Пустой Сосуд

Отец строго цокнул, но Клавидар лишь рассмеялся.

– Всё проще, но от того не легче, – командир выдохнул через сложенные в трубочку губы. – Когда ваш царь присягнул императору, то и престол Альдеварра поклялся защищать Ашмазиру, как и любые свои земли. Но сейчас настаёт время, когда императору нужна ответная помощь. Грядёт война, и она будет тяжёлой. Вожди Годарана пытаются объединиться и бросить нам вызов. Если мы дрогнем на побережье, они пойдут дальше. Дойдут до Ашмазиры…

Эши морщил лоб, пытаясь вообразить, о ком говорил Клавидар. Само слово «Годаран» казалось чем-то чуждым и настолько далёким, что не стоило и капли ашмазирской крови.

– Война – это смерть, – твердил отец тем временем.

– Для меня всё было иначе, – Клавидар провёл указательным пальцем вдоль своего длинного шрама. – Для меня и для многих других война – это долг, это честь, это призвание. Мы своё отплатили и возвысились сильнее, чем мог я представить, когда косил пшеницу под Заран-Гормом и мечтал вкусить настоящий виноград.

Эши подивился тому, как законник подбирает ашмазирские слова. С тех пор, как на берегах великого озера заявилось столько чужеземцев, языки далёких краёв переплетались с местной речью на многих устах. Ещё год тому назад Руй подметил, как чудно разговаривают по-ашмазирски те, кто ушёл дальше жалкого клокота, разобрать который было столь же сложно, сколь и понять насмешливые крики стервятников в небесах.

Не имея никакого представления о том, как разговаривают обычные мужи и дамы Ашмазиры, смышлёные иноземцы порой звучали так, словно вещают проповедь с высокого храмового пьедестала, но затем их речь вдруг становилась простой и даже грубой. От этого чудовищного смешения болела голова.

– Я знаю, что такое война, – отец тем временем задрал рубашку, показывая белое, безволосое пятно чуть ниже пупка. – В моём отряде было двадцать крепких мужей Ашмазиры, когда мы попали в засаду субихаров. Выжил я один. Такие шансы нам не по душе.

– Я стоял в первом ряду, когда годаранцы пытались высадиться у Заран-Горма, – Клавидар всё рьянее теребил шрам на переносице. – Я видел много крови и столь же много боли! А в них, волей Заступника и Великого Кузнеца, родились настоящие герои, достойные стать Альдеварра… Как это? Столбом.

– Столпом, ты хотел сказать? – с издёвкой уточнил отец.

– Ты меня понял, – законник сощурился.

Руй прокашлялся, вскочил на ноги и широко развёл руками. Лицо его исказилось под натиском недоумения и недоверия, когда взгляд зацепился за испуганного Эши у стены напротив.

– Ещё раз, законник, – процедил он. – Ты что, хочешь забрать моего брата на войну?

– Его Императорскому Величеству нужно по сыну от каждой семьи, – пояснил Клавидар. – Какому именно – он не уточнил, так что я приму любое решение.

Отец тихо застонал, всплеснул руками и отвернулся. Ладонь подрагивала поверх его усталого лица, а глаза предательски заблестели. Эши осторожно коснулся отцовского плеча, но тот будто и не замечал сына. Собственные мысли терзали Брейхи Бенезила изнутри, пока Клавидар буравил исподлобья его спину.

– Ты же не уйдёшь, пока своё не получишь, да? – спросил Руй. Он встал между отцом и законником, руки сложив поверх выпяченной груди.

– Я могу уйти хоть сейчас, – Клавидар качнул головой. – Мой приказ – сопроводить глашатая и доставить весть о решении Его Императорского Величества до каждого владетеля пахотных земель. Уговаривать горюющих отцов я не обязан.

– Угу-угу, – Руй кивал. – Так вали, тут таких владетелей полная пахотная земля.

– Есть ещё одно указание, – законник опустил взгляд, будто бы терзаемый нестерпимым горем. – Я должен поведать вам, что отказ престол Альдеварра не примет.

Отец отстранился и заскрежетал зубами, так что и Эши решил шагнуть назад. Он не раз видел, как гнев застилает разум главы их семьи, но ещё не встречалось такого, чтобы Брейхи Бенезил дрожал от страха.

Эши набрал побольше воздуха в похолодевшую грудь, двинулся на законника, уже готовясь обличить этот воздух в слова… Но Руй его опередил.

– Тогда я пойду на вашу войну, нечего тут больше время тратить, – заявил старший брат, гордо тряхнув волосами.

Слова застряли в горле Эши и душили его, грязно выругался отец. Клавидар же растянул плотно сжатые губы в улыбке и кивнул, явно довольный таким исходом.

– Чего лицо гнёшь? – Руй вскинул руки к лицу. – Куда идём теперь, а?

– Сейчас ты мне не нужен, – бросил законник, отвернувшись, и подобрал шлем. – В день новолуния, после рассвета, явишься к гарнизону. Всего вам доброго, Бенезилы.

Полотно ещё долго трепыхалось в проёме, через который ушёл Клавидар. Три безмолвных взгляда устремились ему вслед, а после явились и испуганные мама с Итаки. Эши смотрел на них, не в силах выдать и звука. Но они и так всё понимали.

– Руй, зачем? – промолвила мать. Её лицо напоминало застывшую гипсовую маску.

– Дурак, – выдал, будто плюнул, отец. – Дурак!

Тело старшего брата вдруг выпрямилось, а взгляд его в недоумении заметался меж родителями.

– Зачем? – спросил он, выгнув брови. – Не затем ли, чтобы эти бледные черви отстали от вас, а? Пап, кто ещё дурак? Ты думал, что будет, если послать его в пасть Змею? Утрётся их император и всё? Хрен! Придут сюда с целым отрядом, заберут, что приглянётся! Ты бы знал, как они своё берут, если бы не только с караванщиками и папирусом общался!

– Руй! – воскликнул Эши, сжав кулак. – Не смей так с папой…

– Да помолчи ты, – старший брат отмахнулся и направился прочь из дома, лишь раз обернувшись в проёме. – Я твою жопу только что спас, Эш. И твою, сестрёнка, если ты понимаешь, о чём я. Так что остыньте: всё будет хорошо.

***

– Всё ужасно, – простонал Эши, перебирая скудную кучку монет на столе. – Хуже некуда…

– Что ты там бормочешь? – спросила Сайат, не отрываясь от останков крокодила за его спиной.

Жена разложила нижнюю половину туши прямо на полу поверх старой мешковины и пыталась отделить лапу от крепкого бедра размашистыми ударами топорика. Мясо старой животины уже залежалось, наполняя большую залу горьким зловонием.

Эши же молчал, не отрывая глаз от стола. Квадратные монетки с неразборчивым оттиском и толстой каймой дразнили его тем, как мало их осталось в семейной мошне. Отец никогда не допускал такого даже в те тяжкие сезоны, когда воды Ашамази отступали от берега под натиском солнечного жара и не давали наполниться оросительным канавкам по всей плантации. Посевы сохли и гибли, но казна Бенезилов никогда не пустела настолько.

– Ну и молчи, – Сайат явно надула губы в напускной обиде. – Тогда все хрящи тебе в тарелку пойдут.

Неудачливый глава семейства тихо усмехнулся и сгрёб монетки обратно в старый ларец. Скоро законники опустошат всё, что осталось от их запасов, и тогда даже хрящи станут в радость Бенезилам.

– Я до берега, – бросил Эши, протягивая руку за копьём. – Техеш утром что-то говорил про ещё одного крокодила.

«Про наш обед до следующего полнолуния».

– Ну-ну, вперёд, – угрюмо сказала Сайат. – Раз не хочешь с женой делиться печалями…

– Ты о чём? – плантатор встал в проходе, опустив копьё на пол.

– Мы же договаривались, что ты не будешь меня держать за дуру, – жена тихо всхлипнула. – Думаешь, я не знаю, зачем ты полдня в наших деньгах копаешься?

– Сайат…

– Опять мы на мели, да? Опять.

– Сайат.

– Насколько всё плохо? – она отложила топорик и развернулась, чтобы муж видел её покрасневшие глаза.

– Плохо, – Эши выпустил копьё и дал ему завалиться на пол. – Мы сможем попросить твоих родителей помочь?

Глубокие складки пересекли лоб Сайат, затрясся её острый подбородок – предвестники скорых слёз в усталых глазах. Наверняка, она вспоминала о том первом разе, когда Эши, покорно склонив голову, просил её отца о долге. То презрение, с которым на него тогда взирал старик Кош, он не мог забыть и сам. Пожалуй, род Бенезилов едва ли знал много более позорных дней.

Понять Коша было можно, невзирая на ту боль, которую испытывал Эши. Уже давно, едва Альдеварр вцепился в земли вокруг Ашамази, Брейхи Бенезил вознамерился укрепить связи с другими семьями Ашмазира. Он ответил скорым согласием на сватанья Клавидара к Итаки, которые больше походили на всё более жаркий шантаж. Когда же окреп и Эши, отец предложил Кошу, гончару из добротного района столичных ремесленников, выдать вторую дочь за наследника своих плантаций.

Кто бы из них подумал, что от угодий останется жалкий лоскут, а старший рода Бенезил на коленях будет просить об одолжении?

– Ещё раз просить отца? – Сайат уткнулась лицом в ладони. – Опять долг, да?

– Мы выплатим его, как и в тот раз, – уверил Эши.

Он бросился к жене с распахнутыми объятиями, но та сразу отпрянула.

– В тот раз ты расплачивался целый год, – припомнила она сдавленно. – Я ничего не понимаю… Ты же недавно продал папирус на рынке, неужели этого не хватит, чтобы откупиться от законников?

– За полцены продал, – Эши хотел вздохнуть, но от напряжения получился протяжный рык. – Бахру не взял товар, потому что ехал в Левианор. Говорит, там им папирус не нужен…

– Да Змей бы пожрал его! Что, на всём рынке не нашлось других караванщиков?

– Нашёлся. Но за полцены.

– Ты даже не торговался, да?

– Они упрямые! – прикрикнул Эши и тут же пожалел об этом.

– Значит, и пытаться не надо? – похлипывая, сказала Сайат.

Эши отвернулся и потянул себя за волосы на затылке, пока боль не пронзила череп. Горечь не давала ему думать: она зарождалась на языке, проникала в горло и покрывала сердце жарким пламенем. Терзала она и язык, заставляя Эши бороться со словами, произносить которые не следовало.

– Что… Что я должен был сделать, по-твоему? – выдал он сквозь зубы. – Послать законников нахер?

– Понятия не имею, – гнев зарождался и в голосе Сайат. – Сделать хотя бы так, чтобы на столе было что-то кроме тухлых крокодилов. Как знать, Эши, если бы я не жрала помои, может, и дети наши не выходили б из меня кусками мяса и кровью?

Злоба смешалась с отчаянием, и вместе они захлестнули его душу похлеще песчаной бури на стыке сезонов. Эши замахнулся, ударил ладонью по стене и скорчился от боли в запястье. Казалось, что хрустнула каждая кость от пальцев до плеча. Он закусил губу, тихо простонав.

Эши хотел взглянуть на жену, её веснушки и аккуратную улыбку, но Сайат отвернулась, чтобы он не видел её слёз.

– А если я скажу, что есть один способ заработать, но он такой же ненадёжный, как тот, кто его предлагает? – тихо спросил Эши.

– Тогда я бы спросила, почему ты хотя бы не пробуешь, – рука Сайат взметнулась, чтобы вытереть слёзы на щеке.

– Потому что это не то, чем я хотел бы заниматься. Не так я хотел прокормить нашу семью.

– А голодать в надежде, что кто-то заплатит за чахлый папирус, ты хотел? – жена вздохнула. – Ты ведь понимаешь, что никакой семьи не получится от такой жизни?

Эши повёл головой и сощурился. Он не знал, говорила ли Сайат о нерождённых детях или собственном намерении просить старейшин Ашмазиры освободить её от брака. Так или иначе, ему это не понравилось.

– Солнце моё, – Эши протянул руку, но дотронуться до неё не решился. – Я боюсь того, что придётся сделать ради того, что предлагают эти люди.

– Значит, и мне знать об этом не обязательно, – Сайат наконец обернулась: глаза её налились кровью, а лицо осунулось и блестело от слёз. – Деньги есть деньги, дорогой. Это наша жизнь. Делай, что должен, чтобы она продолжалась.

Эши покивал – скорее сам себе, чем жене. Он медленно наклонился, коснувшись коленом пола, неспешно подобрал копьё и долго рассматривал этот заострённый прут с его тёмными сучками и узкими трещинами по всей длине, в которых собиралась засохшая кровь.

Плантатор кивнул в последний раз, закинул копьё на плечо и отправился к выходу из дома.

– И куда ты? – бросила ему в след Сайат.

– На меня сегодня не готовь, – ответил Эши, обернувшись на несколько мгновений. – Придётся заночевать в Зан-ар-Думе.

– Чего-чего?

– Ничего, – Эши вздохнул. – Сделаю, что должен, чтобы жизнь продолжалась.

Глава 5

Даже днём, пока солнце заливало улицы Зан-ар-Дума жаром и светом, город пугал Эши. Каждый перекрёсток, каждое окно, каждый прохожий источали зловоние лжи. Местные не закрывали ставни, даже если слепящие лучи били точно в их жилище: напротив, они распахивали окна и занавески, а открывшуюся взору комнатушку оставляли нарочито грязной и бедной. Разумеется, чтобы никто удумал, будто туда стоит вламываться ради наживы.

На улицах, возле лавок, они вели беседы, полные притворного миролюбия. Старательно улыбались – скорее, корчили рты – в то время как глаза оставались холодными и неподвижными. Лица растягивались, искажая черты, а зрачки буравили человека напротив или косились на прохожих. Последние же при этом подчёркивали каждым движением, как им нет дела до остальных, но каждый третий находил повод остановиться, когда верблюд Эши проходил мимо: будь то внезапное желание почесать ногу или невероятный интерес к товарам ближайшего лавочника.

– Эй, миленькое личико! – крикнул ему обрюзглый мужчина, одетый в одну повязку вокруг бёдер. – В «Животы» не хочешь поиграть?

Эши отвернулся. Игры такой он не знал, да и едва ли соревнование было честным. Зазывала весил, как его верблюд, тогда как сам Эши едва ли мог нарастить достойный живот, пропадая на знойной плантации.

Копьё, привязанное к верблюжьему боку, покачивалось и било наездника по бедру. Уходя с плантации, Эши долго размышлял, брать ли его с собой. Любой ашмазирец с оружием вызывал особый интерес законников, и неважно, вёз ли он заточенный стебель тростника или полноценный клинок-шезар. Но с копьём на этих улицах было спокойнее.

На сей раз недружелюбный люд Зан-ар-Дума не зашёл дальше колких взглядов, которые чаще всего задерживались на оружии Эши и мешочке, что висел на груди. Он проследовал пыльной дорогой к непримечательному тупику, пахнущему мочой и гнилым мясом, и оставил верблюда под знакомым навесом. Браслет, который в прошлый приход выдал Кайхи, гость вновь повязал на поводья. Он не знал, что означали эти чёрные деревяшки на толстой нити, но темнокожий знакомый Руя явно вкладывал в свой жест особый смысл.

– Ты кто? – злобно поинтересовался высоченный привратник, когда Эши протиснулся меж двух зданий.

– Я к Рую, – гость взглянул на светлые стены «Скорпионова Жала», но не увидел знакомых лиц за их пределами.

– Я спросил, кто ты, а не к кому ты, – стражник раздул ноздри и повёл тяжёлой челюстью.

Привратник подошёл ближе, презрительно осмотрел Эши сверху вниз и, кажется, даже понюхал. Затем он отшагнул в сторону и наконец кивнул.

– Не балуй там, – велел он с суровым взглядом.

Внутри оказалось немноголюдно и даже тихо. Низкие столы, по большей части, пустовали, и лишь двое усталых выпивох вели негромкий разговор с матёрым стариком за стойкой. Несмотря на возраст, выглядел последний крепко: безрукавка из плотной коричневой ткани обнажала массивные плечи и покрытые взбухшими жилами мышцы. Старик несколько мгновений рассматривал Эши, прежде чем выбраться из-за стойки и направиться ему наперерез.

– Здравствуй, – гулко произнёс он, протягивая руку. – Не встречал тебя раньше.

– Один раз захаживал, – Эши кратко пожал шершавую ладонь. – Я ищу брата. Его зовут Руй, встречали?

– Надо вспомнить, – старик потёр лицо с россыпью чёрных пятен среди морщин. – Быть может, ты знаешь ещё кого-то из наших гостей, кто может за тебя поручиться?

Эши сморщил нос и оглядел пустой зал. Знакомые лица по-прежнему обитали лишь в его разуме.

– Я знаю женщину по имени Фаттак, – вспомнил он. – Торговка, кажется.

– Ещё какая, – старик засмеялся. – И что же тебя с ней связало?

– Дело. Подробности рассказывать не положено, сами знаете.

– А как же? – старик переглянулся с кем-то из завсегдатаев. – Что же, Эши, ты найдёшь Руя на втором этаже. Вторая с правого конца комнатка.

«Справа, вторая с конца», – мысленно повторял гость, пробираясь по низкому коридору.

Стены покрывал сероватый налёт сажи, а в тех местах, где его не было, виднелись потёки жёлтого и красного. Эши добрался до тёмного тупика, отсчитал две комнаты по правую руку и потянул хлипкую дверь.

Порыв ветра налетел через порог вместе с терпким запахом пшеничной браги под названием раяха, которую так любил Руй. Лежанка брата – ворох из нескольких слоёв мешковины поверх пола – разваливалась под натиском двух вспотевших тел. Сам Руй, закусив нижнюю губу, старательно елозил на развалившейся под ним женщине. Даму Эши подметил не сразу – лишь её визгливые стоны да покрытые шрамами ноги поверх плеч брата.

– Эш! – выкрикнул Руй, напрочь забыв о любовнице. – Ух, боги, знал бы я, что ты… Ладно, неважно! Так ты, что, надумал пойти с нами на дело?

Эши чуть скорчил лицо, глаза скосив на даму. Лицо этой ашмазирки и её короткие прямые волосы знакомыми не были.

– Эй! – возмутилась она и щёлкнула пальцами перед носом Руя, застывшего с глупой усмешкой. – Я вам тут не мешаю?

– Немного. Подожди пока, потом продолжим, – старший брат скинул её ноги с плеч и поднялся, раскинув руки для объятий. – Братишка, иди сюда!

– Прикройся, – Эши вздохнул.

Руй закивал и обернул усеянное пятнами полотно вокруг бёдер. Нетерпеливым взглядом он провожал любовницу, пока та, рассыпаясь проклятиями, накидывала тунику и брела прочь из комнаты.

– Итак, братишка… – Руй грустно опустил ладони, когда понял, что до объятий не дойдёт. – Какая напасть заставила тебя вернуться? Брось, не корчи морду. Я понимаю, что ты пришёл не от любви ко мне.

Эши задумался. Брат давно потерял право знать о делах семьи, но недомолвки в делах, которые ворочались в Зан-ар-Думе, часто губили всех участников. Он не желал быть первым, кто утаит правду.

– Законники дерут вторую подать за сезон, а с плантацией дела всё хуже и хуже, – угрюмо произнёс Эши.

– Вот ублюдки! – Руй всплеснул руками и тут же потянулся за раяхой. Пил он сразу из бутылки. – Твари безводные, чтоб Змей их пожрал…

– Не притворяйся, – попросил Эши и покачал головой. – Я же знаю, что ты от альдеваррцев без ума. Вон, богов их поминаешь в пылу любви…

– Успокойся ты, – Руй фыркнул. – Для тебя, что, альдеваррцы – какое-то одно чудище с тысячей голов? Да, я не верю, как некоторые, что все альдеваррцы – твари и убийцы, но я ж не обязан любить каждого. Законники – то ещё отребье.

– Да ну? И в солдаты ты пошёл не для того, чтобы стать законником, как наобещал Клавидар?

– Не-а, – старший брат уселся на ложе и зажал бутылку меж коленей. – Я пошёл для того, чтобы всю семью не раздели раньше времени. А уже там, в войске, я встретил настоящих альдеваррцев, которые хотели построить что-то великое и вечное. Ну, и готовы были умереть за это право. Законники – другие: им нравится драть только тех, кто не может дать сдачи. За это меня и невзлюбили.

«За то, что ты можешь дать сдачи?»

Эши бы скорее решил, что дело было во всех преступлениях, которые Руй насовершал за четыре года между возвращением и изгнанием. Но он же не был сведущ в тонкостях альдеваррской души.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – вдруг заявил Руй со зловещим блеском в тёмных глазах. – Им не было до меня дела, пока мы не прихлопнули караван с их барахлом.

– Слушай, я совсем не хочу вспоминать, что было тогда, – Эши помолчал и почесал подбородок. – Мы же не собираемся хлопать караван законников, правда?

– На дно их, – старший брат рассмеялся и побрёл к двери. Всё так же, обёрнутый в одно полотенце. – Отдохни тут, а я разыщу Фаттак. Она расскажет, кого и как будем хлопать.

***

Дело намечалось крупное: слишком крупное на вкус Эши, который предпочёл бы подобных дел не иметь вовсе. Когда Руй вернулся с новой бутылью раяхи, то тут же объявил о встрече на закате. А ещё – добавил, что туда явятся «все, чьё слово чего-то весит».

«Все», – повторял про себя Эши, пока привратник отводил его верблюда в стойла «Скорпионова Жала».

Повторял он и позже, наблюдая через арку окна, как солнце медленно нисходит в омут Великого Змея. Недомолвки губили дела, и случалось такое тем чаще, чем больше людей оказывалось в них замешано.

Горький, жгучий глоток раяхи пришёлся кстати.

Тех, чьё слово чего-то весит, набралось семеро, не считая самих братьев Бенезил. Фаттак, конечно же, восседала в просторном багровом кресле за овальным столом, разложив руки поверх подлокотников. Кудри сбегали по её плечам, а лёгкое платье взывало ко взорам ветвями алых узоров на белой ткани. Дорогая одежда как бы кричала о том, чьё слово в этой комнате под крышей станет самым весомым.

Весомость куда более привычного для Эши пошива источал громила, чья растянутая туника без рукавов разве что не рвалась под напором огромных мускул. Тонкие шрамы – печати старых уколов и порезов – покрывали его блестящую кожу, а взгляд – усталый и потухший – хранил боль всех этих ран. Великан развалился поперёк дивана, заняв его целиком.

– Гуйрах, ты, может, вообще ляжешь? – надменно спросила Фаттак, кивая на братьев. – Дай мальчикам сесть.

Громила фыркнул и предпочёл стоять, сложив руки на выпуклой груди, нежели делить небольшой диван с Бенезилами.

– Не топай, а то пол проломишь, – рассмеялся бледный мужичок с редкой русой бородкой.

– Как скажешь, – гулко бросил Гуйрах, даже не глядя на него.

Пока эти двое состязались в громкости фырканья, в комнату тихо ступил Кайхи. Он огляделся с едва уловимой ухмылкой, кивнул Рую с Эши и уселся на свободный островок на диване между них.

– Итак, господа, – Фаттак поднялась, гремя тяжёлыми бусами на груди, и посмотрела на крупную молодую женщину, что притаилась на табурете в углу. – И дамы, конечно же. Рада, что мы наконец собрались.

– И года не прошло, как говорится, – бледнолицему пришлось подавить собственный смешок, когда он понял, что не улыбается никто, окромя него. – Ну, в моих краях говорится.

Невысокий, но крепкий ашмазирец со вьющимися полосками волос от висков до щёк медленно прошагал по комнате и встал так, чтобы оказаться между бледнолицым и Фаттак.

– Мы надеялись, что приготовления пройдут быстрее, – прогнусавил он.

– Вы или всё же ты один на это надеялся, Пелиас? – фыркнула торговка знанием. – Что-то мне подсказывает, что твой господин понимает, как важно хорошо подготовиться, чтобы дело не пошло прахом.

– Я говорю от его имени, Фаттак, – Пелиас вскинул косматую голову. – И мне кажется, что ты тянешь время.

– Именно, что кажется, – Фаттак с интересом разглядывала кудрявый локон, который она накрутила на палец. – Но можешь больше не раздувать ноздри: сейчас все узнают, что мы задумали.

– Узнают?! – Пелиас не унимался, а чёрные ноздри лишь стали шире. – Ты до сих пор им ничего не рассказала?

Фаттак с ответом не спешила. Она поджала губы и перевела взгляд на застывшую фигуру Гуйраха. Тот невзначай повёл плечами, скрипнув швами туники, и лишь тогда Пелиас опустил мечущиеся перед лицом руки.

– Они знают достаточно, чтобы понимать, что их ждёт. Детали же… Детали я оставила при себе, – торговка поставила локти на стол и водрузила голову на сложенные ладони. – Или ты хочешь, чтобы кто-то украл мой замысел и попробовал всё провернуть сам? Напортачил, обделался, испортил всё для нас…

– Я тебя услышал, Фаттак, – буркнул Пелиас, усаживаясь на последний свободный табурет. – Выкладывай, но побыстрее.

Эши заёрзал на истёртом диване, обитом бледно-синей тканью. Он боялся, что последним узнает о великом замысле Фаттак, способном вырвать Ашмазир из рук законников. Тогда бы ему пришлось догонять Руя и остальных, а те бы насмехались над ним… Что же, на равных началах Эши будет легче убедить торговку, что он заслуживает достойную долю от добычи. Такую, чтобы заполнить угодья наёмными работниками и вызвать колдуна для заговора от вредителей. Такую, чтобы Сайат забыла о невзгодах новой семьи…

– Что крадём? – выпалил он, набрав побольше воздуха.

Фаттак в недоумении выгнула брови, фыркнул её подручный силач. Руй же засмеялся и хлопнул брата по спине.

– Полегче, – с улыбкой сказал Кайхи. – Сейчас всё узнаем.

– И впрямь, и впрямь, – закивал бледнолицый. – В наших краях про таких говорят, что у них шило в одном месте застряло.

– В каком месте? – не понял Гуйрах.

– В заднице, собственно…

Фаттак раздражённо водила челюстью, пока мужчины заливались гулким смехом вокруг неё. Вернее, делали это все, кроме хмурого вояки, что стоял в углу. Держался он столь неподвижно, что сошёл бы за статую. Из-под низкого капюшона виднелась лишь острая чёрная борода с росчерками проседи.

– Готовы слушать? – почти простонала торговка. – Что же, тогда у меня имеется вопрос. Все ли знают, кто такой Аганнар?

От одного имени на языке Эши проступила горечь. Аганнара знал любой, кто заходил на рынок Ашмазира не только для того, чтобы поглядеть на изящные горшки и железные диковинки с севера. Это гнусавое имя носил тот, кого под новым флагом нарекли покровителем всей торговли вокруг великого озера. На деле же означало это лишь то, что Аганнар нагнал побольше рубак и велел брать каждую десятую монету с рынка в пользу империи. В свою пользу.