И заблестит в грязи алмаз

– Ну, доводилось пару раз. Там вроде бы ничего сложного.

– Хех! Ну-ну! – съехидничал Шилов и повел потенциального приобретателя в зону так называемого «гитарного тест-драйва», которая располагалась в углу гитарного отдела.

Покрутив ручки стоявшего на полу лампового усилителя Marshall и воткнув в гитару кабель, властитель салона музыкальных инструментов ткнул пальцем в раскладной стул:

– Присаживайтесь, тестируйте. Вот вам педалборд, вот усилитель. Все подключено. Как вы сами и сказали, никаких сложностей с цепью эффектов у вас возникнуть не должно. Флаг вам в руки. Вперед и с песней. Компрессор на «клин» попрошу не ложить.

– Не «ложить», а «класть», – отомстил своему обидчику поправочкой Сапожников, принимая из его рук вожделенный струнный агрегат и опускаясь на обшарпанный стульчик.

Сконфигурировав на свой вкус цепочку педалей эффектов, Сапог выбрал удобную для игры позу и, смущаясь стоявшего у него над душой и контролировавшего каждый его чих продавца-консультанта, который все это время безотрывно наблюдал за поведением гитароиспытателя с нескрываемым отвращением, стал неуверенно и неприемлемо коряво воспроизводить основной рифф из песни «Enter Sandman» культового коллектива Metallica. Федора, который, разумеется, не мог не знать этот легендарный хит и который множество раз самолично его исполнял, как человека вспыльчивого, импульсивного и нетолерантного к некачественному звукоизвлечению на гитаре, хватило лишь на четыре коротеньких такта.

– Стоп, стоп, стоп! Нет, уважаемый, это никуда не годится. Так на электрогитаре не высекают – так унылую дрисню из струн выковыривают. У вас все блуждает в лабиринте хлеба, – на одном дыхании выпалил недовольный никудышным исполнением Федя.

Ошивавшиеся поблизости посетители любопытствующе заозирались.

– В каком смысле? – прекратив игру, смутился незадачливый гитарист.

– В таком, что это не звукоизвлечение, а треньканье на завалинке какое-то. У вас атака еле живая. Вместо того, чтобы взять и хорошенько вломить гвоздя с правой руки, вы как будто день оплетки струны празднуете своим вялым пионерским ковырянием.

– Да вроде всегда так играл. Даже не…

– Ну и очень печально. Представьте, что у вас в руке хлыст, и вы им должны корове по жопе надавать. Вот так надо кистью работать. Попробуйте теперь еще раз.

Обескураженный таким хамством Энвидий, разнервничавшись из-за привлеченного к нему стараниями Федора пристального внимания окружающих, послушно стал повторно наигрывать зловещую ми-минорную мелодическую фразу, допуская в этот раз еще большее количество технических огрехов и откровенных косяков. Уверенных движений кисти в его растерянной игре, несмотря на наставления виртуоза гитарной техники, так и не появилось. Недолго думая, Шилов счел своим священным долгом остановить преступное осквернение бессмертной классики хеви-метала и, подойдя к святотатцу, зажал струны гитары ладонью.

– Юноша, это невыносимо! Я требую немедленно пресечь эту унылую колченогую возню! – в негодовании приказал гитарный ревизор, использовав ту красочную метафору, которая, как ему представлялось, самым исчерпывающим образом характеризовала уровень исполнительского мастерства Сапога в части слаженной работы кистей рук. – У меня чуть уши гильотиной не посрезало. У вас не игра, а имитация кротов в огороде. Все ушло в хлеб.

– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду под…

– Да то и имею в виду, что ноты должны сыпаться как горох, а у вас все в какой-то рвоте утонуло, пальцы в узел позавязывались! Все шуршит, фонит, скрипит! Такое чувство, как будто пьяные индюки навоз клюют, и тут же рядом мыши зерно воруют. Ну беспредел какой-то сельский, одним словом, – с нечеловеческой быстротой выговора выплюнул свое неутешительное экспертное мнение непризнанный гений игры на гитаре руками.

Навострившие уши зеваки в гитарном отделе украдчиво заулыбались.

– Ну так может у меня гитарная индивидуальность такая. Может, я по-другому не умею, не могу или не хочу, – потянуло за язык брякнуть недальновидного глупца.

– Да что вы, молодой человек? У вас что, какая-то страшная болезнь? Необратимая мутация руки, несовместимая с высеканием? Или индивидуальная непереносимость грифа? Или, может, над вами висит древнее цыганское проклятие тотального слэшерассинхрона? – демонстрируя свои садистские наклонности, продолжал измываться над жертвой Федя.

– Подождите, но я ведь смотрел видео с Кирком Хэмметтом: он там сам примерно так же играет этот рифф… – вступил в заведомо проигрышный для него спор Сапожников, безрассудно осмелившись дискутировать с самым техничным гитаристом всея Рандомли.

Услышав эту ремарку, гитарный гуру покраснел от возмущения и злобно защебетал:

– А про Кирка Хэмметта, уважаемый, мне вообще не смейте даже ничего говорить! Это, к вашему сведению, квинтэссенция новичковой мотни! И это после стольких-то долгих лет профессиональной игры! Хэмметт – это просто эталон новичка без задатков.

– Зато какой у него шедевральный выбор нот! – заступился за честь музыканта Эн.

– Ага, выбор нот у него, конечно! Два раза! – саркастически ухмыльнулся Шилов.

Авторитетный критик подтянул колок уже успевшей расстроиться шестой струны, отрегулировав высоту ее звучания под ми большой октавы, и привел дискуссионный факт, который он использовал в качестве козыря всякий раз, когда речь заходила о соло-гитаристе прославленного ансамбля, входящего в так называемую «большую четверку трэш-метала»:

– А я вам между тем напоминаю, что Кирк Хэмметт написал в составе «Металлики» ноль песен. Ровно но-о-оль, дырка от бублика! – эмоционально вскликнул Федор и показал сомкнутыми большим и указательным пальцами жест, которым обычно изображают «ОК».

– А как же рифф «Enter Sandman» как раз? Это же он его придумал, – опротестовал спорное утверждение отчаянный храбрец, еще, по всей видимости, не до конца уяснивший всю безнадежность и рискованность затеи попрепираться с сэнсэем гитарного искусства.

– Группе «Э́ксель» это скажите, юноша. Он его не придумал. Он его внаглую украл.

– Не «Э́ксель», а «Эксэ́л», – еще раз отыгрался Сапог на поправившем его Шилове.

 Сменив гнев на милость, Федя выдохнул и решил потолерантничать с халтурщиком:

– Так, ладно. Так уж и быть, дам вам второй шанс. Соло из «Enter Sandman» знаете?

– Ну да, знаю, играл много раз. Правда, на «акустике».

– Может, с соло у вас получше будет, – оказал милосердие Его Снисходительство.

Поникнув от осознания своей гитарной неполноценности, Сапог удрученно перешел к исполнению гитарного соло из все той же композиции. Так как он играл на электрогитаре второй раз в жизни, он безбожно лажал. На сей раз Шилова хватило всего секунд на десять.

– Господи, молодой человек, ну что за козлиное вибрато? Почему бенды звучат так, будто бегемоту в бочину прописали? Какие-то агонии раненого опоссума, ну честное слово! – дал неудовлетворительную оценку услышанному музыкальный самодур, скороговоркой протараторив целый ряд колоритных звукоподражательных сравнений с животным миром.

Бродившие в нескольких шагах свидетели шумного диалога тихонько захихикали.

– Слушайте, а вам, собственно, не плевать, как я играю? – задал вполне резонный вопрос разозлившийся Маркович, который в очередной раз принужден был прервать свое треньканье на завалинке. – В моем понимании, ваша задача – это втюхать и продать как можно больше инструментов всем подряд, независимо от уровня их мастерства, разве нет?

– Моя задача – это, в первую очередь, вот такое ваше безбашенное месиво сраное и лезущую изо всех щелей срачельню на Руси искоренять, – огрызнулся Федор, искренне считавший себя в такие моменты кем-то наподобие электрогитарного мессии, призванного избавить погрязший в хлебной каше славянский мир струнных щипковых от всех колосков ржи, пшеницы и иных зерновых культур, «вломив гвоздя» в крышку гроба тех, кому он, по обыкновению, с клинической точностью ставил страшный диагноз «новичок без задатков».

Сапог рассудительно оставил без комментариев озвученное Федей жизненное кредо.

– Значит так. «Ямаха» мне понравилась, но я бы вас еще все-таки хотел попросить дать на прослушку вон тот «Ибанез» черный. На всякий случай, вдруг больше приглянется, – Энвидий отставил «Пасифику» в сторону и ступил к отобранной им ранее альтернативе.

– А чем это вас «Ямаха» не устроила-то? – жестким тоном поинтересовался в край обнаглевший менеджер, которому лень было идти снимать и настраивать еще одну гитару.

Сапожников лишь чудом умудрился заглушить немедленно нахлынувший на него приступ неконтролируемой агрессии. Мысленно сосчитав до пяти, он невнятно проурчал:

– Продавцом.

Шилов вынужден был скрепя сердце подчиниться желанию клиента, которое, как принято утверждать, всегда имеет силу закона. Сняв затребованный Ibanez и настроив его, он подключил инструмент к все той же цепи из гитарных примочек и «ламповой головы», после чего брезгливо протянул плод сумрачного японского гитаростройного гения Сапогу.

Получив в пользование предусмотрительно отобранный запасной вариант, Энвидий присел на свой уже ставший позорным стул и настроил верхнюю струну на ноту ре, то есть изменил стандартный гитарный строй на строй Drop D. Федор испуганно насторожился. Взяв в дрожавшую руку медиатор, смущенный прикованными к нему взглядами (и посему пребывавший под сильным влиянием психологического эффекта демонстрации) Эн занялся корявым музицированием, нелепо пытаясь выдать заглавный рифф из «Killing in the Name» группы Rage Against the Machine. Масштабы «срачельни» на этот раз были таковы, что без труда могли слышать ее даже шатавшиеся по соседним отделам посетители. Излишне будет пояснять, что в этот момент творилось в душе болезненно чувствительного к таким вещам стража гитарной техники с обостренным чувством музыкальной справедливости, который также знал и сотни раз собственными руками играл на гитаре в том числе и эту рок-песню.

– У-у-у, брат, нет. Так дело не пойдет у нас с тобой, – на полуноте оборвал неумеху защитник угнетенных «хлебом», выдавший самому себе разрешение перейти с покупателем на «ты». – Тебе, похоже, гитару в поносе коровьем изваляли и медиатор инфицировали.

– Не брат вы мне, – сдерзил Сапожников и про себя смело добавил: «Гнида лысая».

– Все сыпется, как хренов карточный домик, – проигнорировал замечание чуткий рецензент. – Вместо рубки правой кистью покос урожая идет. В левой руке вместо четких движений пальцами одинокий маховик говна раскручивается. Пятьдесят оттенков хлеба, – в темпе фаст-флоу рэп-читки огласил свое обвинительное заключение гитарный прокурор.

– Зато я хороший парень, у меня красивая гитара и штаны необычные! – заявил об алиби обвиняемый, уже в открытую подначивая деспотичного хозяина «РандомМузТорга», а затем, дабы еще больше его раззадорить, вновь завел свою мимонотную гитарную элегию.

– Если бы ты был гитаристом в группе «Колизей», тебе уже давным-давно бы леща отвесили! – перекрикивая динамики гитарного усилка, сострил музыкальный обвинитель.

– Ну, по крайней мере, я с душой играю!

– Ты рыжий! У рыжих нет души!

– Bangin' on my bongo, all that swing belongs to me![7] – закончил прения сторон Эн.

Присяжные заседатели «РандомМузТорга» в лице собравшейся на сапожниковские антимузыкальные потуги публики замерли в ожидании скорой неминуемой развязки дела. Прилюдно униженный «хлебопашец» в последний раз доиграл рифф, встал со стула, вручил неподражаемому электрогитарному маэстро черный Ibanez и во всеуслышание объявил:

– Нет, все же беру «Ямаху». И чехол, пожалуйста, подберите мне какой-нибудь.

– Ну я же говорил, что ты разницы не почувствуешь. Ты же ведь не играешь – ты бренчишь. Тебе должно быть без разницы, – с противной улыбочкой заметил Шилов.

«Вот же высокомерный ублюдок», – подумал Сапог.

– Ну а насчет усилка что? Будешь выбирать? – предложил зарвавшийся торгаш.

– Ага, сейчас только, продам сначала родину, продам родных…

– А на ламповый комбик все равно не хватит, – подхватил юмор Федор.

– Да нет, я дома по старинке через звуковуху и Guitar Rig пока буду играть. Потом когда-нибудь, возможно, и накоплю на комбик… – мечтательно пояснил Энвидий.

Заносчивый предприниматель осторожно поднял «Пасифику», в пользу которой пал окончательный выбор, и заковылял к кассе. Подобрав подходящий для инструмента чехол, он с презрением напомнил Сапожникову о необходимости приобретения гитарного кабеля, про который тот на радостях чуть не забыл. Заботливо упаковав «Ямаху» и кабель в чехол, Сапог расплатился за товары и в ожидании выдачи чека все-таки не вытерпел и высказался:

– Совет вам напоследок: повежливее и потактичнее с клиентами, Джими Хендрикс. От вас покупатели шугаются. Вы с таким подходом ни в жизнь ничего продать не сможете. И магазин из-за вас загнется. Честно говоря, не понимаю, как вас директор здесь держит…

Не привыкшего слышать от своих визитеров подобного рода вопиющие нахальства кичливого бизнесмена аж перекосило от такого непочтительного к нему отношения. Бросив на кассовую стойку распечатанный чек, награжденный ярко выраженными диктаторскими замашками напыщенный коммерсант всем весом облокотился на прилавок сжатыми в кулак ладонями, наклонился поближе к рыжему-бесстыжему и, исподлобья грозно уставившись на него объятыми ненавистью маленькими черными глазками, сквозь зубы проскрежетал:

– Совет тебе напоследок: научись играть и купи себе нормальную аппаратуру, Дэйв Мастейн рандомельский. Не умеешь рубить нормально – так сиди дома лабай и родителей мучай своим преждевременным квинтоизвержением. Не надо сюда приходить и в уши всем остальным посетителям срать, круговорот говна в природе свой демонстрировать на людях. А, и да, чтобы ты знал: я и есть директор этого магазина. А теперь пшел вон отсюда, щенок.

Ошеломленный таким неожиданным поворотом, Сапожников захотел было ответить на это самое настоящее скотство грубияна, но так и не смог подобрать ничего сколь-нибудь подходившего к ситуации и лишь несколько раз, беспомощно шлепая губами, раскрыл рот в попытке защитить попранные Федей честь и достоинство. Смирившись с положением не способного постоять за себя обиженного ребенка, он резким движением схватил со стойки чек, надел гитару на спину и безропотно, не проронив ни звука, покинул «РандомМузТорг».

Новоиспеченный обладатель «Пасифики» очутился на пустынной безлюдной улице. Казалось, что все пешеходы, которые должны бы были в это безоблачное воскресное утро бороздить просторы Миллионной, разом вдруг оказались сплошь музыкантами и дружно побежали в приютившийся на ней музыкальный магазинчик выискивать себе инструменты.

Обуреваемый неутоленной жаждой мести, Энвидий не столько радовался обновке, сколько размышлял о способах, при помощи которых он мог бы свершить возмездие над зазнавшимся и оборзевшим руководителем организации, которого он по незнанию все это время ошибочно принимал за рядового менеджера. Внезапное озарение посетило его в тот момент, когда он собирался опять вклиниваться в узенький проход между стеной магазина и правым бортом черного «лексуса». Оглядевшись по сторонам, он убедился в том, что это впрямь был единственный «Леха», представленный на прилегавшей к конторе территории.

«Это точно его тачка, – припомнил Сапог прочитанную ему Шиловым нотацию про особенности нормативного произношения на русском иностранных слов и приведенный им в ее контексте пример. – Ну сейчас узнаешь, как парковать "лексус" прямо на поребрик».

Замысливший отмщение еще раз осмотрелся, чтобы точно удостовериться в том, что вокруг не было свидетелей предстоявшего акта воздаяния. На ум ему пришел прочитанный им накануне пост в интернете про резко участившиеся в последнее время случаи воровства колпачков от колес, связанные с захватившим неокрепшие умы дегенеративной школоты идиотическим противозаконным челленджем по их скручиванию и коллекционированию. Понадеявшись на то, что все подозрения в совершенной им краже заглушек впоследствии падут на школяров, Сапожников приступил к реализации своего противоправного умысла.

В процессе скрутки последнего из четырех колпачков хулиган случайно наткнулся взглядом на маленькую белую коробочку, закрепленную на углу здания, в котором занимал помещения «РандомМузТорг». Присмотревшись, он с содроганием сердца обнаружил, что этой коробочкой была камера видеонаблюдения, всевидящий глаз которой был направлен аккурат в ту самую сторону, где он только что под запись административно правонарушил.

«Это надо так лохануться! – корил себя мелкий пакостник, сердясь на свой промах. – Про свидетелей вспомнить, а про камеры забыть напрочь! Ну надо быть таким идиотом! Теперь еще придется обратно ему колпачки накручивать, чтобы он меня по камерам потом не вычислил! Если сейчас уйти с колпачками, то он потом по-любому обнаружит пропажу: посмотрит запись и увидит, что это был я. Он же меня однозначно запомнил. А если вернуть их на место, то никто никогда ничего и не узнает, скорее всего. У него же нет охранника».

Придя к единственно возможному в его печальном положении беспоследственному варианту дальнейших действий, Маркович поневоле встал на путь исправления и взялся за возвращение на место награбленного имущества. Желая как можно оперативнее покончить с восстановлением им же собственноручно нарушенного чужого права, и так потративший уже слишком много времени вредитель не на шутку разволновался и принялся лихорадочно поглядывать на дверь музыкальной лавки, опасаясь посетителей, которые в любой момент могли оттуда появиться. Приземлившись на корточки у заднего левого колеса, он уже хотел навернуть на ниппель предпоследний колпачок, когда по правую руку от него лейтмотивом судьбы из Пятой симфонии Бетховена раздался знакомый перелив музыкальной подвески.

Двадцатидвухлетняя шкода, рефлекторно вздрогнув от испуга, молниеносно убрала руку с зажатым в ней колпачком прочь от колеса и, шаркнув подошвами по обновленному тротуарному камню, на согнутых коленях неуклюже развернулась лицом по направлению к открывшейся двери музмага. Мгновением позже замерший в этой нелепой позе Энвидий в ужасе обомлел: в дверном проеме «РандомМузТорга» нарисовалась тучная приземистая фигура темного властелина крупнейшего в Рандомле магазина музыкальных инструментов.

Вышедший на перекур Федя Шилов удивленно взглянул на сидевшего на корточках у его автомобиля рандомельского Дэйва Мастейна и, тут же почуяв что-то неладное, стал уверенной стремительной походкой сближаться с недавним покупателем. Сапог судорожно раздумывал, как можно было мотивировать такое подозрительное поведение и обосновать свое нахождение всего лишь в нескольких сантиметрах от колеса чужой машины. Не имея в распоряжении достаточного запаса времени, он не придумал ничего лучше, чем сделать вид, что он присел завязать распустившиеся шнурки. Занявшись имитацией процесса, он, однако, вскоре понял, что позабыл принять во внимание то неприятное обстоятельство, что на его модных мокасинах, обутых им на смену замаранным кроссовкам, не было шнуровки.

– Э! Ты че это там делаешь?! – с угрозой и явным подозрением в голосе спросил подбежавший собственник «лексуса», встревоженный засевшим рядом с его авто недругом.

– Кто, я? Да шнурки развязались. Вот, завязываю… – солгал Сапожников, сжимая в пальцах две воображаемые фантомные веревочки и выписывая ими фиктивные пируэты.

Это жалкое цирковое представление, само собой, не могло остаться не замеченным со стороны стоявшего впритык к неудавшемуся клоуну Федора. Вслед за самим Энвидием подметив отсутствие шнуровки на его обуви, он, нахмурившись, недоумевающе произнес:

– Но ведь у тебя нет шнурков…

– Да? – с поддельным и в высшей степени наигранным изумлением подивился Эн, неестественно сильно выпятив вперед нижнюю губу. – Надо же. И правда…

Переведя взор с мокасин злоумышленника на оголенный ниппель колеса, владетель премиального японского кроссовера, который тоже краем уха слышал о расползавшейся по стране эпидемии краденых колпачков, моментально сделал верные выводы (правда, не те):

– Ах ты тиктокер сраный! Я сейчас тебе твою «Пацифику» знаешь куда засуну…

Выбора у пойманного с поличным воренка не оставалось. Надо было давать деру.

Рывком выпрямившись, проклятый расхититель капиталистической собственности с силой толкнул Федю в грудь, отшвырнул в сторону оставшиеся у него в руке два колпачка и бросился наутек. Зашатавшийся от переданного ему импульса, Шилов попятился назад, не упав навзничь лишь благодаря своему коренастому телосложению, лишнему весу, низко располагавшемуся к земле центру тяжести и вовремя выставленной назад в качестве опоры ноге. Оклемавшись от полученного тычка, он кинулся в погоню за оголтелым разбойником.

Сапог тем временем бежал не оборачиваясь. Стремглав мчавшийся вперед грабитель планировал сбросить хвост и скрыться где-нибудь на заднем дворе бывшего дома культуры, где был разбит усыпанный густыми посадками деревьев и кустарников парк. Для этого ему надо было снова преодолеть пешеходную галерею, но теперь уже в обратном направлении. Расстояние между ним и его преследователем быстро увеличивалось, чему способствовала низкая скорость Фединого бега: сказывались возраст, не лучшая физическая форма, а также более чем сорокалетний стаж курения. Движения спасавшегося бегством Сапога сковывала болтавшаяся за спиной гитара, то и дело стучавшая ему по лопаткам и упиравшаяся в плечи.

На полпути ко входу в строительный проход марафонец помянул, что дальнейшему прямолинейному движению сейчас будет препятствовать щебеночно-песчаная площадка, на которой, вздымаясь на деревянных поддонах, громоздились штабели тротуарной плитки. Времени для того, чтобы оббегать ее по периметру, как он сделал это в первый раз, у него уже не было – важна была каждая малейшая секунда отрыва от его соперника. Вследствие этого легкоатлетом прямо на бегу было принято отнюдь не легкое, но обдуманное решение: «Похрен, на доверии», – что в переводе означало намерение перепрыгивать препятствие.

Достигнув фигурального бруска для отталкивания, наш бегун, в силу сложившихся обстоятельств на время переквалифицировавшийся в прыгуна, что есть мочи подпрыгнул. Отвлекшиеся на данное зрелище трудовые мигранты из ближнего зарубежья восхищенно замерли в ожидании результатов прыжка, который хотя и не тянул на олимпийский рекорд, определенно заслуживал по меньшей мере восторженного наблюдения зрителей. Успешно перелетев стопки старательно разложенной плитки и тютелька в тютельку вписавшись головой в невысокий проем галереи, Энвидий тем не менее допустил уже второе за день серьезное упущение, не взяв в расчет то досадное обстоятельство, что висевший сзади чехол с гитарой выступал вверх за пределы его макушки еще на добрый десяток сантиметров. Уперевшись не прошедшей внутрь верхушкой инструмента в листовую кровлю прохода, он по инерции пролетел еще немного по галерее вперед ногами и, перевернувшись в воздухе в горизонтальную плоскость, упал спиной прямо на только-только купленную «Пасифику».

Вместе с глухим шлепком раздался характерный древесный хруст и пронзительный лязг струн, напоследок сыгравших самим себе своего рода похоронный марш. Сапожников до последнего сохранял надежду, что источником хруста была вовсе не гитара, которая, как он надеялся, не пострадала или получила минимальные увечья, а его повредившийся при падении позвоночник, но больно вонзившийся несколькими секундами позднее в его спину обломок грифа, к сожалению, свидетельствовал об обратном. Оставшиеся позади уроженцы солнечного Узбекистана, оказавшиеся очевидцами неудачного прыжка, побросали лопаты и рванули на помощь потерпевшему, заботливо окружив его распластанное на досках тело.

Раненный в спину боец музыкального фронта, подавляя острые болевые ощущения, с помощью протянутой ему одним из гастарбайтеров руки медленно поднялся с трухлявого настила и кинул взгляд назад через обступившую его ораву дорожных рабочих. Порядочно подуставший и запыхавшийся заправитель «РандомМузТорга», который с трудом подавлял смех от произошедшей на его глазах картины, все еще находил в себе силы продолжать бег и неуклонно сокращал отставание от своего конкурента. Осыпав с трудом понимавших по-русски работяг благодарностями, Сапог поспешил возобновить свой кросс по Миллионной.

Спринтеру Энвидию в итоге удалось одолеть стайера Федора. Набрав скорость, он оторвался от оппонента и скрылся от него в хитросплетениях зеленых насаждений парка за дворцом культуры, в прежние времена являвшим собой одно из главных достояний города, а теперь отжившим свой век и стыдливо прикрытым фасадной сеточкой от глаз бдительного губернатора. Отдышавшись и отсидевшись на скамеечке, Сапог обреченно побрел к дому.

По возвращении домой Эн трясущимися руками и с осознанием неизбежности того, что ему предстояло узреть в открываемом им ящике Пандоры, вскрыл чехол. Достав из него переломленную надвое и раздавленную под массой собственного тела электрогитару, он от безысходности рухнул на кровать и горько заплакал. Все копившиеся им в течение долгого времени сбережения, потраченные на приобретение «Ямахи», канули в Лету вместе с ней. Стремясь снять с себя ответственность, виноватой в случившемся он назначил российскую показуху, в силу которой городскими властями было инициировано окончательное решение плиточного вопроса, которое, в свою очередь, послужило причиной того, что ему пришлось прыгать, и тем самым в результате привело к окончательному решению вопроса гитарного.