Брёнеслев. Это далеко на севере Дании, я смотрел карту. Поездка на общественном транспорте с Фанё займет примерно шесть часов. Сначала паром, потом поезд с пересадкой, потом автобус. Я никогда не ездил на поезде. По крайней мере, не помню такого. И вообще, вряд ли теперь это актуально: моих денег едва хватит, чтобы доехать в одну сторону. Питаться при этом придется воздухом, а ночевать – на вокзале.

Я перевернул снимок лицевой стороной и провел подушечкой пальца по низко нависающим тяжелым аркам церковных нефов, словно грозящих раздавить счастливое семейство. Я никогда не видел своего свидетельства о рождении, да теперь уже, скорее всего, и не увижу – думаю, мама спалила его вместе с прочим «компроматом». Но в приходской книге наверняка сохранилась запись о крестинах, а в архиве, возможно, и копия свидетельства. Заполучу его и узнаю свою настоящую фамилию, узнаю имя отца. А если повезет, пастор, может быть, вспомнит нашу семью. Ведь священники служат подолгу в одной церкви и часто хорошо знают своих прихожан.

Нет уж! Я отправлюсь в Брёнеслев и сделаю это сегодня же, к черту все!

Я вышел в прихожую, где на стене висела деревянная ключница в виде желтого скворечника. Нашел ключ от гаража – маленький с красным шнурком. Сдернул его с крючка вместе с ключами от машины и выскочил во двор.

В гараже мирно стоял мамин двухместный «ФольксвагенПоло». Было ему лет если не сто, то уж точно больше двадцати. Даже красный лак кузова вылинял до неопределенного цвета подживающей кожной опрелости. Когда-то этот драндулет носил гордое звание служебной машины и находился в собственности коммуны – о чем напоминали более темные буквы на боку, там, где раньше была наклейка. Лет десять назад мэрия решила обновить автомобильный парк, и «фольксваген» продали по дешевке вместе с десятком других бэушных легковушек и микроавтобусов – так он и попал к нам.

Несмотря на задрипанный вид, машинка была еще хоть куда: мы ездили на ней только, чтобы вывезти мусор на свалку или затариться по-крупному в Эсбьерге, то есть от силы пару раз в месяц. Остров наш можно было запросто объехать на велосипеде, а на пароме тачку гонять – удовольствие дорогое.

Я вставил ключ в замок и открыл водительскую дверцу – из электроники в «фольксвагене» было только полуживое радио. Вдохнул застоявшийся воздух салона. Слабый душок бензина, машинного масла, пыли, въевшийся в салонные чехлы, и эхо соленого бриза прошлого лета, когда мы с мамой ездили по дороге, идущей прямо по пляжу. Я опустился на сиденье и задержал воспоминание в легких. Глаза защипало. Медленно выдохнул, вспомнив о своей цели. Положил обе руки на руль. Поздно, мама. Я уже обеими ногами стою на новом пути, который выбрал сам.

Проверил уровень топлива. Как и думал, почти полный бак. На нем экономичная машина могла докатить до самого Брёнеслева безо всяких проблем. А в бардачке нашлась карточка на паром, на десять поездок. Использовано всего четыре. Оставалось решить последнюю проблему, самую главную: как выехать на «фольксвагене» с Фанё без прав?

Боялся я не Шефа Клауса: в конце концов, он не был вездесущим, а мне требовалось всего лишь проскочить на машине на паром. На той стороне, где никто меня не знал, вряд ли полиции бы пришло в голову останавливать меня, просто чтобы проверить документы. С какой стати, если я не собираюсь ничего нарушать? Водить-то я научился давно, еще лет в четырнадцать, а в последнее время, когда мама стала совсем плоха, часто занимал место за рулем. Пересаживались только при заезде на паром.

Все дело было в Питере Дюльмере, папаше Керстин. Он-то прекрасно знал, что о заветной пластиковой карте мне пока приходилось только мечтать. Стоило ему застукать меня на месте водителя, и одним штрафом уже не отделаться.

Я побарабанил пальцами по кожаной обшивке руля. В голове забрезжила слабая идея. Возможно, не очень удачная, но пока что другой не придумалось. Я вылез из машины и решительно направился обратно в дом. Следующие полчаса потратил, обшаривая его снизу доверху в поисках записки с телефоном Дюлле. Когда я уже почти уверился в том, что выбросил бумажку или сжег вместе с мамиными вещами, то обнаружил ее пришпиленной магнитом к холодильнику, куда полез попить холодненького. Я ее точно туда не вешал, так что либо в доме действительно завелось привидение, либо это Руфь таким образом ненавязчиво пыталась устроить мою личную жизнь.

Я вытащил мобильник из кармана и задумчиво ввел номер Дюлле. Она была меня старше примерно на полгода и на летних каникулах активно училась в автошколе. А когда начались занятия в гимназии, только глухой не слышал полную драмы историю о том, как Керстин сдавала на права. Попался, мол, ей какой-то жутко вредный инспектор по имени Палле. У него даже прозвище было соответствующее: «Пáлле с третьего раза сдали». Ну так вот, Дюлле у него три раза вождение и провалила. Только на четвертый сдала, еле живая оттуда выползла.

Хрустнув пару раз суставами, я наконец решился.

– Керст’н слуш’т. – В телефоне захрустело. Видать, Дюлле грызла что-то. У нас как раз занятия закончились.

– Привет! – вежливо поздоровался я. – Это Ноа.

– О! – У нее что-то загрохотало и посыпалось. Я даже перепугался. Грузовик ее там сбил, что ли, на переходе?

– Ты там в порядке?

– А… Я… Да! – прозвучало сначала отдаленно и глухо, а потом так звонко и прямо в динамик, что я вздрогнул и отвел телефон от уха. – А ты как? Чего прямо с датского ушел? Датчанка тебе теперь голову откусит. Ты же знаешь, она настоящий Шрек. «Есть только я и мое болото».

К этому вопросу я был готов.

– Да мне как-то нехорошо стало. Так что я поболею пару дней.

Дюлле вздохнула сочувственно.

– Это снова из-за мамы, да?

– Да нет, так… Наверное, грипп. Слушай, Керстин… – я сделал глубокий вдох, набираясь мужества, – мне нужна твоя помощь.

– Помощь? – удивленно повторила Дюлле. Еще бы, когда я кого просил о помощи? Особенно девчонку. – Ну… – В телефоне зашуршало, послышались чьи-то отдаленные голоса.

– Ты там с кем-то? – спросил я упавшим голосом. – Ладно, если тебе неудобно…

– Удобно-удобно! – выпалила Дюлле с энтузиазмом. – А что делать-то? Если тебе панадол нужен или спрей от насморка…

– У меня есть, – быстро вставил я. – Не в этом дело. Просто… – Я нервно щелкнул костяшками. – Понимаешь, я мамину машину хочу продать. Деньги нужны позарез. В общем, договорился с одним автосалоном в Эсбьерге. Надо «фольксваген» туда отогнать, но… Сама знаешь, я без прав. Вот и подумал: может, ты?..

– Ах, это… – протянула Дюлле. – А тебе когда надо?

– Сегодня, – твердо сказал я. – Как можно скорее, пока они не закрылись.

В трубке немного помолчали, слышалось только неровное дыхание и звуки улицы – видно, Керстин разговаривала со мной на ходу.

– А… ты тоже поедешь? – спросила она неуверенно. – У тебя же грипп.

Я мысленно проорал: «Йес!» – и расплылся в улыбке.

– Конечно, поеду! Мне уже лучше. Так я тебя жду?

– Ладно. – В голосе Дюлле послышалось воодушевление. – Буду примерно через… минут тридцать – сорок. Ок?

– Ок.

Я отключился и подпрыгнул на месте, сделав «козлика». Хрен теперь Питер ко мне прикопается. За рулем-то его родная дочка сидеть будет! Главное, чтобы она ничего не заподозрила. А то еще станет отговаривать или помогать откажется. Знаю я этих женщин, вечно они считают, что умнее тебя, и все пытаются за тебя решать.

12

Поднявшийся с утра ветер все крепчал и грозил к завтрашнему дню перерасти в настоящий шторм. Достаточно мощный, чтобы пристань полностью затопило и отменили паромное сообщение с Эсбьергом. Так что намылился я с острова очень вовремя.

– Привет, Ноа! – крикнул Питер, перекрывая шум захлестывающих волнорез волн. Он привычно помахал мне, пропуская на борт «Меньи» в середине короткой цепочки машин. Ветер запустил пальцы в его медные волосы, слегка приплюснутый нос и уши покраснели.

– Езжай аккуратно, малыш. – Он подмигнул дочери, щеки которой мгновенно сравнялись цветом с исхлестанными ветром ушами отца.

Видно, Керстин уже сказала Питеру о моих планах на «фольксваген», когда переправлялась на Фанё. Больше всего я теперь боялся расспросов о продаже машины и моем самочувствии. Вдруг запутаюсь во вранье и меня выведут на чистую воду? Так что, как только мы заехали на грузовую палубу, я пробормотал что-то насчет тошноты и качки и слинял в туалет. Половину двенадцатиминутного путешествия отсиживался там, половину – на самом дальнем ряде кресел, скрючившись и натянув на голову капюшон. Дюлле нервно кусала губы и осторожно гладила меня по спине, будто больного кота.

К машине мы спустились, когда паром уже причаливал. Пандус как раз открыли, и тут на нас с новой яростью накинулся ветер, бросая в лицо мелкие соленые брызги. С кого-то из туристов на сходнях сорвало плохо завязанный шарф. Махнув полосатым хвостом, он полетел наперегонки с любопытными чайками и исчез в волнах.

– Шарф за бортом! – весело крикнули с верхней палубы.

Залаяла лохматая собака на причале, подпрыгивая и чуть не вырывая из рук хозяина поводок. На спине псины смешно раздувало шерсть.

На всякий случай я потуже затянул вокруг шеи мамино рукоделие.

– Как говорят у нас на западном побережье, пока на курах остаются перья, это всего лишь легкий бриз, – со смехом «утешил» потерявшего шарф пассажира Питер.

Я торопливо залез в машину, стараясь не привлекать внимания папаши Дюльмера. Расслабиться и выдохнуть смог, только когда мы съехали с пандуса, и Керстин неторопливо покатила к выходу из порта.

– Так в какой, говоришь, тебе надо автосалон?

Я вздрогнул. Занятый беспокойными мыслями, я и забыл проинструктировать своего водителя. Назвал адрес на выезде из города: близко к скоростному шоссе и как можно дальше от паромного терминала. Если бы что-то пошло не так, Дюлле не смогла бы тут же броситься за папочкой. Меня сразу начала грызть совесть по этому поводу. Керстин-то без велика. И как она из этого гетто добираться назад будет? Там автобусы-то хоть ходят?

– Ноа.

– А? – Я снова дернулся, да так, что больно ушиб локоть о дверцу машины.

Дюлле сочувственно покосилась на меня, стараясь не отвлекаться от дороги.

– Ты не мог бы перестать? – Ее взгляд скользнул на мои лежащие на коленях руки.

Вот черт! Я и не заметил, что сидел и вовсю хрустел костяшками, выламывая пальцы.

– Ох… прости!

Наконец мы подрулили к автосалону и заехали на парковку. Давно бы пора, а то я уже вспотел весь, и не потому, что на мне теплая куртка. Вернее, не только потому.

– Спасибо. – Я демонстративно вылез из машины. – Ты меня очень выручила. Я твой должник.

– Да ладно. – Дюлле снова зарделась, застенчиво улыбаясь, и протянула мне ключи от «фольксвагена». Я сгреб их так быстро, что поцарапал бы ее руку, если бы ногти у меня давно не были сгрызены до мяса. – Не стоит благодарности. А хочешь… – она чуть поколебалась, заправила под шапку выбившуюся рыжую прядь, – вместе домой поедем? Я тебя подожду.

Меня аж снова пот прошиб, на этот раз – холодный. Такого развития событий я не ожидал от слова совсем.

– Ну… мне… – Боже, ну чё ты мычишь, как корова беременная?! Рожай уже! – Мне сказали, это может занять какое-то время. То есть даже много времени. Машину должен механик осмотреть, оценить состояние… – врал я напропалую, надеясь, что краска на щеках сойдет за естественный румянец от холодного ветра. – Короче, нет тебе смысла тут мерзнуть. Здесь рядом вроде автобусная остановка была, мы проезжали. – Я завертелся по сторонам – только бы не видеть несчастных глаз и поникших плеч Дюлле. – Вон автобус как раз идет. Беги давай. Успеешь.

Керстин вздохнула и обхватила себя руками, будто вдруг начала мерзнуть.

– Ну тогда пока. Увидимся. И Ноа… – Ее губы шевельнулись, но она тут же прикусила нижнюю, будто передумала говорить то, что собиралась.

– Что? – нетерпеливо выпалил я, притоптывая на месте – то ли от холода, то ли от нервного возбуждения.

– Выздоравливай, – кривовато улыбнулась Дюлле, развернулась и пошла к остановке.

Я не стал ломать голову над ее гримасами и торопливо потопал ко входу в салон. Если Керстин обернется, то увидит, что я действительно туда заходил.

Внутри, как по заказу, не было ни души. Только где-то в дальнем конце зала слышались приглушенные голоса: продавец пытался сбагрить клиенту одну из полноприводных «мазд».

Я отошел подальше от стекла и незаметно присел за ближайшей тачкой – типа, мало ли, я колеса рассматриваю. С этого наблюдательного пункта мне была прекрасно видна Дюлле на автобусной остановке – а вот она меня разглядеть не могла.

В первый автобус Керстин не залезла – он, наверное, шел не туда. Пришлось вместе с ней подождать следующего. К счастью, пришел он довольно быстро. Дюлле сверилась с расписанием в телефоне и полезла внутрь. Обернулась на ступеньках, и у меня аж сердце екнуло. Казалось, она смотрела прямо на меня – хотя что можно разглядеть через стекло салона, да еще за стальным корпусом джипа?

Секунда, и двери автобуса закрылись, а за моей спиной раздался внушительный бас:

– Эй, парень! Потерял тут что?

Я подскочил на ноги, сунул продавцу под нос ключи от «фольксвагена»:

– Да вот, уронил, – и рванул на выход.

С парковки газанул так, что колеса взвизгнули. В венах бурлил чистый адреналин. Все казалось, что вот-вот за мной погонятся, попробуют остановить: не Дюлле, так ее папаша; не Питер, так Руфь или копы; или этот бородатый мужик из автосалона, хотя на фига я ему сдался.

С трудом я заставил себя приподнять ногу с педали газа и ехать положенные в черте города пятьдесят километров в час. И только свернув на скоростное шоссе и набрав сто десять, я перевел дыхание и трясущейся рукой включил радио. Через хрип атмосферных помех прорвался мягкий мужской голос:

And she needs youThis is for Matilda [14].

Я не знал, хорошим или дурным знаком было упоминание маминого имени, но на губы робко выползла торжествующая улыбка.

Возраст второй

Мы боимся сойти с ума. Но, к несчастью для нас, мы все уже и так сумасшедшие.

1

Иногда кошмары сбываются наяву.

Есть такая социальная реклама, ее, наверное, все видели, – «Будь за рулем, когда ты за рулем». Ну та, где мужик ведет машину, а на голове у него бумажный пакет. Он и так ничего из-за пакета не видит, да еще роется в бардачке, ищет зарядку для телефона. Находит, втыкает в мобильник, и тут – хрясь! В него на перекрестке врезается фура.

Нет, я рекламу терпеть ненавижу, смотрю одним глазом и только принудительно, когда жду продолжение хорошего фильма. Но в некоторых роликах смысл есть. Потому что если бы я не ехал по Ольборгу, весь загруженный мыслями, если бы не сверялся с распечатанной картой, лежащей на переднем сиденье, то заметил бы, как на проезжую часть выскочил человек – прямо передо мной. Заметил и успел бы затормозить.

Я ударил по тормозам слишком поздно. Тень в свете фар взмахнула руками и пропала где-то внизу. Меня бросило на руль. Ноги словно вросли в пол – я жал и жал на педаль тормоза, хотя машина давно остановилась. Адреналин качал кровь скоростным насосом, так что в ушах свистело.

Сбил. Наверняка я его сбил. Но, может, не насмерть? Я же медленно ехал, ну тридцать в час от силы. Кажется. Может, его еще можно спасти?

Трясущейся рукой нашарил ключ зажигания, заглушил мотор. Обнаружил, что забыл, как открывается дверца машины. После нескольких попыток наконец вспомнил. Вывалился наружу в холодный влажный вечер. Картинка перед глазами прыгала и расплывалась, будто я смотрел на мир через объектив дешевой видеокамеры, которую держал ребенок. Вот капот и забрызганный бок «фольксвагена». Вот мокрый асфальт и темная фигура на нем. Человек кажется очень маленьким и хрупким. С головы у него слетел капюшон и по асфальту рассыпались светлые дреды. А вокруг – камушки. Разноцветные камушки, блестящие в свете фар.

В голове у меня будто что-то щелкнуло. Киномеханик включил проектор, запустив знакомый фильм – на сей раз прямо поверх реальности. Я стоял на забитой запаркованными машинами улице и одновременно находился в том доме, у подножия лестницы. Я был собой и одновременно маленьким ребенком. Человек на асфальте был пацаном с дредами и… кем-то еще. Силуэт наслаивался и не совпадал, как слишком большое платье для бумажной куклы.

Петля времени поймала меня, захлестнулась на шее, перекрывая кислород. Яркий камушек у моей кроссовки впрыгнул в кадр, увеличился в размерах, пока не заполнил собой все. Черная дыра в его центре вращалась, как сгусток тьмы, как воронка, ведущая прямиком в прошлое.

Я вскрикнул и рванул на себя дверцу машины. Повалился на водительское сиденье. Зашарил непослушными пальцами по приборной доске. Зажигание. Газ. «Фольксваген» чихнул, взревел раненым зверем и прыгнул вперед. Меня снова распластало по рулю, и на сей раз он больно врезался в ребра – я забыл пристегнуть ремень. Мотор заглох. В тишину ворвались чьи-то крики и понимание: я забыл сменить передачу. Вместо того чтобы дать задний ход…

– Я убил его, – прошептал я, цепляясь за руль деревянными руками. – Вот теперь я точно…

Дверца с пассажирской стороны распахнулась. Темная потрепанная фигура рухнула внутрь. Рявкнула, капая кровью:

– Гони, придурок!

В проеме открытой двери я увидел жирного мужика в форме – то ли полицейского, то ли охранника. Мужик что-то орал и стремительно приближался, впечатывая в асфальт подошвы армейских ботинок.

– Гони! – взвизгнул мой незваный пассажир и захлопнул дверцу.

Мозг у меня отказал, но включился инстинкт. Мотор завелся, я рванул заднюю передачу и дал по газам. Полицейский выскочил на дорогу и потрусил следом, размахивая руками – он явно начал выдыхаться.

– На хрена ты задом едешь, идиота кусок? – Пассажир мне попался требовательный и умирать пока, кажется, не собирался.

Но он был прав. Ехал я действительно почему-то задом и не очень быстро – боялся задеть запаркованные вдоль обеих обочин машины. К тому же на улице еще и люди какие-то появились – то ли сбежались на вопли, то ли просто к машинам своим шли от торгового центра, сиявшего огнями неподалеку. А впереди растопырился шлагбаумом поперек дороги коп.

– Там переулок слева, – пихнул меня в плечо пассажир. – Туда давай. Дальше будет широкая улица. Там развернешься.

Я сделал, как было сказано. Казалось, все происходит во сне. Только этот кошмар был какой-то новый. И в нем я чувствовал боль. Синяки на ребрах точно останутся.

Мы выскочили на проспект с оживленным движением. Пошли светофоры, яркие огни вывесок: «Кингс раннинг суши», «Слотс отель», «Юск», «Кэб-инн»… Справа внезапно блеснула темная вода с золотыми бусинами отраженных фонарей, и я понял, что мы едем вдоль набережной. Тут меня начало отпускать. Влажные ладони заскользили по рулю, колени стали ватными – я едва чувствовал педали. Свернул в первую попавшуюся боковую улочку, потом в еще одну и парканулся у обочины, заехав двумя колесами на бордюр. Немного подышал, откинулся на сиденье и повернулся к своему внезапному попутчику.

– У тебя пластырь есть? – спокойно произнес он, показывая кровоточащее запястье.

Вернее, она. Тот, кого я принял в суматохе на темной улице за щуплого пацана, оказался девчонкой. Слишком миловидное для парня личико и выпуклости на толстовке спереди не оставляли в этом никакого сомнения.

– Хватит пялиться, придурок! – Не дожидаясь ответа, пострадавшая открыла бардачок и начала там рыться здоровой рукой. – Где у тебя аптечка? – Девчонка захлопнула бардачок и помахала ладонью у меня перед носом. – Ау-у! Ты чё, завис?

Я сморгнул, запоздало залился краской, от которой стало горячо-горячо щекам, и выдавил, заикаясь:

– В б-ба… багажнике, кажется.

Она закатила глаза к потолку, а потом снова уставилась на меня синими глазищами идеальной кошачьей формы. Я, наверное, действительно придурок, да еще слепой, раз сначала принял ее за пацана.

– Так чё сидим? – Глазищи раздраженно сузились. – Фаак, вот же повезло на дауна нарваться.

Я проглотил «дауна» и молча полез в багажник. Руки у меня еще потряхивало, так что я долго возился с ковриком, под которым была спрятана аптечка – в углублении для запаски. В итоге оказывала себе первую помощь жертва сама, бормоча себе под нос не слишком лестные для меня эпитеты, причем все в третьем лице.

– Вот, блин, браслет из-за этого дауна похерился. Подарок, между прочим. Ручная работа. И штаны в клочья. Вместе с коленями. Кто его вообще водить учил? Он чё, только что с трактора слез, деревня?

Она бросила на пол использованные дезинфицирующие салфетки и бумажки от пластыря. Стащила с плеча тощий рюкзачок и достала из него новую пару джинсов – с них еще ярлык даже не срезали. Злющие синие глаза снова вперились в меня.

– Ну чё сидишь, извращенец? Не видишь, девушке переодеться надо? Свалил давай из машины.