Погоня за судьбой

– Моральный Кодекс, мать его… – Баритон презрительно фыркнул. – Ведь были же времена, когда спасали всех. Когда жизнь ставилась выше инфантильных желаний недозрелого эмбриона личности. Гиппократ от ваших новых законов в гробу крутится со скоростью света.

– Я за это время мог пятерых на ноги поставить, а вместо этого трачу синтетику и регенераты на самоубийцу. Которая вообще, возможно, никогда не выйдет из комы! Имейте в виду, если мне сверху «прилетит», я обязательно напишу рапорт!

– Пишите, пишите. В конце концов, вы главврач, и писать – это ваша работа. Но если отключите её от аппарата – я позабочусь о том, чтобы от вашей карьеры камня на камне не осталось…

* * *

… Я приподняла уставшие веки и огляделась – всё та же монотонная серая мгла за широким панорамным окном, тот же высокий потолок и всё те же снующие взад-вперёд тени без лиц. Одни застыли, вросли в сиденья, другие – плыли над полом по своим неведомым делам, появляясь из коридоров, исчезая в дверях, пролетая мимо и обдавая меня холодком потревоженного безвкусного, пресного и пустого воздуха. Мой рейс снова задерживался, в который уже раз, и я коротала время в большом зале ожидания с высоким потолком. Сколько мне ещё ждать, а главное – чего? Почему я всё ещё здесь? Почему рядом нет Марка? Неужели он меня не дождался?

… – Кажется, проснулась! Лиза, Лизонька, милая моя! – лепетал забытый, но до боли родной женский голос, принадлежавший серому сгустку тумана, парившему в воздухе над сиденьем рядом со мной. – Как же я волновалась, доченька!

Мама?! Что ты здесь делаешь? И почему я не вижу твоего лица?

Тень приблизилась, словно бы прижалась ко мне, но я ничего не ощутила. Абсолютно ничего. Пустота. Рядом возникла ещё одна тень, молчаливая, тёмная. Это, наверное, отец. Я выдавила из себя загробный свистящий вздох:

– Мам, пап, я не чувствую тела…

– Так всегда бывает поначалу, когда ищешь то, чего больше нет. Ты скоро привыкнешь. Главное, что мы наконец вместе! Мы наконец тебя нашли!

Отец подал голос:

– Лиза, мы очень скучали по тебе. Мы очень ждали тебя, и наконец дождались. Ты готова отправиться с нами домой? – спросил он, и, не дождавшись ответа, потянул меня вперёд, к двери, которая то открывалась, пропуская тени сквозь себя, то со скрипом доводчика захлопывалась вновь.

Мы выплыли в тёмный коридор, и вокруг нас бесшумно скользили тени. Они обгоняли нас, исчезая впереди, проплывали прямо через мою бестелесность. Звуки замирали, становилось всё тише, лишь едва слышно шептали многочисленные голоса там, снаружи телескопического трапа, как будто тысячи и тысячи ртов прижались к тонким алюминиевым стенкам, и каждый монотонно, едва слышно, рассказывал свою собственную жизненную историю.

Откуда-то появился Джей – большой белый сенбернар, друг моего детства – и засеменил рядом. Он понимал, что здесь происходит, знал это место наизусть, он успел изучить каждый угол, обнюхать все серые тени и запомнить мельчайшие оттенки холода, который они источали. Я была спокойна, потому что Джей был спокоен. Он не даст меня в обиду, мы сядем в наш самолёт, и я наконец-то полечу домой…

Наша небольшая процессия приближалась к закрытой двери в конце коридора, как вдруг та с грохотом распахнулась, впуская невыносимо яркое сияние. Тени вокруг меня замерли, Джей оскалился и угрожающе зарычал. Не было никакого самолёта – на пороге чернел размытый человеческий силуэт, пылающий в потоке света. Такой одинокий, чужой и непривычный в этом месте, что шёпот миллиона губ смолк, а вокруг повисла гробовая тишина. Силуэт отчётливо и тихо – так тихо, что заложило уши, – провозгласил дребезжащим старческим голосом:

– Вы поспешили, её время не пришло.

Вдруг впервые с тех пор, как я сюда попала, я ощутила нечто помимо пустоты. Это были злость и раздражение, и я крикнула:

– Я хочу домой! Я устала! Не тебе решать, пришло моё время или нет!

– И не тебе! – прогрохотал голос, и порыв ледяного ветра ударил мне в лицо, разрывая в клочья и сдувая чужие тени вокруг меня, которые только что притворялись моими родителями; растворяя Джея, словно бледный утренний туман под лучами солнца. – Эта жизнь не принадлежит тебе!

– Отойди, дай мне дорогу! – воскликнула я. – Я так долго этого ждала! Я столько сделала, чтобы сюда попасть!

– Это правда, ты достаточно натворила, и многого уже не исправить, – с ноткой грусти сказал голос, и силуэт его обладателя сгорбился, став вдвое меньше и на сотню лет старше. – Но ты шла по ложному следу, тебя обманули. Здесь… – Он неопределённо махнул рукой. – Ничего нет. И начатый тобой путь далёк от завершения. Пока есть хоть малейшая возможность, пока в тебе теплится жизнь, ты будешь идти, хочешь ты того или нет. И ты пройдёшь эту дорогу до конца!

Дверь с грохотом захлопнулась, тёмный коридор стал сужаться, увлекая меня в бездну…

… «Прикосновение… Тебе больше не нужно это… Теперь ты увидишь…» – мой собственный голос шептал в голове с удивительной отчётливостью, заполняя собой самые укромные уголки сознания.

Тьма расступалась, и я очутилась в смутно знакомом месте. Стены едва освещённой комнаты тускло поблёскивали, блики лампы выхватывали небольшую картину с изображённым на ней зелёным лугом. Будто со дна колодца, я смотрела на незнакомый мир сквозь чужие глаза, блуждающие от стены к стене. Вот стальная тумбочка, прикрученная к полу, на которой возвышались пара толстых фолиантов и приглушённая светодиодная лампа. Я вдруг узнала это место – одна из кают «Виатора». Мелькнуло изголовье заправленной кровати…

В отдалении раздался металлический удар, затем ещё один, что-то пронзительно зажужжало. Взгляд заметался, я увидела корабельный пол с прикроватным ковриком, стало темно. Сбоку появилась дверь и бесшумно отъехала в сторону, в комнату просеменили чьи-то ноги в аккуратных старомодных башмаках, и дребезжащий голос взволнованно затараторил:

… – Нет времени! Его зовут Владимир Агапов, профессор астрофизики, Москва. Найдите его, он вам поможет… Я отключаюсь. Поспешите! – Секунду помедлив, старик вполголоса позвал: – Томас! Томас, ты здесь?!

Где-то зубодробительно скрежетал металл, слышался лязг. Передо мной появилось хмурое морщинистое лицо с аккуратной бородкой. Профессор Мэттлок смотрел мне прямо в глаза.

– Нам грозит большая беда. Ты знаешь, что делать, Томас…

Ослепительная вспышка, словно раскалённый клинок, вонзилась в моё естество…

Глава II. Каптейн

… В небольшой, но довольно уютной каюте «Виатора» царил полумрак. Ровно и успокаивающе гудел двигатель, шум которого за эти сутки стал привычен, будто всегда был частью моей жизни, но я чувствовала здесь себя гостьей, и виной тому была разлапистая пальма в массивном вазоне прямо перед прямоугольным обзорным окном. Она давно занимала эту каюту, составляя в путешествиях компанию дяде Ване, одинокому старику в механическом теле, который намедни взялся помочь мне в том, чтобы перебраться с Пироса на Каптейн.

Пальма возвышалась надо мною, раскинув в стороны свои острые листья, раздувшись под самой крышей каюты, словно невообразимая зелёная паутина, подсвеченная снизу ультрафиолетовой лампой. Она мерно покачивалась и поскрипывала, намереваясь наброситься на меня, незваную гостью в её каюте, схватить своими листьями и душить, душить…

Поэтому, находясь с ней рядом, я была начеку. Краем глаза периодически поглядывая на пальму, я лежала на заправленной корабельной койке и почёсывала след от универсальной прививки ПК-18 под ключицей. Вакцинацию проходили все отбывающие на Каптейн, что я сделала вполне легально и по всем правилам. В очередной раз повторив про себя заученные номера радиочастот для связи с кораблём, которые мне продиктовал дядя Ваня, я перечитывала кем-то – наверное, Рамоном – оставленную мне в больнице Ла Кахеты книгу.

«… Знаешь, – сказал он, – в известном смысле предки всегда богаче потомков. Богаче мечтой. Предки мечтают о том, что для потомков рутина. Ах, Шейла, какая это была мечта – достигнуть звёзд! Мы всё отдавали за эту мечту. А вы летаете к звёздам, как мы к маме на летние каникулы. Бедные вы, бедные!..»

Не потому ли людей всегда так манили звёзды, что они были недосягаемы? Не потому ли, что всегда были той самой первой, детской заветной мечтой, и одновременно – последней? Которая только и оставалась у взрослых уже людей, когда исчезало, рассыпалось в прах под гнётом рутины и разочарований всё остальное. Человек, лишённый всего, поднимал голову и видел их – непомерно далёкие сигнальные огни других миров, дающие надежду на перемены к лучшему. Подняв голову к небесам, человек после очередного падения вставал и шёл дальше…

Но когда человек получил возможность прикоснуться к этим переменам, он разменял мечту, поставив её себе на службу, и перестал волноваться за будущее Земли, отвязав от неё собственное будущее. Так это было, когда наконец-то синим пламенем вспыхнули самые первые Врата, открывшие людям путь к системе Луман. Целый месяц ликований, веселья, объятий и поцелуев – когда все люди истерзанной конфликтами планеты Земля позабыли о разногласиях, дотянувшись наконец до своей мечты, ощутив её близость как никогда ранее.

Человечество разбрасывало семена, и они прорастали – на Кенгено хлынул целый поток людей, мощная и организованная лавина, которая при поддержке государств обрела строгий технократический облик. Миграция была стройна, выверена и распланирована до мелочей, массовое строительство школ, больниц, заводов и инфраструктуры чем-то напоминало ставшее уже легендами советское обустройство своих периферийных республик, когда в первой половине двадцатого века встала задача поднять их до уровня центра.

Созданное с нуля Министерство Колонизации организованно набирало специалистов самых разных профессий – от школьных учителей до архитекторов, от механизаторов до нейрохирургов, и на контрактной основе отправляло их покорять новый дружелюбный мир, помогать жителям Новой Земли обустраиваться и удобрять почву для развития взаимовыгодных экономических отношений со Старой Землёй…

Звезда Каптейн стала второй после Лумана. К её орбите, на землеподобную планету отправлялись те, кто жаждал свободы от замшелых, забронзовевших порядков в человеческих муравейниках Земли, ожидая неизбежного переноса её пороков на Кенгено – это был лишь вопрос времени, и самые прозорливые знали, что Министерство отслужит свою службу и уступит место зубастому капиталу, который в итоге и станет пожинать плоды совместного труда человечества. Так уже не раз было в истории.

Каптейн-4 – вольная земля, пасмурная, влажная и изобильная – дала людям возможность начать всё с нуля и попробовать создать новое общество, основанное на свободе и равноправии. А свобода и равноправие же, основанные на самоуправлении, явили оборотную сторону медали – на Каптейн устремились потоки людей с изнанки общества: те, кто был не очень-то в ладах с законом – преступники, контрабандисты, наркоторговцы, религиозные радикалы и, как показала практика, маньяки всех мастей и расцветок…

Вялотекущая гражданская война здесь началась вскоре после того, как Конфедерация попыталась распространить на Каптейне свои законы и порядки. Сначала власти решили взять под контроль владение оружием – не получилось. Было уже слишком поздно, пущенные изначально на самотёк процессы приобрели угрожающие масштабы, хорошо вооружённое население, которое и ранее не прочь было пострелять друг в друга, гнуло свою линию и просто плевало на любые попытки насаждать власть. Вооружённый гражданин не хотел остаться без средств защиты от вооружённого грабителя. Жители одной общины не желали оставаться безоружными, пока другая община смазывает собственные пушки, чтобы осуществить право сильного.

Через некоторое время на Каптейн прибыли наёмные полицейские отряды с Земли, которые были встречены в штыки уже всерьёз. Поначалу бравые и уверенные рейды по посёлкам и городкам с целью конфискации всевозможного оружия проходили успешно, а потом люди стали готовиться. «Уши» у местных были повсюду, и когда подразделения полиции проводили очередной рейд – новоиспечённые аборигены просто пережидали в лесах и на болотах.

Множились схроны с оружием, кое-кто уходил в бега насовсем, а потом полицейских стали попросту отстреливать. Сначала робко, затем всё уверенней, в городах и на дорогах, и в итоге местные сорвиголовы совсем обнаглели и стали организовывать атаки на святая святых Конфедерации – относительно защищённые «внешние» городки, через которые шло авиаснабжение колонии…

Много лет спустя, когда самые первые жилые модули спускались к поверхности Джангалы сквозь её плотную атмосферу, в числе первых на фронтир для формирования местной, но подотчётной центральным властям полиции прибыли именно шерифы, набранные из числа сотрудников силовых ведомств Конфедерации. Правительство Сектора решило не повторять былых ошибок…

Небольшие «внешние» городки Конфедерации на Каптейне были укреплены рвами, колючкой и окружены заборами, полицейские участки превратились в настоящие крепости, ставшие базами для рутинных точечных вылазок, а подведомственные учреждения обросли стенами с вышками. К тому времени преступность за пределами охраняемых территорий цвела махровым цветом. Тридцать «зелёных зон», в числе которых была и стотысячная столица Комендатуры, оставались оазисами порядка в этом злобном зубастом мире.

Когда не справляется полиция, единственным козырем властей остаётся армия, и этот козырь в конце концов тоже выложили на стол. Военные просто вытесняли местных с прилегающих к «внешним» городам территорий, отодвигая их в глубь лесов, разворачивая на границах «зелёных» зон базы и блокпосты, однако ситуация в корне не менялась – на Каптейн со всех уголков Сектора всё также текло разносортное отребье, незаконно прибывая в межпланетных кораблях транспортных компаний, частников, полувоенной Ассоциации Вольных Пилотов, а то и самого Космофлота – ведь даже с одного космомигранта можно было состричь весьма крупную сумму денег. Оружия же меньше не становилось – его с огромным удовольствием всем сторонам конфликта поставляли крупные корпорации, потому что для них не было ничего более священного, чем прибыль…

* * *

Гермостворка окна выбралась из паза и с жужжанием лениво поползла вниз. «Виатор» задрожал, затрясся. Сначала едва слышно, потом всё отчётливей затрещал сгоравший снаружи воздух – объятый огненным куполом, корабль входил в атмосферу. Я вскочила с койки, выбралась в коридор и прошла в кабину. Дядя Ваня привычно располагался в самом её центре, следя за всеми приборами и индикаторами одновременно.

За обтекателем раскинулось сине-зелёное полотно планеты. Справа её озёра самых разных форм отражали, выбрасывали обратно в космос солнечные лучи, а слева поверхность ровным серым покрывалом застилала плотная облачная завеса, сквозь которую, словно быстрые водомерки, пробегали фиолетовые вспышки молний.

Каптейн ждал. Нахмурившись в своей обычной манере, он подбоченился, подозрительно прищурился и ждал меня.

– Скоро мы приземлимся в Новом Роттердаме, – нарушил молчание дядя Ваня. – Там у меня есть надёжный человек во внутреннем контроле, он поможет тебе с разрешением на выход за территорию. Его зовут Ирвин Клэйуотер. Как только окажешься в городе, тебе нужно будет его найти. Скажешь, что от дяди Вани, он в курсе. Имей в виду, Лиза, я не смогу покинуть корабль. Там, внизу ты будешь одна.

– Достаточно того, что ты помог мне добраться… Снова. Самое время оценить ироничность ситуации.

– Нет ничего лучше, чем возвращаться туда, где ничего не изменилось, чтобы понять, как изменился ты сам, – прожужжал дядя Ваня.

– Нет, пожалуй, я не вернулась. Четыре года назад я улетела отсюда с Марком навсегда, а вместо меня теперь возвращается другая, – отстранённо произнесла я и стряхнула с себя задумчивость. – Ладно, проехали. Есть что-то ещё, что мне следует знать?

– Всегда будь начеку. Во внутренних землях Каптейна не стоит ловить ворон и слишком долго смотреть кому-то в глаза.

– Прямо как диким зверям.

– Прямо как диким зверям. Некоторые из местных намного хуже диких зверей. Уж тебе ли не знать…

* * *

«Виатор» опустился на бетонную площадку и грузно припал на лапы. Двигатели с облегчением выдохнули, расслабились, получив передышку, гул стал таять, перешёл в свист, а после – совсем затих. Люк распахнулся, трап сполз вниз, и мне в нос ударил давно забытый, но до боли знакомый влажный запах тумана, оттенённый горьким авиационным выхлопом. Сжимая в руках потëртый коричневый рюкзак со сменными вещами и небольшим запасом еды, я спустилась на твёрдую землю и тут же лицом к лицу встретилась с хмурым человеком в тёмно-зелёной форме. Поодаль стояла лёгкая шестиколёсная бронемашина пограничной службы, с её крыши в небо смотрел ствол электромагнитного бластера, а прямо надо мной, жужжа, висел небольшой дрон и внимательно изучал меня глазком камеры, фиксируя всё происходящее.

– Ваши документы, – бесцветным голосом попросил мужчина и протянул руку.

Я достала заранее заготовленный паспорт на чужое имя. Пограничник внимательно осмотрел документ, потом меня, затем – снова документ, после чего заметил:

– Госпожа Рейнгольд, не очень удачный выбор для первого межпланетного путешествия, особенно с учётом вашего юного возраста. Здесь всё совсем иначе, нежели на Пиросе, поэтому будьте предельно внимательны и беспрекословно следуйте инструкциям должностных лиц.

В его зрачке коротко мигнул фотомодуль. Он отдал мне документ, бегло оглядел корабль и сообщил в переговорное устройство:

– Анна Рейнгольд, девятнадцать лет, прибытие на транспорте класса «Церамбика», бортовой номер четыреста одиннадцать… Да, Пирос… Уже проверили? Курьерская почта? Хорошо… Что по владельцу судна?

Сверху, почти на расстоянии вытянутой руки, с рокотом и треском пронеслась чёрная молния военного корабля и тут же скрылась за лесополосой. У меня заложило уши, а порыв ветра чуть не вырвал из рук драгоценную ламинированную карточку, которая обеспечивала моё прикрытие. Чиновник и вовсе не обратил на корабль никакого внимания и продолжал что-то выяснять у коммуникатора:

… – Самый настоящий робот, говоришь? В таком случае, ему в город вход заказан, придётся свой металлолом мариновать на корабле…

Обернувшись, он кивнул головой, висящий над нами дрон вильнул в сторону и скрылся в неизвестном направлении. Мужчина повернулся ко мне и сообщил, указав рукой в сторону двухэтажного терминала цвета хаки:

– Регистрация там, пройдёте через вторые ворота. За разметку не заходить, на площадках – не мешаться. На территории периметра оружием пользоваться запрещено, за этим следят автоматические системы. Вопросы есть?

Я отрицательно помотала головой, мужчина кивнул – на этот раз мне – и зашагал к броневику. Через полминуты машина уже ползла мимо высаженных вдоль терминала деревьев в сторону шлагбаума, который отделял гражданскую часть космодрома от военной. Шлагбаум поднялся, машина устремилась в дальний угол поля, к стоявшему на разгрузке среднему линейнику, из чрева которого погрузчик вывозил ящики и коробки и складывал их ровными рядами вдоль платформы.

Там же, за сетчатым забором, на почерневших от гари площадках стройной шеренгой стояли СВВП – истребители вертикального взлёта и посадки. Полдюжины боевых машин были выкрашены в серо-зелёный камуфляж и терпеливо ожидали своего часа, словно хищные жгутоногие фрины, застывшие перед смертоносным прыжком на жертву…

Я пошла в сторону терминала вдоль жёлтой разметки, аккуратно обходя большие, очерченные толстыми красными линиями прямоугольники посадочных площадок. Периметр лётного поля был опоясан высоким забором – почти таким же, как вокруг моего старого интерната, – а по углам его в небо вздымались вышки с красными сигнальными огнями на вершинах. Выделенная под военную часть площадь раза в четыре превышала гражданскую, и было вполне очевидно – за все эти годы Каптейн так и не стал туристической Меккой. Или, быть может, это я попала сюда в межсезонье…

Внутри терминала всё было по-военному строго. Среди бежевых стен, на которых красовались яркие боевые плакаты, лениво, будто бы в полудрёме, туда-сюда ходили редкие люди в форме. Они носили какие-то бумаги, коробки, планшеты, натыкались друг на друга в холле, чтобы постоять и тихо обсудить что-то, а затем двигались дальше.

Пол под ногами задрожал, задребезжали стёкла, и я увидела, как на площадку рядом с «Виатором» опускается ещё одна летающая машина – приземистая и остроносая. Явно чартер одной из самых дорогих моделей – слишком сильно его агрессивные рубленые линии и матово-чёрные грани контрастировали с округлым и каким-то домашним «Виатором», стоявшим поодаль. Резко и громко из репродуктора под потолком раздался голос:

– Новоприбывшим предписано пройти через сканер и проследовать к стойке регистрации, окно номер один.

Оглядевшись по сторонам, я увидела окно номер один – остеклённую конторку с узкой щелью для документов. Внутри конторки сидел дешёвый андроид, выполненный в виде молодой девушки, пластиковое лицо которой не выражало никаких эмоций. Гладкие и какие-то восковые чёрные волосы представляли из себя аккуратное каре, а строгая офицерская форма сидела на андроиде идеально.

Я приблизилась, и лицо робота растянулось в формальной резиновой улыбке.

– Ваши документы, пожалуйста, – бесцветно попросил механизм.

Я сунула в щель паспорт и карту гипертрансфера, удостоверяющую моё право пользоваться Вратами в качестве пассажира; лицензию на оружие и паспорт на пистолет, который в разобранном виде лежал у меня в рюкзаке.

– Цель прибытия в Новый Роттердам?

– Курьерская доставка коммерческой информации, – максимально небрежно ответила я.

– Планируемое время пребывания?

– Неизвестно.

– Имеются ли родственные связи с резидентом Каптейна?

– Нет.

– Ваши импланты зарегистрированы на имя Анны Рейнгольд. Анализ ответов… Результат: ответы достоверные. Просьба установить трек-программу в память микрокомпьютера. Пожалуйста, подключите устройство сопряжения к нейроинтерфейсу.

Через щель просунулся манипулятор с катушкой. Я взялась за пластик, отмотала эластичный кабель с катушки и примагнитила метку к нейру. По сетчатке пронеслись цифры загрузки, и через несколько секунд трекер был установлен. Задача усложнялась – теперь официальные власти были в курсе всех моих передвижений. Катушка щёлкнула и смотала кабель, а манипулятор задвинулся обратно в кабинку. Робот с наигранной приветливостью произнёс:

– Добро пожаловать на Каптейн!

Заметив краем глаза тень, я рефлекторно обернулась – позади меня терпеливо ждал своей очереди худощавый мужчина в чёрном костюме, очевидно, только что прибывший на чартере. Острые черты лица, синевато-бледная, полупрозрачная кожа, аккуратная причёска бобриком, синий галстук на белой рубашке под тщательно выглаженным пиджаком и старомодный кейс в руке – прямо-таки хрестоматийный образ конторского чиновника. Сопровождающих не было, странный мужчина был один.

Я посторонилась, и он подошёл к кабинке, смерив меня пустым взглядом затемнённых стёкол солнцезащитных очков. Почему-то от этого взгляда по спине моей галопом поскакали мурашки, и я заторопилась в сторону выхода. За спиной раздалось синтетическое:

– Ваши документы, пожалуйста…

Я же миновала ещё одну рамку и двинулась к выходу из терминала. Раздвижные двери открылись, а затем сомкнулись за моей спиной, и передо мной предстал Новый Роттердам во всей его ржавой и влажной красе…

Глава III. Пробуждение

… Возникло ощущение. Завелась, затарахтела, зачадила выхлопом нейронных цепочек обременённая телом машина разума. Она жаждала идти по пустыне, по заснеженным полям, сквозь горные перевалы. Она отчаянно цеплялась за жизнь и не хотела гаснуть, выключаться…

Рассудок вернулся ко мне, и я открыла глаза. Не было ни катера, ни каталки, ни таинственного чёрного силуэта в ослепляющем пятне света – только серые стены, тускло подсвеченные люминесцентными лампами. Стены были плоские, будто нарисованные на бумажном листе, и сперва я не поняла – почему. Поочерёдно закрывая и открывая глаза, я обнаружила, что видит лишь один. Неужели я наполовину ослепла?

Сил моего тела хватило только на то, чтобы слегка повернуть голову. Рядом с койкой стоял внушительного вида агрегат, дюжиной трубок пробиравшийся куда-то под укрывающее меня одеяло. В трёх метрах, наполовину скрытая за ширмой, обнаружилась ещё одна койка. На ней кто-то тихо и недвижимо лежал – я видела лишь пару неподвижных ног, очерченных белоснежной простынёй.

Вдруг что-то тихонько запиликало, и в комнату вошла медсестра, а следом за ней – немолодой уже усатый мужчина. Внешность его была благородна, а из-под соболиных бровей цепко и пронзительно смотрели какие-то чрезвычайно грустные глаза. Похоже, эти глаза за свою жизнь насмотрелись на всякое – и теперь, прошитые красными прожилками и выдающие хронический недосып, они пристально изучали меня. Одет мужчина был в идеально подогнанный серый костюм – изрядно, впрочем, помятый, как и его усталое лицо.