Потерянные надежды

Надеюсь, я выгляжу нормально.

«Я жду тебя у кабинета дедушки. Знаю, что ты здесь.»– быстро набираю сообщение Тео и почти сразу получаю ответ.

«Ты в своем уме, Адалин Бенито? Езжай домой.»

«Пока не поговорим – никогда.»

«Ты не поняла, Ад. В здании полно людей, встречи с которыми ты не захочешь. »

Засранец. Он прислал мне фотографию, где Альдо, явно сердясь, смотрит прямо в камеру его телефона, будто пытается отругать взглядом советника за зависание в телефоне.

«Эта проблема меня не остановит. Если ты не выйдешь сейчас, я буду ждать тебя у зала для совещаний. Не сомневайся, я поздороваюсь с каждым, кто оттуда выйдет.»

Моё сообщение сработало как надо. Тео и ему подобные никогда не позволили бы женщинам Синдиката общаться с чужаками, хоть и на своей территории.

«Иду.»

Его грозная фигура появляется через пять минут, и я невольно улыбаюсь, как Чеширский Кот.

Мы никогда не были лучшими друзьями, для нас это было бы чересчур, но и чужими не были. Конечно, лучше, если бы наши пути не пересекались вообще, но он был тем, кому я могла довериться. По крайней мере, так было раньше.

– Что, черт возьми, ты творишь? – его шипящий голос пронзает воздух, и он буквально затягивает меня в кабинет дедушки. – Совсем с ума сошла? Мы тут не конфеты обсуждаем, Адалин. Ты дочь Советника, почему он не учил тебя мерам предосторожности?

Его слова, полные недовольства, вызывают нервный смех, и я не могу понять, что именно сейчас со мной происходит.

– Я думала, в Нью-Йорке другие правила, – я лгу нагло, и, к моему удивлению, это работает. Тео немного расслабляется, но его напряжение не исчезает.

– Почему ты тут?

– Ты знаешь, – спокойно отвечаю я, но Тео, поняв о чём речь, закипает.

– Нет! – он почти кричит, ярость на его лице видна невооружённым взглядом. – Вали домой, Адалин Бенито. Ты реально чертова проблема.

– В последний раз, – умоляю я, пытаясь смягчить его, – Мне нужно совсем немного.

На автомате я делаю щенячьи глаза, надеясь, что это хоть как-то поможет.

Да, я была ужасным человеком, но он был не лучше.

– Ты хоть понимаешь, что сделает Альдо, если узнает?

Этот вопрос вызывает у меня волну необоснованной ярости. С каких пор это должно меня волновать?

– Это вообще его не касается.

– Не строй из себя дурочку, будто ничего не понимаешь. Ты его чертова проблема.

– Чья проблема? – знакомый голос сзади прерывает наш разговор, и я оборачиваюсь.

За нами стоит Альдо, его угольные волосы слегка растрепаны. Взгляд такой, будто он сейчас готов проглотить нас обоих живьем.

Глава 7

Альдо

Совещания в офисе Террези проводились редко. Наша работа была слаженной, мы знали свое ремесло, пока не решили испробовать новый способ поставки через порт, который бы помог лучше обойти проверяющих.

Мы поднимали огромные деньги, и все знали, что ошибки в этом деле быть не может. Для этого, собственно, мы тут.

Я выслушивал отчеты, детали шли одна за другой, но с мыслей меня сбивал чертов Тео, который теребил свой телефон, и отвлекался. Блять, мне нужно все его внимание, на кону миллионы долларов.

– Тео, ты с нами? – холодно спросил я, прерывая докладчика.

Он даже головы толком поднял, лениво кивнул и снова уткнулся в экран.

– Да, продолжай, – бросил он в сторону парнишки Террези, который рассказывал о машинах.

Блять. Мы обсуждали детали распределения на местах и сумму, которая затрагивала интересы всех.

– Устойчивость маршрутов? – уточнил я, переводя взгляд на Умберто, одного из наших лучших людей.

– Два участка могут быть проблемными, – начал он, – Пограничники усилили проверки. Нужны дополнительные ресурсы, чтобы гарантировать безопасность.

– Дополнительные ресурсы? – я не скрывал скептицизма, – Ты хочешь сказать, что два человека могут сорвать сделку на шесть миллионов?

– Нет, синьор, но рисковать всей партией…

Вопрос поставок – это всегда нервы. Никакие деньги не стоили того, чтобы сорвать дело, но именно из-за денег все дела и делались.

– Умберто, ещё раз, – я посмотрел на него, стараясь не поднимать голос, – каким образом нас могут вскрыть?

– Участок на подъезде к порту, синьор. Камеры установили неделю назад, и их подключили к общей системе наблюдения. Если даже грузовик просто останавливается рядом, это фиксируется.

– Чёртова цифровизация, – пробормотал Террези, и я смерил его взглядом.

– Камеры – не оправдание, – отрезал я. – Мы не гоним контрабанду в грузовиках без подготовки. Пусть их хоть сто штук будет, они смотрят туда, куда мы позволяем. Марко, ты хотел что-то добавить?

Он кивнул.

– Да, синьор. Я уже договорился с нашими ребятами в службе. Завтра несколько камер будут «выведены из строя» на пару часов – как раз для прохождения груза.

– Хорошо, – я склонил голову, но всё ещё не был доволен. – А что с людьми на месте?

– Все наши. Проверено.

– Проверено тобой? – уточнил я, и в воздухе повисла пауза.

– Да, – твёрдо ответил он.

Я откинулся на спинку стула, раздумывая. Детали были важны. Партия, которая уходила через порт, представляла интерес не только для нас.

Полиция всегда дышала в спину, конкуренты могли нанять информаторов, а в худшем случае – организовать наводку.

– А с грузом? – спросил я. – Что там внутри?

– Основной контейнер – техника, но внизу спрятаны кейсы.

– Сколько?

– Пятьдесят, – он выдержал мой взгляд. – Если всё пройдёт гладко, через неделю мы получим оплату.

– Я хочу знать, кто именно будет сопровождать груз. Поимённо.

– Уже составлено, – он кивнул на папку перед собой.

Я взял документы и мельком пробежался по именам. Все знакомые, проверенные. Но даже это не убирало тревогу.

– Отлично. Партия должна быть в целости и сохранности. Если будет хоть малейший прокол, я спрошу с каждого лично.

Умберто кивнул, явно нервничая, но я уже переключился на других.

– Пьетро, что с маршрутом для второй партии?

– Сложнее, синьор. Мы получили предупреждение из Майами. Рейд на складе в прошлом месяце зацепил нескольких наших людей, и они могут быть под наблюдением.

– Кто из них под угрозой?

– Пока трое. Но есть риск, что это может расшириться.

Я подался вперёд, ощущая, как комната становится жарче.

– Ты мне хочешь сказать, что мы продолжаем использовать маршрут, который засвечен?

– Мы пытаемся найти обходные пути, но нужно время.

– Время – это деньги, Пьетро, – бросил я. – У нас нет ни того, ни другого. Подними всех своих людей и реши проблему. Если нужно будет убрать лишние лица, сделай это.

– Тео, – сорвался я, когда он в очередной раз взял телефон, – Может, ты что-то скажешь по поводу «дополнительных ресурсов»? Или, может, тебя вообще ничего из этого не касается.

Он поднял взгляд. Спокойный, как ледяная вода.

– Я уверен, что Умберто справится, – ответил он.

После этого он поднялся, не сказав ни слова, и вышел.

В комнате повисла тишина. Остальные сидящие переглянулись, но я их не замечал.

– На сегодня всё, – коротко бросил я, вставая из-за стола. – Умберто, свяжись с людьми на границе и закрой вопрос.

Я вышел следом за Тео. Гнев, который я до этого сдерживал, начал медленно подниматься.

Он стоял у конца коридора, но не один. Рядом с ним стояла Адалин.

Она была рядом с ним, слишком близко, слишком напряжённо. Тео говорил что-то, а потом схватил её за плечо и затолкал в кабинет Террези.

Меня словно ударило током. Злость захлестнула, но я не раздумывал. Мои ноги уже несли меня к кабинету, дверь открылась от одного толчка.

– Чья проблема? – произношу как можно спокойнее вопрос, услышав его последние слова.

Зеленые глаза Адалин уставились на меня испуганно, явно не готовые к этой встрече. Самоуверенность, которую она источала до моего появления, испарилась в ту же секунду, как наши взгляды встретились.

Я поворачиваюсь на Тео, и сжимаю кулаки.

По какой-то блять, неизведанной мне причине, привычное ему спокойствие и безразличие сменилось ненавистью. Какого черта?

– Спасибо за помощь, Тео, – пробормотала она, делая шаг к выходу.

Тео, стоявший напротив неё, перекрывает ей дорогу, опережая меня, но продолжает молчать. Мысль о том, что он остался с ней наедине затуманивала разум, и я готов был убить его, несмотря на то, что я был уверен в нем больше, чем в себе. Сука.

– Мне нужно идти, – практически умоляет она, ища поддержку в его глазах.

– Не смотри на него! – кричу я, и она вздрагивает. Тео подходит ко мне, пытаясь загородить меня от нее. Какого черта он сейчас творит? – Свали отсюда нахер, Тео. Пока я не сделал ничего плохого.

– Скажи ему, Адалин, – рычит друг, и я понимаю, что она облажалась. Что-то крупное, что-то, что смогло его вывести из себя.

Её испуганные глаза полны паники, и слёзы вот-вот начнут течь. Она смотрит на меня, словно хочет оправдаться, но у неё нет слов. Я отталкиваю Тео в сторону, хватая её за руку. Она всхлипывает, но не сопротивляется.б

– Говори! – кричу, мои нервы на пределе. – Что. Ты. Тут. Делала. И. Почему. Вы. Тут. Вместе?

– Она хотела, чтобы я дал ей косяк, – выплевывает Тео, прежде чем захлопнуть за собой дверь.

Я смотрю на неё, как бык на красную тряпку, и мне кажется, что из ушей пойдёт пар. Какого чёрта я сейчас это услышал? Моё сердце бешено колотится в груди, каждый нерв натянут до предела. Она начинает извиваться, пытаясь вырваться, но мои руки сжимаются крепче.

– Нет, – пищит она, пытаясь выбраться из моих цепких рук, словно осознав, что сейчас я разнесу всё к чертям. Её страх питает мою ярость, и я уже не могу остановиться.

– Поклянись! – кричу я. Мои пальцы впиваются в её запястье, я не отпущу, пока не услышу правду. Каждый её вздох – ложь, каждый взгляд – обман. – Кто тебе дал попробовать? Какого хуя ты пришла за этим к Тео?

Её губы дрожат, она не может взглянуть мне в глаза. Я тяжело вздыхаю, пытаясь успокоиться. Блять, а если бы это было что-то крепче?

– Не ври мне! Ты хоть понимаешь, во что могла вляпаться, дура? Кто дал попробовать? – медленно, по слогам, произношу последнее предложение.

– Я не помню, – хныкала она, раздражая еще больше.

– Вспоминай, – снова крикнул я, не сдерживаясь.

Я всю жизнь ненавидел это дерьмо, не притрагиваясь к нему ближе, чем на двадцать футов. Для того чтобы это сделала она?

Адалин вытирает слезы, и я вижу как в глазах появляется ярость.

– Я-Не-Помню! – крикнула в ответ она, – Кем заделался? Разве не через тебя проходит чуть-ли не весь наркопоток Штатов?

– Ты больная? Думаешь, это для тебя? Для таких, как ты?! – рявкаю. Я толкаю её к стене, слышу глухой удар её тела, но не чувствую ни капли вины.

Она всхлипывает, дрожащей рукой касается своего запястья, а её глаза – полные ужаса – поднимаются ко мне.

Каждое её движение пробуждает во мне невыносимый коктейль эмоций – ярость, разочарование и что-то глубже, темнее, от чего я сам себя ненавижу. Животный страх вдруг пронзает меня, когда перед глазами проносятся последствия того, что я делаю. Того, что я могу сделать.

Но мне всё равно. Чёрт, я теряю контроль, я уже потерял его. Мозг затоплен гневом, и в это мгновение я больше не могу думать, только действовать.

Я сокращаю расстояние между нами за секунды, не оставляя ей шанса на побег, на объяснения. Она смотрит на меня, дыхание сбивается, её губы приоткрыты, и прежде чем я успеваю понять, что происходит, я наклоняюсь и впиваюсь в её губы, грубо и яростно.

Я слышу, как она всхлипывает от неожиданности, но это не останавливает меня. Вкус её страха и слёз наполняет мои чувства, заставляет меня забыть обо всём, что сейчас не имеет значения.

Глава 8

Адалин

Его губы впиваются в мои, жестоко и беспощадно. Я чувствую, как страх холодными пальцами сжимает моё горло, но это не останавливает его.

Моё сердце колотится, и кажется, что время замедлилось, превращая всё вокруг в болезненную тягучую реальность.

Я пытаюсь дышать, но не могу. Не могу, когда он здесь, так близко. Его сила подавляет меня, лишает воли к сопротивлению.

Мои руки трясутся, и я сжимаю кулаки, но внутри меня что-то ломается. Я больше не могу терпеть. Моя кожа горит от его прикосновений, но вместе с болью приходит вспышка ярости.

Он думает, что может так со мной? Что может просто сломать меня, как игрушку, когда ему вздумается?

Я собираю всю свою оставшуюся силу и отталкиваю его. Его губы отрываются от моих, он смотрит на меня в шоке. И в этот момент я поднимаю руку, вкладывая в этот жест всё, что накопилось внутри – страх, злость, боль.

Моя ладонь резко сталкивается с его щекой, и звук пощёчины разносится по комнате, как гром среди молнии.

Он замер, глядя на меня. В его глазах появляется что-то новое – удивление, злость, и… что-то ещё, тёмное и непонятное. Но я не остаюсь ждать его реакции. Это мой шанс, единственный.

– Ты никогда не должен был трогать меня, – шепчу я, голос срывается, но я стараюсь оставаться сильной.

Не давая ему ни секунды на ответ, я разворачиваюсь и бросаюсь к выходу. Мои ноги несут меня быстрее, чем я думала возможно. Каждый шаг словно уносит меня от этого кабинета, от него.

Я должна убежать, должна выбраться из этого кошмара.

***

По приезду домой я снова как ошпаренная влетела в свою комнату. Воздуха стало намного меньше, как только я закрыла за собой дверь. Я глубоко дышала, но должной помощи это не оказывало.

Господи, как же печет в груди.

На телефоне раздался звонок – мама. Я отключаю, мысленно обнимая её за то, что чувствует меня, даже если находится не рядом.

Взгляд скользит по экрану, но сосредоточиться на чем-то конкретном не получается. Внутри только тягучий комок напряжения, растущий с каждой секундой.

То, от чего я всегда старалась убегать, наступает мне на пятки. И я, чёрт возьми, не могу ничего с этим поделать. Это давит, тянет меня вглубь, будто вязкий песок, из которого невозможно выбраться.

– Адалин? – услышала я обеспокоенный голос мамы за дверью. Чёрт, это слишком неожиданно.

Я застыла. Застыла. Мозг лихорадочно перебирал варианты, но что можно было сделать за считаные секунды? Ничего. Боже, всё вылетело из головы.

– Да? – ответила я, стараясь сделать голос спокойным, но даже сама услышала, как дрогнуло слово.

– Всё в порядке? Твой голос дрожит.

Дерьмо. Почему я подумала, что смогу её обмануть? Она всегда чувствовала меня, даже когда я сама толком не понимала, что творится внутри. И уж точно лучше, чем я бы хотела.

– Нет, но я не готова разговаривать, – призналась я, прежде чем голос сорвался, и слёзы хлынули без спроса.

За дверью снова послышался шум, и я поняла, что она села за дверью.

– Хорошо, я буду рядом с тобой. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой.

Моё сердце готово было выпрыгнуть из груди от любви к этой женщине, и я расплакалась ещё сильнее. Она оставалась за дверью, но её слова пробивались прямо в мою душу, как теплые лучи солнца сквозь плотные облака.

Быть её дочерью – благо. Иногда я не могла понять, чем заслужила такого замечательного родителя.

Она была моим ангелом и защитником, другом и сестрой, мамой и папой в одном лице. Как будто весь мир находился в её руках, и в любой момент она могла прикрыть меня этим миром от всего зла.

Она всё ещё сидела за дверью, не торопясь вторгаться в моё пространство. Она всегда так делала, давая мне возможность самой решить, когда открыться.

– Всё точно так же, мам, – пробормотала я с тяжёлым вздохом, – Я ужасный человек.

За дверью было тихо, слишком тихо. Она молчала, но я знала, что она там.

– Почему ты так думаешь? – спросила она наконец.

– Потому так и есть, – прошептала я, – Я даже не могу винить в этом кого-то еще. Только себя.

– Я думаю, что ты просто человек, детка, – сказала она, – Человек, который запутался, но пытается сделать правильно.

Я снова зарыдала, бессильно сжимая колени руками.

– А что, если «правильно» больше не существует?

– Оно всегда существует. Просто иногда выглядит иначе, чем нам бы хотелось.

Ее слова обжигали. Я знала, что она не говорит прямо. Она не скажет этого, потому что ровно так же любит Беатрис.

Я никогда не слышала осуждений за свои чувства, только понимание. Прощение, которое я сама себе не могла позволить.

– Это больно, мама, – призналась я, не скрывая больше перед ней своих слез, – Иногда я просто хочу ничего не чувствовать. Было бы легче.

– Может быть, – мягко ответила она, – Но это не ты, кнопка. Ты всегда чувствовала глубоко. И это то, что делает тебя такой особенной.

Я молчала, не зная, что сказать.

– Может, нужно еще больше времени? Это так неправильно, – тихо добавила я.

– Здесь нет неправильных чувств, детка. Никогда не было.

– Спасибо, – только и смогла прошептать я.

– Отдохни, – сказала мама, – Я оставлю тебя, но хочу, чтобы ты помнила – я всегда рядом. Ты сильная девочка, il mio grande amore.Я горжусь тобой.

Ее шаги стихли в коридоре. Закрываю лицо руками и дышу глубоко, чтобы успокоить дыхание. Слабо, но получается.

Я иду к своей кровати, чувствуя, как напряжение постепенно уходит, оставляя после себя пустоту. Через мгновение замечаю, какой хаос царит в моей комнате.

Стон разочарования сорвался с моих губ раньше, чем я успела осознать, что делаю.

Не зря я называла это место своим убежищем. Здесь я держала оборону от всего внешнего мира – прислуги, чужих людей, и даже от семьи, если это было нужно. На пальцах можно было пересчитать тех, кому позволялось сюда входить.

Соответственно, уборку я делала сама. Не потому, что мне не предлагали помощи, а потому, что это был мой способ навести порядок не только вокруг, но и внутри себя.

Со временем это превратилось в своеобразную терапию. Складывая одежду или вытирая пыль, я успокаивалась.

И вот сейчас я встала, закатала рукава и взялась за дело.

***

К ужину я спустилась на первый этаж, где меня уже ждали родители, готовые поинтересоваться моим самочувствием и обсудить некоторые планы.

До определенного времени стол заполнился звуками: звоном вилок и фарфора, тихие шуршания салфеток и осторожные вздохи. Дедушка и бабушка улетели на один день в Бостон, чтобы навестить своих друзей, поэтому нас было только четверо.

Мы с Беатрис старались есть медленно, чтобы не привлекать к себе внимания, но отец сам нашел способ прервать это мнимое спокойствие.

– Как дела с подготовкой к свадьбе, Беатрис? – его голос прорезал тишину, как острие ножа.

Сестра подняла глаза, на ее лице быстро заиграла уверенность, но я заметила, как ее руки слегка подрагивали, когда она отложила вилку.

Снова играла роль спокойной и собранной. Но она могла, привыкла.

– Все идет по плану, папа, – выдавливает привычную, идеальную для таких ситуаций, улыбку, – Мы с мамой сегодня проверили ресторан, и флорист уже согласовал детали с организаторами.

– «Согласовал», – повторил он с легким оттенком недовольства, откладывая приборы. Его взгляд замер на сестре, холодный и цепкий. – Почему это звучит так, будто ты сама, черт возьми, не контролируешь ситуацию?

– Но я контролирую, – поспешно ответила она, стараясь сгладить неловкость. – Просто… доверила некоторые задачи специалистам.

– Доверила? – его бровь приподнялась, и я почувствовала, как в комнате стало ещё холоднее. – Это твоя свадьба, Беатрис. Твой долг – удостовериться, что всё будет идеально. Или ты хочешь выставить нашу семью посмешищем.

Ее голос дрогнул, но она сжала губы и постаралась не показывать слабость.

– Конечно, нет, – прошептала она, но я знала, что эти слова не убедили ни его, ни её саму.

– Тогда перестань полагаться на других. Я не потерплю халатности. Этот союз важен для всей семьи, а не только для тебя.

Я сжала вилку чуть крепче, но не подняла головы. Это был его обычный способ разговаривать. Он высекал слова молотом, и каждый укол попадал точно в цель.

В его голосе не было ни грамма тепла, только жёсткость, требующая подчинения и идеальной дисциплины.

– Кстати, – продолжил он, сменив мишень. Теперь его взгляд упал на меня. – Адалин, ты могла бы уделять больше внимания подготовке. Помочь сестре, вместо того чтобы заниматься своими делами.

– Конечно, папа, – я ответила ровно, хотя внутри всё кипело. Тошнота поднималась, но я сдержалась.

Помощь Беатрис не была проблемой, проблемой был он. Удивительно, что это все эти манипуляции на его взгляд – проявление заботы.

– Ты слишком много времени тратишь на свои мелкие проблемы, – продолжил он, не обращая внимания на мой напряженный взгляд. – Ты думаешь, что у тебя есть время на своё. Но семья важнее. Ты должна понимать это.

Мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть. Я ощутила взгляд сестры, который был таким же тяжелым и осуждающим, как ее молчание.

Беатрис никогда не показывала слабости. Её лицо всегда оставалось холодным, беспристрастным, как каменная маска, которая не знала ни боли, ни сожаления.

В отличие от меня, её мягкие черты не были оружием – они были обманом. В её мире не было места для слабости, для нежности, для этого пустого стремления к покою. Она выбирала путь жёсткости, путь расчёта и точных шагов.

Именно поэтому она и стала юристом, потому что её разум был строгим и ясным, а её принципы – чёткими. В её мире не было места для эмоций, и она не искала ни сочувствия, ни оправданий.

Я же на её фоне была слабачкой.

Пока она знала, как дать отпор – даже если это был молчаливый вызов, – я всё ещё училась избегать удара, не попадая под его вес. Пряталась за вежливостью, за пустыми словами согласия, за своим фарфоровым щитом, который казался таким хрупким, что треск мог быть слышен при малейшем ударе.

Я многое пережила, многое отдала, чтобы сохранить этот хрупкий баланс.

Жизнь научила меня прятать свои чувства, не показывать слабости. Но чем больше я скрывала, тем больше я чувствовала, как этот груз становится тяжелее, как уходит последние силы, чтобы не сломаться.

Глава 9

Альдо

Со вчерашнего дня все шло не так, как должно было быть, и я злился. Злился на самого себя за проявленную слабость, и потерю власти над своим разумом.

У меня было несколько встреч, связанных с ресторанами и бизнесом отца на Сицилии, но я их отменил. Присутствие Вико Бенито послужило причиной, по которой я, блять, упускаю возможность заработать кучу бабла.

По правде говоря, истинной причиной этому было мое поведение вчера, но я старался не придавать этому значения.

Во всяком случае, одна из его дочерей – моя невеста, и меня, черт возьми, почему-то интересует только то, почему другая его дочь ищет приключений на свою пятую точку.

Я стоял на затхлом складе, который пропах сыростью и привкусом старого железа, перед тем, как получить новый груз.

Когда поставка была большой, приходилось привлекать к этому как можно больше солдатов наряда. Я не любил выдергивать их на такие мелочи, но чем больше людей на задании – тем меньше проблем появляется в процессе.

Мои ребята держались рядом, на своих позициях, а я стоял у входа, так как там лучше ловила связь, чтобы сделать несколько звонков в Палермо.

– Груз будет через полчаса, – сказал Тео, когда я положил свой телефон в карман.

Мы не говорили с ним о вчерашнем, но я был зол.

Злость, по правде говоря – меньшее, что я испытывал по отношению к нему.

– Хочешь обсудить вчерашнее? – просто спросил он, когда не получил от меня реакции.

Я не был гребанной сучкой, которая игнорирует кого-то, обидевшись, чтобы к ней лучше подступились, я просто сдерживал себя, потому что помимо нас двоих на складе было около двадцати человек.