Пустой Сосуд

Эши велел верблюду замереть, когда понял, что добрался до перекрестка двух дорог, достаточно широких, чтобы по ним легко разъезжали тяжёлые колесницы. Когда-то здесь был самый обычный квартал для работяг Ашмазира. После прихода империи их глинобитные домишки разворотили до самого основания, а на их месте сложили крепкие виллы для законников.

Плантатор стоял перед знакомым зданием, сложенным из крупных коричневатых камней. Валуны для нового квартала везли от самых гор. Не той части, что обжили субихары, а с далёкого севера. Как говорили странники-ашмазирцы, там пески пустынь отступали перед буйной зеленью джунглей и широким, извилистым телом Вильдейи – реки, что могла затмить самого Великого Змея.

Дом смотрел на Эши узкими прорезями окон. Между двумя этажами тянулся пояс из керамики, и каждая из вытянутых плиток изображала войско бравых копейщиков: то они неслись в атаку верхом на лошадях, то стойко держали оборону с выставленными щитами. Так хотели себя видеть завоеватели из Альдеварра.

Законники для Эши стали отрыжкой Великого Змея, проклятьем для всей Ашмазиры. Но один из них ещё мог помочь ему: не зря же Брейхи Бенезил отдал единственную дочь замуж за альдеваррца?

Верблюд, казалось, обрадовался, когда плантатор попросил его ждать у низкой каменистой ограды. Не желая ждать приглашения, Эши сам отворил деревянную калитку и прошагал по плоским плитам, которые устилали тропу к дому законника. Он уже приближался к приземистому крыльцу, когда его наконец встретили. Двое крепко сложенных альдеваррцов с деревянными палицами преградили ему путь, а из-за их спин пыталась выглянуть низкорослая ашмазирка в годах.

– Мне нужна госпожа Итаки, – спокойно сказал Эши.

Он выставил ладони перед собой в знак мирных намерений.

– Кто спрашивает? – выкрикнула старушка из-за стражников.

– Это Эши, – ответил плантатор, когда бойцы разошлись по сторонам и их взгляды встретились.

– А повод какой? – амшазирка с прищуром изучала гостя.

– Просто скажите ей, кто пришёл.

Старушка прекрасно знала, кем был Эши, ведь именно она всякий раз встречала его у порога сестринского дома. Вернее, дом-то принадлежал законнику. А вместе с ним – и сама Итаки, как было принято у альдеваррцев.

Благо, ждать долго не пришлось. Не успел Эши устать от хищных взглядов стражи, как старушка приковыляла обратно. За ней шагала Итаки – как всегда, безупречная. Прямые, как у матери волосы, собрались аккуратным пучком на затылке, а глаза она подвела дымчатыми полосами угля: всё, как любил Клавидар. Сестра поприветствовала гостя быстрым кивком, испуганно огляделась и поманила его вглубь небольшого сада.

Земли было совсем немного – куда меньше, чем вокруг жилища Бенезилов. Вместо папируса здесь росли причудливые шипастые лозы с красно-жёлтыми цветками да молодые побеги винограда. Итаки прошла по мощёной тропинке к задам сада, где высокий забор отсекал черту, за которой уже начинались владения соседа.

Оказавшись в увитой лозами беседке, Эши наконец смог обнять сестру. Та сначала вздрогнула и отстранилась, но всё же сомкнула руки на его спине.

Итаки сегодня надела лёгкое платье, сшитое напополам из лоскутов белой и синей ткани. Оно открывало взору и плечи, и руки: лишь над левым локтем сестры виднелись четыре застарелых синяка. Небольших, оставленных крепкими пальцами.

– Как дела? – вкрадчиво спросил Эши, не сводя глаз с отметин.

– П-порядок, – Итаки как бы невзначай обхватила руки, заодно прикрыв и синяки. – На удивление нормально.

– Это хорошо, – кивнул брат.

– Наверное, да, – сестра хмыкнула и горестно улыбнулась. – Знаешь, как бывает? Когда всё хорошо слишком долго – жди беды.

Скорбь наполняла Эши всякий раз, когда он видел глаза Итаки: потухшие, смиренные изумруды – совсем не такие, как в детстве. Отец не оставил ей выбора, когда принял настойчивые сватанья альдеваррского законника. Впрочем, Эши догадывался, что выбора не было и у самого Брейхи Бенезила.

– Слушай, – Итаки взяла брата за запястье двумя руками. – Я очень скучаю, но здесь нам лучше не видеться.

– А что, Клавидар отпустит тебя на плантацию? – с вызовом спросил Эши.

– Ты же знаешь, что нет, – сестра вздохнула. – Но он не любит, когда ты приходишь в его дом. Наше счастье, что он в ставке.

Эши не переставал вздыхать. Альдеваррский шурин никогда не скрывал своего отношения к семье супруги. Когда Эши впервые навестил сестру в новом доме, он дал им обменяться лишь парой фраз и настойчиво потребовал, чтобы все покинули его виллу. В иных же случаях, когда плантатор заставал хозяина, ворчливая ашмазирка и вовсе не позволяла ему пройти дальше калитки.

Потребовалось немало времени, чтобы Эши догадался, что дело не в нём, а в его брате. Уже породнившись с семьёй Бенезил, люди Клавидара ловили Руя за делами, которые иным – менее удачливым – ашмазирцам стоили отрубленных рук. Даже спустя четыре года изгнания он отбрасывал на семью свою тень. Пахучую, косматую тень.

– Как ни странно, Итаки, я надеялся застать Клавидара, – признался Эши, усевшись на скамейку из красного дерева. – Он мне нужен.

– Эши, что случилось? – Итаки упала рядом. – У вас проблемы?

– С его же племенем, – он кивнул. – Законники… Они опять пришли за податью. И тридцати дней не прошло, как я выплатил всё, а они требуют ещё. А я знаю, что ничего не должен!

Он так разошёлся, что на выкрики поспешил один из стражников. Итаки пришлось вскинуть ладонь и потрясти ей, чтобы его отогнать.

– Ты ведь знаешь, что ничего им не докажешь, если в их журнале написано, что ты им должен, – промолвила сестра. – Журналы – это святое для солдат.

– Журналы, – Эши фыркнул с такой силой, что едва не высморкался в её платье. – Нам что, выкрасть их поганые журналы и сжечь?

– Окстись, брат, – Итаки испуганно вытаращила глаза. – Сделаешь такое, и платить по новой будет весь город.

Так бы всё и сталось. Законники готовы были требовать новую подать, лишь только приснись им, что очередной плантатор чего-то не додал.

– Затем мне и нужен твой муж, чтобы всё решить.

– Он ничего не сможет сделать.

Эши сжал кулак:

– Не сможет или не захочет?

– Если бы захотел, всё равно бы не смог.

Эши тихо рассмеялся и вытер вспотевшее лицо.

– Он же альдеваррский десятник, – сказал он. – Пусть не поёт, будто не сможет приструнить своих законников.

– Податями занимается Его Светлость, – возразила Итаки.

– Его Светлость, – с отвращением процедил Эши. – Слишком сильное имечко для цепного пса императора.

– Так уж у них принято говорить о наместнике, – сестра пожала плечами и поднялась. – Прости, Эши. Я очень хочу помочь, но сделать ничего нельзя, сам знаешь.

– Я понимаю, – неубедительно ответил брат.

Раздалось шарканье, и из-за куста появилась ашмазирская служанка. Хмурая и недовольная – даже больше, чем обычно.

– Господин Эши, – вздохнув, сказала она. – Ваш верблюд гадит прямо перед нашей оградкой. Пожалуйста, уведите его подальше.

Эши фыркнул в лицо служанке, а на сестру даже не взглянул. Лишь вздохи последней провожали его вдоль тропы, что пронизывала небольшой сад при вилле Клавидара. Уже перед калиткой он услышал слабый оклик Итаки.

– Эши, – её голос надломился ещё сильнее прежнего. – Как… Как там мама?

– Ты знаешь, как она, Итаки, – Эши не оборачивался, так что она и не видела, как далеко закатились его глаза. – Нехорошо.

– Меня это печалит, – призналась сестра, всхлипывая за его спиной. – Правда, Эши.

– Что же, – буркнул он, отворяя калитку и шагая на широкую улицу. – Сделать ничего нельзя, сама знаешь.

Он брёл по дороге, окружённый струйками песка, которые разгонял ветер. Дуновения с севера смогли рассеять духоту, но Эши не желал подставлять им усталое, осунувшееся от работы лицо. Ему казалось, что ветер приносил едва уловимый запах, в котором едкая горечь крови смешалась с затхлым смрадом, который источает сама смерть.

Именно там, к северу от города и плантаций, торчала среди песчаных наносов блёклая осыпающаяся башня. В её стенах, сложенных из желтоватых камней, оборвалась та нить – и без того тоньше волоса – что скрепляла их семью.

Винить Майш из Зан-ар-Дума в том, что она оказалась убита в той башне, было сложно. Но ведь именно из-за неё на поверхность вырвалась вся дрянь, что скопилась в Руе. То, что случилось тёмной ночью четыре года назад, лишь послужило логичным тому завершением.

Глава 3

Одиннадцатью годами ранее

– Пап, что это такое? – Эши замер на краю площади, а его отвисшую челюсть впору было подвязывать к ушам. – Что они делают?

Он теребил рукав лёгкой льняной рубахи, не в силах оторвать взгляд от мужчин, что плотными рядами выстроились по трём сторонам площади меж храмом Великого Змея, рынком и садами царского дворца. Их начищенные бронзовые шлемы и вытянутые щиты сверкали на жарком солнце Ашмазиры. Строй щетинился острыми копьями, напоминая челюсть могучего старого крокодила.

– Кажется, всё, – вздыхал тем временем Руй, сплюнув докатившийся до губ пот. – Сейчас нас всех перебьют. Повезёт тем, кому светит рабство. Да, Итаки?

Эши задрожал, не переставая разглядывать причудливое войско, что встало вокруг площади. Среди них выделялось несколько вожаков: пока копейщики томились на ногах, эти шестеро разъезжали вдоль строя на лошадях, укрытых белой тканью. Шлемы командиров полностью скрывали их лица, а над головами развевались гребни из красных перьев.

– Не неси чепухи, Руй, – отец встряхнул чёрными кудрями до плеч и отвесил сыну подзатыльник.

– Выглядит и впрямь страшно, Брейхи, – полушёпотом проговорила мама, положив голову на его плечо и приобняв одной рукой обомлевшую от вида войска Итаки. – Как думаешь, что они собрались объявлять?

– Ты сама всё знаешь, Хатаи, – взгляд отца уходил поверх сотен зевак к крыльцу храма. – Неизбежное. Уже давно неизбежное.

На площадь хлынул весь город Ашмазир. Нет, всё царство: то и дело в толпе показывались знакомые лица тех, кого Эши повстречал за неполные тринадцать лет жизни. Лахой и Рахалан с соседней плантации, коренастый караванщик Бахру, семейство субихаров, что держало кожевенную мастерскую у начала дороги на Зан-ар-Дум.

Тысячами их голосов гудела сама Ашмазира. Звучала она взволнованно, перепугано. Кто-то переговаривался с близкими, пока остальные вертели головами, будто бы надеясь выискать ответы на лицах других.

Томительное ожидание прервалось, когда на верхних ступенях храма появился человек с длинной дудкой. Он приложил её к губам и испустил пронзительный звук. Взлетели птицы с ближайших крыш, а толпа на площади разом замолчала. Трубадур тут же шагнул в сторону, уступая место высокому мужчине в плотных одеяниях, обтягивающих его худое тело. Даже через всю площадь Эши видел, каким было его лицо, едва тронутое лёгким бронзовым оттенком. Альдеваррским.

Мужчина подозвал к себе помощника в жёлтой мантии и блестящей личине. Тот оттопырил пальцы и приложил к шее первого, под самой челюстью.

– Услышь нас, Ашмазира! – усиленный магией голос громыхнул над площадью. – Услышь господ своих!

Альдеваррец с трудом выговаривал местные слова, как будто язык его разбух и не давал нужным звукам вырваться наружу. Колдун в маске тем временем уже тянул пальцы к одному из знатных господ, что стояли позади: приземистому ашмазирцу в мешковатом одеянии в пол. На солнце блестел золотой обруч, стягивающий его круглую голову. Лишь в третий раз за всю жизнь Эши мог лицезреть Агарашта, царя Ашмазиры.

– Сегодня тот день, когда мне и больно, и радостно, родные мои, – владыка вышел вперёд и вскинул руки, казавшиеся совсем тонюсенькими в непомерно широких рукавах. – Мы с гордостью берегли свою самобытность, мы долго отстаивали рубежи, вверенные нам Великим Змеем Шепзириаром!

– Берегли, – тихо повторил Руй, поглаживая пальцем ямку на подбородке. – То-то он про прошлое заговорил.

– Тсс, – шикнула мама.

Царь продолжал заливать горожан сладкими речами о глубоких водах Ашмазиры и её зеленеющих полях, расцветших среди пустыни. Он размахивал короткими руками, тряс блестящей лысиной, а иногда так размашисто вышагивал, что вот-вот бы сорвался с храмовой лестницы. Наконец, владыка Агарашт замер и скорбно склонил голову.

– И потому, родная моя Ашмазира, я обязан делать то, что лучше для нашей благословенной земли, – царь гулко вздохнул и медленно снял с потной головы золотой обруч короны. – Настало время обменять крупицу гордости на дружбу, которая защитит нас от врагов и позволит расти дальше.

Вереница испуганных шёпотов пронеслась по площади и стала громче, когда владыка Ашмазиры отошёл в сторону, всё так же удерживая корону на вытянутых руках. Сладость его слов решительно расходилась с понурой фигурой.

А на место Агарашта выдвинулся другой, куда более статный мужчина. Он прошествовал к самой кромке верхней ступени и расправил золотистое одеяние из свободной ткани. С шеи мужчины свисала цепь такой толщины, что и сильнейшему из ашмазирцев не разорвать. Квадратное, чуть загорелое лицо венчала лоснящаяся на солнце седина.

– Владыка пустынь и лесов, царь Альды и Варрена, – склонив голову, затянул Агарашт. – Покровитель Геарады, Файаксы и Аллетора, государь богами рождённого Альдеварра, Ваше Императорское Величество Валендиар. Вверяю вам свою землю, а вместе с ней – собственную душу. Ашмазира теперь ваша.

«Так вот он какой».

Император Альдеварра вёл себя так, будто от каждого его движения казна пустела на одну монету. Он замер на крыльце и позволил себе лишь один короткий кивок. Царь Агарашт потоптался на месте, вскинул руки: ему пришлось вытянуться на носках, чтобы возложить корону Ашмазиры на серебристую макушку Валендиара. Последний осторожно поправил сползший на лоб обруч и вновь замер.

– Благодарю вас, владыка Агарашт, – магия разнесла сиплый голос императора по площади вместе с заученными, едва различимыми ашмазирскими словами. – Не каждому царю хватит мудрости сделать выбор, который порадует его народ, а не его же собственную гордость. Да пребудут с вами боги.

Сам народ так не считал. Озадаченность ашмазирцев переросла в осторожное возмущение, когда они узрели, как корона их родной земли блестит на чужой, блёклой голове. Всё громче и громче становились упрёки горожан, а заместо вздохов уже прорезались недовольные выкрики.

– Змей тебя пожри, – сквозь зубы выговаривал отец. – Предатель.

Он сжимал кулаки, а немигающий взгляд направил на сверженного царя, который теперь стоял на шаг позади Валендиара и клонил голову. Брейхи Бенезил покрылся крупными каплями пота, и каждая жила в его шее превратилась в тугой канат, но всё же он не решался кричать, как остальные.

Молчали задние ряды, как и те, кто ближе всех стоял к альдеваррским солдатам. Зато зашлись воплями ашмазирцы, что стояли в самом центре площади – надеялись, видимо, что в толпе не разглядеть, кто именно выплёскивает гнев и оскорбления.

– Позор! – кричали десятки голосов.

– Чтоб вы сдохли! – добавляли другие: не такие многочисленные, но куда более громкие.

– Долой Альдеварр! – воскликнул рослый мужчина, запрыгнув на плечи друга.

Император покачал головой и вальяжно повёл правой рукой. В едином порыве строй его солдат наставил копья на толпу и сделал шаг вперёд. Взвизгнули первые ряды, попятились задние, но крики средних лишь зашлись с новой силой.

– Папа, – пропищала Итаки, схватив отца за рукав.

Брейхи Бенезил кивнул и жестом велел семье следовать за ним.

Густое столпотворение превратилось в бурлящий поток, подобный покрытому волнами озеру Ашамази во время бури. Эши лавировал между взволнованными телами горожан, несущихся к выходам с площади. Никто не смотрел под ноги, не заботился о том, чтобы не растоптать соседа. На его глазах грузный старик в одежде торговца снёс испуганную девчушку лет семи. Пока та, зарёванная, пыталась встать, ещё три пары ног втоптали её в камень.

Эши крикнул, взывая к осторожности остальных, и бросился к девочке. Он тянул руку, не спуская глаз с её лица, на котором грязь и слёзы смешались в один бурый поток, когда мостовая площади вдруг исчезла из-под его подошв. Эши перевернулся, небо поменялось местами с землёй, а воздух с криком вышел из его груди от удара об камни.

Он не мог дышать. Куда ни глянь, всюду громыхали чужие шаги, норовя размозжить Эши по площади широкими сандалиями. Он прикрыл лицо руками, и тут же ощутил плотный удар по локтю. Кто-то ругнулся, запнувшись об него и в отместку пнул мальчика по голове.

Воздуха не было: весь его вобрали сотни вопящих глоток. Они требовали крови тех, кто посмел снять корону с головы Агарашта, но лишь глубже втаптывали в землю своих же отпрысков.

– Эши! – знакомый голос звучал взволновано, как никогда. – Давай руку, придурок!

Среди тел, что сновали вокруг беспорядочной волной, Эши разглядел знакомую тёмную руку с повязанными на запястье нитками. Руй навис над ним, как стервятник над добычей, лишь для того, чтобы защитить от бурлящего потока.

– Руку давай! – повторил Руй куда громче.

Эши протянул ладонь и безвольно повис на вытянутой руке, пока брат тянул его кверху. Едва мальчишка встал, тяжёлое тело, пахнущее потом и пивом, врезалось в него сбоку. Заболели рёбра там, куда воткнулось колено незнакомца.

– С дороги, сосунки, – рыкнул грузный мужчина, чей живот будто медленно стекал по бёдрам. – С дороги, мать вашу!

Эши попятился в сторону, а толстяк уже протянул короткие пальцы, дабы придать ему нужное ускорение. Руй зычно выругался и втиснулся в крошечный промежуток меж братом и курдюком.

– Руки прочь, жирдяй вонючий, – рыкнул он.

– Зараза, – толстяк вскрикнул, когда утекающие с площади горожане толкнули его в спину. – Сейчас я тебе…

Сдвинуть такую глыбу едва могла даже толпа, так что теперь горожане обтекали застывшего курдюка с двух сторон. Его массивная фигура стала щитом для Эши, всё ещё старавшегося отдышаться. Как в медленном сне, он смотрел, как взлетает сверкающая от пота ладонь толстяка.

Руй оказался проворнее. Он вскинул левую руку, перехватил замах громилы возле локтя, а правый кулак вонзил в его обвисшее лицо. Ударил хлёстко, без замаха, и тут же закрепил успех вскинутым локтем, что тут же воткнулся в нос толстяка снизу вверх.

– Пойдём, – сурово велел Руй, хватая брата за руку и утягивая прочь.

Эши оглянулся на ходу. Курдюк вопил, прикрыл лицо и согнулся, а меж ладоней его сочилась яркая кровь. Под натиском толпы с переполненной площади он припал на колени, клонясь всё ниже. А за его необъятной спиной всё громче звучали выкрики, перемежаясь с рубленными командами на альдеваррском языке и грохотом.

– Что такое? – сдавленно спросил Эши, когда они уже оказались на одной из улиц, где можно было вдохнуть свободно. – Что происходит, Руй?

Его взгляд метался от прохожего к прохожему, но родителей и сестры видно не было.

– Седояйцый же всё сказал, – с угрюмой гримасой ответил старший брат. – Добро пожаловать в Альдеварр, чтоб его.

***

Дорога тянулась между безжизненных красноватых просторов, что разделяли Ашмазир и его ближайшего соседа, Зан-ар-Дум. Путь этот не назвал бы дальним и пеший путник. Приземистые крыши маленького города бедняков, торгашей и преступников уже росли перед Эши, хотя окраины самого Ашмазира ещё дрожали частой рябью в раскалённом воздухе за его спиной. Махину храма, что более не вмещал в себе Великого Змея, и вовсе будет видно даже если полдня вести верблюда прочь от сердца царства.

Но Эши было не по себе. При всей своей близости к Ашмазиру, Зан-ар-Дум лежал слишком далеко от берега священного озера, отчего в мёртвой пустыне вокруг него проглядывались разве что редкие сухие кустарники да иглистые кактусы. Приличные люди по доброй воле здесь не селились: без доступа к Ашамази ломалось шаткое равновесие всего естества ашмазирцев. Земля, ставшая основой для их тел, в Зан-ар-Думе довлела над водой, через которую в них вдохнул жизнь Великий Змей на заре мироздания.

Эши вздохнул, оказавшись перед крошечной заставой на въезде в городок. Состояла она из невысокой, в полтора человеческих роста, сторожевой вышки и пары пыльных шатров у её основания. Солдаты с обгорелыми до красноты альдеваррскими лицами бросили лишь один ленивый взгляд на измотанного спутника верхом на тощем верблюде и вернулись к своей незатейливой игре. Они бросали крошечные кубики на старый поднос и тут же возбуждённо орали, будто был какой-то смысл в этих кусках дерева.

Верблюд фыркнул и замялся, переступая границы Зан-ар-Дума. Немногие приходили в этот город по доброй воле: куда чаще на его узкие, тёмные улицы, покрытые песком, стекались те, кому не находилось места в величайших городах оазиса вокруг озера. Тем, кого отвергал славный Ашмазир, всегда было можно обогнуть обиталище Великого Змея и найти своё место в Сигерите на западном берегу. Или в Шор-ар-Дархе на полпути. Или в любой из деревень в зелёной полосе при озере.

Зан-ар-Дум принимал тех, кого отвергал сам Великий Змей. Некогда удобный торговый пост на пути к горам и владениям субихаров уже давно обратился убежищем для воров, шлюх и тех, кого величали торговцами туманом. Последние снабжали отчаявшихся ашмазирцев травами и порошками, что дарили недолгую усладу в обмен на ясность разума и крепость тела. С них же и начался тот путь, который привёл Руя к изгнанию.

Эши вёл верблюда среди простых глинобитных построек в один-два этажа, между которых ютились шатры и палатки самых нищих горожан. Его окружали осторожные взгляды: в Ашмазире говорили, что зан-ар-думцы делятся на воров и тех, у кого крадут первые. И одного беглого осмотра местным хватало, чтобы понять, к какому из этих племён отнести нового чужака.

Эши держался главнейшей улицы Зан-ар-Дума, некогда относящейся к единственной дороге из Ашмазира на юг. Так было до того, как благоразумные торговцы устали от нападений и проложили новую, чуть западнее. За весь немалый путь по городу Эши заметил лишь один альдеваррский патруль. Состоял он сразу из шести всадников в истёртых бронзовых доспехах, тогда как улицы Ашмазира патрулировали тройками. Как однажды поведал Итаки её муж, среди законников назначение в Зан-ар-Дум стало сродни наказанию.

Три немолодые ашмазирки с голыми грудями выскочили перед носом верблюда и принялись зазывать Эши в их бордель, скорее походивший на логово разбойников с трещиной поперёк всей стены. Плантатор демонстративно отвернулся, вздёрнув нос и пустил животное в объезд. К счастью, резкое появление блудниц отпугнуло мужичка в капюшоне, что волочился за Эши уже пару перекрёстков.

Он ненавидел это место почти так же, как ненавидел себя за то, что опять здесь появился. И ведь зачем? Эши вновь искал брата среди хилых лачуг, питейных залов и борделей, ведомый ложной памятью о Руе. Руе-весельчаке, Руе-смельчаке, Руе, который бросился на помощь братишке, когда того едва не затоптал курдюк на площади у храма. И не раз выручал его в дальнейшем, готовый вскинуть кулаки и обнажить нож на обидчика Эши. И всё это лишь для того, чтобы сломать жизнь всей семье несколькими годами позднее.

– Стой, парняга.

Плечистый мужичок лет сорока вынырнул из-за ближайшего шатра и положил ладонь верблюду на нос, отчего глупое животное взбрыкнуло, но остановилось. Выгоревшие волосы незнакомца были стянуты в сальные косички и перевязаны лентой на затылке. Из-под серого плаща – слишком тяжёлого для жаркой поры – выглядывала рукоять ножа.

– Чего нужно? – Эши нахмурил лоб и стиснул челюсть до хруста.

– Хотел спросить, не проводить ли тебя, – разбойник кинул взгляд через плечо. Сзади уже подтягивалось двое ребят помоложе. – Вижу, неместный ты.

Эши с изумлением осмотрел его коричневую кожу и округлые черты – такие же, как у него самого.

– С чего ты это взял? – спросил плантатор.

– А что, много кого знаешь из Дума? – незнакомец усмехнулся и деловито отогнул плащ, ещё явнее демонстрируя кинжал.

Эши переглянулся с двумя молчаливыми бандитами за его спиной и повёл верблюда назад, но разговорчивый бандит ухватил свисающие с морды поводья.

– Знаю Хезо Брюхо, – как можно суровее поведал Эши. – Слышал о таком?

Разбойник сморщился, а глаза его недоверчиво изучали чужака, явно цепляясь к слишком уж чистой тунике и деревянным чёткам на шее.

– Хезо давно мёртв, – выдал он.

– Верно, – Эши прикрыл удивление в голосе. – А я жив, то-то же.

Бандит опустил голову, а его язык скользил по обнажившимся зубам – чёрным и обломленным. Он жестом подозвал товарищей, пока вторая рука тянулась к заткнутому за пояс кинжалу. Эши попытался унять дрожь, крепко вцепившись в поводья. Его собственный крючковатый нож жёсткой шишкой прятался за пазухой, но он сразу решил, что эту драку не выиграть.

– Рахин! – гаркнул вдруг кто-то через улицу.

Рослый, крепко сложенный мужчина бежал наперерез редким прохожим. Взгляд больших, округлых глаз устремился к подступившим к Эши бандитам. Одет он был в добротную накидку и плотный синеватый тюрбан, а кожа его казалась куда темнее, чем у бурых ашмазирцев.