Полная версия
Окно с видом на счастье. II том
Однако на этот раз у него получилось сделать это вслух. Ира со Светой переглянулись:
– Ир, какая Катя? Ты слышала? Он Катю какую-то зовет…
– Не знаю, Свет, – с великим недоумением в голосе ответила Ира. – Отродясь у него никакой Кати не было…
Корольков снова, страдальчески изогнув брови, ясно позвал: «Катя! Катенька!»
– Нифига себе, Ир! Вот это новости! Что за Катя? – любопытству Светланы, казалось, не было предела.
– Свет, ну под наркозом всяко же бывает… Может, ему что-то снится!
– Да конечно! Рассказывай мне. Я что, первый раз замужем? – возмутилась Света. – Под наркозом все выбалтывают обычно. Интересненько! У его молодухи, похоже, хвосты-то по три метра! – добавила она злорадно. – Все успевает!
– Ладно, давайте, бабоньки, раз-два, взяли! – скомандовала Розалия Львовна.
В этот момент Саша опять пришел в себя и произнес:
– Девки, девки, вы чего, я ж тяжелый!
– А-а-а-а! Тяжелый! – воскликнула медсестра Лена. – Вы того дяденьку в сто девяносто килограмм живого веса не видели, которого мы втроем тягали! А вы пушинка, Александр Леонидович!
– Давайте! – раздался голос Иры. – На раз-два! На каталку. Все. Поехали.
Он почувствовал, как каталка, на которой он уже лежал, поехала, загромыхав, потом развернулась, снова поехала и, наконец, остановилась.
– Саша, Саша, проснись! Мы сейчас тебя переложим на кровать. Помогай нам, а то здесь не развернуться! Раз-два! Молодец! Все, спи.
Он ощутил, как его укрыли одеялом и снова уснул.
До позднего вечера его колбасило: он то просыпался от боли в животе, когда казалось, что рану забыли ушить, до того она саднила, то вроде бы отключался, чуть повернувшись, и боль немного утихала.
За окном было совсем темно, когда в палату зашла Света:
– Сань! Просыпайся! Надо подниматься!
Саша, который только-только нормально уснул – видимо, наркоз переставал действовать, и сон стал почти естественным, без странных мыслей и видений, хрипло возмутился:
– Куда подниматься, ты чего, Свет! Я пошевелиться не могу!
– А ты как хотел, родной! Пять часов прошло! Давай потихоньку-помаленьку вставай и иди.
– Куда иди? – все продолжал недоумевать Корольков.
– Да хоть куда. В сортир вон можешь сходить хотя бы. Сам же знаешь, что ходить надо. Давай я тебе простыню через спинку кровати перекину, будешь на руках подтягиваться, так легче.
– Не надо, я не инвалид. Сам встану, – ответил он.
– Ну гляди…
Очень медленно, по сантиметру – боль отдавала в каждую клеточку его тела, – Саша, опираясь рукой о тумбочку, сполз с кровати и, согнувшись пополам, осторожно переставил сначала одну ногу, потом другую.
– Сань, мы тебе чистые штаны и рубаху надели, – сообщила Света. – Трусов не нашли.
«И слава богу», – подумал Саша, а вслух сказал:
– Спасибо, Светик!
– А чего ты наврал-то, что в трусах? – продолжала измываться она. – Я же тебя еще спросила, что ты без трусов, а ты говоришь, мол, на мне они…
«Да что ж такое сегодня с этими трусами-то, – вымученно подумал Корольков. – Когда это уже кончится!»
– Свет, да фиг с ними, с трусами. Ты чего домой не идешь?
– Ага, а тебя я на кого оставлю? На дежурантов, что ли?
– Да прям, что мне сделается! – усмехнулся Саша. – Давай домой. Пусть Илюха за тобой приедет, одна не ходи, поздно уже! Поняла?
– Ла-а-а-адно… Но ты, если что, сразу мне звони! Утром Абрам придет, я ему про тебя уже все рассказала.
– Иди-иди, я сам как-нибудь, – сказал Саша и, чуть помолчав, добавил:
– Свет…
– А?
– Спасибо…
– Угу, – невнятно пробормотала Света, хотя было видно, что она довольна.
Довольна тем, что он поблагодарил ее так искренне. Довольна, что сделала свою работу чисто и грамотно, что смогла быстро и, можно сказать, в полевых условиях, организовать операцию, довольна, что они успели…
Довольна, что показала Сашке, которого всегда считала талантливым врачом, что она тоже профессионал, хоть и рабочая лошадка по сравнению с ним – одаренным хирургом, который постоянно придумывал что-то новое в их работе, даже там, где, казалось бы, ничего нового придумать уже невозможно.
Лето 1994 года
Света раз и навсегда признала пальму первенства за Корольковым, когда они все – Лёша, Саша и Света – были еще студентами и только начинали работать у Мусина в отделении.
На дворе стояло лето 1994 года – страшное и непонятное время, хотя им, молодым, тогда казалось, что все понятно. Может, потому, что думать на эту тему ни Светлане, ни ее друзьям – Саше и Лёше – было некогда.
Все трое были одержимы медициной, хирургией, знали, что только в этом их призвание, а времена – что ж… Времена всегда тяжелые.
В те годы врачам жилось тяжко: зарплату, и без того мизерную, не платили месяцами, и многие доктора вынуждены были уйти из профессии, чтобы их семьи не умерли от голода. Другие не выдерживали свалившейся на них нагрузки: работать приходилось за себя и за того парня – на две, а то и на три ставки, и люди, физически не выдерживая, уходили.
Оставались самые стойкие да те, у кого выросли и стали на ноги дети, которых уже не нужно было учить и кормить. Эти люди понимали, что если уйдут и они, то лечить больных будет просто некому. Так происходило повсеместно, во всех лечебных учреждениях, однако в горбольнице номер четыре дела обстояли более-менее благополучно. Тогдашняя главврач была не только профессионалом своего дела, но и хорошим администратором: она организовала работу клиники таким образом, что сотрудники все-таки могли не падать в голодные обмороки во время работы и чем-то кормить свои семьи.
Главврач заключила договор с одним из немногих оставшихся в области хозяйств, которое функционировало и продавало свою продукцию. Больница обслуживала работников этого сельхозпредприятия по всем направлениям, а хозяйство, в свою очередь, поставляло в клинику овощи, мясо, молочные продукты, яйца, словом, все то, что выращивало и производило.
Она расширила штат и помещение пищеблока, что позволило кормить не только пациентов, но и сотрудников клиники. Все врачи, медсестры, санитары и прочие работники больницы получали талоны на двухразовое питание в столовой. Неиспользованные талоны можно было выбрать хоть какими-то продуктами.
И только за счет этого многие не увольнялись, что позволило сохранить клинику. Часто в больнице работали семьями, и при другом положении вещей один из супругов должен был бы уволиться, чтобы кормить семью, а так работать продолжали оба.
Главврач строго следила за работой пищеблока, чуть не лично пересчитывая каждое яйцо и перевешивая каждый килограмм мяса. Если кто-то из столовских начинал подворовывать, увольняла нещадно, без предупреждения и без расчета, по статье «за халатность». Сотрудники пищеблока знали об этом, и после нескольких таких увольнений воровство прекратилось.
Для детей своих работников эта удивительная женщина смогла в те страшные времена организовать летний православный лагерь. Все в том же хозяйстве, которое поставляло в больницу продукты, пустовали два барака, раньше использовавшихся во время уборочной. Отец Сергий, больничный священник, и с ним несколько монахинь из Колыванского женского монастыря забирали в начале июня всех ребятишек, от мала до велика, которых родителям, день и ночь работающим в больнице, некуда было девать, и выезжали с ними на природу. Сначала готовили к сезону бараки, организовывали кухню и баню, а потом на автобусах, выделенных одним из автопредприятий города стараниями все той же главврача, везли ребятишек в летний лагерь. Отец Сергий, десантник, отслуживший в Афганистане, учил детей всему, что умел сам: как разжечь огонь, как ориентироваться в лесу, как защитить себя от нападения. Вечерами в лагере был костер, песни под гитару, рассказы отца Сергия про разное: когда про бога, а когда про службу в армии или спортивное прошлое. Самых маленьких спать укладывали сестры, и на ночь для них всегда были стакан молока с печенюшкой и сказка.
Вот так и выживала в то время городская больница номер четыре и ее сотрудники.
Тем не менее врачей и среднего медперсонала не хватало, и трое ребят, каждый из которых пришел в медицину осознанно и готов был работать с утра до вечера, только бы стать настоящим хирургом, были на вес золота.
Лёша Румянцев, Света Гулькина и Саша Корольков работали в отделении неотложной хирургии, которым руководил Семён Маркович Мусин. Сначала туда устроился медбратом Саша, а потом, видя, что средний персонал нужен как воздух, испросив согласия Мусина, привел своих друзей. Все трое дежурили ночами, поскольку днем учились. Работали ребята через ночь, а иногда и каждую ночь, и как они это выдерживали, одному богу известно, однако никто не жаловался, обязанности свои выполняли добросовестно и серьезно. Еще и умудрялись учиться у хирургов разным премудростям профессии, часто стоя за спинами врачей во время операций.
Самым крутым из них троих был Сашка: он поработал несколько месяцев на скорой и отслужил в санбате. Лёша тоже отслужил в армии, но не в медицинском батальоне, а в ракетных войсках. Он не поступил в медицинский институт после школы, и его призвали в армию. Саша же, проучившись почти четыре курса, не сдал проклятую аллергологию, и был отчислен, поэтому и служил потом в медбате. Таким образом, на пятом курсе они оказались вместе. Света же была моложе ребят на два года, потому что в армии не служила и поступила сразу после школы.
В ту ночь в отделении неотложной хирургии дежурили Света и Саша. Единственный на два отделения – неотложной хирургии и травматологии – врач, немолодой хирург Николай Петрович Ковалёв, оставив отделение на Сашу и Свету, оперировал с ординатором-травматологом Димой Капустиным поступившего экстренного пациента – пострадавшего в аварии мотоциклиста.
Светка сидела в приемном покое, Саша – на посту в отделении. Было около двух часов ночи, стояла тишина, и только стрекот кузнечиков слышался из больничного парка, окружающего корпуса старейшей в городе клиники.
Саша вышел в коридор и закурил в окошко на лестничной площадке первого этажа, приоткрыв дверь в отделение: на всякий случай, ведь по-хорошему, с поста уходить не полагалось. Тут дверь из приемного покоя открылась, и показалась испуганная, с вытаращенными глазами Светлана:
– Саня-я-я-я…
– Чего такое?
– Са-а-а-ань… Там, на крыльце… Сидит кто-то… И кровь…
Саша отреагировал, как всегда, быстро: затушил сигарету и, бросив Свете через плечо: «Иди на пост», прошел через приемный покой и выглянул на улицу. На крыльце и вправду, привалившись спиной к перилам, сидел человек. Это был молодой мужик в трико и кожаной куртке, под которой виднелась белая футболка, буквально пропитанная кровью. Он держался правой рукой за левое плечо, и на ступеньках возле него была кровь – немного, но лужица натекла вполне заметная. Увидев Сашу в белом халате, парень прохрипел:
– Братан, перевяжи меня! Пулевое в плечо, кровища, видишь, хлещет…
Саша сразу сообразил, что перед ним боец какой-то бандитской группировки, раненный во время разборок. Дело было обычное, по ночам в Новосибирске то и дело стреляли – шел бесконечный передел сфер бандитского влияния, и народ уже не удивлялся, когда в ночи раздавались выстрелы или визг тормозов, а то и просто звуки поножовщины с криками и воплями.
– Идти можешь? – спросил он ночного гостя.
– Могу, – ответит тот и добавил: – Они могут сюда нагрянуть, братан, добивать меня. Надо кровь как-то убрать, я вроде оторвался от них, но мало ли… Спрячешь?
– Спрячу, – сказал Саша. – Пошли.
Парень с трудом поднялся и, все так же зажимая рукой рану, пошел за Сашей.
Войдя в коридор, Саша шепотом, чтобы, боже упаси, не разбудить кого-то из больных, позвал:
– Светка! Светка! Иди сюда!
Та, испуганно подняв голову и увидев его, подошла.
– Так, давай быстро, Светик! Быстро! Ведро и швабру и отмывай кровь на крыльце. Только так, чтобы ничего не осталось, поняла меня?
Поскольку во время дежурств им часто приходилось выполнять еще и обязанности санитаров – мыть полы, туалеты, лестницы, то где находятся ведра и тряпки, оба прекрасно знали. Под лестницей была крошечная незаметная каморочка, в которой все эти орудия труда и располагались.
Света, едва взглянув на Сашу, поняла, что дело серьезное, времени на вопросы нет, и кинулась к каморке.
– Потом избушку на клюшку сразу! Поняла, Света? И ко мне.
– Да, поняла, все поняла, Саш!
– Так… С тобой… С тобой… – обернулся он к раненому, вытащил из шкафа чистый халат и накинул его на плечи парню. – Пошли, только старайся не топать, не дай бог, кто проснется – нам хана.
Придерживая пошатывающегося раненого, Саша осторожно повел его через отделение в процедурный кабинет. Окно процедурного выходило на противоположную от главного входа сторону, в глухой больничный дворик, поэтому можно было почти не опасаться, что если вдруг кто-то и подойдет к зданию, то увидит, что в одном из окон горит свет.
Саша закрыл дверь, щелкнул выключателем. Снял с парня халат и бросил его на пол у двери. Потом усадил его на кушетку и снял сначала правый рукав его куртки, потом, очень осторожно – левый. В кармане было что-то тяжелое – оружие, догадался Саша.
– Так, давай я посмотрю. Тихо, тихо, не бойся, я пока ничего не трогаю.
Саша быстро и тщательно вымыл руки, надел перчатки:
– Ну все, сидим тихо!
Направив лампу на руку раненого, он взял пинцет и кривые хирургические ножницы. Парень испуганно посмотрел на Сашу. Тот, заметив его взгляд, успокоил:
– Не бойся, я рукав от футболки сначала отрежу и уберу. Сиди спокойно, я скажу тебе, когда начну смотреть.
Тот судорожно вздохнул и сказал:
– Сестренка там убралась? Вдруг найдут?
– Сейчас она придет. Дверь закроет и придет.
Саша осторожно отогнул пинцетом ткань рукава от краев раны и стал ножницами обрезать рукав. Отрезав, выбросил его на пол. Отложив инструменты в металлическую кювезу, стал ощупывать раненую руку. Парень тихонько застонал.
– Где больно? Здесь?
– Да.
– А вот здесь если надавлю?
– Здесь меньше.
– Все понятно. Сидим.
Корольков подошел к стеклянному шкафу и стал доставать инструменты и все, что было необходимо для извлечения пули и обработки раны. «Так, – на ходу размышлял он. – Антибиотик я ему дам, спишу на бабку из третьей палаты, все равно она ни хрена не помнит… Противостолбнячную сыворотку тоже смогу списать, если что, в следующее дежурство или скажу, что разбил во время перевязок. А вот с лидокаином задница. Все под запись, и даже новокаина нет».
– Братан! – позвал бандит.
– Чего?
– Ты ж мусоров не вызывай, христом-богом! Я тебе денег дам. А, братан?
Парень, видно, решил, что Саша раздумывает, звонить ли в милицию.
– Да не надо мне твоих денег. Никого я вызывать не собираюсь, – улыбнулся Корольков. – Я стою, думаю, чем тебе обезболивать буду.
– А-а-а… – с облегчением выдохнул ночной посетитель.
В процедурный вошла Света и тихонько закрыла за собой дверь:
– Ну все, Саш, убрала, – доложила она.
– Не осталось ничего?
– Нет, я прямо два ведра воды вылила на ступеньки и потом внизу все протерла. Все чисто.
Парень на кушетке встрепенулся:
– Спасибо тебе, сестренка!
– Да мне-то за что? – удивилась Света. – Его вон благодари!
Саша прервал их светскую беседу:
– Света, руки мой!
– Да-да, – торопливо ответила та. – Сейчас, Саш.
– Дверь-то входную закрыла?
– Конечно, ты же сказал!
– Молоток! Все, поехали, – скомандовал Корольков.
Он достал с нижней полки шкафа пузырек со спиртом, вылил его в стакан – получилось около половины, добавил туда еще на четверть воды из-под крана и протянул парню:
– На, пей.
– Что это? – спросил тот.
– Анестезия твоя, куда деваться, – вздохнул Саша. – Лекарствиев нет…
Раненый, выдохнув в сторону, послушно поднес к губам стакан со спиртом, сделал пару глотков, и глаза у него полезли на лоб: спирт, хоть и разведенный, обжигал горло.
– Давай-давай, – поддержал его Саша. – Везет тебе! Сам бы сейчас соточку замахнул, да нельзя во время дежурства.
С усилием допив стакан, ночной пациент протянул его Свете, жадно ловя воздух открытым ртом.
– Тебя как зовут-то? – спросил Корольков.
– Саша…
– О, тезка, значит! – обрадовался Корольков. – И меня Саша. Ну все, начали. Кричать нельзя. Ты понял меня, Саня? Будет больно, но ты должен терпеть, это не смертельно.
В ответ Саня тяжело вздохнул.
– Торкнуло тебя?
– Да, вроде есть маленько…
– Ну и хорошо-о-о-о… – нараспев начал говорить Корольков. – Сейчас мы ее, голубушку, вытащи-и-им…
Света во все глаза смотрела, как Корольков обрабатывает края раны, как, надев очки, спокойно ощупывает Сашину руку, направив на нее лампу. Сама же Света тряслась, как осиновый листок, и вскоре у нее от страха совершенно отчетливо начали клацать зубы. Заметив это, Корольков вполголоса произнес:
– Света! Подготовь два шприца! Ты слышишь? Противостолбнячную и вон тот антибиотик, я выложил, ампула на столе.
– Да! – очнулась Света. – Да-да, Саша, я сейчас.
– Не дергайся, Свет, – все так же медленно и слегка нараспев продолжал Корольков. – Я делал это в армии…
Помолчав, он, обращаясь к обоим, сказал:
– Пуля рядом… Кость не задета… Это очень хорошо. Я сейчас сделаю надрез скальпелем и вытащу ее. Нам повезло… Терпи, Саня, ты мужик! Не сможешь терпеть – грызи спинку стула, только не ори… Похоже, рикошетом, да, Сань?
– Угу…
– Из чего?
– Из обреза…
Света поняла, что Саша просто таким образом отвлекает раненого, а сам уже поднес к его руке скальпель и быстро рассек кожу и верхний слой мышц.
Раненый замычал, но, надо отдать ему должное, очень тихо.
– Все, все, Саня, все-е-е-е… Вот она! Света! Пинцет!
Она быстро протянула ему пинцет и, как завороженная, снова уставилась на рану.
– Кровотечение у тебя, Сань, небольшое, – продолжал Корольков, а сам уже извлекал пулю. – Называется капиллярное… Это когда кровь идет медленно и по каплям… Это очень хорошо-о-о-о… Не шевелись… Та-а-а-ак… Вот она! Кювезу! Все!
Пуля, тяжело звякнув, упала в подставленную Светой кювезу.
– Вот она! Потом на память заберешь. Света, сушим! – сказал он и, обращаясь снова к раненому, продолжил: – Саша, мы сейчас остановим кровь, и надо будет еще немного потерпеть, я зашью. Ты понял?
– Угу, – проспипел Саня.
– Анестезия-то не прошла еще?
– Да нормально, братан! Делай, как положено! Я терплю.
– Молодец! Здесь всего-то пару швов, и все…
Прижав пальцами края раны, Саша дождался, пока кровотечение стало меньше, и начал сушить рану стерильными салфетками. Потом очень быстро наложил швы. Его тезка терпел: тихонько постанывал.
Света приготовила тем временем шприцы с препаратами и, как только Саша наложил повязку, поставила раненому два укола.
– Молодец, Светик! —похвалил Корольков. – Беру тебя в ассистенты!
– Сань! – обратился к нему бандит. – А че, по правде обезболивающих нет?
– Нет, Саша, – грустно ответил Корольков. – Мы даже ребятишкам шестнадцатилетним аппендицит под местным наркозом делаем.
Они все-таки пришли. Когда Саша, собрав все инструменты и положив их в кювезу вместе с использованными шприцами и ампулами, протянул кювезу Свете со словами: «Пока спрячь в каморку, потом подбросим в обработку», раздался стук в дверь отделения. Они услышали его, потому что приоткрыли дверь процедурного: было очень жарко.
Светка замерла, испуганно глядя на Сашу. Тот быстро выключил свет, тихо выматерился, собрал с пола окровавленный халат, который накидывал на плечи раненому, остатки его футболки, салфетки и комом сунул все это ей в руки. Кожаную куртку перекинул Сане через здоровое плечо.
– Так. Оба в каморку со всем этим хозяйством! И сидеть там, как мышки!
– Слышь, Саня, – позвал пациент, у меня тэтэшник есть, возьми…
– Не надо. Здесь больница, а не «стрелки» ваши.
– Так они с оружием, Сань… – попытался возразить раненый.
– Разберемся, – махнул рукой Корольков. – Все, быстро под лестницу!
– А ты? – Свету аж трясло от страха.
– Я сам. Все, Света! Идите. И-ди-те!
Проследив, чтобы они уторкались в каморку, он закрыл снаружи небольшую незаметную дверку и пошел к входной двери, на ходу доставая из кармана сигареты и спички.
Открыв дверь, Саша молча вышел на крыльцо и увидел в предрассветных сумерках, смешанных со светом фонарей, стоящих на дорожке двух парней в таких же кожаных куртках, как та, что была на его раненом тезке. У одного из пришельцев в руках был короткоствольный «калаш».
«Нифига себе», – подумал Саша и стал молча закуривать, пряча спичку в сложенных ковшиком ладонях. Закурив, бросил спичку в урну и с совершенно равнодушным лицом, словно в трех метрах от него не стояли двое бандитов с оружием, затянулся.
– Слышь, братан! – окликнул его один из парней.
Саша взглянул на него и, ничего не ответив, снова затянулся.
– Ты тут старшой?
– Да, – спокойно и безо всякого выражения ответил Саша, продолжая курить.
– Тут это… Такое дело… Дружок наш к тебе не приходил?
Саша молчал и внимательно и бесстрастно смотрел вопрошающему прямо в лицо, избегая, тем не менее, его взгляда.
Получалось, что взгляд упирался парню выше переносицы. «Все правильно, – думал Саша. – Сюда и надо». Парень не то чтобы засуетился, но стал уточнять:
– Дружок наш, здоровый такой, в кожанке… Подраненный он… А? Может, забегал?
– Нет, – спокойно ответил Саша, снова затянулся и, не отрывая взгляда ото лба бандита, замолчал.
Корольков смотрел на него все так же без выражения, однако парни сникли:
– Ну понятно… Нет, значит…
Саша молчал и курил. «Скоро сигарета кончится, – подумал он. – Что тогда делать-то?»
– Куда же он… Пошли, ладно… Извини, братан…
– Да ничего, бывает, – равнодушно ответил Саша.
Он дождался, пока парни скроются за поворотом, и только тогда затушил догоревшую до фильтра сигарету и, войдя в здание, спокойно закрыл дверь на замок.
Почему они не стали ему угрожать, рваться в отделение, чтобы вывернуть там все наизнанку в поисках раненого? Саша долго потом задавался этими вопросами, строя различные догадки и версии произошедшего. Возможно, думал он, оружие у них не было заряжено. Возможно, они уже очень устали, прочесывая окрестности. Вероятно, это не были их личные счеты с бандитом Саней, и кто-то просто отправил их его искать, а искать было уже неохота…
Однако Корольков понимал, что дело было не только и не столько в этом. Его хладнокровие и правильное поведение в этой непростой ситуации тоже сыграли свою роль. Гордиться было как-то не комильфо даже с самим собой, но выводы Саша сделал. Эта переделка много ему дала: он начал чувствовать свою внутреннюю силу, понимать, что может влиять на людей и подчинять их себе. Это очень пригодилось ему потом, когда он стал врачом и часто отстаивал свои диагнозы, свою точку зрения на терапию. Тем не менее, за свои решения и за свои слова Саша отвечал всегда сам, и люди чувствовали это. Если Корольков сказал, значит, он сделает. А если сделает, то ответит.
Трудную жизненную позицию выбрал для себя Саша, но, как считал он сам, единственно возможную для настоящего мужчины и для настоящего хирурга.
Выпустив из каморки полуживую от страха Свету и своего необычного пациента, Саша сначала ликвидировал последствия ночного происшествия: собрал в тугой ком окровавленные тряпки, включая халат, затолкал все это в пакет и положил в свою спортивную сумку. «Унесу домой, – решил он. – А там выброшу в помойку». Инструменты подбросил в обработку, а шприцы и ампулы вместе с упаковкой завернул в обрывок газеты и тоже положил в свою сумку. Осмотрел процедурный – вроде все чисто, – и, наконец, переключился на бестолково топчущихся на лестничной клетке Свету и Саню.
– Ну а вы чего? Света, что ты тут стоишь-то, е-мое! Иди сядь на пост! Скоро Петрович вернется!
– Да-да, Сашенька, иду! – белыми от страха губами пролепетала Света.
– Света, – твердо сказал он. – Все уже. В-се! Иди.
– Саша, я покурить хочу… Я так испугалась!
– Потерпишь пока, – ответил он. – Иди на пост, скоро бабки начнут в сортир шастать, а тебя нет. Сразу же стучать побегут, как будто не знаешь!
Он повернулся в Сане:
– Ты-то как, страдалец ты мой? Сильно болит?
Тот восхищенно протянул:
– Ну ты даешь! Оружия не забоялся! Мужик!
– Угомонись, Сань, – ответил Корольков. – О себе думай. Куда ты сейчас?
– Так это, Сань, к своим пацанам пойду, здесь хата не очень далеко.
– Голова не кружится?
– Не. Нормально. Дойду. Я тут все дворы знаю и все проходы. Сейчас через частный сектор, там сам черт меня не найдет…
– Ну гляди, – согласился Саша. – У вас доктор-то есть свой?
