Гастарбайтер

На пороге появилась Соня. Ее никто не заметил, поэтому она, сказала:

– Господа! Я насчет обучения! – заявила она, нарочно не здороваясь. – Правильно ли я сюда иду?

– Теперь ваш угол занят, там у нас кукла, – ответил ей Султан.

– Ей нужен покой. Шуметь тут нельзя, – сказала Алма. – У нас новый порядок.

Бывшая хозяйка отвернулась, чтобы не видеть гостей мужа и, закрыв лицо ладонями, заплакала. Голоса ее не было слышно, но плечи тряслись, довольно заметно. Успокоившись – повернулась.

Мужа среди них не было. Она следила, как эти люди своим необузданным поведением зажгли в нем задор: Бек стал выходить на работу с ними. Соня тогда не дождалась Султана и не поехала к маме, оставаясь все время в городе. Она видела, как муж метет улицы ленивым движением рук. Редко смотрел он выше уровня глаза, обретая новую для себя привычку. Теперь же Соня поняла, что беспечная жизнь миновала, надо бороться за свое место. Пришла домой, а ее красный угол – занят. То, что раньше давалось в соответствие буквой закона, теперь надо было добывать кровью. А кровью она не хотела.

– Совсем как живой он! – сказала Алма. – Тенири с матерью Землей и высоким Небом! Они с нами! Только Арбак родных – далеко.

– Тенири был всегда изначальным, – послышался голос куклы. – На земле появились люди, под ней – прах предков, а на небе призрак – Арбак. Он заботится о тебе. И там, где протекает твоя жизнь, тоже я!

– А кто главный из них? – спросил Султан.

– Хоть меня сделай всевышним – разницы никакой.

Всем казалось, что деревянная кукла в углу одним лицом смотрит на них, ведь она знает, что всем им нужна помощь, все хотят лучшей жизни, и с достатком, в мире и добре, которые мать-земля и глубокое Небо дарили всем от рождения. Но человеку свойственно ошибаться.

– Как попала эта кукла к вам? – спросила Соня.

– Ее нашла Алма накануне отъезда, – ответила Шарипа.

– Ну и что? Оставили бы дома, какая была нужда брать ее с собой в такую даль.

Алма боялась ответить на вопрос Сони, чтобы не обидеть – промолчала. Соня тогда обратилась к идолу:

– Кто же у тебя прежний хозяин? Кто ты есть на самом деле? Я вижу ты не дешевая, а дорогая!

А нашла идола Алма на вершине горы Чеч-Тюбе. Он лежал в земле, целиком погрузившись ликами в грунт, торчала лишь задняя часть.

Горная крутая дорога испытывала их терпение. Сармат шел впереди, за ним ковыляла Алма. Шли так упорно и долго, что довели себя до изнеможения и вынуждены были остановиться, чтобы перевести дух.

– Мы всегда бедствовали, – говорил Сармат о своем племени. – Такую жизнь считали нормальной. Не боимся. Нам кажется, она везде такая.

– Откуда людям знать? Кроме как долину Чеч-Тюбе ничего не видели, – ответила Алма. – Ты, пока служил в армии, а после в городе – испробовал вкус другой жизни.

Сармат после армии десяток лет не возвращался на Чеч-Тюбе. Оставался в городе. А через три года женился на Алме. Познакомился с ней на ликероводочном заводе, куда устроился грузчиком. Оказалось, что и она из Чеч-Тюбе, только из глуши – Джар-Кашата. Она работала на складе – отпускала товар оптовикам. Он грузил им водку, вино и прочие напитки со склада.

Алма поступила на льготное место в химический институт. На третьем курсе бросила учебу. Пристрастилась к выпивке. Домашним писала, что у нее все в порядке. Адрес поменялся – живет у подружек. При первой же встрече с Сарматом она все рассказала ему.

– Когда пью, самой противно! Но не пить – не могу. Впрямь ужас.

– Не помню, чтобы кто-нибудь в Чеч-Тюбе этим увлекался, – ответил он. – Хорошенькой девушке не это нужно. Давай поженимся! Семейные заботы да сам я раздавлю змею.

– Я – серьезно говорю, а ты шутишь.

– А я несерьезно?

Поженились. Жили в общежитии. У нее иногда были срывы. Тогда Сармат несколько дней не разговаривал с ней. Она ходила как убитая – переживала. Потом долго мирились. Опять корила себя. Пристрастие отошло по ложечке, по осьмушечке да все и вышло. Так Сармат освободил жену от дурной привычки. После Алма охраняла очаг и нигде не работала. Одно плохо, она страдала от бесплодия.

Сармат перешел на комбинат стройматериалов – разнорабочим, а через пару лет был причислен в бригаде бетонщиков. Жил – не жаловался. Начался раздел недвижимости. Комбинат, на котором работал Сармат, перепрофилировали. Рабочих выгнали на улицу. В трудовой книжке указали ввиду сокращения рабочих мест. Везде шли увольнения. Сармат с семьей переехал в Аккалу – районный центр, откуда он родом. Решил обустроить свое будущее здесь. Но и тут шли увольнения! Обувные, швейные мастерские, молочная фабрика – не нуждались в рабочих руках. Сармату с женой оставалось сидеть дома и скучать. Они не знали, куда девать себя от безделья. Не раз напоминали родители их, чтобы молодые сходили на гору Чеч-Тюбе: «Там есть мазар – святое деревце. Идите, поклонитесь. Надо просить у Тенири ребенка». И вот однажды просьбу родителей они выполнили.

Истомившись, муж и жена прилегли на склоне горы. Вокруг росла полынь трава. Поддувал прохладный ветерок. Внизу в деревне заголосил первый петух. Сармат и Алма, молча отдыхали перед спуском. Засыпанная землей деревянная кукла лежала рядом с рукой Алмы. Поэтому, когда она оперлась о землю, то задела ее рукой. Ей пришло в голову, что ее кто-то принес и забыл. Алма подняла куклу и передала мужу:

– Что это?

– Не знаю.

– Похоже на идола.

Сармат, осмотрев ее, вернул жене.

– Ты оказалась никому не нужной, – обратилась Алма к кукле. – Влезай сюда, теперь ты будешь у меня за пазухой. Узнаю, кто тебя потерял – верну ему. Нет – останешься у меня.

Ночь убывала, жители деревеньки Джар-Кашат спали крепким, предутренним сном. Вернулись Сармат и Алма с горы Чеч-Тюбе. Почуяв приближение хозяев, дворняжка вышла им навстречу. Алма, спешившись с лошади и бережно достав из кармана дорогую находку, дала понюхать ей. Собака помахала хвостом и широко раскрыв пасть зевнула.

Алма сходила в библиотеку Аккалы. Но об идоле толкового ничего не нашла. Копалась долго. Благо библиотека открыта каждый день, а у самой работы никакой, читай – не хочу.

– Уймись, идолом называют тех, кто обделен судьбой, – объяснила ей библиотекарша. – Тех, кому никто руку и не подаст.

– Мне говорили, что была такая вера в древности, – настаивала Алма. – Неужели я поняла не так?

– Я запрос делала в трех библиотеках – одни отказы. Выйди на улицу. Посмотри вокруг. Там люди строят мечеть. Созывают людей на помощь.

– Хочешь быть правоверной?

– Я – атеистка, мне не зачем.

– А я не мусульманка и не атеистка. Меня воспитал город. Здесь – феодализм, к нему, кажется, никогда не привыкну.

– Надо было оставаться в городе.

– Сармат отправил запрос. Получим ответ – уедем и больше сюда никогда!

– Почему?

– Жить белой вороной?

Дома, у открытого окна Сармат смотрел на односельчан, копающих фундамент мечети. По этому поводу был устроен ашар16. Новый бай дал землю. Миссионер выкупил козу, на обед людям. Односельчане работали, не покладая рук. Белая коза жалобно блеяла до тех пор, пока не появился рядом с ней резник. Он засучил рукава и занялся привычным для него делом. Появилась собака с высунутым от жары красным языком. Она сидела напротив мясника, ожидая той минуты, когда он выкинет ей какие-нибудь из внутренностей козы.

Одним из первых в руку взял кетмень и начал рыть землю Сармат, пока силы не иссякли совсем. Остановившись, вытер пот со лба. Передал черенок кетменя мужчине, оказавшемуся рядом.

– Я – тут, – предупредил Сармат, а потом размышлял вслух. – Теперь в Аккале будет, что показать приезжим! На горы и леса туристы насмотрелись вдоволь. Надо строить на совесть. Не к лицу отлынивать нам.

Алма сидела напротив него и пила воду с молоком из-за отсутствия заварки. О работе на ашаре Сармат разъяснил жене:

– Все жители – на улице.

– Когда же их бывало там мало? – ответила она, подув с шумом, отпила горячую воду. – Бросил их? Как же они без тебя?

Сармат взял четырехликого идола в руку, поцеловал подвернувшийся лик. Рукавом вытер его круглую шляпу.

– Я свидетель! Арбаки предков дал знать о себе! Это больше, чем я ждал. Мое смутное вожделение Арбака сбылось. Знать и узнать все о духах предков теперь я обязан!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

СВОЁ НЕБО

Долго разглядывал Сармат идола. Он оказался выструган из цельного дерева. Тело имело четыре грани, на каждой из них был по три яруса. На верхнем ярусе, кажущемся небом были нарисованы люди во весь рост. В старину говорили, что боги живут в небе, а люди – на земле. Второй ярус был ничтожно малым и человеческие фигурки самыми маленькими. Говорили также, духи предков живут под землей. На рисунках из нижнего яруса люди высовывались до пояса из могил. На одной грани могила была пуста. Казалось, что безымянный ваятель напоминал человеку, что его место – пустует.

– Зачем вера, если предки имели религию? – размышлял Сармат вслух. – Так можно отвергать не только ее, но и самих предков.

Облики идола сохранились неплохо. Но край шапки с широкой опушкой над всеми ликами в одном месте треснул. Сармат поковырял ногтем большого пальца – не трухлеет ли дерево изнутри? Оказалось крепким.

Он поставил идола на подоконник. Через некоторое время собралась детвора. Им было забавно увидеть на окне Сармата куклу. Туда подтянулись и взрослые. Они догадывались о ее происхождение, но говорить ничего не стали.

– Как живой. Или мне мерещится? – заметил Сармат, адресуя свои слова жене.

– Эй, Сармат, выходи из берлоги, тут ждет твоя лопата! – крикнул миссионер грозно.

Сармат был как никогда бодр. Пошел к односельчанам. Взял в руки штыковую лопату, наступив на наплечник левой подошвой, одним нажатием вогнал ее в землю ровно настолько, насколько он захотел. Земля была мягкая, устать от такой работы сельчане так быстро не могли. Оставив лопату в таком виде, вышел из круга. Пошел за дом – на лужайке паслась заарканенная коза. Она, повернувшись всем туловищем, смотрела на Сармата и перестала жевать. Прошел несколько шагов и опять остановился. Казалось, он места себе не находил. Пошел он обратно к ашар, где собрались односельчане. Взял свою штыковку, направился домой, по дороге вытер ее лезвие о траву. Быстро помыл руки и вошел в дом. Окно настежь – кукла стояла на прежнем месте. Алма все еще пила воду с молоком и сходу заявила:

– Сармат, знаешь, кажется, находка моя иногда оживает. Ресницами мне поморгала. И потом вот стоит тут, и день распогодится.

– Разве?

– Не спорю, она из дерева, не может мне моргать, но все же?

– Ладно тебе, голову не морочь. Дам телеграмму дяде Беку в Москву. Без его помощи не выберусь из этой дыры. Жить в аду не каждому хочется.

Миссионер больше не приходил к Сармату, как к остальным, не раздавал свежий бульон и козлятину. Он сидел в темноте, пока собравшиеся односельчане не разошлись по домам.

Алма под вечер ходила в лес за сушняком, вернулась затемно. Увидев все еще открытое окна дома, проходя мимо, громко сказала:

– Достаточно проветрился дом, закрой ставни! А то украсть могут куклу.

Сармат не реагировал, поэтому она отодвинула деревянного идола с того места, где он весь день стоял, потом закрыла ставни сама.

– О! Тепленький. Почему? – удивилась Алма, после добавила. – Как будто всегда была у нас.

– Я всегда с вами, никогда не был в стороне, – проявился в мыслях Алмы ответ идола. – Ты не сомневайся. Не оставляй меня одного.

– Тебя не брошу, – произнесла Алма в темноте. – Мой долг беречь тебя как зеницу ока.

В горах и в лесу всегда тихо, особенно ночью. Тихо-тихо, а потом наступает такое безмолвие, что иногда спящий человек вскакивает с постели. Или едет путник, и вдруг встречный воздушный поток холодком могильным обдает! Эти явления местные считают встречей с духом предков – Арбаком.

Взрослые, увидевшие в доме Сармата идола, воспринимали это с равнодушием, однако дети радовались и крутились вблизи его долго. Взрослые закладывали фундамент мечети. Похоже, их мысли тоже были заняты новой традицией.

Сармату делать нечего. Днем опять сел изучать свойства идола. Попросил Алму дать молока, та принесла в пиале немного его.

– Это не мое место, отнеси меня на алтарь! – Сармат, кажется, услышал голос идола.

Сармат, взяв на кончики пальцев молоко, опрыснул его. Так он угостил идола. Алма с интересом смотрела, как это делается.

Рассвет только окрашивал в серый цвет стены зданий и улиц. Дворники уже орудовали метлами, на ходу просыпаясь ото сна. Ранний час прохладного утра встречал их каждый раз безлюдными улицами. Им было приятно махать метлами. Султан и Алма привычно шли, шурша опавшими листьями. Свежий воздух был жгуч и напоминал о скором снеге.

– Пусть даже мать-земля, Небо святое и Арбак – духи предков обладают потусторонней силой, – спорил он с соседкой. – Они не нужны! Я каждый раз вижу только то, что глаза видят – землю, гору, небо, куклу. Зачем мне притворяться?

– Но другие верят, – возразила Алма.

– На здоровье! Они же не мыслят моей головой.

– Никуда не денешься. Любишься – женишься!

Тогда Султан, выйдя на поле, где обычно местная детвора играет в футбол, демонстративно пнул землю! Встал напротив Алмы плюнул, а потом и пустил воздух! Она смотрела на него осуждающе. А потом, нагнувшись, погладила землю. Отбросила несколько камешков оказавшихся на поляне, в сторону мусорной кучи. Выпрямилась. И они пошли дальше мести. Земля и Небо оставались такими же, как было до этого.

– На то и мать, – сказала Алма. – Она стерпит все. На ней обитают всякие, не любящие тоже. Но нас, любящих мать Землю – достаточно.

Земля лежала под ногами Султана и Алмы. На ней росли травы с тяжелыми колосьями, бутончики осенних желтых цветов, напоминающие множество мелких солнечных дисков. Сорвала Алма целый пучок и с наслаждением вдыхала. Прошел утренний ветерок, тогда вся эта красота заколыхалась. Алме хотелось убежать с поляны, где гуляет холодный ветер, но работа заставляла оставаться на месте.

– Я всегда чувствовал и Землю, и Небо, но в последнее время стал их забывать, – произнес Султан негромко. – На новом месте, оказалось, они не так воспринимаются, что ли? Это я вижу. Сейчас мне видятся они другими, что ли?

– Общая она, поэтому на ней живут люди и букашки, – пояснила Алма. – Ты прав Султан в одном – у нас своя Земля свое Небо! А тут – они другие. Живем мы здесь временно.

– Чужая она!

Повторно опустившись на колени, Алма коснулась лбом земли и, подняв голову, увидела перед собой бутон красного цветочка и поцеловала его.

Недалеко от поля появилась Соня и стала сходу жаловаться Алме:

– Жизнь проходит, а я никак не умнею. А то, что в юности узнала – улетело из головы.

– Я бы на твоем месте об этом не думала. Память хороша, если в ней есть приятные моменты, а если сплошная грусть или кошмары – пусть забудется. Выбирать тут нечего.

– У меня одно плохое оседает в голове.

– Вступай в общественную организацию, нет – в партию! Там думают всем коллективом. Не пропадешь. Решения принимают всем миром. Будешь рядовым членом и спроса никакого! Все за тебя думают. Только во время руку поднимать, когда надо голосовать.

– Об этом я думала! Но боюсь одного. Даешь ход к своему желанию – карьерист! Поддержишь интересы не их – оппортунист!

– Катись или помалкивай! – перебил ее Султан. – Зачем тебе партия, если даже не знаешь, как найти с ее членами общий язык? Не мешай работать.

– Не кипятись Султан, я хотела услышать от вас всего лишь совет, – ответила Соня спокойно. – Теперь люди строем не ходят. Разбрелись, словно овцы на весенней траве. Только вы, чиштибиштинские живете по старинке. Кучкуетесь не по-здешнему. Если чуть копнуть, то и вы каждый сидите в своем болоте! Мысли тоже собственные! А жизнь ведь у каждого – своя! Вот и перестали думать за другого.

Соня постояла рядом с ними, кажется, не зная, куда идти.

Султан не хотел дольше оставаться – надо было обходить участки и закончить уборку до завтрака горожан. Скоро они выйдут из домов.

– Так и не признаешь ее? – обратилась Алма к Султану. – Глянь, та же земля, что на Чеч-Тюбе. Только тут климат иной.

Султан не стал отвечать ей.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

СИМФОНИЯ ЖИЗНИ

Султан пришел с участка, приготовил на кухне яичницу, кофе, сметану с горячей булочкой и еще сардельки. Потом сидел в большой комнате, где все отдыхают, и напряженно думал о чем-то своем, при этом смотрел на куклу. Там же на полу, поджав под себя ноги, сидела и тоже смотрела на идола Алма.

– Мать-земля и синее Небо все равно любят всех, – услышала Алма голос идола. – Они не бывают сердитыми. Человек не раз говорил: «Тьфу, не люблю!» Пинал не раз, плевал не раз. А они смотрят на это безучастно. Ведь каждый из вас потом станете удобрением для матери-земли. Она не злопамятна. Это люди бунтуют, а потом смиряются.

– «Тьфу, не люблю?» – произнесла Алма голосом Султана.

– Хватит! Давай что-нибудь, – услышала она голос идола.

Алма взяла из холодильника бутылку молока и, отлив в ложку, опрыснула куклу, а потом добавила ласково:

– Не обижайся.

Четырехликий идол был с ног до головы в белом молоке. Теперь, казалось, он был доволен.

– Перед ним я – никто! – горько произнесла Алма. – Он может знать все, а я – нет. Он знает мою душу, а я его – нет. Ничтожество!

– Землю Чеч-Тюбе хочу, – ответила кукла. – Где она? Позабыть ее не могу.

– Местные богачи встают с колен, – сказала Алма. – И тут будет скоро тебе уютно. Они поверят тебе.

– В Чеч-Тюбе тоже люди встают с колен?

– Да, народы великие, малые все встают с колен.

– Ты, о чем? – спросил ее Султан. – Если взять по географической и экономической выгоде, то перспектива больше за районами густонаселенными, так, ведь? А тогда откуда шанс у Чеч-Тюбе? Утопия. Зачем себя обманывать?

Алма пошла на кухню, помочь Шарипе по дому.

Султан отдыхал, сидя на том же месте и все думал, потом произнес:

– Идиоты! Современный мир – океан, а они со своими самоварами, тьфу! Полный откат. Не станут они людьми. Узнают, все будут смеяться над ними. Они в детскую игру играют.

Сидел Султан и глядел на лежащих на полу земляков. В эти минуты ему казалось, что он ненавидит их… Те отдыхали после утренней работы, чтобы набраться сил, а потом идти опять на работу. Обычно Султан выговаривал свои мысли пред соотечественниками, чтобы те знали, что думает он. Однако теперь было время их отдыха.

Сармат пришел с улицы последним, похоже, что у него в ушах все еще звучало шуршанье листьев из-под ивовых метел, как «симфония жизни». Так он не раз сравнивал работу дворников.

– Вот, послушай! – обрадовалась Алма, вышедшая в прихожую встретить мужа. – Религия у чештюбинцев была? Была. Могут ее возобновить? Могут. А потом живи со своими убеждениями. Верно?

– Религия? Откуда она возьмется? – вмешался Султан.

– От Тенгрианства! – ответил Сармат.

– Но это же… полнейшая чушь!

– Небо и Земля? – возразил ему Сармат. – По-твоему чушь? Вот они перед нами.

– Человечество эту стадию проходило в младенчестве, а вы модничаете сегодня.

– Тенгрианство17 никто не отменял.

– Оно и сейчас есть. Правда, – присоединилась Алма. – Его надо пробудить в человеке. А то мы спим непробудным сном.

– Другое дело в древности. Выбора не было. – Не согласился Султан. – Теперь человек иной. Будь хоть верующим, хоть безбожником – каждый сам себе хозяин.

– Его никто еще не отменял, – повторила Алма.

Интернет в последнее время не работал из-за технических неполадок. Поэтому в комнате народ не толпился, как прежде. Султан вдруг увидел, как экран засветил, а потом с громкой музыкой самой собой включился. Похоже, подключилась линия, а стабилизатор зажег экран.

– Бек, очнись! Компьютер ожил! Кто имеет доступ, тому теперь работы под завязку. Ты же учишься.

– И так много времени теряю на него, – тихо возразил Бек. – Позови других.

– Закройте эту машину! – казалось, крикнула кукла. – Не показывайте мне, чтобы я не видел ее.

Обычно Султан смотрел на монитор и скучал, не понимая многое в нем. Всегда он становился перед ним с видом смиренного зрителя. Объяснения давались на чужом языке, показывались непонятные для него вещи.

– Не хочется, тем не менее, скажу … – начала Соня робко, сидя на обочине улицы. – Не похоже, чтобы вы были представителями всей власти. Какая там власть, даже не главари своих кланов…

– Я бригадир дворников, – не дал договорить ей Сармат.

– Сами откуда будете, знаете?

– Что собственно тебе надо?

– Приезжий! А разговариваешь как местный головорез! – посмотрела на него Соня с ног до головы и обратно с головы до ног. – Зачем выгнали меня из дома? И что теперь с моим мужем? Сожрете, да?

– Я могу сейчас дать по шее тебе.

– Можешь, конечно. Кого угодно убить можешь…

– Почему копаешься в помойке? Я скажу землякам, они тебе достанут все, что хочешь? Хочешь еду или одежду, что желаешь?

– Хочу на мужа посмотреть. Хотя ты не здешний, все же скажу, что нынешняя власть не может защитить нас. Власть сильна не обещаниями…

– Это меня не касается, – сказал Сармат.

– Жить так не могу! Куда девалась мое жилище, которое обеспечивало меня всем? – спросила Соня. – Не люди, а зараза! Выжили меня из квартиры. Жить среди вас не могла. Отняли ее у меня.

Тут Соня двинулась, беря курс на большую улицу. За плечом она несла пакет с барахлом, собранным на помойке соседнего дома. Шмотки всякого рода, кому-то ненужные вещи.

Сармат мел площадь у сквера и, подняв голову, увидел опять фигуру Сони, стоящую в стороне неподвижно и кушающую что-то. Заметив, что он смотрит на нее, она неестественно помахала рукой. Выражение лица невозможно было различить – далеко находилась.

Бек, войдя в квартиру, скинул туфли, глазами поискал место, куда бы пристроить их. Поставив туфли, потом прошел в большую комнату. В дальнем углу сидели незнакомые люди, Аскар обучал их Интернет связи. В правом углу перед ящиком смотрели передачу его земляки. Подняв голову, Алма громко заявила:

– Вот и дядя пришел. Проходи на свое почетное место. Опять с пустыми руками? Я думала, что-нибудь да принесешь на обед. Хозяином считаешься, а содержать гостей не в состоянии.

Бек, сделал вид, что не слышит, опустился на кровать. Алма встала с места и, опершись рукой на плечо мужа, продолжила:

– Сегодня обеда не будет. Я не могу. Сам как? Яйца сварить умеешь? Знаю, что и того не умеешь!

Земляки Бека смотрели футбол. Бек пробовал возразить:

– Не ваше дело – кормить меня. В квартире со всеми условиями живите. Еще что нужно от меня? Хотите оставить без обеда, мне какое дело? Вести себя не умеете – выкину вон! Этого хотите что ли?

– Вот чего захотел. Ты на Султана посмотри. Сможешь его выкинуть?

Бек, повернувшись к стене, затих.

– Так-то, дядя! Как хочешь, так и зовите, но скажу. Мы приехали работать. Трудимся, чтобы здешним людям жилось лучше! На благо местным горожанам. Мы тебя содержать не собираемся.

Бек достал из внутреннего кармана кошелек и выбросил к ногам Алмы.

– Вот все, что у меня есть – оставьте в покое!

– Не мы придумали жить в одиночку. У горожан он, оказывается, такая привычка испокон веков. Не надо обижаться, швыряя деньгами. Мы у горожан научились тащить одеяло на себя.

Алма достал кошелок с пола, принесла Беку, и, стоя за его спиной, продолжила спокойным тоном:

– Работать надо! Ты кто такой? Кроме нас земляков у тебя никого нет. Кругом – одни чужие. Если мы скажем, ты нам чужой, то к кому пойдешь? Человек должен любить труд. Иди в дворники! Тогда можешь еще немного пожить. Не хочешь – уходи из дома!

Она говорила на одном дыхании. Пониженный тон речи подчеркивала серьезность ее намерений. Бек повернул размазанное в слезах лицо.

– Алма, меня не вы содержите! Собес дает мне достаточно денег, чтобы я не умер с голода. А потом, на кой ляд мне метла? Я всю жизнь работал в конторе.

– У нас ты самый умный оказался.

– Не сравнивайте меня с собою.

– Я тебе подметки не гожусь, да?

Бек бегло оглядел по головам сидящих на полу земляков – глухо. Глаза блуждали, хотя сказать нечего было.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

УХОД СОНИ

Хозяйка Соня опять появилась на пороге, но не решалась перешагнуть. Стояла там и, она полусогнувшись и ожидала, кто ее пригласит войти в дом. Говорил Султан на тему, можно ли получить богатство, ничего не делая. Соня, с изумленным лицом, как завороженная смотрела на Султана, не смея перебить его. В конце своей речи, он вдруг, повернувшись к Соне, прикрикнул на нее:

– Мымра ты, пустая голова! Не позволяй с собой поступать так! Зачем ты позволяешь, чтобы над тобой издевались? Ты свои права не знаешь. Вот, что мешает тебе? Ты – местная! Запомни. Тебе полагается, как президенту!