И заблестит в грязи алмаз

Прекратив рыдания, Энвидий Маркович умылся и, с ненавистью посмотрев на себя в зеркало, собрался с мыслями. По собственной вине из-за глупой жажды расплаты потеряв столь внушительную сумму, теперь он страстно желал наискорейшим образом отработать угробленные вместе с гитарой бабки и опять сколотить утраченное состояние. В его памяти мгновенно всплыло вчерашнее предложение Родиона о своей собственной майнинг-ферме.

Полный решимости, Сапог достал смартфон и набрал Рязанова. Через шесть гудков подняв трубку, занятый несуществующими делами адепт финансовой грамотности, вместо привычного абсолютному большинству «алло», ответил своим стандартным приветствием:

– Йеп-йеп-йеп, салам, дура! Как сам?

– Салам. В общем, обдумал я твое предложение насчет фермы… Я согласен. И даже кое-что уже придумал. Только, правда, мне понадобится твоя помощь. Завтра идем на дело.

Глава 5

…Но второй путь уже выбрал Ли Куан Ю

Dat veniam corvis, vexat censura columbas.

Livin' the life that of diamonds and gunsThere's numerous ways you can choose to earn fundsSo some get shot, locked down, and turn nunsCowardly hearts and straight up shook ones

Будучи объектом с очень строгими внутриобъектовым и пропускным режимами на бумаге, «РандомЭкс» на деле представлял собой такое предприятие, где безбожно воровали практически все и на всех уровнях, – начиная от рядовых сотрудников цехов и заканчивая самым высшим эшелоном менеджмента в лице директора и его заместителей. Различались в зависимости от уровня, на котором воровство совершалось, лишь, естественно, масштабы хищений, сложность их выявления и доказуемости, а также степень наказуемости деяния. К примеру, укравший копеечную гайку обычный работяга, пойманный на выходе охраной, с которой тот по каким-либо причинам забыл вступить или не вступил в предварительный преступный сговор, рисковал не только быть в тот же день уволенным по статье, но и даже в установленном законом порядке с подачи бездушного работодателя быть привлеченным к соответствующему виду юридической ответственности, в то время как в очередной раз уличенные в отмывании многотысячных сумм заместители директора, которые иной раз от безнаказанности и вседозволенности теряли совесть и начинали обирать завод совсем уж в неприкрытой форме, подвергали себя только неслыханному риску еще один раз услышать последнее китайское предупреждение от директора, который, в свою очередь, нисколько не отставал от своих замов в нелегком деле обворовывания учредителей и не выдавал своих подчиненных исключительно по той причине, что они прекрасно знали о его собственных криминальных схемах и в случае чего могли в ответ выдать своего руководителя, то есть, иначе говоря, был сам повязан в сложившейся организованной группе, занимая верховное положение в преступной иерархии и выполняя функцию крестного отца заводской мафии.

Среди работников цехов, которые выносили с территории в основном металл, одним из наиболее распространенных и уморительных со стороны способов кражи была операция, носившая кодовое наименование Операция «Т-1000». Суть ее заключалась в следующем. Полномочный представитель от цеха по предварительному сговору с охраной, которой по завершении операции полагалась заранее оговоренная доля от последующей незаконной продажи материальных ценностей, выбирали то время, в которое определенные охранники должны бы были на время притупить свою непрестанную бдительность и проигнорировать совершаемое на их глазах ограбление, опустив процедуру досмотра заранее оговоренного сотрудника с покражей. Осуществлялась эта схема по ясным причинам только ночью, когда «РандомЭкс» покидала бо́льшая часть административного персонала. Заранее оговоренный «цеховик», уходя на обеденный перерыв при работе в ночную, облачал себя в некое подобие жилетки Анатолия Вассермана со множеством карманов, по которым другие соучастники заботливо распихивали предварительно вынесенные из цеха в раздевалку запчасти; надевал туго затягиваемый пояс, под который вдоль туловища и ног также подсовывались длинные металлические изделия, не помещавшиеся в карманах; натягивал поверх этой амуниции специальный просторный рабочий комбинезон на молнии, который скрывал под собой все прихватизированное имущество; а затем походкой пьяного пингвина, вдруг потяжелевшего на тридцать килограмм, звеня железками, отправлялся к контрольно-пропускному пункту, где самым главным препятствием на пути новоявленного терминатора к цели была вовсе не перепрограммированная и отправленная в прошлое устаревшая модель, а банальный турникет, преодолеть который в тяжеленном, сковывавшем подвижность доспехе подчас представлялось задачей, приближенно равной по сложности победе в рыцарском турнире. Одолев в неравном бою турникет, киборг выходил на улицу, где на парковке у заведенной легковушки его уже ждали другие подельники. Поскольку броня терминатора не позволяла ему согнуться в какой-либо из проекций, самостоятельно сесть в салон автомобиля он был не в состоянии, а потому находчивые металлокрады позаимствовали из психологических тренингов известное упражнение «падение на доверии доверие»: остановившись рядом с дверью машины, груженый рыцарь падал спиной назад на руки страхующего его коллеги, после чего другой оруженосец подхватывал рыцаря за ноги. Подняв металлоносца в воздух, они аккуратно заносили того в салон и, подобно бревну, горизонтально опускали на задние сиденья. Далее оставалось лишь доехать до базы жуликов, где производилась разгрузка терминатора и складировалась добыча, которая следом перегружалась в пополнявшийся с каждой новой ходкой кузов «газели». Заканчивалась секретная Операция «Т-1000» тем, что выполнившие свою часть преступного плана перевозчики и переносчик возвращались на работу под конец обеда и продолжали добросовестное исполнение трудовых обязанностей.

Если количество выпущенной заводом экскаваторной техники точнейшим образом подсчитывалось и отражалось в программах учета и сотне всевозможных документов, то вот количество выпущенных заводом терминаторов оставалось строжайшей коммерческой тайной и было известно лишь ограниченному кругу лиц. Иногда объем выпуска за ночную смену терминаторной продукции в несколько раз превышал аналогичный объем продукции экскаваторной, в силу чего технологи все следующее утро задумчиво начесывали головы и усиленно пытались обнаружить причину резко возросшего за смену брака на производстве. По данной причине доходом от сданного в пункт приема металлолома изредка приходилось делиться не только с охраной, но и с особо дотошными спецами технологического отдела.

Так как у Энвидия равным образом не было ни нужных связей в верхах организации, ни подступов к коррумпированным секьюрити, ни даже дружеских отношений с кем-либо из цеховых, кто мог бы предоставить ему посредническую услугу по выносу собственности компании усилиями ночных терминаторов, а обчистить предприятие в пределах скромных полномочий помощника сисадмина с целью накопления средств на майнинг-ферму ему все же очень хотелось, он вынужден был придумывать более изощренную схему похищения. И такая схема родилась в его эмоционально травмированном утратой дорогостоящей гитары мозгу ровно в тот момент, когда он озлобленно разглядывал свое отражение в зеркале, стоя в ванной и омывая водой заплаканное лицо. Именно тогда он вспомнил про своего дружка Радика, который, как сынок богатеньких родителей, обладал некоторыми диковинными для небогатого провинциального населения Рандомли приспособлениями, одно из которых как нельзя лучше могло сгодиться в качестве средства совершения задуманного преступления.

Дело, на которое Сапожников позвал Родиона, было в какой-то степени навеяно разными голливудскими блокбастерами про ограбления и даже немного отдавало книжной романтикой. Если говорить в двух словах, то оно сводилось к краже с завода компьютерных запчастей посредством квадрокоптера, счастливым обладателем которого как раз и являлся Рязанов, получивший дорогостоящий летательный аппарат в подарок от отца на прошлый день рождения. Выбор предмета хищения и такой экзотической схемы с использованием беспилотного воздушного судна были продиктованы сразу несколькими обстоятельствами.

Во-первых, как помощник системного администратора, Сапог имел доступ только к той малой части товарно-материальных ценностей, при помощи которой обеспечивалось исправное функционирование компьютерного оборудования и периферийных устройств, а также поддерживалась в надлежащем техническом состоянии прочая офисная оргтехника. Из всей совокупности этого добра наиболее компактными по габаритам и ценными вещами были такие компьютерные комплектующие, как процессоры и модули оперативной памяти, на которые и пал глаз юного афериста. Старое и запасное компьютерное «железо» в избытке хранилось в специальной вместительной кладовке, где оно годами без дела пылилось на полках, числясь на забалансовом счете, поэтому пропажу небольшой его доли вряд ли бы кто-либо когда-нибудь заметил (ну, во всяком случае, в это очень сильно хотелось верить самому Сапогу). Ключ от данной кладовки в тот момент находился у Энвидия ввиду того, что материально ответственное лицо и его непосредственный руководитель – системный администратор «РандомЭкса» Ручкин А. Р. – пребывал в заслуженном месячном отпуске.

Во-вторых, у Сапожникова не было ни единого варианта, как незаметно пронести украденное за территорию объекта. Как уже было сказано, необходимыми для скрытного хищения взаимоотношениями с коллективом и отдельными людьми он похвастать не мог. Вынести комплектующие в сумке, пакете или под одеждой не представлялось возможным: без предварительного сговора с охранниками в рамках Операции «Т-1000» и ей подобных ручная кладь каждого входившего или выходившего подлежала досмотру, а сам сотрудник проходил через рамку металлодетектора. Выкидывание убранных в пакет деталей в окно не только не осталось бы незамеченным, но и было опасно из-за возможности их повреждения при падении на землю. Перекинуть воровские трофеи пособнику через забор, обрамлявший периметр предприятия за пределами административно-бытового корпуса и цехов, Эн также не мог из-за примыкавших к «РандомЭксу» со всех трех сторон соседних заводов и фабрик.

Таким образом, единственной локацией, пригодной для проворачивания задуманной аферы, была крыша пятиэтажного административно-бытового здания, выход на которую был всегда открыт, чем втихую пользовались сидевшие в помещениях на верхних этажах курящие сотрудники, превратившие ее в нелегальную курилку по причине удаленности от них положенного места для курения. Именно на эту крышу и должен был, по гениальному замыслу великого комбинатора, прилететь родионовский дрон, к которому он бы привязал пакет со стащенным добром. В связи с ограниченной грузоподъемностью коптера здесь бы как раз сыграли на руку малый вес компактных процессоров и планок оперативной памяти. Вслед за этим Рязанов по плану должен был вернуть пепелац с уловом на исходную точку вылета и на личном автомобиле скрыться с похищенным, которое впоследствии подлежало реализации через интернет. В случае же если для удовлетворения потребностей и утоления воровских аппетитов деловых партнеров вырученных средств оказалось бы недостаточно, в дальнейшем предполагалось выполнить еще несколько подобных чартерных авиарейсов.

Разработав эту хитровыдуманную и гораздо более утонченную во всех аспектах по сравнению с простой Операцией «Т-1000» собственную Операцию «Demolition Man[8]», где заместо обыкновенного железа предметом кражи становилось «железо» компьютерное, а заместо терминатора в качестве средства совершения хищения использовался беспилотный летательный аппарат, Энвидий во всех деталях описал ее в конфиденциальном телефонном чате Родиону, который по достоинству оценил смекалку друга и принял предложение стать соучастником планируемого преступления с большим энтузиазмом. С особыми трепетом и тщательностью суеверно выровняв на столе предметы, к которым, следует заметить, никто со вчерашнего дня даже не притрагивался, Сапог в предвкушении предстоявшего им завтра тяжелого дела лег в кровать раньше обычного, желая основательно выспаться перед столь ответственным рабочим понедельником. Надежде на крепкий сон, однако, не суждено было сбыться, виной чему послужили объявшие нашу тварь дрожащую нервозность и страх быть пойманным на месте преступления, точь-в-точь как сегодня Шиловым у колеса «лексуса».

В 06:20 Энвидия разбудила самая ненавистная мелодия трудовых будней – сигнал будильника. В его случае, как ни странно, такой сигнал вовсе не оповещал о необходимости сейчас же просыпаться и вставать, а лишь инициировал серию звонков будильника, число отложенных срабатываний которого зависело от того, насколько хорошо выспался за ночь слушатель-адресат. Так, если Маркович вдоволь отсыпался, то он откладывал будильник на десять минут вперед всего один раз. Если, проснувшись после первого сигнала, он ощущал умеренной остроты чувство недосыпания, будильник откладывался на те же десять минут уже два-три раза подряд. В той же ситуации, когда с первым звонком Сапожников только титаническим усилием воли мог заставить себя продрать глаза, чтобы спросонья отыскать хитро запрятавшийся где-то у подушки телефон и с облегчением заглушить раздражающую до чертиков противную мелодию, то есть, другими словами, когда он адски не высыпался, сигнал будильника звучал с десятиминутными перерывами уже вплоть до четырех-пяти раз. При последнем, наиболее критическом сценарии, когда Сапог поднимался с кровати только в 07:20, им вынужденно жертвовались в пользу драгоценных минут рядовые гигиенические процедуры, каждая из которых, ясное дело, таила в себе сакральный символический ритуал.

Из-за того, что Сапожников долго не мог заснуть и всю ночь ворочался, раздираемый сомнениями насчет некоторых нюансов реализации их совместной с Рязановым махинации, он закономерно ужасно не выспался и избрал запасной вариант с шестикратным переносом неприятного звукового сигнала на десять минут вперед. Он бы с превеликим удовольствием отложил его и в седьмой раз, но делать ему так было нельзя ни при каких обстоятельствах: в 07:30 каждое буднее утро он уже должен был стоять на автобусной остановке неподалеку от дома, где его подхватывал и после доставлял на работу корпоративный транспорт. Встав в двадцать минут восьмого, он небрежно умылся, в темпе спешащего на вызов пожарника оделся, запрыгнул в свои так и не отмытые от грязи белые кроссовки (потому как обуваться на столь важное и серьезное дело в невезучие мокасины, так подставившие его вчера перед Федором фактом отсутствия на них шнуровки, было в его суеверной догматике равноценно собственноручной подписи за неуспех намеченной операции) и, прихватив сумку с вещами, пулей вылетел на улицу, в спешке даже забыв спуститься по внутренней стороне лестницы.

Выбежав во двор, опаздывавший соня тут же почувствовал ударившее ему в лицо сбивчивое дыхание ветра, который даже не думал стихать вот уже как третий день подряд. «Да уж, погодка-то нелетная», – с горечью констатировал Энвидий. Как бы то ни было, но переносить на этой почве свою авантюру на другой день он был решительно не намерен, полагаясь на всепрощающий русский авось. «Да ладно, на доверии. Там пролететь-то надо будет всего метров пятьсот. Вряд ли на таком маленьком расстоянии коптер унесет ветром куда-либо», – заверял себя Сапожников на пути к остановке. Домчавшись до точки сбора, он залез в подъехавший через полминуты рандомэксовский корпоративный микроавтобус.

– Всем доброе утро, – с хмурым лицом по привычке поприветствовал собравшихся в автобусе коллег Сапог, усаживаясь на свободное место.

Коллеги, с разной степенью нескрываемости ненавидевшие не только свою работу, но и друг друга (исключением из чего сам Энвидий, безусловно, тоже не являлся), с разной степенью неискренности дружно отозвались приветствиями разной степени лицемерности.

– Энвидий Маркович, доброе утро, – протянул Сапогу руку сидевший напротив начальник службы качества Домбровский. – Я вам хотел вот напомнить, что в 09:30 у нас общее совещание. Вы должны будете поприсутствовать для настройки видеоконференции.

«Твою ж мать, сегодня же еще совещание это долбаное… Совсем из башки вылетело. Как бы мне с него слинять и за это время всю нашу затею провернуть, пока они там заняты», – размышлял аферюга, надумавший обратить в свою пользу неугодное ему мероприятие.

– Да-да, я помню, Борис Анатольевич, – соврал Сапожников, пожимая протянутую ему руку. – Вы же мне еще в пятницу днем напоминали несколько раз.

– Ну просто у нас же до этого обычно ваш начальник Ручкин этим занимался всегда, но поскольку он сейчас в отпуске, а сегодня такой ответственный разговор…

– Не беспокойтесь, все в памяти. Все будет в идеальном виде, – поручился за свою работу помощник системного администратора, на уме у которого в тот день крутились вещи намного более судьбоносные и ответственные, чем какая-то там видеобеседа с заказчиком. – А мне надо будет все это время там присутствовать или можно будет уйти после начала?

– Ой, это не ко мне. Это у генерального спрашивайте, – отмахнулся Домбровский.

Микроавтобус прибыл на завод строго по расписанию за пятнадцать минут до начала рабочего дня. По еще одному из сотни своих суеверных обыкновений пройдя именно через средний из трех турникетов на контрольно-пропускном пункте, Энвидий удивленно поймал себя на мысли, что первый раз в жизни он направлялся к своему кабинету с неподдельными рвением и воодушевлением. Предъявив охранникам к осмотру содержимое своей сумки, он вдохновенно поскакал по ступенькам на четвертый этаж, где находилось его рабочее место.

По дороге к кабинету, в самом начале коридора Сапога остановила показавшаяся из-за открывшейся прямо перед его носом двери голова начальника отдела закупок Ткаченко, который боязливо, одной лишь верхней оконечностью тела выглядывал из своего убежища с опаской того самого школьника, стоящего на стреме у входа в класс, пока его ушлые одноклассники, решив воспользоваться отсутствием в кабинете учителя, фотографируют лежащие на преподавательском столе ответы на предстоящую самостоятельную работу. Стрельнув бешеными глазами в оба конца коридора, он шепотом запросил у заслонявшего видимость Сапожникова разведданные, которыми тот, по мнению Ткаченко, мог обладать:

– Пс-с-с, Энвидий! Виолетту Викторовну не видел?

– Нет, не попадалась, – кратко доложил оставлявший желать лучшего разведчик.

Не получив нужного ответа на свой вопрос, руководитель закупок изобразил на лице неудовлетворенную гримасу и беззвучно залез обратно в бункер, прикрыв за собой дверь. Укрытием ему служила крохотная подсобка, где хранился инвентарь уборщиц, и прятаться в которой при обычных обстоятельствах глава структурного подразделения в здравом уме вряд ли бы стал. Привыкшего же к подобному зрелищу Марковича это ничуть не удивляло.

Сапог дошел до кабинета системного администратора, где они вдвоем с начальником заседали, бо́льшую часть времени занимаясь имитацией бурной трудовой деятельности, и вставил ключ в дверной замок. Когда он уже был готов открыть дверь в родные пенаты, его одернул раздавшийся откуда-то справа мерзкий, скрипучий и хорошо знакомый ему голос:

– Ванадий Иванович, здравствуйте… Вы у нас сегодня на совещание идете вместо Ручкина Андрея Руслановича… Вы, я надеюсь, поставлены в известность?..

Энвидий с испугом машинально повернулся в сторону обладательницы на редкость скверного сопрано. Из-за угла коридора к нему обращалась еще одна высунувшаяся голова, на этот раз – принадлежавшая начальнице финансового отдела Виолетте Викторовне, про которую у него только что спрашивал Ткаченко. На лице женщины сияла в совершенстве ею отработанная приторная неестественная улыбка, которая украшала ее физиономию даже тогда, когда она хладнокровным равнодушным тоном доносила до сведения сотрудников пренеприятные для них известия: например, о том, что они уволены, или о том, что в этом месяце они по какой-нибудь причине будут лишены премии. Запоминать имена рядовых сослуживцев низшего и среднего звена, к которым относился и Сапожников, она, видимо, считала не только нецелесообразным, но и вообще ниже своего достоинства, поэтому Эн нисколько не оскорблялся тем, что тщеславная Виолетта Викторовна неправильно называла его по отчеству Иванович, а вместо его имени произносила название химического элемента.

– Конечно, Виолетта Викторовна. Доброе утро, – услужливым голоском отчитался Сапожок, неумело состроив в ответ натянутую улыбочку, которая, в отличие от его искусно владевшей техникой притворства собеседницы, сразу же выдавала в нем плохого актера.

– Ну смотрите, Ванадий Иванович… Сегодня очень важные переговоры с крупным заказчиком… Денис Марсович просил меня еще раз вам передать, что никаких технических неполадок ни в коем случае возникать не должно… – нарочно растягивая слова и делая по ходу речи мхатовские паузы, предупредила руководительница финансового подразделения.

– Я все понимаю, – ответственно заявил Энвидий Маркович, давно смирившийся с нелегкой долей Ванадия Ивановича, – я вас не подведу. Все будет по высшему разряду.

– Хотелось бы в это верить… А то ваш руководитель однажды тоже в этом заверял перед подобными переговорами, а потом без премии в конце месяца остался, когда не смог обеспечить качественную связь… Прошу вас это учитывать, чтобы такое не повторилось… В противном случае последствия для вас будут аналогичными… – с гнусной ухмылочкой пригрозила Виолетта Викторовна, пользуясь служебным положением, которое оставляло за ней право решающего голоса при комиссионном рассмотрении вопроса о лишении премии сотрудников (провинившихся в том, в чем их объективной вины чаще всего не было вовсе).

«Вот же жаба мерзопакостная, а, – с отвращением подумал Сапожников, который в этот момент изо всех сил продолжал не подавать виду, что он давно хотел бы высказать все, что у него накопилось. – Еще и шантажировать меня удумала. Она вообще понимает, что качество связи от нас никак не зависит? Что могут возникнуть неустранимые технические неполадки не на нашей стороне, а на стороне собеседника или, как вариант, у провайдера?»

Однако в силу своего бесправного зависимого положения, не желая потерять пресловутую премию, а быть может, и даже работу, озвучить он вынужден был совершенно иные мысли:

– Хорошо, все понял. Обязательно учту и сделаю все, чтобы неполадки не возникли.

Получив ЦУ, помощник сисадмина распахнул дверь в свой кабинет и собирался уже было укрыться в его укромных стенах от затянувшегося вынужденного общения, но сделать это ему не позволила очередная реплика главной по финансам, которая, очевидно, извлекла еще не всю потенциальную пользу из нечаянно подвернувшегося ей под руку холопа-слуги:

– Да, и кстати… Вы, случайно, не видели по пути Ткаченко Артема Николаевича?..

– Нет, не встречал, – руководствуясь чувством мужской солидарности, не выдал сидевшего в засаде товарища по работе Сапог и в завершение наконец-то окончившегося диалога с напускной доброжелательностью подхалимно пожелал: – Хорошего вам дня!

– Спасибо, и вам… – протянула падкая на лесть Виолетта и скрылась за углом.

Энвидий ступил в обитель сисадмина, где он еще весь предстоявший напряженный месяц (до выхода его начальника) должен был оставаться полновластным распорядителем, и облегченно вздохнул. Не сдать Ткаченко его побудила не столько мужская солидарность, сколько отсутствие даже самого что ни на есть мизерного желания принимать участие и в последующем с большой долей вероятности становиться заложником закулисных подлых игр начальства, правила которых ему были хорошо известны. Именно данными правилами, а не служебным романом обуславливались загадочное поведение прятавшегося в подсобке Артема Николаевича и их с Виолеттой Викторовной обоюдные расспросы друг про друга.

Если заходить издалека, все дело заключалось в том, что на «РандомЭксе» активно процветали и поощрялись свыше культура повального лизоблюдства перед генеральным директором и культ всеобщего доносительства друг на друга сотрудников и подразделений. Для удовлетворения двух данных взаимодополняющих целей, на стойке секретаря, которая располагалась на четвертом этаже как раз за углом коридора, откуда выглядывала Виолетта, размещались две красные папки с государственным гербом: в одну в конце каждой рабочей недели руководителям отделов надлежало класть отчет о проделанной их подразделениями за недельный период работе, а в другую, только уже в начале каждой рабочей недели, они обязаны были положить список накопившихся за минувшую пятидневку замечаний к своим подчиненным, а также, при наличии таковых, к работе и работникам других подразделений.

С первой папкой, то есть с отчетами о продуктивности, у менеджеров среднего звена «РандомЭкса» особенных проблем никогда не возникало: каждый руководитель стремился приписать своему отделу как можно больше заслуг и трудовых подвигов, выставив именно своих подчиненных наиболее ценными для предприятия кадрами. По причине того, что эти отчеты принимались генеральным директором и его замами на веру, а содержавшийся в них перечень достижений, за редкими исключениями, почти никогда не проверялся на предмет соответствия действительности, главы подразделений не гнушались откровенной ложью и частенько значительно приукрашивали реальное положение дел, задирая показатели своей результативности до неприлично высоких значений. Основной целью этого соревнования, как уже можно было догадаться, являлось не максимально полное, честное и достоверное отражение на бумаге принесенной подразделением за неделю пользы, а изложение в отчете именно тех результатов и именно тех выводов, которые хотели видеть перед собой директор и его заместители. В острой конкурентной борьбе за наиболее точное попадание в цель, в погоне за тем, чтобы сильнее всего угодить топ-менеджменту, начальники отделов пускали в ход все доступные им средства и методы, включая заискивание, пресмыкание и разведку. При этом в ущерб развитию, по сути, всего бизнеса среди них культивировалось холуйство и в зародыше подавлялись любые самые искренние потуги к реальному (а не к фиктивному и фигурировавшему только в лживых отчетах) повышению коэффициентов эффективности, ведь премии мидл-менеджерам начислялись не за их инициативность и объективность, а за предельно точное соответствие их еженедельных опусов ожиданиям высшего руководства.