Погоня за судьбой

Я взяла его лицо обеими руками и прильнула к его губам в нежном поцелуе. Между нами вспыхнул электрический разряд, невидимая искра, и он, забыв обо всём, мягко сгрёб меня за талию и прижал к себе.

«Дура, ты совершаешь ошибку!» – колотилась на границе сознания единственная мысль.

Но мне было уже всё равно – мне и родному мне человеку было плохо. И ближе, чем Марк, у меня никого не было…

* * *

… Разгорячённые и обессилевшие, мы лежали на кровати. Он отрешённо смотрел в потолок, а я, положив голову ему на грудь и перекинув через него мехапротез руки, глядела в окно на горные вершины, озарённые лучами рассвета, и размышляла о том, что теперь будет. Я позволила себе минутную слабость, и это неизбежно скажется на наших дальнейших отношениях. Меня никогда не беспокоили загулы Марка, когда он пропадал на пару дней с очередной путаной или пытался склеить новую неприступную стерву из спортивного интереса, но теперь… Я представила, как буду ревновать его к каждой встречной-поперечной – и это при том, что мы будто бы ничем друг другу не обязаны. Переспали и забыли, да?

– Марк, ты будешь мне изменять? – бесцветно, задумчиво спросила я.

Он поперхнулся и закашлялся. Придя в себя, воскликнул:

– Но мы же ещё не женаты!

– Но уже встречаемся, да? Нельзя же просто так взять и вычеркнуть эту ночь из жизни.

– Ты же первая меня поцеловала! – возмутился он.

– Мне стало тебя жалко, я хотела тебя успокоить. Не думала, что это зайдёт настолько далеко…

Конечно, я лукавила, ведь в первую очередь мне было страшно за себя, и только потом жаль его самого. Он поднял бровь и почесал затылок:

– Да уж, обезоруживающая откровенность… Тут мне стоило бы оскорбиться, но почему-то не получается.

– Не потому ли, что кровь от головы отлила?

– Пожалуй, что так, – легко согласился он. – Но это было здорово, правда? Главное – не придавать этому слишком большое значение. Займёмся своими обычными делами, а там уж оно само как-нибудь наладится…

Ага, конечно, наладится. Я уже жалела о содеянном, однако… Мне и вправду понравилось, и в целом у меня теперь было приподнятое настроение. Марк действительно знал толк не только в еде.

– Ладно, хватит уже валяться, а то всё самое интересное проспим. – Я встала, потянулась и, провожаемая его каким-то сыто-похотливым взглядом, принялась одеваться. – Я хочу оглядеться на местности и посмотреть, что за посёлок за этими горами…

А картинка за стеклом была словно из сказочного сна. Сна? Чёрт, а ведь я совсем забыла, почему вообще очутилась здесь, в каюте Марка.

– Слушай, Марк… Вчера ночью, перед тем как я пришла к тебе, меня позвал Томас. Не спрашивай, как – я сама до конца не поняла. Но он показал мне картину – какой-то невероятный мир, ставший жертвой этого чёрного… я даже не знаю, чего. Того, что уничтожило мой мир.

Марк мигом посерьёзнел.

– Червяк решил показать тебе видения из прошлого? И с чего бы это вдруг?

– Это ты у меня спрашиваешь? Оно толком ничего не может объяснить, но вот показать умеет, в этом ему не откажешь… Картинка была очень убедительная, совсем живая. И теперь у меня такое чувство, будто что-то плохое должно произойти.

– У тебя всегда такое чувство, – отмахнулся Марк.

– Теперь – по-настоящему. Он сказал: «Это было, и это будет». То, что забрало у меня дом, вернётся. Но я не знаю, что с этим делать.

– И теперь ты вспомнила данную себе клятву?

Я кивнула.

– И потом было что-то ещё. Какой-то коридор, несущийся сквозь тьму…

– Ты понимаешь, что всё это означает?

– Могу лишь предположить, что он знает наперёд о том, что этот шар появится вновь. И он хочет, чтобы я была готова.

– Загадки, кругом загадки… Кстати, о загадках… – Марк присел на кровати. – А ведь мы так и оставили артефакт в разбитой машине, словно какой-то мусор.

– И правда, было как-то не до этого, – спохватилась я. – Пойду проверю, не утащили ли его медведи…

Выбравшись в коридор, я направилась в сторону грузового отсека. Из кают-компании слышались голоса стариков. Дядя Ваня жужжал:

… – Горинско-захаровский Мюнхгаузен – это, прежде всего, художник романтическо-модернистского склада! Он создаёт невероятную субъективную реальность! Которая, первоначально шокируя, в конечном счёте становится правдой!

Мэттлок раздраженно возразил:

– О какой правде речь?! Наоборот – показан кризис идеи правды, когда в обществе утверждается убеждённость в том, что поиски правды бесплодны и разрушительны, что сама правда, если она явится миру, непременно обманет ожидания правдоискателей и принесёт больше бед, чем комфортная ложь!

– Кажется, Рональд, я начинаю понимать тебя и твои замалчивания! Комфортная ложь – вот, что ты готов дать нам вместо правды!

– Не нужно инсинуаций – я не собираюсь вам врать! Но будущее – это не прогноз погоды, его нельзя так просто взять и предсказать!..

Голоса позади меня стихли, и я очутилась в грузовом отсеке. В ангаре пятен крови не было – их, очевидно, смыл небольшой робот-уборщик, стоявший сейчас в углу помещения. А в переходном шлюзе всё так и осталось, как было позавчера вечером, когда мы с грохотом влетели сюда на глайдере. Похоже, дядя Ваня оставил уборку шлюза на нашей с Марком совести. Сами нагадили – сами убирайте. Что ж, это было бы справедливо, если бы не опасный манёвр самого деда, в результате которого нас чуть не размазало о корму корабля.

Спорить и препираться желания не было, поэтому я вернулась в грузовой отсек и решила воспользоваться подвесным краном. С жужжанием механизм подкатился к шлюзу по рейлингам, идущим крест-накрест под потолком отделения. Отмотав лебёдку, я кое-как закрепила её на искорёженном корпусе планера и включила минимальную скорость смотки. Со сводящим зубы скрежетом машина поползла по металлическому полу и встала поперёк шлюза. С некоторым трудом мне удалось приподнять её и развернуть вокруг своей оси, и наконец аэрокар свободно повис на тросе.

Оттащив в боковую часть отсека, я спустила его на стоявший тут же стапель и присвистнула. Зрелище было душераздирающим – днище «Шинзенги» было испещрено пулевыми отверстиями, из четырёх двигателей на месте были лишь три, и только один не имел видимых следов повреждений. Машинка хорошо послужила, но, кажется, её жизненный путь подошёл к концу…

Я вскарабкалась на стапель и, приоткрыв дверь, заглянула внутрь салона. Сумка с «Книгой» была на месте. Открыла баул, чтобы проверить его содержимое. Сверху лежала брошенная мною в спешке пластина с четвёртого этажа исследовательского комплекса. Остальные шесть пластинок, как магниты, держались параллельно друг другу на расстоянии сантиметра. По их поверхности плыли будто бы чернильные пятна, появляясь и исчезая. Я взяла седьмую, развернула её вертикально, и она тут же, выскользнув из моих пальцев, затянулась меж двух других пластин, которые расступились, уступая ей место в своих рядах. Что за причудливая вещь… И как ею пользоваться?

Я аккуратно поводила пальцами по металлу, но ничего не произошло. Коснулась поверхности. Подержалась за неё с полминуты – ничего. Ну что ж, видимо, эта загадка так и останется неразгаданной… Нужно было найти для артефакта безопасное место, и на этом всё. Пусть обо всём остальном голова болит у заказчика – а мне нужно просто получить гонорар.

Я вернулась в свою каюту, открыла гардероб, сдвинула фальшпанель оружейного отсека и аккуратно положила туда сумку. Пора было собираться на разведку. Я оделась, как следует утеплившись, вытянула из дальнего угла гардероба мотоциклетные перчатки и мотошлем устрашающего вида. Взяла из тумбочки одну из платёжных карт на чужое имя с небольшой суммой на счету.

– Куда-то собралась? – раздался голос Марка с порога каюты.

Привалившись к двери, он лениво почёсывал пузо сквозь бинты.

– Да, надо проветриться, не могу больше сидеть взаперти.

– Это правильно. Если будешь пробегать мимо магазина, захвати мне пива и чипсов, а? Я так соскучился по алкоголю и какой-нибудь жирной холестериновой гадости – сил нет…

Я направилась на выход, намереваясь отпихнуть Марка с дороги, но тот снова ловко увернулся. Бросила вполоборота:

– На дворе утро стоит, какое тебе нафиг пиво? Иди-ка лучше зарядку сделай…

Я не успела дойти до ангара, как навстречу мне выкатил дядя Ваня и с ехидцей в голосе поинтересовался:

– А ты, Лизонька, знаешь, какой сегодня день?

– Нет, деда, – вздохнула я. – Поведай же мне скорее, я просто сгораю от нетерпения…

– Сегодня на Земле тридцать первое декабря. А это значит, что близится новогодняя ночь. Какая новогодняя ночь без шампанского и фейерверков? – Он оглядел меня с ног до головы и продолжил: – А поскольку ты, очевидно, собираешься на прогулку – привези-ка бутылочку игристого! И ещё что-нибудь, чтобы создать праздник. Я в тебя верю!

– Лети не знаю – куда, принеси не знаю – что… Тоже мне, нашли курьера, – проворчала я, исподлобья оглядев обступивших меня Марка и Ваню. – Ладно, что-нибудь поищу. И да, деда, проверь почту, а то я забыла…

Обогнув дядю Ваню, я проследовала в ангар. Здесь, в самом тёмном углу под покрывалом затаился зверь. Он ждал меня последние несколько дней, и наконец дождался.

Я отстегнула крепёжные тросы и откинула тяжёлое покрывало. Гравицикл «Хускварна» блестел воронёно-чёрным, по боку плыли тусклые блики от желтоватого света ламп. Массивный радиатор ощетинился под вилкой, два мощных прожектора и обтекатель блестели отполированным пластиком, в котором можно было разглядеть собственное отражение.

Я взобралась на чудовище, включила зажигание и, убедившись, что аккумулятор полностью заряжен, запустила двигатели. Машина слегка подпрыгнула и повисла в десятке сантиметров над полом. Я подвигала рулём – вперёд, назад, влево, вправо, на себя, от себя… Четыре круглых астат-водородных движка, способные вращаться в трёх плоскостях, поворачивались в такт движениям штурвала и с равномерным свистом выбрасывали из себя синеватый поток заряженных частиц.

Всё в порядке, можно было лететь. Впорхнув в переходный шлюз, я скомандовала:

– Надюша, выпускай меня!

Шлюз жалобно лязгнул и стал медленно поворачиваться, открывая передо мной искрящийся заснеженный склон. Внутрь «Виатора» тут же понесло позёмку, задул холодный ветер, ощупывая и облизывая новое для себя место. Я аккуратно потянула акселератор, и гравицикл медленно выплыл наружу.

Убедившись, что шлюз закрылся, я направила машину вниз, к озеру. Гравицикл понёсся над самой поверхностью, шумно разбрасывая в стороны каскады весёлых брызг. На другой стороне озерца у самого берега я дёрнула штурвал на себя, и «Хускварна» взмыла в ясное безоблачное небо. Вокруг меня задорно свистел ветер, наивно полагая, что завладел мною и моей жизнью…

Я неслась на высоте птичьего полёта и разглядывала горные цепи, беспредельно простиравшиеся к горизонту далеко внизу. Им не было конца, тут и там между ними в небо подскакивали острые пики и пологие навершия; робко прятались рытвины и расщелины. Перья облаков стали ближе, до них уже можно было дотянуться рукой. Ветер подхватывал и отпускал машину в тщетных попытках унести меня вслед кучёвкам, плывущим в неведомые края. Мне же, как в самый первый раз, хотелось кричать от восторга, от нахлынувшего чувства свободы, ни с чем не сравнимого ощущения свободного полёта…

Через несколько минут внизу показался посёлок, зажатый в ущелье меж двух заснеженных склонов. Я сделала пару кругов над тремя десятками современных термопластовых жилых домиков быстрой сборки, кучковавшихся вдоль речушки, бегущей по ущелью и скрывавшейся за боком крутого горного склона. Отсюда, сверху, было видно снегоходы и внедорожники, припаркованные возле домиков. В самом центре посёлка возвышалась огромная царская ель с большой красной звездой на макушке, увешанная блестящими разноцветными шарами, а на двух домиках рядом с деревом красовались совершенно дико смотревшиеся здесь неоновые вывески: «ГОСТИНИЦА» и «МАГАЗИН».

На торце магазина вдоль стены под узким продолговатым навесом, ни к чему не пристёгнутые и не привязанные, стояли лыжи – десятки пар самых разнообразных размеров. Палки располагались тут же, и я мельком удивилась – неужели это настолько глухое место, что можно вот так оставлять на улице лыжи, не опасаясь за их сохранность? Тут же, рядом на стене висела табличка: «Ботинки внутри». Теперь вроде бы становилось понятно – без ботинок от лыж не было проку. Впрочем, когда это останавливало человека с хорошо развитым хватательным рефлексом?

Это место излучало беззаботность, я сочла его вполне безопасным, поэтому взяла курс на снижение. Оставив гравицикл у торца магазина, прямо напротив лыжехранилища, сняла шлем и вошла внутрь. Под потолком помещения на ниточках висели вырезанные из бумаги снежинки, а окно было украшено гирляндой. На полках было всего понемногу – еда, хозтовары, имелся даже крошечный отдел с одеждой. В уголке бубнил радиоприёмник. Крепкий лысый мужчина в камуфляжном ватнике и с солидной седеющей бородой встретил меня широкой улыбкой.

– С наступающим, незнакомка! Какими судьбами в нашем тихом краю? Приехали на отдых?

– И вас с наступающим, дорогой мой человек, – ответила я, изучая уставленные всякой всячиной стеллажи. – Я тут проездом по работе, решила вот заскочить за покупками. Мне нужны: бутылка шампанского… – Я загибала пальцы, шаря глазами по полкам. – Пачка бенгальских огней, две бутылки пива, пачка чипсов – самых дешёвых и мерзких, какие только есть… И кое-что для женской гигиены…

Продавец ходил вдоль стеллажей, выуживая с полок нужные мне предметы, а слух мой зацепился за что-то. Из радиоприёмника вещал голос:

… – Несмотря на то, что Командование Космических войск отрицает саботаж, источники сообщают, что в рядах высшего состава происходят задержания. В частности, генерал Долгополов взят под домашний арест, в отношении него начато служебное расследование. Напомню: два дня назад Новосибирск стал ареной боевых действий. Звено неизвестных кораблей вторглось в воздушное пространство Содружества, которое оказалось совершенно неприкрытым. Летательные аппараты достигли поверхности и обстреляли промзону, но достаточно быстро покинули атмосферу планеты и скрылись от сил орбитального патрулирования. Информации о жертвах и разрушениях нет, однако район до сих пор оцеплен спецслужбами. Налётчики идентифицированы как россы, которые много лет назад вышли из состава Конфедерации, загадочным образом пропали вместе с отдалённой колонией и с тех пор не объявлялись… От себя замечу: спокойные времена закончились ещё несколько лет назад, с Великим Исходом, но это, похоже, никого ничему не научило. Надеюсь, хотя бы сейчас Конфедерация начнёт по-настоящему вкладываться в оборону нашего воздушного пространства от террористов…

– Вам пакет нужен? – спросил продавец.

Я утвердительно кивнула головой.

– С одной стороны хорошо, что мы тут, на Земле все так задружились, – сказал мужчина, комментируя радиотрансляцию. – Но без врага армия превращается в сброд, который только и может, что выполнять грязную работёнку по найму для продажных политиканов.

– Это всё же лучше, чем закидывать друг друга ядерными бомбами, – заметила я.

– А где гарантия, что россы не закидают нас самих? Если вспомнить, как старательно из них лепили образ врага, я вообще удивлён, что они не стёрли Новосиб с лица земли.

– Они просто хотели что-то забрать, – сказала я. – Но не успели.

Продавец хмыкнул. Переваривая услышанное, я задумчиво глядела в окно на проходящую мимо группу людей, закутанных в тёплую одежду. Впереди бежали и шумно галдели дети, взрослые позади о чём-то беседовали. Чуть отстав, следом за группой прошёл идеально прилизанный холёный мужчина без шапки. Из-под дорогого полушубка виднелся аккуратный воротничок пиджака, выглаженные брюки и лакированные туфли дико смотрелись в этих заснеженных краях – совсем как неоновые вывески.

Мужчина тараторил что-то в воздух невидимому собеседнику, активно размахивая рукой – очевидно, общался по нейрофону. Я не смогла даже приблизительно определить его возраст – вид у него был измождённый, а из-под внешнего лоска проглядывало нервное истощение и какой-то торопливый страх. Когда-то я успела изучить этот страх, свойственный взаимозаменяемым винтикам больших корпоративных машин. Страх, который иногда перебивал даже боязнь смерти…

Кажется, очень многие люди разучились по-настоящему отдыхать, жизнь для них превратилась в бесконечную череду дедлайнов. Сроки, сроки, сроки… Нескончаемый бег по кругу, словно белка в колесе, без какой-либо возможности остановиться и оглянуться – просто потому, что уже не умеешь. Интересно – а я всё ещё умею или тоже разучилась?

Через несколько секунд люди скрылись из виду, а меня вдруг осенило, и я обратилась к продавцу:

– Мобильные телефоны продаёте?

– Да, есть простенькие, сенсорные.

– Регистрировать не нужно?

– Нет, это предоплаченные номера, всё в комплекте. – Мужчина хитро улыбнулся. – Берёте и звоните.

Лучшим вариантом связи в этих горах мне виделся мобильник. Выходить в сеть с нейра было нельзя, а случись что – мой боевой коммуникатор не пробьётся сквозь сопки и вершины, чего не скажешь о надёжной спутниковой связи.

Я огляделась по сторонам, заприметила в уголке тёплый пуховик и с разрешения хозяина магазина переоделась. Пуховик сидел идеально, и я решила отправиться на корабль прямо в нём.

Расплатившись, я свалила купленное барахло и старую куртку в пакет, вернулась к гравициклу и заперла покупки в багажнике. Рядом с летучей машиной уже стояли мальчишки и возбуждённо гутарили, тыча пальцами в её узлы и агрегаты. Завидев меня, они притихли и сделали вид, что разглядывают что-то под ногами.

В отдалении шумела вода, ласковое солнце пригревало, и я чувствовала его тепло сквозь стоявший лёгкий морозец. Я решила прогуляться по посёлку, но он был настолько мал, что мне хватило пяти минут, чтобы обойти обе его улочки и вернуться к магазину. Мимо с рёвом пронеслись несколько снегоходов и скрылись выше по течению реки, а я снова зашла внутрь и в ответ на вопросительный взгляд продавца поинтересовалась:

– Как здесь с транспортом?

– Да практически никак, – усмехнулся он. – Сюда вообще редко кто добирается, потому что мы живём в отдалении от больших дорог. Идеальное место отдыха для тех, кто в курсе о его существовании. И одно из немногих, где ещё бывает нормальная зима.

– А откуда всё это? – Я обвела взглядом прилавки. – Продукты ведь вам кто-то привозит?

– Да, у нас есть аэрофургон, раз в неделю забираем поставку с маглева – севернее проходит магистраль Шанхай-Хельсинки.

– Насколько севернее? У вас блю-арк есть? Дадите координаты? – засыпала я продавца вопросами.

– Сразу видно старую школу. – Мужчина взглянул на меня с уважением. – Включайте, сейчас передам…

Я активировала функцию беспроводного приёма данных. Старая технология работала крайне медленно и на очень небольшом расстоянии, поэтому многие мехи предпочитали вместо этого модуля устанавливать в нейроинтерфейс что-то другое – например, чип сопряжения с сетью вещей. Однако, я давно уже выработала привычку находиться в офлайн-режиме и не светиться в Системе лишний раз, поэтому модуль этот сохранила, даже несмотря на то, что пользоваться им доводилось довольно редко.

По моей просьбе бородач без лишних вопросов выгрузил подробнейшую карту местности и расписание поездов, и теперь я имела полное представление о том, где мы находимся. Поблагодарив продавца, я покинула магазин, взобралась на гравицикл, завела двигатели и, провожаемая завистливыми взглядами мальчишек и напряжёнными – людей постарше, сделала небольшой круг над посёлком, после чего потянула на себя руль и взмыла ввысь, взяв курс обратно к кораблю…

Глава XVI. Запах денег

… – Слишком медленно! Давай ещё!

Рамон в стойке стоял напротив меня, готовясь отразить удар. Он явно сдерживал себя, словно сжатая стальная пружина. Дай только волю – пружина разожмётся, и тогда лучше не попадаться ей на пути. Я делаю движение – и моментально оказываюсь на земле. Рамон, словно тигр вокруг добычи, нетерпеливо обходит меня и кричит:

– Полный шаг, подшаг к ноге и бедром докручиваешь! Поехали заново!

Вскакиваю, делаю выпад, он молниеносным движением уворачивается и оказывается позади меня.

– Доворачивай бедро! Таз – бедро – и докручивай!

Ещё один выпад – он отбивает мой удар, и я снова лечу на усыпанную опавшей хвоей землю. Протянув руку, Рамон помог мне встать и уже совершенно изменившимся, спокойным голосом произнёс:

– Отдохни пять минут, потом продолжим.

Я села на пенёк и жадно припала к горлышку полупустой бутылки с водой. Пот струился по телу ручьями, дыхание было тяжёлым и порывистым, от жары кружилась голова. Болело всё тело, кроме механических рук и ног – они не знали ни боли, ни усталости. Только они всегда, в каждую секунду были готовы к любому повороту событий…

С того момента, как я вышла из больницы, прошло почти четыре месяца. Шесть дней в неделю каждое утро я исчезала из дома и появлялась только под вечер. Преодолевая боль, я целыми днями бегала, прыгала, подтягивалась, отжималась и метала снаряды, обучая своё биологическое тело гармонии с механикой и приводя себя в надлежащую форму. Иногда на несколько дней мы уезжали далеко на север, в обширный подлесок, где Рамон, не щадя ни меня, ни себя, гонял меня по заброшенному лесному полигону и натаскивал в боевых искусствах различных стилей.

Не привязываясь к какому-то конкретному, что-то он давал из карате, что-то – из муай-тай, но его излюбленным стилем был русский армейский рукопашный бой, и вся эта сборная солянка была замешана на глубокой философии карате. Сегодня я, если можно так сказать, отдыхала – дни, когда мы практиковали карате сразу после десятикилометрового забега, были сравнительно лёгкими.

Рамон, несмотря на свою весьма плотную комплекцию, был быстрым и очень гибким. Движения его были хлёсткие и едва заметные глазу, и поймать его мне удавалось очень редко… Он возник из-за дерева, как будто из ниоткуда, и встал напротив меня.

– Ты пойми, противник не даст тебе времени сообразить. Тебе нужно не сцепиться с ним, а нейтрализовать максимально быстро. Раз – и он выключен! Если атака не удалась сразу – выходишь из зоны контакта. Отдышалась?

Грудь до сих пор сдавливала нехватка кислорода, но я кивнула и поднялась, прошла несколько шагов и встала в стойку.

– Теперь – атака-двойка, – зычно скомандовал наставник. – Подставляешь руки, голова защищена. Левой, правой и назад. Поехали!

Подскакиваю, левой, правой, Рамон отбивает оба удара, резко даёт мне ногой под колено – и я снова повержена. К горлу вдруг подступил ком от обиды и злости, а наставник оглушительно заорал над самым ухом:

– Двигайся! После атаки – полноценный машинальный рывок назад! Голову не забывай прикрывать!

Зажмурившись, я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы подавить рефлекторное желание сбежать. Рамон всё это время терпеливо выжидал. Наконец, я вернулась на позицию, хрустнула лопатками и вновь встала в стойку…

* * *

… Прислонившись спиной к облицованной камнем стене, я сидела на небольшом раскладном стульчике в пяти метрах от входа в первоклассный отель в самом центре Ла Кахеты, за многие сотни километров от родного дома. Вновь далёкая столица, где я когда-то получила аванс – возможность двигаться, – обступала меня со всех сторон. На мне была старая коричневая хламида, грязные рваные кроссовки и стёртые в заплатках джинсы. В металлических пальцах я сжимала бумажный стаканчик из-под кофе и понуро глядела вниз, на брусчатку, на фоне которой мелькали начищенные ботинки, туфли на высоком каблуке, сапоги, ботильоны, спортивные кроссовки…

Люди сновали туда-сюда, деловито спеша по своим делам. Изредка в стаканчик с лёгким звоном падала очередная монетка. Сегодня было негусто, но на кофе мне уже хватало.

В десятке метров от входа был припаркован огромный чёрный лимузин, позади него стояли два больших внедорожника сопровождения. Рядом с машинами с ноги на ногу переминался крепкий охранник в костюме, чёрных очках и с коммуникатором за ухом. Ещё двое стояли у самого входа в гостиницу.

Я встала, сложила стульчик и прислонила его к облицовке. Согбившись, медленно поковыляла в сторону входа в здание, где возле двери застыл пожилой молчаливый консьерж в сине-бордовом мундире. Я подняла на него жалобный взгляд больших влажных глаз из-под капюшона, с еле слышным позвякиванием тряхнула стаканчиком и тихо спросила:

– Можно мне к кофемашине? Знобит… Согреться очень хочется…

Оба охранника пристально смотрели прямо на меня, а лицо консьержа брезгливо искривилось. Было видно, как борется в нём желание прогнать попрошайку с сочувствием к калеке. Второе победило, он повернулся к мордоворотам и произнёс:

– Всё нормально, эта побирушка тут уже две недели околачивается, – и следом уже мне с явным недовольством в голосе: – Давай, только быстро. Тебе нельзя показываться на глаза уважаемым людям.