Расколотый надвое

Она была его сознательным выбором.

Как бы ему не хотелось свалить всё на кого-то или что-то.

Он хотел этого.

Именно сейчас.

Момент истины.

Драко Малфой наконец делает то, что хочет, а не то, что должен. И как же ему чертовски хорошо!

Парень уже не мог сдерживаться, ровный быстрый ритм его бедер сломался, стал хаотичным, смазанным. Он прикрыл глаза, стискивая её талию, входя максимально глубоко, замирая внутри, чтобы насладиться этими мгновениями.

Когда последние спазмы покинули его тело, посылая по нему расслабляющую негу, Малфой всмотрелся в её лицо. Румяное, с чуть озадаченным выражением. Она смотрела на него, но, кажется, не видела. Анализировала только что пережитые телесные ощущения.

Так по-грейнджеровски.

Он едва не хмыкнул. Но сдержался.

Чтобы не спугнуть это выражение.

Ему было интересно, к каким выводам она придёт.

Оттолкнет ли его сейчас?

Должна. Она должна это сделать.

Пожалеть.

Осознать, что натворила.

Потому что для него это не значит то же, что для неё.

Маленькое пятнышко на репутации.

Вмятина на снегу.

Было бы так. Если бы об этом кто-то узнал. Она же не…

Вряд ли.

Но вот она здесь. Всё ещё машинально сжимает его плечи. И в её глазах нет привычной паники из-за его близости. Нет того сожаления, которое он так ждет.

Салазар, она просто… начинает дрожать в его руках, потому что высушивающее и согревающее заклинания, которые он всё-таки наспех наложил перед сексом, постепенно начинают выветриваться, а они больше не рвутся на встречу друг другу, жарко сталкиваясь телами.

И сейчас отличный момент, чтобы отлепить её от себя и свалить. Дело сделано. Непонятно зачем, но сделано.

Бля, кого он обманывает? Понятно, зачем. Чтобы получить то, что хочется. Избалованный мальчик-аристократ всегда получает то, что хочет.

Нельзя нарушать порядок вещей. И если в этот раз ему понадобилась грязнокровка…

Парень неохотно оторвался от нежного тела, влажного от пота и таявшего снега.

Надо сделать это быстро, не размазывать эту дурацкую теперь сцену. Когда они голые в снегу у озера.

Малфой резко дёргается назад, заставив её на автомате вцепиться сильнее. Он тянет её за собой, зацепляя пальто. Накидывая на плечи, когда они встают. И отходит на пару шагов. Оно доходит ей почти до щиколоток и очень широко в плечах. Делает ещё более маленькой и хрупкой. И смотрится… как-то до ужаса хорошо.

Ему не стоит ей любоваться.

Странная установка для парня после секса, но всё же. У Малфоев куча странных установок, делающих их теми, кто они есть. Могущественными и влиятельными.

И несчастными. Несчастными больными ублюдками – если точнее.

– Грейнджер, надеюсь, ты больше не станешь пытаться оборвать свою жалкую жизнь. Не хочу снова привыкать к новой соседке. А старуха со Снейпом точно подсунут мне ещё более раздражающую дуру, чем ты.

Он сказал это небрежно. Не глядя на неё. Но в конце фразы всё же посмотрел девушке в глаза. Просто чтобы убедиться, что она слышала его.

И она точно слышала. Ловила каждое слово. В какой-то момент Малфою показалось, что она сейчас огрызнётся, но гриффиндорка лишь коротко кивнула.

И это все же заставило его ухмыльнуться. Как всё-таки благотворно влияет секс на девчонок. Он не припомнит, чтобы она когда-то была такой покладистой. И надолго ли хватит этого эффекта?

Малфой пошевелился, снова заставив гриффиндорку вздрогнуть.

Она будто боялась, что он ударит. За то, что заставила его чувствовать. А он чувствовал что-то. Определённо. Несмотря на свою неопытность, девушка знала это совершенно точно.

Грейнджер нерешительно глянула на него, а Малфой лишь раздраженно махнул головой в сторону школы.

Нет, она ведь не думала, что они пойдут вместе, взявшись за ручки.

Тихо скользнула вперед. Ни тяжелых вздохов, ни тем более истерик.

Малфой не глядел ей вслед.

Он смотрел на отпечаток. Вмятину на снегу от его пальто, на котором они лежали только что. Как скоро её припорошит свежим снегом? Сможет ли он так же быстро забыть об этом эпизоде?

Глава 20

«Грейнджер, надеюсь, ты больше не станешь пытаться оборвать свою жалкую жизнь. Не хочу снова привыкать к новой соседке. А старуха со Снейпом точно подсунут мне ещё более раздражающую дуру, чем ты».

Слова прокручивались в голове.

Только они.

Без каких-либо собственных мыслей.

Без привычных для гриффиндорки попыток анализа.

Только они.

Может, потому что он особо ничего больше и не говорил. Существенного – в смысле. И даже в процессе… Мерлин, дай ей сил не сойти с ума!

Но то, что он сказал…

Это снова было похоже на… какую-то извращённую, мерзко и грубо выраженную, но всё же заботу. Вероятно, то единственное её проявление, на которое вообще был способен Малфой.

Она хотела съязвить, но слишком хорошо научилась слышать не слова, а то, что за ними. Неплохо научилась переводить сама себе с его языка. Со змеиного. Да она почти змееуст.

Мерлин.

Гермиона смогла только кивнуть в ответ. Ей, по правде говоря, не хотелось вообще ничего обсуждать.

Она и не ждала, что Малфой искупает её в море нежности. Ни эмоциональной, ни физической теплоты. Ничего такого. Но чёрт… это было больно. Первые пару минут. А потом всё-таки немного приятно.

И ещё приятнее.

Нужно было осмыслить.

Нет. Она не жалела. Это было хорошо. Даже лучше, чем хорошо. Если учитывать то, что она слышала от девчонок в гриффиндорской спальне.

А то, что это произошло именно с ним… на самом деле, смутные подозрения, что это случится, были у неё ещё после их первого поцелуя.

Просто это не то, в чём девушка готова была себе признаться.

Признаться в том, что готова переспать с заклятым врагом, стоило ему подойти слишком близко. Так, чтобы чувствовать тепло и запах.

Возможно, она больная. Испорченная. Войной или… она всегда была такой, но подавляла это.

Что это значит для него?

Ещё одна маленькая победа?

Или всё-таки запомнит её?

Запомнит, конечно.

Только потому, что она лучшая подруга его старого школьного врага и вечного конкурента. Может быть, он и хотел её заполучить только поэтому.

Но Гермионе не хотелось в это верить.

Не из-за наивности и розовых очков. После войны от них ничего не осталось.

Нарастающее между ними напряжение казалось таким… настоящим.

Она не чувствовала обиды на Малфоя за то, как он повёл себя после всего, что между ними произошло. В конце концов, она сама вцепилась в него. Так крепко, как следовало бы цепляться за жизнь, когда она тонула в Чёрном озере.

Забавно, она могла просто погибнуть, и ничего из этого не случилось бы. Но стоило ему оказаться рядом, как всё безразличие к жизни и происходящему схлынуло с неё потоком ледяной воды.

И ей снова отчаянно захотелось почувствовать жизнь. Её дикое, бешеное биение прямо внутри себя. Пусть болезненное, извращённое, грязное и неправильное, но зато настоящее.

Ей так надоело старательно кутаться в белую мантию, держаться за образ золотой девочки, исключительно положительного персонажа.

Да, Гермиона, девушка из прошлого, которая в основном была занята учёбой и решением бесконечных проблем своих мальчишек, наверняка пришла бы в ужас.

И не потому, что она представляла себе свой первый раз в постели, на простынях, усеянных лепестками роз.

Но когда мир казался ей более простым и понятным, разделённым на чёрное и белое, Гермиона считала, что её чувства к человеку, с которым это произойдёт, будут… хотя бы не такими противоречивыми, что ли.

И что они точно не будут приправлены таким количеством взаимной ненависти.

Черно-белый мир раскололся, когда он вошёл в неё. Словно кто-то выплеснул на холст всю палитру красок.

Ему нравилось.

Не нужно было быть суперопытной и искушённой в сексе, чтобы это понять.

Пальто ощущалось так тяжело, тепло и неожиданно надёжно на её плечах, окутывая девушку его запахом и ощущением неопределённости.

Как они будут общаться после всего случившегося? А что если…

Нет, Малфой не станет обсуждать с ней произошедшее. Сделает вид, что ничего не было. Ну, хотя бы не похвастается никому.

От этой мысли Гермионе неожиданно стало обидно. Она сразу поняла, насколько это глупо – испытывать недовольство из-за того, что парень не будет рассказывать на каждом углу о том, как лишил тебя девственности.

Она бы и сама не стала.

Скорее всего, они оба испытывают схожие чувства.

Стыд. Мерзкий и липкий.

Нечем тут гордиться.

Если смотреть на ситуацию очень поверхностно, то выглядит она так: красивый, богатый мальчик переспал с отличницей и гордостью школы.

Копаем глубже: он травил её всю школьную жизнь. А она сломала ему нос. Она рыдала ночами из-за его выходок. Он пытался задеть её при любом удобном случае. Его папаша вечно создавал проблемы Гарри. Из-за некоторых они чуть не погибли.

Ещё глубже: он – принявший метку Пожиратель Смерти. Это уже не дурацкая школьная вражда. Он ненавидит таких, как она. Они были по разные стороны на войне. И от этого уже не отмахнёшься.

Его лучший друг чуть не убил девушку. От этого тоже не отмахнешься.

Гермиона ни на минуту не забывала о его метке. Малфою даже не надо было раздеваться, чтобы напомнить девушке о ней. Когда он касался её предплечьем, Гермионе казалось, что кожа в том самом месте обжигающе-горячая. Пульсирующий жар расходился по её животу, боку, груди, ключице, шее, щеке. Везде, где она соприкасалась с ней.

Будто та была отдельным существом. Частью его. Но всё же самостоятельной.

Гермиона в момент их близости чувствовала столько всего: сводящее с ума, болезненное и в то же время неожиданно приятное жжение между ног, трение кожи спины о жёсткую ткань его пальто, из-за увеличивающейся скорости движений, подбирающийся предательский зимний холод на кончиках пальцев.

И всё это казалось правильным.

Идеально совпавшими частями мозаики.

Она столько времени пыталась собрать себя из осколков после войны. Старалась найти смысл в учёбе, в своих проектах, в дружбе, в попытках что-то расследовать и кому-то помочь.

Но старые смыслы не работали. А это… оно почему-то работало. Резко, грубо, абсолютно бесцеремонно. Но оно вытягивало её на поверхность. Как он совсем недавно выдернул её из холодной воды.

Его пальто она наскоро трансформировала в свою повседневную одежду. Если не присматриваться – нормально. Сил на полноценную трансфигурацию у неё не было. Девушка просто не смогла бы сосредоточиться.

Но всё-таки минимальные меры предосторожности были необходимы. Большая часть студентов в такую погоду, скорее всего, сидят по гостиным, старшекурсники тайком пьют контрабандное огневиски и сливочное пиво. Младшекурсники режутся в магические шахматы или болтают, сидя у камина.

Хотя выходить за пределы факультетских гостиных и комнат не рекомендовалось, но всё же строгого запрета не было. Чтобы окончательно не вогнать всех в тихую панику.

Но если кто-то увидит её в мужском пальто на голое тело… Или вообще узнает фирменный малфоевский стиль…

Любитель черного цвета.

К тому же оно было очень дорогим.

Ладно. Это уже паранойя.

Стараясь как можно быстрее и незаметнее преодолеть школьные коридоры, Гермиона не сразу заметила изменения.

Света как будто стало больше.

Так и есть.

Свечи. Праздничные. Серебристого и золотистого цвета. И их количество увеличилось, что делало коридор не таким мрачным. Венки из омелы и остролиста. Может, в Большом зале даже установили елку? Раньше их было несколько.

Неужели Снейп всё же распорядился украсить школу к Рождеству? Вряд ли это самовольство эльфов. Возможно, это было старое распоряжение, выполненное на автомате. Потому что выглядело… неуместно. Только растравливало душу.

Гермиона уже собиралась завернуть за угол, как вдруг услышала знакомые голоса и резко затормозила, сама не понимая, почему.

Милисента Булстроуд и Пэнси Паркинсон.

Отлично.

Будто бы мало ей слизеринцев на сегодня.

– И ты на это согласилась? Некоторые девчонки не верили, что Драко все же уломает тебя на групповушку с Гринграсс. Черт возьми, надо было организовать тотализатор. Заработала бы себе на рождественский трип в Италию.

– А что мне надо было делать? – огрызнулась Паркинсон. – Развернуться и гордо уйти?

– Ну… например, – неуверенно пробасила Милисента. – Слушай, я тебя не понимаю. Драко вертит тобой, как кобель хвостом, а ты липнешь к нему всё сильнее.

– Тебе не понять.

– Да и слава Мерлину! – насмешливо выдохнула Булстроуд. – Сохнуть по такому, как Малфой – провальное дело. Он пользуется людьми. Прямо как его отец. И даже не считает это чем-то зазорным. В наших кругах, как ты помнишь, такое взаимное использование считается приемлемым. Но ты явно отдаешь больше, а сама радуешься каким-то крошкам.

– Он привязан ко мне, – в голосе Паркинсон сквозило отчаяние. – В конце концов, он всегда приходит ко мне.

– Пока ты ему удобна – да, – безжалостно припечатала однокурсница. – Но у Гринграсс гораздо больше шансов стать ещё одной миссис Малфой, поскольку она не будет выносить ему мозг своей ревностью.

– И что прикажешь мне делать? – в отчаянии всхлипнула Пэнси. – Начать его игнорировать?

– Не знаю, Пэнс. Честно говоря, не уверена, что это сработает. Я вообще не думаю, что у вас хоть что-то может сработать. Если Драко и остановится на какой-то одной девушке, то это обязательно должна быть та, кого он уважает. Детка, мне кажется, сам Дамблдор, упокой его Мерлин, не придумал бы, как тебе завоевать уважение Малфоя.

Гермиона вздрогнула, поняв, что продолжает прислушиваться к их разговору.

Групповушка с Гринграсс?

Интересно, насколько надо быть влюблённой, чтобы позволить парню, который тебе дорог, делать такое?

Гермионе стало противно. Не от Паркинсон, та давно внушала ей стойкое отвращение. Ещё до… всей этой странной чуши с Малфоем.

От себя.

Уж точно не ей судить Паркинсон. Не после того, как готова была выстанывать его имя.

Она позволила парню, которого ненавидит, лишить её девственности. Подпустила так близко. Никто из друзей не знал её с этой стороны. И она не хотела, чтобы знали.

Потому что сама не принимала это в себе. Не хотела верить, что у неё эта сторона есть.

Темная. Извращённая. Грязная.

Что теперь делать? Она стоит тут давно и если пойдет сейчас…

Решение этой дилеммы пришло само собой – слизеринки замолчали и продолжили прерванный ранее путь.

Вырулив из-за угла, они наткнулись на гриффиндорку.

– Грейнджер, – Пэнси болезненно поморщилась. Глаза у неё были красными. Догадавшись, что девушка могла услышать их разговор, что унизило её ещё больше. Она злилась, поэтому сразу привычно пошла в атаку. – Чего бродишь тут? Не боишься нарваться на потрошителя грязнокровок? Или желание послушать чужие разговоры пересиливает заботу о собственной жалкой шкуре?

– А ты уверена, Паркинсон, что он нападает только на маглорождённых? – Гермиона оглядела её с отвращением, сложив руки на груди.

– Статистика пока не в твою пользу, Грейнджер, – оскалилась слизеринка.

– Ого, какие слова ты знаешь! – деланно изумилась Гермиона. – Пытаешь повысить свой интеллектуальный уровень? Вот только зачем? Хочешь завоевать чье-то уважение?

Паркинсон мгновенно покраснела от злости. Кровь прилила к бледной гладкой коже быстрее, чем гриффиндорка успела договорить эту фразу.

Гермиона играла нечестно.

Била по открытой ране.

Она так не делала раньше.

Использовать чужую невзаимную влюбленность, чтобы словесно отхлестать и опустить обидчицу.

Но она много чего раньше не делала.

Не спала с врагами, например.

Вот она – эта темная сторона.

То, что произошло на озере, будто прорвало плотину, сдерживавшую бушующую в ней тьму. И теперь она захлестнет всех, кто неосторожно окажется у неё на пути.

Гриффиндорка быстро протиснулась между всё ещё кипящей и пытавшейся придумать достойный ответ Паркинсон и подозрительно молчаливой Булстроуд, и кинулась бежать.

Пока ещё чего-нибудь не наговорила.

Пока не договорилась до дуэли.

Снейп будет счастлив вышвырнуть её из школы.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Между ног саднило, в душе бушевала черная буря, на плечи давило его пальто.

Ей просто необходимо остаться одной. В тишине. Запереться на все известные заклинания. Поставить заглушающие чары.

Вдруг он притащит какую-то девицу сегодня? Будто бы ему не хватило… Нет. Она не будет сейчас об этом думать. Слишком много всего. Уложить всё по полочкам – вот что ей нужно.

Только бы он снова всё не испортил.

Пожалуйста, дай время. Не путай ещё больше.

Глава 21

Малфой стоял на все усиливающемся холодном ветру, глядя ей вслед. Въедаясь глазами в быстро удаляющуюся тёмную фигурку.

Он не чувствовал холода из-за недосушенной одежды, натянутой на недавно горевшее тело.

И не чувствовал сожаления из-за причины своего внутреннего пожара.

Только приятную растекающуюся по венам тёплую негу.

Она расползалась по всему телу, окутывая его. Каждую его часть. Ну… Почти каждую.

Метка продолжала свою пульсацию – то ли возмущённую, то ли возбуждённую. Она будто бы заменяла ему громогласные голоса отца и деда, перекрикивающие друг друга.

Что ты наделал?

Что ты наделал, тупой щенок?!

То, что хотел.

Отъебитесь, глупое старичье. Вы уже отправились в утиль. Ничего, кроме ненависти, после себя не оставили.

И что вы мне сделаете теперь?

Но не это самое неприятное.

Может ли оказаться, что с его стороны это было нечто большее, чем попытка что-то доказать призракам отца и деда?

Метка, словно слыша его мысли, легонько ужалила, заставив поморщиться.

Что-то блеснуло в снегу. Парень опустил взгляд и заметил наспех сброшенные Грейнджер коньки.

Она их оставила. Спешила убраться. Девчонка обувалась вообще или учесала босиком?

Салазар, из-за этих гребаных проблем со сном он стал чертовски невнимательным! Хорошо еще, что матчи пока отменили. Иначе их обойдет даже сраный Пуффендуй, потому что слизеринский ловец рискует уснуть и свалиться с метлы.

Он поднял один конек, задумчиво перевернул, из ботинка вытекла тонкая струйка воды. Малфой вздохнул и подобрал второй.

Вспомнив о них, грязнокровка может снова потащиться на озеро.

На вопрос «И что с того?» он не стал себе отвечать. Иногда было очень удобно игнорировать попытки сознания как-то рационализировать его поступки.

Подождав немного, Малфой решил, что можно идти. Грейнджер давно проскользнула в башню. Никто не свяжет эти эпизоды.

Ей что-то понадобилось на улице.

Ему тоже.

Да и не видел её никто.

…

Ему так не хотелось ни с кем встречаться.

Но прямо у входа в Хогвартс Малфой наткнулся на Паркинсон и Булстроуд.

Сука. Чего они тут трутся?

– Драко!

Паркинсон удивлённо захлопала густо накрашенными ресницами. Тушь, впрочем, местами потекла. Ревела? Черт. Он не станет в этом разбираться. Скорее всего, повод не существенный. Пэнси слишком эмоциональна и вечно льет слезы по пустякам. А роль жилетки отлично исполнит Булстроуд.

Паркинсон явно растерялась, увидев его.

– Думала, ты в башне… Что ты делал на улице? Без пальто…

– Закалялся, – буркнул Малфой. – Я спешу, Пэнс.

– Ты даже не ответишь мне на…

– Я не стану перед тобой отчитываться, Паркинсон! – раздражённо бросил парень. – Не веди себя так, будто имеешь право меня допрашивать!

Ее нижняя губа обиженно задрожала.

Ну что ж. Еще один повод поплакать. Может, выжмет из себя недельный запас.

Хм. Они ведь и Грейнджер, вероятно, встретили. Но не спрашивать же об этом.

– Ты спустишься сегодня в подземелья?

Ее вопрос ударил его в спину.

В подземелья. В гостиную Слизерина. Ко мне. Придешь ли ты ко мне?

Все до боли очевидно, Паркинсон.

– У меня другие планы.

Наверное, сзади был всхлип. По крайней мере, успокаивающее гудение Булстроуд было точно.

А какие у него планы?

…

Драко решил, что хочет побыть один. Максимальное уединение. Возможно, этого удастся достичь на Астрономической башне. Сейчас там вряд ли кто-то торчит. Еще рано пялиться на звезды. Вряд ли кто-то из нерадивых студентов доделывает там свою лабораторную. Да и для романтических встреч и пьянок продуваемая башня не особо подходила.

Малфой оперся спиной о колонну, вглядываясь в казавшееся бесконечном белое марево. Нащупал в кармане отсыревшую пачку сигарет. Хорошо, что не оставил их в пальто.

Высушил заклинанием и, запалив палочкой, с наслаждением сделал затяжку. Тут же скривился. Это были те самые сигареты, которыми он обычно выкуривал Грейнджер из общей гостиной.

Забавно.

Они ведь даже по имени друг друга не называли. Все то время, что он был в ней, он ощущал изумление девушки. Будто не верила в происходящее. Будто все еще тонула в ледяной воде.

Драко наконец сделал то, что хотел, и надеялся, что теперь его отпустит.

Можно поставить галочку рядом с пунктом «трахнуть грязнокровку», существовавшим, разумеется, только в его голове.

Но будет ли он безразлично пожимать плечами, если она станет следующей жертвой?

…

Он появился бесшумно. Гермиона, погружённая в свои мысли вперемешку с чтением, услышала лишь слабый хлопок портрета.

Она тут же вскинулась, почти подпрыгнула на месте, встретившись взглядом с холодными, изучавшими её серыми глазами.

Малфой стоял достаточно далеко, но она чувствовала, что от него пахло морозом и вонючим сигаретным дымом. Запах быстро распространялся по гостиной. А ей всё равно хотелось вскочить и броситься к нему, чтобы…

Что?

Обнять?

Надавать пощёчин?

Потребовать обсуждения всего произошедшего?

Ни один из вариантов не казался ей подходящим.

Поэтому она просто смотрела на него, всё больше нервничая.

Парень же молча сгрузил возле кресла её коньки, которые взволнованная девушка даже не сразу заметила (да и думать про них забыла), выпрямился и продолжил смотреть.

Зачем он принёс их? Можно ли это трактовать как заботу?

Гриффиндорка ни в чём не могла быть уверена.

– Ты долго, – зачем-то сказала она.

Потому что поняла – в гляделки ей его точно не переиграть. Хорошо, что хоть не спросила: «где ты был?». Чтобы окончательно превратить ситуацию в фарс. В больную пародию на отношения.

У них нет никаких отношений. И не будет. Это ничего не значит для него. И лучше бы ей считать так же для себя. В этой игре выигрывает всегда тот, кому больше плевать.

– А ты ждала меня?

Он спросил это спокойно, даже мягко, но без улыбки.

– Нет. Конечно, нет. Зачем бы мне…

– Грейнджер, если ты думаешь, что между нами что-то поменяется…, – начал он напряженным голосом.

Прижечь сейчас.

Она не даст ему закончить. Ей необходимо сделать это самой. Соскрести остатки гордости с пола и…

– Что поменяется? Я все так же тебя терпеть не могу! – быстро перебила девушка.

Уф. Сыграла на опережение.

Смешно, конечно.

Не дать ему сделать больно.

В последний момент выскользнуть из-под жестокой руки, едва завидев тень занесённого над головой меча.

Она отчаянно закусила нижнюю губу, боясь того, что он всё равно сделает.

Он сможет.

Потому что она сейчас так уязвима.

Ему ведь и раньше это довольно легко удавалось. А теперь она сама вручила ему в руки оружие.

Нет, не так.

Она будто опутала своё тело электродами и отдала ему пульт управления, чтобы он мог нажимать кнопки, а её било током каждый раз. Все сильнее.

– Это хорошо. Тебе же лучше, – медленно произнес он. И неожиданно сам для себя спросил. – Где моё пальто?

– Оно… У меня в комнате… Пришлось его трансфигурировать в более подходящую одежду. Его ещё нужно немного просушить, но… Я сейчас принесу!

Гермиона вскочила с дивана, радуясь возможности сбежать и не продолжать этот разговор.

Просто принеси ему пальто, брось на диван и беги в своё укрытие.

Как Гермиона ни старалась, ей не удалось как-то структурировать и нормально объяснить себе произошедшее. Вероятно, ей нужно было больше времени.

– Стой, – он пригвоздил ее к месту, и девушка замерла в полу приседе. – Потом отдашь. Оно у меня не единственное.

Конечно. Об этом обязательно нужно было упоминать. Ну по крайней мере не сказал что-то вроде: «Оставь себе. Мне теперь противно к нему прикасаться». Гермиона не удивилась бы.

Она даже к этому готовилась.

Сразу воспроизвести в голове самый ужасный вариант.

Вот только это же… он.

Самый ужасный вариант ей просто не вообразить.

Малфой устало вздохнул. Кажется, он замерз. Одежда выглядела не до конца просохшей.