Погоня за судьбой

Я вскочила на ноги и что было сил побежала в противоположном направлении. Когда дроны экстренных служб будут здесь, мне нужно быть за много километров отсюда. Ноги мои двигались сами собой, увлекая меня через подлесок, сквозь кусты и бурелом, поверх оврагов и канав. Со стороны могло показаться, что я сошла с ума, увидев призрака, и теперь стремительно улепётывала без оглядки, но вокруг никого не было – никаких свидетелей…

Время текло незаметно, я монотонно перебирала ногами и руками, пока наконец мне в нос не ударил накопившийся во рту железистый привкус крови, как это всегда бывает от быстрого и долгого бега. Остановившись, я согнулась и принялась глубоко и тяжело дышать. Я покрыла километров пятнадцать, не меньше – и теперь мне оставалось понять, где я нахожусь, чтобы добраться до места встречи с Марком…

* * *

Что-то не давало мне покоя, одолевало, долбило в темя беспокойным дятлом, но я не могла понять, что. Сонное серое небо, затянутое дымкой, проплывало за стеклом. Автомобильное радио квакало и заикалось – Марк тыкал в сенсор приёмника, переключая частоты.

– Не понимаю, Марк, зачем было кончать их обоих одновременно? – спросила я. – Да ещё и таким образом. Ведь всё это дело с заводом провернул старший. Младший вообще не при делах.

– Не спрашивай. Вообще, меньше спрашиваешь – крепче спишь. – Марк перестал мучить сенсор и сосредоточился на дороге. – Так захотел заказчик, это было в условиях сделки, вот и всё. Мы сделали всё ровно так, как было нужно.

Что-то было неправильно. Но что?

– Он говорил, что у него семья, дети, – задумчиво пробормотала я. – А у старшего есть семья? Я, наверное, прослушала…

– Жены нет, разведён, – сразу же ответил Марк, видно, досконально изучивший биографию жертвы. – Есть дочь. Твоего возраста, кстати.

То белое пятно в джипе… Подсознание достроило картину, и я вспомнила чью-то обнажённую по локоть руку. Белая изящная ладонь, которая мелькнула за тонированным стеклом лишь на секунду, лишь на краткий момент, но этого хватило, чтобы мозг её заметил и аккуратно уложил в память… Мне вдруг стало нехорошо, в глазах поплыло, и я схватилась за пластиковую ручку над дверью.

– Марк, тормозни, пожалуйста. Мне… надо выйти.

Беспокойно оглянувшись на меня, Марк замедлил ход и остановил машину. Открыв дверь, я вывалилась на обочину. Ноги, даром что биомеханические, не слушались меня, навалилась тошнота и слабость…

Опустившись в пыль, я стояла на четвереньках, и меня рвало голодной желчью, а тело била крупная дрожь. С едкой горечью всё то немногое, что я съела с утра, покидало мой желудок, содрогавшийся в спазмах. Рядом тут же очутился Марк с бутылкой воды, помог мне подняться и бережно прислонил к машине. Закрыв глаза, я пыталась отдышаться, и раз за разом перед глазами вспыхивала эта белая ладонь.

Я убила невинного человека. Я почти наверняка была уверена, что его дочь погибла в этом огненно-стальном аду – там вокруг было заложено столько сферитопласта, что любой броневик превратился бы в гору расплавленного металла. Высокопоставленные корпораты, наёмники, пресс-секретари, исполнители и советники… Они тоже были людьми, однако они также были и частью преступной схемы. Но безвинная девчонка, которую по своей дурости или самонадеянности на такую операцию взял отец?

– Лиз, что с тобой?! – Голос Марка звучал издалека, отражаясь эхом в гулкой черепной коробке. – Тебе нужна помощь? Может, поедем к нашему доктору в Ильвес?

– Нет, не нужно, – попыталась я отмахнуться. – Поехали лучше домой. Домой, только домой…

* * *

… Бледная и обессилевшая, я мешком валялась на кровати, а Дядя Алехандро взволнованно хлопотал вокруг. Холодный компресс на лоб, настойка реполины в кувшине на тумбе, мелко нарезанный портакал на тарелке… Алехандро то впархивал в комнату, чтобы в третий раз за десять минут проверить, как я себя чувствую, то исчезал внизу, его шаги по лестнице вверх-вниз раскатисто отдавались в моей голове. Наконец, он утомился, сел рядом со мной на кровати и сказал:

– Лиза, Лиза… Я чувствую, что это не болезнь. Это беда, которую вы сами на себя накликали в поисках богатства. Вы заблудились.

«Боже, только не нотации. Пожалуйста, только не сейчас», – мысленно умоляла я.

Дядя Алехандро тем временем тихо и задумчиво произнёс:

– Знаешь, я когда-то не понимал этого, но в какой-то момент понял. Озарение случилось. Счастье – оно словно лёгкий мотылёк. Пока ты гонишься за ним, пытаешься его поймать, оно ускользает, улетает всё выше и выше, пока не скроется совсем. Но стоит только забыть о нём, отвлечься на другие вещи, оглянуться вокруг – как оно прилетит и тихо сядет тебе на плечо. Однажды и ты это поймёшь…

Он ласково провёл по моим волосам большой грубой ладонью, поднялся и тихо вышел из комнаты, а я прикрыла глаза…

* * *

Я летела над ночным мегаполисом. Рядом с неоновыми огнями, меж высоток, под мостами над водной гладью, взмывала ввысь и спускалась к самой земле на бреющем полёте, к самой воде широкой реки, заключённой в бетон…

Брезжил рассвет, небо светлело, а ветер бил мне в лицо. Я была всемогуща, а всё внизу, что выхватывали из тьмы фонари автострад и зажжённые окна домов, было крошечным, незначительным, как детальки конструктора, вываленные на пол из старой облезлой коробки. Лишь круговерть света имела значение – вверх и вниз, как качели, в стороны и назад, яркие красные, жёлтые, пурпурные всполохи, стены многоэтажек, опоры мостов и мачты радиовышек, несущиеся мимо…

Над парком, тёмная лесная громада которого была расчерчена светлыми дорожками фонарей, я стала забавляться – спускалась вниз и чёрной тенью проносилась прямо перед мамочками с колясками, рвала с верхушек деревьев листья и швыряла их сверху на головы гуляющих компаний…

Это было легко и приятно, но потом я задумалась над смыслом. Ворон живёт сто лет, но каков смысл этой долгой жизни? Появиться на свет, опериться, несколько лет учиться летать, и всё ради чего?

– И ради чего всё это? – задала я вопрос невидимому собеседнику.

Мы стояли бок о бок с ним возле открытого кафе. Утреннее солнце ещё робко, но всё уверенней осыпало нас моросью косых розовых лучей. Собеседник не ответил. Несмотря на ранний час, часть столиков в курортном кафе была уже занята, какие-то люди в праздной летней одежде сидели и двигали ртами – жевали, говорили, целовались, сосали через трубочки коктейли…

Полная решимости, я вошла на террасу, сидящие люди смерили меня, очередную посетительницу, секундным безразличным взглядом, и их челюсти снова пришли в движение.

Отсюда открывался умопомрачительный вид на большую воду – голубая бесконечная гладь, тут и там вздымавшиеся острые рёбра прибрежных скал, неровная коса, увенчанная одиноким маяком, выдававшаяся в море, как будто город вцепился бледной костлявой лапой в убегающий океан, не желая с ним расставания…

Столики, столики, низкий кирпичный парапет, который можно было просто перешагнуть, да полтора десятка метров жухлой жёлтой травы – вот всё, что отделяло меня от стометровой отвесной скалы, о которую внизу с шорохом разбивались невидимые отсюда волны.

И я побежала – стремительно, напрягая мышцы спины, на которой своего часа ждали сложенные крылья. Прыжок через парапет – под ногами мелькает твёрдый камень. Некогда удивляться тому, что на нём, превозмогая всё, растет трава. Позади – удивлённый вздох десятков глоток, дюжины разинутых ртов, которые наконец-то перестали суетиться.

Я чувствую крылья, они расправляются и бьются о встречный ветер. Ещё мгновение, ещё один рывок – и под ногами ничего нет, – есть только барашки волн, вечно облизывающих скалу далеко-далеко внизу. Мощь трёхметровых крыльев безгранична, с каждым движением мышц они поднимаются и опускаются, разгоняя меня над волнами.

Маяк приближается, я делаю вираж, огибая его, и наконец чувствую сердцем солёный ветер и свободу. Внизу голубое, сверху синее – краски вечности…

С нахлынувшим пьянящим чувством почему-то стало тяжелее, приходилось напрягаться, я пыталась набрать высоту, но не могла. Секунды стремительного полёта – и высокие, гонимые далёкими штормами волны всё ближе.

«Не смотри вниз, не смотри…» – твердила я себе, глядя вниз.

Мир развернулся, сбоку мелькнул белый столп маяка, снова впереди – скала, каждый мой мускул напряжён и просит пощады, но я должна была вернуться на сушу или спланировать в воду, а там уж как-нибудь выберусь…

Зачем? Чтобы снова отправиться в рабство повседневности?

Короткий миг выбора – вниз или в сторону; серая скала, вырастающая перед взором, затмевающая собой всё… Я выбираю свободу! Сизый неровный камень стремительно заслонил собою всё. Хрусткий удар…

* * *

… И я открыла глаза. Ещё один удар – кажется, кто-то стучал по дереву. Внизу раздался ещё более настойчивый стук во входную дверь, а следом – ворчливый голос дяди Алехандро:

– Иду, иду! Кого это к нам принесло в столь ранний час…

Скрипнули плохо смазанные петли.

– Доброе утро, – вкрадчиво и вежливо произнёс знакомый голос. – Прошу прощения, что так рано, но мне нужно увидеть Лизавету. Она у себя?

Секундная пауза.

– Она спит.

– Ничего, я готов подождать.

– Подождать… Ну, присядьте вот здесь. Она отдыхает наверху, я её позову, если уже проснулась.

Шаркающие шаги по деревянным ступеням. Я вышла из комнаты навстречу дяде Алехандро, а он прильнул к моему уху и взволнованным полушёпотом сообщил:

– Там к тебе какие-то люди. Сердцем чую – бандиты! У тебя неприятности? Полицию вызвать?

– Не надо, спасибо большое, всё будет хорошо. – Я мягко коснулась морщинистой руки дяди Алехандро. – Я разберусь.

Спустившись вниз, я увидела Альберта – как всегда строгого и опрятного, – который вполоборота сидел на стуле в холле, положив ногу на ногу. Завидев меня, он улыбнулся и поднялся навстречу.

– Здравствуй, Лизавета. Прости, что прямо к тебе домой… Разговор есть, пойдём прогуляемся.

– Здравствуй, Альберт. Я безуспешно пыталась встретиться с тобой, а в итоге ты сам пришёл.

– До меня дошли вести. – Он со скрипом приоткрыл входную дверь. – Хорошие, и как это часто бывает, вместе с ними пришли и плохие.

Я всё ещё чувствовала слабость, но с большим удовольствием вышла на веранду. На улице было ветрено, свежий прохладный пассат тут же подхватил меня под локти, словно хотел помочь удержаться, устоять на ногах. Альберт вышел следом за мной, а на верхней ступени, прислонившись к деревянной крылечной подпорке, стоял Рамон.

– Привет, совёнок. – Он приветливо улыбнулся. – Рад видеть тебя.

У крыльца стоял чёрный джип, за рулём сидел немногословный Пако с сигаретой в зубах и отрешённо глядел на бескрайнее поле пшеницы, волнами качающейся на ветру. Альберт взял меня под локоток и отвёл в сторону от двери.

– Ты молодец, Лиза, – вполголоса сказал он. – Я редко кому такое говорю, но вы с Марком за эти месяцы проделали огромную работу и оказали мне не одну неоценимую услугу. Марк сказал, что ты заболела. Надеюсь, ничего серьёзного? Если нужно, я определю тебя к лучшим врачам. Только скажи.

– Спасибо, мне уже намного лучше, – тихо ответила я. – Но мне нужен отпуск, я не чувствую в себе силы продолжать.

– Это одна из причин, по которой я пришёл к тебе. – Альберт достал из кармана изящный портсигар и выудил сигарету. Секундная вспышка плазменной зажигалки – и клуб дыма, выпущенный на волю, тут же снёс, смахнул порыв ветра. Альберт серьёзно посмотрел на меня и продолжил: – Мне известно, что у тебя какие-то давние счёты с некоторыми людьми на Каптейне. А кровная месть – дело святое… У меня есть человек, который доставит тебя туда. Рамон хорошо поработал с тобой, так что ты вполне способна за себя постоять.

– Спасибо! Это отличная новость! И очень вовремя, я уже чувствую, как начинаю перегорать. Ты ведь, наверное, знаешь, что двигало мною всё это время…

Я воспрянула духом – покрытая пылью времени цель вновь вырастала на горизонте, придавая силы для движения вперёд.

– Да, я всё о тебе знаю. Но не думай, что месть – это твоё жизненное предназначение. Ты будешь нужна мне здесь, когда всё закончится. – Альберт выпустил ещё один клуб дыма. – А за перелёт придётся отдать кругленькую сумму, сама понимаешь…

– Это нестрашно, я успела накопить за это время.

– В таком случае, завтра к десяти утра тебя будут ждать у въезда на южный карьер. Не опаздывай.

– Альберт, ещё кое-что. – Мне вдруг захотелось сделать в этой жизни что-то хорошее, и я вспомнила разговор в автобусе и одинокую беспомощную старушку, которая когда-то дала моей жизни направление. Альберт вопросительно поднял бровь, и я сказала: – Есть одна пожилая женщина… Я знаю только имя, но ты сможешь её найти. Все деньги, которые у меня остались, передай ей, хорошо? Её зовут Долорес Бланк.

– Долорес Бланк, – кивнул Альберт.

Борясь с порывом броситься ему на шею, я протянула руку. Альберт галантно пожал её, развернулся и направился в сторону машины. Повернувшись к Рамону, я выпрямилась и выполнила сэнсэй-ни рэй. Тот снова тепло улыбнулся и поклонился в ответ.

– Задай им там жару, Лиза, – напутствовал он. – Пусть и на Каптейне слагают легенды о «Фурии из Олиналы».

Спустившись по ступеням, они сели в джип, и тот с рёвом устремился прочь. Я же, окрылённая, побежала наверх, в свою комнату. Мне предстояло собраться в дорогу, и я решила не откладывать это на вечер…

* * *

Меловой карьер был окружён пустырями – редкие низкорослые рощи вокруг вырубили под расширение добычи, но этого так и не случилось. Более того – сейчас карьер простаивал, наполняясь мутной дождевой водой, а всю технику отсюда давно вывезли. То ли нашли более подходящее место для добычи, то ли добыча стала экономически невыгодной.

Ещё с подъездной дороги я увидела космолёт, который стоял на гребне холма, чуть накренившись, и блестел на солнце. Я восхищённо разглядывала сияющий борт с многочисленными неровностями, техническими лючками и люками, задраенными прямоугольными иллюминаторами, пока Марк аккуратно вёл машину, стараясь не увязнуть колёсами в жидкой, раскисшей после ночного ливня почве.

– Я полечу с тобой, – заявил он.

– Нет, Марк, это моя война. Я очень ценю нашу с тобой дружбу и всё то, что ты для меня делаешь, но ты нужен здесь, – сказала я, положив ладонь ему на предплечье. – Дядя Алехандро без тебя не справится.

Вперив взгляд в дорогу, Марк был хмур, как туча. Мы подъезжали к месту назначения. Корабль нависал сверху массивными размашистыми крыльями. Марк припарковался прямо под одним из них, в тени, и я выбралась наружу. Оглядевшись по сторонам, я не заметила никакого движения вокруг – корабль стоял недвижимо, словно был брошен здесь. Степной ветер подвывал, осторожно ощупывая, пробуя на вкус и на вес стальную махину, и, убедившись в том, что поднять её ему не под силу, разочарованно летел дальше.

Мне уже показалось было, что мы приехали слишком рано, или вообще не туда, как вдруг раздалось жужжание, и прямо передо мной вверх поднялся сдвижной люк. Наружу выполз автоматический трап, и вновь воцарилась тишина. Из корабля никто не вышел. Я неуверенно обернулась к Марку – тот стоял, сунув руки в карманы, и выглядел каким-то растерянным.

– Марик, мне пора, – сказала я.

– Ага… Ну, иди сюда скорее, сестрёнка…

Он заключил меня в объятия и, похоже, совсем не хотел отпускать. Он держал меня и держал, а я тихонько похлопывала его по спине. Вспомнив, что хотела сказать, я напутствовала:

– Марк, присмотри за дядей Алехандро. Что-то он сдал в последнее время… И не бери у бурёнки больше пяти литров в день, а то потом удой падает…

– Лиза, как управишься – сразу домой! – Он отпустил меня, достал из кузова пикапа коричневый рюкзак и протянул мне. – Мы будем тебя ждать!

– Хорошо. Договорились.

Я набросила рюкзак на плечо, развернулась и стала подниматься в тёмный зёв входного люка. На самом верху, оглянувшись, увидела, как Марк машет мне рукой. На моих глазах выступили слёзы, и я помахала ему в ответ. Лестница поднялась, дверь трапа лязгнула, отрезая меня от Марка, и замерла в пазе. Позади послышался шелест и какие-то механические звуки. Я резко обернулась – из бокового прохода выехало нечто на гусеницах и, повернув ко мне корпус, утыканный манипуляторами, прошелестело из динамиков старческим голосом:

– Ну, здравствуй, Лиза, давно не виделись…

Меня словно ударило молнией. Из глубин памяти вынырнули воспоминания о Кенгено, пустой заснеженной посадочной полосе и последнем корабле, который ушёл в небо прямо из-под носа. Холодный угол терминала, и этот скрипучий голос: «Не смей мне тут засыпать!»

– Дядя Ваня?!

– Он самый, дочка, он самый. Воистину, пути Господни неисповедимы.

Оправившись от секундного шока, я стальным голосом спросила:

– Скажи мне, дядя Ваня, одну вещь, пока я не вырвала твои конечности и не запихала их тебе в жестяное брюхо – почему ты бросил меня там, на Каптейне?

– Я надеюсь, ты простишь меня за это. – Механизм развёл руками-манипуляторами. – Ничего личного – просто я был там проездом, а возиться с девочкой-калекой мне было совсем не с руки. Поэтому я выбрал место поспокойнее, дал на лапу кому надо и оставил тебя под присмотром хороших людей.

– Хороших людей?! – Мои кулаки рефлекторно сжимались и разжимались.

– Не думал я, что всё выйдет так, как вышло. – Дядя Ваня откатился чуть назад. – Но теперь-то мы с тобой воздадим за это кому следует, правда ведь? Не кипятись, родная. Пойдём, лучше выпьем чаю с печеньем… Надюша, накинь маскировочное поле, и взлетаем! Курс на Врата!..

Глава XIX. Поезд

… Машина исправно работала, покачиваясь и ныряя в воздушные ямы, а я каждые несколько секунд взволнованно поглядывала на индикатор заряда – аккумулятор быстро разряжался на холоде и теперь показывал минимум. Лететь оставалось считанные минуты, и я мысленно повторяла: «Тяни, друг, тяни. Я в тебя верю… Тяни…»

На высоте лютый мороз кусал тело прямо сквозь одежду, стальной ветер бился в обтекатель шлема, и мне казалось, что Марк примёрз ко мне – настолько плотно он прижимался, сидя позади без единого движения.

Слева, из-за горизонта поднималась круглая Луна. Огромная и иссиня-белая, словно бледное лицо покойника, она пристально следила за гравициклом – маленькой чёрной точкой, рассекающей ясное ночное небо. Внизу расстилались бескрайние горные цепи, искрились посеребрённые луной пруды и озерца, отражали и рассеивали лунные блики сонные снежные поля.

Мы летели на свет, желтоватым облаком поднимавшийся из ущелья далеко впереди. Периодически в этом облаке сверкали яркие разноцветные сполохи салютов, и вскоре за очередной невысокой горной грядой показались огни. Рассыпанный по долине посёлок замер, застыл в ожидании Нового Года, а на улицах его тут и там перемигивались вспышки фейерверков. Люди гуляли. Люди с нетерпением ожидали чуда, из года в год так и не происходившего, но это не мешало людям верить и ждать…

Вдоль кромки посёлка протянулись две бетонные платформы с короткими крытыми навесами и скреплявшим их надземным переходом. Два магнитных жёлоба, запертые меж тускло освещённых продолговатых площадок, тёмными лентами исчезали во тьме. Умоляюще глядя на мигающий индикатор заряда, я устремила гравицикл вниз, к станции. Машина мягко спланировала, и мы приземлились возле небольшой двухэтажной башенки у торца платформы. Я сняла шлем и слезла с ховербайка, а дрожащий от холода Марк воскликнул:

– Никогда! Никогда больше не поеду в Содружество! Такая зима – не для людей…

Он переминался с ноги на ногу, прыгал, скакал и махал руками, пытаясь согреться, а я тем временем сверилась с часами на тактической линзе.

– Поезд будет здесь через двадцать минут. Думай, голова, думай… Как нам попасть внутрь?

– Как-как, догоним его на твоём драконе и возьмём на абордаж. Если не околеем, конечно.

– Это бред, – фыркнула я. – Поезд как минимум мониторят, а если с «Интегрой» на хвосте мы сцепимся ещё и с полицией…

– Но у нас же есть билеты.

– Они не дают право на взлом и незаконное проникновение. Не говоря уже о том, что заряда батареи едва хватит, чтобы завести движки. Какие тут гонки? Думай, думай…

Рядом возвышалась башенка, в небольшом оконце на втором этаже горел робкий свет. Это же диспетчерский пункт! В десяток прыжков взобравшись по серпантинной лестнице, я постучала в аккуратную деревянную дверь. С той стороны донёсся раздражённый голос:

– Михална, опять ты что ли?! Входи, открыто!

Я толкнула дверь. Внутри, забросив ноги на контрольную панель, в кресле лениво развалился мужичок преклонных лет. Жёлтый жилет висел на спинке кресла, в углу мерцал жидкий кристалл плоского телевизора, а мужчина держал в руке банку пива. Увидев меня, он спохватился, поставил банку на пол, протёр глаза и спросил:

– Тебе чего?

– Мне нужно попасть на транзитный поезд. Билеты есть.

– Так чего не села там, где положено?

– Я опоздала, пришлось догонять на другом транспорте. Удалось опередить его немного, и теперь мне нужна ваша помощь.

– Опередить маглев? – Он потёр затылок. – Тебя что, с самолёта сюда сбросили? Хватит мне зачёсывать. Иди по своим делам и не мешай работать!

– Это вопрос жизни и смерти. Я не могу уйти, я должна попасть на поезд.

– Я не могу тебе ничем помочь. – Он снова взял банку пива и отвернулся к телевизору.

Закипая, я размышляла, не затолкать ли ему эту банку в глотку, но пришла к выводу, что этим делу только навредишь. Вздохнув, сунула руку в карман, достала брелок и положила его на широкую приборную панель перед мужчиной. Диспетчер поднял на меня вопросительный взгляд.

– Там, внизу стоит гравицикл, – сказала я. – Теперь он ваш. Нужно только зарядить батарею.

Скрипнуло кресло. Мужчина молча поднялся, приоткрыл дверь и выглянул наружу.

– Не шутишь?

– Мне не до шуток, – твёрдо ответила я.

Вернувшись за пульт, диспетчер набрал код, вывел на дисплей карту, что-то проверил в графике на мониторе и взял лежащую тут же гарнитуру.

– Двенадцатый скорый, вызывает Горно-Алтайск, приём… Пароль: «северный олень сбросил рога»… Слушай, двенадцатый, нужна экстренная остановка. Очень важный пассажир… Очень-очень, с самого верха… Опоздунья – не то слово… Да, билет есть… Спасибо. С Наступающим!

Повернувшись ко мне, он сообщил:

– У тебя будет двадцать секунд на посадку.

– Благодарю. Если что – вы меня не видели, и мы вас не знаем.

– Мне всё равно. Занимайтесь своими делами, – отмахнулся он и вернулся к просмотру, тут же забыв и обо мне, и о лежащем рядом с ним ключом от «Хускварны»…

* * *

Со стороны тёмных гор, едва выхваченных лунным светом из ночного мрака, неспешно приближаясь и переваливаясь по покатым склонам, раздавался нарастающий электрический гул. Мы стояли на совершенно пустой платформе. Из низины, где расположился посёлок, доносились крики, в небо взметались искрящиеся фонтанчики фейерверков. Я беспокойно оглядывалась на горы и посматривала в небо – не появятся ли в ночном небе огни преследователей.

Словно из ниоткуда показался луч прожектора, прошивающий темноту на многие сотни метров вперёд, и на высоте полуметра от земли из тьмы выплыла гладкая округлая морда головного вагона скорого поезда. Мимо, над нашими головами, замедляясь, поплыли лощёные кремовые бока со светящимися изнутри окнами. Наконец, поезд остановился, со свистом приспустился, а дверь ближайшего вагона гостеприимно отворилась.

Выдвинулся трап, и на платформу вышел проводник с каменным лицом. Сверив данные электронных билетов с нашими фальшивыми удостоверениями оперативных работников, он опасливо покосился на пристёгнутую к моему бедру кобуру, затем протянул было руку, чтобы взять сумку у Марка.

– Спасибо, я сам, – отстранился тот.

Мы забрались в вагон, кондуктор поднялся следом, задраил дверь, после чего приглашающим жестом указал в сторону коридора:

– Купе номер восемь, предпоследнее. Проходите, пожалуйста. Вам чай принести?

– Нет, спасибо, – отрезал Марк. – Лучше скажите, есть у вас тут вагон-ресторан?

– Да, через один по ходу движения.

– Спасибо большое…

Коридор. Тот самый, из последнего видения! Эти же лёгкие занавески мерно покачивались на окнах, за которыми набирали скорость наряженные снегом ели. Одна за другой отсчитывались одинаковые сдвижные двери. Томас показал мне именно это место, сомнений быть не может – а значит, мы на правильном пути.

Купе было довольно просторным. На четыре места мы с Марком были в нём единственными обитателями, да и в вагоне царила тишина. Лишь из противоположного конца узкого коридора раздавался чей-то неразборчивый диалог и детские вскрики – похоже, кроме нашего занято было ещё буквально одно-два купе. Я присела у окна, глядя вниз, на безмятежный посёлок. Люди пускают салюты, открывают шампанское, жгут бенгальские свечи, садятся за накрытый стол с родными. Одни мы в темноте бежим куда-то, совершенно уже непонятно зачем…