Шутка шутера

– Я вижу только, что вы, Аррах, решили сдаться без боя и купить себе прощение за счет меня и просто-таки уникального русского Ивви! – как прекрасна была Аллана в гневе. Ее глаза пускали ядовитые зеленые молнии, ее грива волос полыхала над головой пожаром священного негодования!

– Я вижу, что, заразившись, Аллана, вы стали более человечны, и, как неизбежное следствие этого – стали более глупой. – Аррах одним глазом следил, как наш эсминец на автопилоте пытается вывернуться из западни, а другим он буравил журналистку. – Мертвые мы еще даже более ценны!

– Что? – возмутились мы хором с Алланой, и я почувствовал, что лед в наших с ней отношениях, окончательно растаял.

А еще я понял, что рад тому, что душевность, пусть медленно, но непременно снимет пару сотен процентов интеллекта с моей красотки, сделав из нее настоящего человека.

И в этот миг взрыв сотряс корпус нашего корабля. Враги открыли огонь. И попали.

– Что и требовалось доказать. – плотоядно усмехнулся Аррах. – Ну, так и будем ждать, пока нас разнесут в клочья?

Аллана прыгнула к стойке с файерами, сжала оружие в руках и прорычала:

– Мы будем защищаться!

М-да, видно сильно ее почикали бациллы человеческой душевности. Даже я предпочел бы слинять отсюда, а не погибнуть бесцельно и бездарно.

Аррах, похоже, был со мной согласен. Он только фыркнул и кивнул мне:

– Иван, хватай свою красотку и дуй за мной.

Да, болтать или думать времени не было.

А еще Аррах был абсолютно прав.

Я схватил Аллану за руку и потянул за собой, но она начала упирать, мотать головой. И это было странно. Я снова подумал, что они все, действительно, заразились от меня некоей эмоциональностью, которую считают признаком душевности.

Второе меткое попадание не просто сотрясло наш эсминец. Я почувствовал еще и запах горелой проводки, а это означало, что времени что-то доказывать прекрасной Аллане попросту нет. Пора с умом, или без него, но – уносить ноги!

Я подхватил Аллану на руки и рванул следом за Аррахом.

Не ожидая такого поворота, инопланетянка взвизгнула, удивленно замерла, сжалась, чтобы казаться меньше.

В эти мгновения я почувствовал, как переполняюсь благодарностью к Аллане за то, что ей хватило такта не кричать и не вырываться.

А еще я понял, что готов с ней бежать вот так целую вечность, лишь бы дыхалки хватило, и лишь бы не споткнуться и не вписаться бы в овальный проем дверей.

Конечно, стометровку с Алланой на руках я, наверное, все-таки бы не сдал, но пару отсеков пробежал бодро, за что и был награжден благосклонным взглядом.

У меня возникло такое ощущение, что бедной племяннице самого императора всю жизнь не хватало именно того, чтобы ее носили на руках за то, что она просто есть.

А потом грохнул третий взрыв. Шарахнуло так, что взрывной волной нас буквально протащило несколько метров, зашвыривая в спасательную шлюпку, в которой был уже Аррах, судорожно хватающий воздух открытым ртом.

Сознания никто не потерял, и это было хорошо.

– Да отпусти ты уже меня! – возмутилась Аллана. – Впился как… как…

Видно было, что журналистка не может подобрать достойного эпитета.

– Как клещ. – пришел ей на помощь ученый, задраивающий люк и запускающий флайер быстрым перебором клавиш на выдвижной панели. Вдавленные отпечатки ладоней, которые и были настоящим, не автоматическим пультом управления, покачивались и ждали своей очереди.

Аррах что-то пытался ввести в систему корабля. Или уравнение автоматических маневров между залпами, или хотел вместе с нами совершить прыжок через гиперпространство.

– Да! Именно! – обрадовалась Аллана подсказке ученного, а потом задумчиво спросила саму себя. – Клещ, а кто это?

Но выяснить ей это не удалось, потому что нашу спасательную шлюпку размером примерно в восемнадцать квадратных метров, рвануло так, точно это именно нами выстрелили из своей дурацкой рогатки яростные Angry Birds. Никто не устоял на ногах, нас отбросило назад, к стенке. Причем получилось так, что Аллана и я оказались в объятиях друг друга.

Определенно, мне начинал нравиться наш побег!

Через минуту мы уже смогли отлепиться от стены, пошатываясь дойти до головного монитора, который разделил изображение космоса на две половины, включив что-то вроде переднего и заднего вида.

Наша спасательная шлюпка отделилась от эсминца и стремительно набирала скорость. И вовремя, потому что вскоре позади расцвел ярким огненным цветком покинутый корабль. Из надломленного, такого беззащитного судна белой упругой струей вырвался белый газ, возможно кислород или какая-то особая инопланетная смазка. И этот фонтан вспыхнул огнем примерно так же, как взрывается кукуруза, превращаясь в попкорн. А еще это было похоже на мощный фонтан белой нефти, к которому поднесли факел. Да, эта белая стуя полыхала в безвоздушном пространстве. Когда-то в школе я читал, что это невозможно. Но ведь никто из землян никогда не торпедировал корабли в космосе.

Мне хватило и доли секунды, чтобы понять, чем нам это грозит. Я не кричал. Я просто схватил обоих инопланетян и вместе с ними грохнулся на пол. Я сжимал их обоих так, словно они были величайшей ценностью в моей жизни. Я вдруг понял, что я не хочу потерять не только Аллану, но и этого растрепанного Эйнштейна, вечно витающего в своих космических высокоинтеллектуальных облаках!

Path Engine. Bot 256. Живые и мертвые

Похоже, я исчерпал свой лимит чудес. Втайне я надеялся, что сейчас нас всех вместе снова перенесет в Екатеринбург, как это произошло в прошлый раз, когда мы на корабле Чужих пересекали границу. Наверное, мы были все еще по эту сторону Блокиратора, и потому не представляли собой угрозу для Империи Третьего Союза. По нам больше не стреляли, но и не спешили на помощь. Три громадных корабля повисли вдалеке, наблюдая, как пылает струя газа из покинутого корабля, как беспомощно болтается и наша подбитая спасательная шдюпка.

Да, в прошлый раз я концентрировался, пытался применить восточную технику Кима, которой якобы овладел еще в школе; а сейчас просто уронил друзей и попытался хоть как-то смягчить нам всем удар. Что произошло тогда – скрыто от моего понимания. Я ничего не помню.

Вернее, мне все время кажется, что я до сих слышу свое неестественное, нечеловеческое дыхание, шелест крыльев за спиной, чувствую счастье полета, настоящего, не в каких-то там флайерах и в прочих космических лоханках! И звезды мне тогда светили так близко, что казалось, будто если дохнуть на них, они покроются капельками, словно росой. Но все это больше похоже на сон, на горячечный бред, и я не могу принять эти воспоминания как реальность.

Ведь тогда следует признать, что во время взрыва корабля Чужих, на самом подходе к Земле, столкнувшись с излучением Блокиратора, я не просто не сгорел в пламени, а еще обернулся драконом и вынес, чуть ли не в зубах, Дэвида потому, что для него и меня не осталось спасательных камер! Я не могу поверить в эту чушь! Хотя, весь мир меня пытается убедить, что это правда. Но ведь оборотней не бывает!

Впрочем, есть Чужие.

Как бы там ни было, но в этот раз ничего сверхъестественного не произошло. Конечно, наш спасательный флайер потащило взрывной волной сквозь бездну космоса. Естественно, при таком мощном ускорении извне, произошла деформация обшивки. Наверняка, наша шлюпка теперь похожа на какую-нибудь сплющенную гигантскую тыкву. И остается только надеяться, что при этом нигде ничего не лопнуло, и мы сейчас не теряем кислород сквозь пробоины и трещины, и нигде не продолжает гореть проводка, и не завис головной компьютер.

Я поднялся на ноги, но Аррах с Алланой остались лежать. Что-то в этом было неправильное. Ну, оглушило нас маленько, так что с того?

– Эй, высоколобые, хватит уже! – крикнул я инопланетянам.

Но те и не думали шевелиться.

Мне стало совсем нехорошо. Если они умерли, то, получается, что меня все бросили на произвол судьбы! На Землю нельзя – там со мной еще за сбитый вертолет полностью не рассчитались. У Чужих – корабль угнал. У императора – за племянницей не уследил. Господи, ну за что мне это все? Куда ни кинь – всюду клин!

А еще за мной совсем недавно гнался целый флот. А я даже не знаю, ловят ли они сбежавшего фон Шлиссенбурга, как думала Аллана, или просто сафари у них такое на всех подряд.

Я смотрел на Аллану и боялся пошевелиться. Нужно было проверить ее пульс, но я до сих пор не удосужился выяснить, есть ли у них, вообще, сердца! Я боялся обмануться. А еще надо было выбираться из этой передряги, хотя я и не представлял себе: как?

Стоило искать тайное безопасное место, сейф-комнату, ведь если есть трещины, то скоро нашу шлюпку разорвет. Действовать надо стремитетельно. И в тоже время я не мог бросить Аллану здесь одну. Пока я там бегаю, может случиться взрыв. Только подлые фашисты спасались бы сейчас, запершись в каком-нибудь уцелевшем герметическом отсеке! А я не мог заставить себя отойти от своей журналистки.

Ведь я сам же видел кино про кольцо всевластия. Там хоббит Сэм тоже подумал, что Фродо умер от укуса Шелоб, и бросил своего друга, а его орки нашли и утащили пытать. И вот что если Аллана просто без чувств, и за нами не имперские полицаи несутся, а коварные Чужие, для которых родня императора – очень даже лакомый кусочек?

А это – моя Аллана! Я ведь вначале не знал, чьих кровей она будет!

Я нагнулся над инопланетянами и поднес к им носам ладони. Ни дуновения. Может, у них задержка дыхания?

Прощупать пульс тоже не удалось.

Я почувствовал надвигающуюся панику.

Я вдруг понял, что весь смысл жизни вдруг вытек из меня, точно я был вазой, разбитой об пол. И что мне там какое-то бессмертие души, если вот здесь нелепо и бездарно я потерял лучшее, что могло со мной случиться в этой жизни?!!!

Я медленно поднялся с колен.

А потом закричал и принялся громить все в этой чертовой летающей тарелке! В ярости я швырнул креслом в монитор. Похоже, что при этом кресло я вырвал вместе с проводами. Монитор ярко вспыхнул, и все вокруг меня погасло, погрузив флайер в полный мрак.

Я упал в этом, наползающем отовсюду, мраке и зарыдал.

Меня било в истерике. Я даже не ревел, а скорее орал, катался по полу, рвал на себе одежду, бился головой об пол и стены, но все это происходило точно в бреду. Я ощущал себя человеком, провалившемся в самый настоящий ад…

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем на меня обрушилась полная апатия. Мне вдруг стало все равно. Я затих подле Алланы. Я лежал возле нее, понимая, что надо бы броситься сейчас на стражников, которые непременно явятся нас арестовывать, что нужно убить хотя бы одного из тех гадов, что стреляют по эсминцам, не отвечающим на их огонь. Надо научить имперских крысенышей уважать чужую жизнь! Да, надо.

Однако я вдруг начал понимать, что если кто сюда и войдет, то меня просто потащат на допросы, точно старый тюфяк.

Не было ни сил, ни желания жить. Даже мысли стали какими-то аморфными. Все потеряло значение. Наверное, я хотел в тот миг умереть, но это почему-то не получалось…

А потом я словно вынырнул на поверхность океана, глотнул воздуха и ясность мышления ко мне вернулась. Это случилось, будто кто-то нажал кнопочку и просто перезапустил компьютер, который внутри меня. Да, было настолько похоже, что будь я в других условиях, это испугало бы меня, но сейчас были дела и поважнее.

Я поднялся, даже по привычке отряхнулся.

Никто за мной не пришел!

Почему они расстреляли флайер, но не удосужились его обыскать?

Они явно чего-то ждут. Они знают о нас нечто такое, что работает на них, и теперь нужно во что бы то ни стало сделать все свои недостатки одним большим, пусть предсмертным, но – достоинством!

Я огляделся.

Темнота была не полной. Кое-где вспыхивали и гасли, перемигивались диоды. Помещение заполняло гнилушное зеленое свечение, похожее на туман, клубящийся над болотом.

Я отдавал себе отчет, что нахожусь в спасательной шлюпке, компьютер и узел управления которой пришли в негодность. Починить это мне не удастся. У меня на борту два трупа. И, собственно, эти проклятые восемнадцать кубических метров просто задушат меня, потому что никакой растительности или баллонов с кислородом я здесь не наблюдал. Никаких катапультируемых кресел или просто скафандров. Ничего!

Возможно, зря мы рванули с эсминца. Он, даже переломленный пополам, состоял из куда более просторных отсеков-комнат. И там был аналог нашего холодильника и душевая комната. И прочие удобства космической жизни.

А это – спасательный флайер, на нем хорошо делать небольшие переброски в пространстве, но для нормальной жизни он не предназначен, ну как отдельное купе, изъятое из вагона поезда и заброшенное в пустоту.

Я никогда раньше не испытал клаустрофобии, а тут мне вдруг захотелось непременно выйти отсюда! Куда угодно, лишь покинуть стены этого саркофага! И страх начал подкатывать к горлу, будто я живьем проглотил большую склизкую жабу, и теперь она лезет наружу!

Я торопливо двинулся вдоль стен, шаря руками, пытаясь найти рычаги, кнопки, пульты управления. Я даже был бы рад разгерметизации, потому что тогда бы мгновенно бы воссоединился с Алланой.

Впрочем, если у них нет душ, то после смерти все граждане превращаются в прах. И от осознания этого было совсем тоскливо.

Я добрался до главного монитора, который так неосторожно разбил в приступе неконтролируемой ярости, начал тыкать его во все места, но техника была мертвой, холодной. Она напоминала мне сфинкса, сидящего на берегу Невы и вспоминающего пески своего Египта.

Я понял, что все бессмысленно. Я один здесь, в этой темноте и пустоте!

Имперские полицаи, наверняка, зависли над разбитой шлюпкой и не суются внутрь, боясь получить отпор. Мы им, все равно, живыми не нужны. Наши орудия без компьютера не выстрелят. Им остается только подождать, пока мы все задохнемся – и все, операция по задержанию особо опасных преступников будет блестяще завершена!

Как же мне хотелось сорвать их зловещие и подлые планы!

И вдруг что-то щелкнуло, словно сработал рубильник, точно включилась, наконец, аварийная система, зашумели вентиляторы, и этот звук оживающего корабля был словно пение птиц в саду Эдема.

А потом раздались глухие удары, словно где-то далеко в сибирских лесах забил в бубен патлатый шаман, танцующий на берегу ленивой реки у взметнувшегося к небу костра.

Сначала я подумал, что это у меня совсем крыша двинулась, но не тут-то было!

«Ом, Ра, Ом Нем!» – Выкрикивал голос то ли заклятия, то ли отдельные слоги тех фраз, что сам я не в силах был понять, точно первоклассник, только-только научившийся складывать буквы в слова.

И вспыхнул свет.

Лучше бы его не было!

Посередине комнаты стоял призрачный мужчина, воздевший вверх руки. Лицо его прятал капюшон, но, возможно, там клубилась лишь мгла. И этот незнакомец тянул гласные заклятий. И где? В космосе, где нет богов! В мире, где души – бактерии, где высшая раса – граждане Империи – обладают интеллектом и разумом, но чувства и, тем более, вера – им совершенно непонятны!

Наверное, все-таки идет утечка воздуха и это у меня галлюцинации!

Или нет?

За моей спиной раздался шелест одежды.

От неожиданности я даже подпрыгнул.

Это поднялись Аллана и Аррах. Лица их стали синими, губы приобрели мертвенный сиреневый оттенок. Они протягивали ко мне скрюченные пальцы.

Мне даже показалось, что они сладострастно шепчут: «Мозги! Мозги!»

И в этом была извращенная имперская логика, инопланетяне в любом своем состоянии всегда ценили интеллект превыше всего, и то, что в дурацких мистических фильмах кажется забавным, будто зомби пытаются жрать человеческий мозг, здесь и сейчас было не смешно ни капельки!

Я закричал и схватил переломанное многострадальное кресло, которое не убиралось в стены именно потому, что я уже искалечил его механизм о монитор.

Я размахнулся и, наверняка, снес бы одним ударом полбашки приближающемуся мутанту Арраху, если бы вдруг посреди всего этого ужаса небытия не раздался знакомый и такой радостный лай Банга.

Верный пес спешил мне на помощь!

Я понял, что теперь-то мне, точно, не страшны никакие потусторонние силы, если это, конечно были они, а не очередные опыты над человеческим сознанием. А потом у меня выбили из рук кресло, и мрак накрыл меня с головой.

Очнулся я от ощущения сырости. Приподнявшись на локте, увидел сырые стены и высоко надо мною маленькое зарешеченное окно. И тусклая пыльная лампочка одиноко светила под потолком сквозь решетку.

Аллана и Аррах сидели на полу у стены. Они молчали. Было такое ощущение, что они боялись именно меня. Возникало смутное предчувствие, что не все мои последние видения порождены каким-то галлюциногенным газом. Что-то произошло по-настоящему, но как теперь отделить реальные события от навязчивых видений?

Скорее всего, когда выстрелом попали во флайер, я утратил контроль над разумом, потому что случилась утечка воздуха. Но могло быть и так, что нас сразу, изначально, перебросили в тюрьму, ведь я не понимаю, как работает этот странный препарат, который все упорно зовут Гриммиргом.

Гриммирг. Это слово мне что-то смутно напоминало. Что-то темное, склизкое и подлое сквозило в этом слове. Я еще подумал, что Толкиен не зря назвал мерзкого наушника Гриммой, что он тоже использовал это имя для обозначения чего-то другого, совсем не человеческого характера.

Гримм наложим на мир. Загримируем всех, ибо все – театр.

Нет, что-то не то! Что-то в этом имени скрывается более темное, древнее.

– Ну, так и будем таращиться? – прошептал я Аллане, усаживаясь на голый пол, подпирая спиной стенку. – Будем думать, Чужой я или свой, да?

Девушка пожала плечами, мол, кто вас, уральских геймеров, разберет.

И в этом небрежном жесте была вся Аллана: живая, не погибшая при взрыве флайера. Я смотрел на нее и молил лишь об одном: чтобы те, другие видения, оказались не настоящими.

– Как мы здесь оказались? – я повернулся к Арраху.

– Нашу спасательную капсулу нашу разорвало в трех местах. От нехватки кислорода мы все едва не погибли. Несколько лишних секунд – и мы бы здесь уже не разговаривали. Особый отряд быстрого реагирования «Эдельвейс» десантировался в разбитый флайер и буквально вытащил нас из лап смерти.

Это было похоже на правду. Вот только смущало слово «Эдельвейс». Как будто я слышал и его, но совсем не здесь. И еще я чувствовал отторжение к этому слову, такое же, как к Шлиссенбургу. Мне даже казалось, что этот горный цветок и майор Бундесвера между собой как-то связаны.

– А откуда он взялся, «Эдельвейс» ваш?

– Спец войска имперского назначения, сопровождающие все операции по задержанию особо опасных преступников.

Я хмыкнул:

– Один безумный ученый, девушка и геймер – о, да, это очень страшные люди!

– И нечего тут морды корчить. – сказала Аллана, но в голосе ее все еще сквозило недоверие. – Ловили не нас, а Муррума, вытащившего фон Шлиссенбурга из Залы Ожиданий. Они летели в том самом эсминце.

– А попались мы. – я поднялся на ноги. – Какая досада!

– Я так понимаю, это называется иронией. – Аррах смотрел на меня исподлобья. – Но ситуация сложная. Уже половина Империи знает, что Муррум мутирует, окончательно превращаясь в акрога. И никто не ведает, какими еще побочными явлениями может обернуться это чудо. Имперские Управления Внешней и Внутренней разведки сошлись на том, что столкновение с человеческой душой, особенно если ее носитель – русский, ведет к поражению не только центральной нервной системы граждан, но и к глобальной перестройке всего организма, который не исторгает инфекцию, а, наоборот, подстраивается под зародыш души. Случай с Муррумом ясно показывает, что при эпидемии душевности некоторые граждане мутируют в иные формы жизни. Более того, экспрессивность и эмоциональность, которые мы раньше не понимали, приведет к массовым психическим расстройствам. Среди зараженных появится и бич человечества: патологическое влечение к смерти и ужасам. Сейчас Империя не просто объявила Карантин, но ловит всех, причастных к распространению инфекции. Они боятся, что часть граждан станет маниакальными серийными убийцами, и что их будет гораздо больше, чем в земных условиях, потому что вся ваша социальная система строится на насилии и подчинении, и многие носители душ довольствуются унижением других или просто драками на свадьбах. Остальные идут добровольцами на все эти ваши нескончаемые войны… – Аррах смущенно помялся. – Надо признать, что разведке с нами просто очень повезло. Поймать русского, как переносчика инфекции – для внутренней безопасности страны даже лучше, чем того же немца Шлиссенбурга.

– Ну, понятно. – я кивнул головой. – Мы это уже проходили. Идиотов со значками «Убей русского» встречали еще лет сорок назад, только вот мы не догадывались, почему нас так люто ненавидят в Европах и в Америках. Просто они все ближе к вам, бездушнее в прямом смысле этого слова, они боятся нас, как огня. Вот воистину: что хорошо для русского, немцу – смерть!

– Сарказм нас тоже не защитит. Я ведь теперь, получается, отвечаю за распространение болезни в Империи, и Аллана – наш общий пособник. – Аррах вздохнул. – А еще они блокировали Раддара. Он увяз в информационной паутине. Мы сейчас беззащитны. Я никогда в жизни не был так одинок. И так растерян. С одной стороны я чувствую в себе росток этой самой душевности, понимаю, что сам стал разносчиком опасной, гибельной для обычных граждан инфекции. Но, с другой стороны, – я вижу новые перспективы, и откровенно жалко этих новых возможностей, которые начали открываться. Отправиться в игру самому, а не послать туда Раддара – раньше было бы для меня подвигом, но теперь я понимаю, что мы все не жили, а словно находились в анабиозе. Не зря государство поставило Блокиратор. Когда все услышат зов приключений, когда ощутят внутреннюю свободу и потребность что-то делать для себя, для удовольствия, для души, если хотите, вот тогда и начнется хаос. Это мы, жалкие гибриды граждан и иных форм разума можем стоять над ситуацией, но простые граждане никогда не испытывали даже тени чувств, и для них эта эпидемия душевности обернется трагедией. Мир потеряет стабильность, система ценностей станет с ног на голову. Они все непременно увидят красоту в убийстве. Фон Шлиссенбург станет для них настоящим знаменем, черным мессией, который может дать им все удовольствия низшего уровня. И начнется бунт, который снесет всю государственную систему. Это будет даже не революция, а анархия.

– Не можешь предотвратить пьянку. – хмыкнул я. – Возглавь ее. Почему бы правительству самому не стать знаменем своему народу?

– Эх, Иван. Вы сами своего царя зачем убили? Он был хорошим человеком, только слишком добрым. Император должен быть беспощадным, но справедливым. Жалость рушит империи. А именно жалостливость – основное качество души. Вы именно: если жалеете, то и любите, а не наоборот. Нельзя возглавлять одушевленных граждан, потому что они превратятся в монолитную безликую массу, сметающую все на своем пути. Души будут скручивать граждан, как жгут, они будут изворачивать их тела, доводя до безумия. И то, что вы вкладываете в словосочетание «душевнобольные» некий абстрактный смысл, для нас станет смыслом прямым и единственным. Бездушные ополчатся против душевнобольных. Кого тут возглавлять? Они же в этом противостоянии все научатся ненавидеть друг друга. И уже станет все равно, кто заражен, а кто нет, начнется война ради войны, все будут мстить ради мести. Это неизбежно и неотвратимо.

Аррах выглядел потерянным, словно сам не до конца верил своим откровениям. Но что-то мне подсказывало, что, скорее всего, именно так все и будет, если прямо сейчас не переловить всех землян и всех заразившихся, и не сжечь их оптом на какой-нибудь далекой пустынной планете.

Это не предавало оптимизма. Правительство Империи Третьего Союза просто не может принять иного решения!

Я слушал Арраха и тем временем прошелся вдоль стены, постучал по каменной кладке в некоторых местах. Пустоты не обнаружил.

– Да понял я. Всем – кранты! Но мы еще поборемся. Русские – не сдаются! – я сел на старое место и задрал голову вверх, чтобы получше разглядеть лампочку в решетке и высокое далекое темное окно в потолке. – Они, стало быть, ловили одних преступников, а поймали других – не менее ценных.

Что ж, похоже, полицаям, действительно, повезло. Они могли захватить и пустой эсминец в тот момент, когда шпион с фашистом уже слиняли, а мы еще не переместились. Вот только тогда, сдается мне, нас бы просто разорвало и разметало по космосу. Так что плен это пока не самое худшее, что с нами произошло за эти сутки.

– Но это еще не все. – Аллана тряхнула волосами. – Знаешь, Ивви, хотя император наложил вето на уничтожение нас троих, но ведь и противоядия ни у кого нет. Мы обречены на вечную изоляцию. И даже если сыворотку антидушия в скором времени найдут, то, скорее всего, ты, Ивви, не исцелишься.