Погоня за судьбой

– Отец просил не говорить, чтобы тебя не расстраивать. А ведь могли бы на эти деньги на Циконию слетать. – Марк мечтательно закатил глаза.

– Этот жирный урод сам виноват! – выпалила я. – И хоть где-то восторжествовала справедливость!

– Так ты у нас, оказывается, борец за справедливость? – Он снисходительно улыбнулся. – Вот, что движет тобой, когда ты крошишь морды увесистыми железяками?

Я промолчала. Оказывается, всё это время за мои проделки отдувались родные мне люди, а я об этом ни сном, ни духом… Машину потряхивало на неровностях, мелкие камешки хрустели под покрышками. Марк тем временем продолжал:

– Тебя боятся, и это плохо. Но, может, это из недостатка можно превратить в преимущество?

– Да о чем ты говоришь? – фыркнула я. – С ненормальной калекой просто не хотят связываться.

Он помолчал, явно обдумывая что-то, и наконец проговорил:

– Завтра после моей службы мы поедем в город, и я познакомлю тебя с кое-какими людьми. Думаю, вы сможете найти общий язык, а у них для тебя найдётся работа.

– Кто они? – нахмурилась я. – И что за работа?

– Это не совсем законная работа… Вернее, совсем даже незаконная, но за неё платят, и, как бы странно это ни звучало, она приносит общественную пользу.

– Криминал? – Я замотала головой. – Нет, Марк, я не хочу становиться преступницей…

Скрипнули тормоза, и джип остановился напротив крыльца. Лампочка над входной дверью светилась ярко-жёлтым светом, о стеклянный фонарь легонько постукивала неизменная вечерняя мошкара. Раз за разом отскакивая от стекла, мотыльки беспорядочно вились вокруг и снова шли в тщетную лобовую атаку. Какая нелепая и бесполезная жизнь…

Марк протянул руку и мягко взял меня за плечо.

– Лиза, ты уже преступница… Забыла?

– Но я…

Ни следа улыбки не осталось на его лице, он смотрел мне прямо в глаза.

– Пойми, убив человека, ты переступила грань, и невозможно уже вернуться назад. Это останется с тобой навсегда. Поверь, я знаю, что это такое… Но ты не переживай сильно, с этим можно научиться жить. И это можно обернуть себе на пользу.

– И что я должна буду делать? – Какая-то отчаянная надежда вспыхнула во мне.

– Пока не забивай себе голову – всё это будет завтра, а сейчас пойдём домой. Я помираю как есть хочу. И о нашем с тобой разговоре отцу – ни слова…

Марк запер пикап, и мы прошли в дом. Дядя Алехандро, как обычно приветливый, словно не видел нас целый месяц, уже накрыл на стол. За неспешной беседой на отвлечённые темы мы приняли пищу и разбрелись по своим комнатам.

Я лежала в кровати, глядя в потолок и обдумывая сегодняшний день. Изгой, которого общество отторгает от себя, обречён либо пропа́сть, либо прибиться к изнанке, к тёмной стороне этого общества. Осознавая, что среди обывателей я всегда буду белой вороной, я теперь довольно отчётливо видела свой дальнейший жизненный путь. Нет, я не могла отстроить свой храм, о котором утром говорил Алехандро. Его руины надёжно похоронили под собой людей, которые были мне дороги – Отто, Веру, Аню, доктора Хадсона… Разбирать завалы я больше не могла, да уже и не хотела…

Теперь я знала, к чему приложить усилия. Я должна была разрушить жизни тех, кто разрушил мой храм – найти всех до единого, кто так или иначе был причастен к событиям в интернате Каниди, и превратить их существование в кошмар. Я была готова дать себе ещё одну клятву, но, в отличие от уже полузабытой гигантской сферы, что уничтожила мой мир, людей вполне можно было отыскать. Пламя мести разгоралось в моей груди. Я с нетерпением ждала завтрашнего вечера, чтобы извлечь из предстоящей встречи максимальную пользу и начать движение к своей новой цели…

Глава XIII. Снег

… – Дядя Ваня, отзовись…

Мы только что миновали широкую дамбу, усеянную мостовыми кранами. Глайдер нёсся в метре над поверхностью ледяного покрова необъятного водохранилища, вздымая позади себя кипенный вихрь. Погода не подкачала – метель колотила по обшивке, завывала, казалось, прямо в салоне, а порывы ветра раскачивали машину, так и норовя опрокинуть её набок. Видимость стремилась к нулю, Марк выжимал из двигателей максимум, а я переключала частоты, пытаясь поймать наш канал. Наконец-то приёмник ответил:

– Припорошило вас снежком-то, поди? Как успехи с «Книгой»? Стоит оно потенциального пожизненного срока?

– Она тут. – Я машинально положила руку на сумку меж сидений. – Но пришлось немного пободаться. На нас спустили всех собак, так что забирай-ка ты нас побыстрее… Кстати, где вы сейчас?

– Примерно… Километрах в двухстах к югу от города. Я выйду вам наперерез, где водоём сужается в речное устье, оттуда уйдём на юг. Отбейтесь пока от преследователей. Конец связи.

Коммуникатор замолк, а я пробормотала:

– Отбейтесь, говорил он…

Кинула взгляд на приборную панель, где по сенсорному дисплею поверх карты местности медленно ползли точки – наш глайдер располагался в самом центре композиции, сдвигаясь на юго-запад, а с северо-востока к нему довольно бодро приближались три отметки покрупнее. У нас была небольшая фора, но она стремительно таяла.

– Нет, это дохлый номер, – проронил Марк. – Полтора километра – и продолжает сокращаться. На нашем ведре против гвардейских «Бульдогов» мы гонку вряд ли выиграем…

– Значит, будем отбиваться…

Я пошарила за спиной – предусмотрительно взятый на вылазку рельсотрон лежал там, где я его оставила – прямо за сиденьем. Тяжёлый чёрный кожух электромагнитной винтовки оказался у меня в руках, я выудила длинный ствол и принялась за сборку оружия. Разгонный блок со щелчком встал на место, разъëмы пары силовых кабелей вошли в пазы. Ствольная коробка приняла в себя обойму с полуторасантиметровыми шариками, щёлкнул тумблер питания, и едва заметный свист заряжающихся конденсаторов утонул в шелесте набегающих порывов ветра.

Через несколько секунд индикатор заряда заполнился до максимума.

– Держи ровнее, Марик, – пробормотала я. – Сейчас будет сквознячок…

Места в салоне планера едва хватило, чтобы развернуться с массивной пушкой наперевес. Надвинув тактическую маску на глаза, я вскарабкалась на сиденье и стала всматриваться в белую круговерть позади нас. Сканер не мог дать хороший фокус, то и дело теряя смодулированные силуэты боевых машин преследователей, но я смогла зацепиться за примерное положение и векторы движения военных гравилётов – они не маневрировали, очевидно, не ожидая от нас никаких сюрпризов.

– Тысяча метров! – выпалил Марк.

Я аккуратно приопустила рукоять двери, створку снаружи ухватила невидимая сила, и в образовавшуюся щель ледяной ветер тут же принялся наносить колючую снежную крупу. Просунув ствол в просвет, я упёрла приклад в плечо и прильнула к прицелу. Захват сканера метался, выискивая цель. Наконец, секундная фокусировка – лёгкое движение стволом на упреждение, и палец сгибается на курке. Хлопок пневматического ускорителя – и разогнанный рельсами снаряд с бешеной скоростью летит к цели. Несколько секунд зарядки конденсаторов – и снова выстрел. И ещё…

– Семьсот метров! Как там у тебя?

Молчу, не отвечаю. Неясно, сколько раз и куда я попала – по сути, это была стрельба вслепую, – но сканер показывал смещение силуэтов с оси движения, и теперь их было два – один из бронелётов, судя по всему, выбыл из гонки, ушёл вверх, и расстояние между нами перестало сокращаться. Сквозь свист ветра я услышала выкрик Марка:

– Лиз, они берут нас в клещи!

– Вижу я, не ори… Были бы понаглее – давно бы уже нас смяли. В полиции одна молодёжь…

– Думаю, ты просто не успела их как следует разозлить, – парировал Марк.

Медленно отклоняюсь влево, ведя на кончике ствола обходящий нас гравилёт – его силуэт уже вполне неплохо различим среди помех. Куда-то в середину проёма… Огонь! Рельсотрон хлопал, отправляя в полёт увесистые шарики.

– Двести метров! – сообщил Марк. – Справа по ходу движения!

Разворачиваюсь и вижу чёрный силуэт массивной машины, проступающий через белоснежную завесу. Делаю выстрел и слышу резкие хлопки ответного огня с той стороны. В бок глайдера стучат одиночные пули. Рефлекторно прижимаю приклад рельсотрона к плечу в ожидании зарядки конденсаторов с одной только мыслью: «Лишь бы не миниган!» Ещё несколько шариков отправляются в тусклое красноватое пятно, и огонь прекращается – похоже, стрелок выбыл из игры.

А с той стороны, из-за вцепившегося в штурвал Марка и слоя стеклопластика к нам стремительно приближался второй гравилёт. В темноте грузового отсека засверкали вспышки, тяжёлая махина резво подскочила и оказалась почти перед глазами. Треснуло стекло, Марк вскрикнул, прикрыв лицо рукой, и дёрнул штурвал на себя. Меня вжало в сиденье, а «Шинзенги» с гулом устремилась почти отвесно вверх.

– С-сука, попали в меня… – Марк, шипя, держался за бок.

Волевым усилием он выровнял глайдер, который теперь ощутимо болтало. Сквозь пулевые отверстия в борту свистел ветер, по всей машине шла вибрация – неужели двигатель повредили? Мы так долго не протянем! Дядя Ваня, где же ты, беса тебе под ребро?!

Выругавшись в голос, я включила рацию:

– Дед, ты долго там будешь копаться, как жук в навозе?! Нас расстреливают в упор! Сейчас на таран пойдут!

Жужжа и свистя, коммуникатор сообщил:

– Я на подходе, держитесь! Одна минута.

Подняв дверь, я наполовину высунулась в пургу, пытаясь разглядеть гравилёт внизу. Он поднимался вслед за нами, и ещё пяток выстрелов не дали ощутимого эффекта. Неожиданно, резко нарастая и забивая собой пространство, воздух наполнил громогласный рокот. Позади расплылась гигантская крылатая тень, и, заслонив собой небо, пронеслась прямо над головой. В салоне с утроенной силой забушевала снежная заверть, у меня заложило уши, и я едва не вывалилась наружу, вытянутая цепкой морозной лапой. Дверь хлопнула, радио задребезжало:

– Ловлю вас, запрыгивайте в переходный шлюз.

Аэрокар трясся и дрожал, один из двигателей громко чихнул и отключился, и машина стала заваливаться набок, теряя мощность. Марк, вцепившись в штурвал обеими руками, рычал:

– Давай, железка несчастная, жми!

По днищу звонко постукивало – барабанили пули.

– Дед, не успеваем за тобой! – закричала я в селектор. – Сбавь скорость!

– Та-а-ак, одну секундочку, – невозмутимо ответил динамик.

Снежный вихрь впереди расступился в стороны, и прямо на нас выскочила огромная серая полусфера грузового отсека с распахнутым шлюзом. Марк, бешено крутя штурвал, пустил машину наискосок, пытаясь попасть в спасительный прямоугольник шлюза, а я стиснула зубы и зажмурилась в ожидании неизбежной катастрофы. Глайдер, грохоча, шваркнулся об угол проёма – один из антигравов с лязгом сорвался и полетел куда-то вниз. Меня швырнуло на приборную панель. Машина, вращаясь, пропахала брюхом металлический пол, грянулась о противоположную стену и замерла.

Из динамика раздался отчётливый голос дяди Вани:

– Держитесь крепче, детки, мы уходим!

Поворотная камера шлюза поползла вбок, отделяя нас от воющей метели. Корабль ощутимо накренился и стал набирать высоту, а глайдер со скрежетом потащило по полу в обратную сторону. Марк болезненно застонал, я упёрлась руками и ногами, во что только можно. По помещению раскатился удар, и наконец всё стихло.

«Виатор» выровнялся, где-то снаружи натужно гудели двигатели, унося нас от погони. Я стянула тактическую маску, швырнула её на приборную панель и с шумом выдохнула.

– Когда-нибудь старый хрыч всех нас угробит, – прохрипел Марк.

– Ты как там, живой?

– Хрен его знает… Крови натекло…

Я глянула на Марка – он был бледен как мел, куртка под прижатой к боку белой ладонью набухла красным. Проворно выскочив наружу, я обогнула разбитую машину, рывком подняла водительскую дверь и принялась бережно, как могла, вытаскивать сводного брата. Стянула с него куртку и, скомкав её, прижала к пробитому бронежилету. Охая и ахая, он опёрся на моё плечо, и мы побрели внутрь корабля, оставляя на полу россыпи бордовых капель. В грузовом отсеке его ноги подкосились, он обмяк и сполз на пол, и в этот момент из жилого модуля выкатился дядя Ваня. По-старчески причитая, старик подкатил к нам, подхватил Марка многочисленными манипуляторами, развернулся и был таков. Профессор Мэттлок уже стоял рядом.

– Лиза, с вами, надеюсь, всё в порядке? – взволнованно поинтересовался он. – Вы не ранены?

– Нет, профессор, спасибо за заботу. Меня сейчас гораздо больше волнует Марк.

Сердце моё заходилось под действием боевого коктейля. Я пыталась отогнать плохие мысли подальше – дядя Ваня был хорошим врачом, но… Никаких «но»!

– Мне срочно надо сбавить обороты, – одними губами прошептала я и заковыляла в сторону кают-компании.

Как была, в боевой выкладке прошагала к минибару, оставляя на красочном ковре мокрые следы, достала первую попавшуюся бутылку и, сорвав пробку, припала прямо к горлышку. Обжигающая жидкость хлынула в горло. Я сделала несколько глотков, стукнула бутылью об стол и плюхнулась на ближайший диванчик.

Голова была ватная, всё тело гудело. За стеклом смотрового окна неслась пурга – «Виатор» на форсаже атмосферных двигателей направлялся куда-то на юг. У нас была небольшая передышка, но выходить за пределы циклона стало бы сейчас громким криком в тёмной комнате – мы оказались бы как на ладони.

Я встала, прошагала в свою каюту, опустилась за монитор и набрала на коммуникаторе привычный номер: пять нулей, две двойки, семь, четыре, семь. Один гудок – и звонок сбросился, как и должно быть. Сейчас перезвонят…

На меня вдруг накатила дикая усталость. Застыв и пристально слушая собственное сердцебиение, я поняла – с боевыми коктейлями пора заканчивать. И чем быстрее – тем лучше.

Робкой трелью входящий вызов вплыл в помещение. Неизвестный номер.

– Она у нас, – отчеканила я, нажав на кнопку. – Что дальше?

На той стороне елейный голос с воодушевлением промурлыкал:

– Я знал, что на вас можно рассчитывать. Но есть небольшая проблемка – вас ищут, и в район операции в данный момент стягиваются высотные патрули. Удивительное дело – над этой областью утром почему-то образовалось окно в графике патрулирования. И непогода так кстати… Впрочем, это лирика. Сейчас всё идёт к тому, что посыплются головы. А когда головы под ударом, в стороне не останется никто. Вам необходимо залечь на дно, и чем глубже – тем лучше.

– Хорошо, мы что-нибудь придумаем. – Я уже прокручивала в голове стремительный вираж в сторону Луны под многочисленными софитами средств наблюдения.

– Вы большие выдумщики, – прервал мои фантазии голос, – но сейчас будет вот что – вы заглушите все приборы, засядете где-нибудь в горном массиве и будете ждать дальнейших инструкций по защищённой почте.

– Пожалуй, так будет даже лучше. – Я не стала возражать – решение было разумным.

– И ещё кое-что. Россы прошли на бреющем над Институтом и теперь спешно покидают орбиту Земли. Видимо, они уже в курсе, что остались с носом. А в Содружестве объявлен режим чрезвычайной ситуации. Скоро местные запрягут, станут искать и их, и вас, и ни для кого не секрет, кого они найдут намного быстрее.

– Хорошо. Затеряемся на время. Никаких исходящих, работаем только на приём с окном в шесть часов с этого момента.

– До связи.

Динамик пиликнул, и воцарилась тишина.

– Надюша! – громко и отчётливо позвала я. – Где мы находимся?

– Евразийское Содружество, Республика Алтай, Катунский горный хребет, – отрапортовал механический голос. – Высота над уровнем моря: три тысячи двести метров, направление движения…

– Достаточно. Гаси всю вспомогательную электронику – транспондер, ретранслятор, приёмо-передатчики. Полное радиомолчание. Найди укромное место для посадки и снижайся. После приземления ничего не включать – только климат-контроль.

– Будет сделано, Лиза…

Спешно покинув каюту, я направилась в лазарет. Дядя Ваня орудовал манипуляторами над Марком, обрабатывая две алые раны в его левом боку. Марк лежал с закрытыми глазами – бледный словно сама смерть. Грудь его слабо вздымалась и опадала.

– Как он? – негромко спросила я.

Не отрываясь от процесса, дядя Ваня прожужжал:

– Крупный калибр задел лёгкое, много крови потерял, но жить будет – бронежилет спас. Прошло по касательной. Сейчас я его залатаю и волью гемодинамику… Кстати, принеси, пожалуйста, термос. Там, в холодильнике, на нижней полке.

Старик неопределённо махнул манипулятором, а я распахнула дверцу холодильной камеры. Из освещённой полости повеяло холодком, и лёгкая дымка поползла над полом. Выудив серый металлический цилиндр на свет, я хлопнула дверцей и вернулась к операционному столу.

– Спасибо, Лизуня. – Дядя Ваня принял из моих рук ёмкость. – Тебе нужно отдохнуть, я позабочусь о нём.

– Ладно, деда. Но помни – я слежу за тобой…

Хлопнув его по металлическому боку, я понуро побрела в свою каюту, сбросила с себя экипировку, выудила наконец из утомлённых глаз тактические линзы и завалилась на кровать. Тело гудело, готовое хладнокровно выполнять отточенные движения, а разум мой, настигнутый встречной волной, жаждал отдыха. Почти сразу меня сморила какая-то тягучая полудрёма – не сон…

* * *

… Стояла жара, беспощадное белое солнце выжигало покрытую трещинами почву, из которой тут и там робко пробивались сухие корявые ростки мёртвой растительности. Я полулежала в сиденье кабриолета, забросив ноги на лобовое стекло, а Марк одной рукой расслабленно вёл машину по абсолютно пустому, прямому как палка шоссе. На нём была пёстрая гавайская рубашка, на носу темнели солнцезащитные очки, а волосы его трепал южный ветер. Он повернулся и сквозь свист и шум прокричал:

– Как думаешь, до заката доберёмся?!

– Конечно, доберёмся! Разве было когда-нибудь, чтобы мы не успевали?! – Я понятия не имела, куда мы едем и куда должны добраться, но это было неважно – ведь мы всегда справлялись. Справимся и на этот раз.

– Один момент, мне надо отлить, – сказал Марк и заворочался, а кабриолет замедлил ход.

– Мог бы и молча всё это сделать, – фыркнула я. – Я надеюсь, ты хотя бы отойдёшь за куст?

– А зачем? Ты хоть наконец мужчину увидишь, в первый-то раз в жизни, – сострил он. – Что естественно – то не безобразно!

Машина, поднимая пыль, сползла на обочину и остановилась. Марк, не открывая дверь, ловко выпрыгнул наружу и поднялся на высокий придорожный холм. Приложив руку ко лбу, несколько секунд он всматривался куда-то вдаль, словно заправский морской волк на палубе корабля, после чего скрылся за насыпью.

В уходящем вдаль полотне дороги, словно в зеркале, отражался знойный, вибрирующий в причудливом ритме воздух. Он плыл, извивался и перетекал из одной формы в другую, подобно восточной красавице из старых сказок. Зрелище было завораживающим, и я не могла оторвать взгляд от вечного движения этого горячего духа пустыни, от дыхания её песков.

Шли тягостные минуты, а Марка всё не было. За это время можно было дойти до самых лавовых полей и вернуться… Он что там, присесть решил?

Покинув машину, я стала взбираться на холм, на кромке которого пару минут назад стоял Марк. На вершине я остановилась. Передо мной открылся раскалённый оранжевый океан, раскинувшийся в бесконечность – покрытая волнами дюн голая пустыня без единого признака жизни. Вдоль барханов ветер без устали гнал песок, подбрасывая его в небо и закручивая в пылевые вихри, убегающие прочь, за горизонт. Марка не было.

– Марк! – позвала я. – Хватит прятаться!

По песку пробежала рябь, в лицо повеяло прохладой. Никто не отозвался. Бездонное одиночество сдавило сердце тисками, я набрала в воздух лёгкие и что было силы закричала:

– Марк! Не уходи!

* * *

– Марк… – прошептала я и открыла глаза.

Было темно и тихо, корабль покоился на месте, и только тускло горела синеватая лампочка ночника. Я взглянула на часы – стояло раннее земное утро. Голова раскалывалась, как это обычно бывало на следующий день после «Персистенса» – и это только начало. Порой окончательно прийти в себя я могла лишь через неделю.

Я наскоро оделась и вышла в коридор, чтобы проверить раненого. Оказавшись возле его комнаты, заглянула через приоткрытую дверь. Заметно порозовевший, он сопел теперь в койке, накрытый одеялом из серой овчины.

От сердца тут же отлегло, я вернулась в свою каюту и наконец позволила себе принять душ. Мимолётный взгляд в окно выхватил заснеженные деревья и непролазные сугробы. Судя по всему, Надюша всё-таки нашла неплохое место, где и спрятала корабль…

Горячая вода расслабляла, смывая свинцовую тяжесть с уставшего тела. Наверное, нет ничего лучше, чем просто постоять под потоком нежной, ласковой воды… А потом, конечно же, съесть что-нибудь, чтобы порадовать желудок. Я вспомнила принесённый Марком со станции жареный палтус, бесконечно далёкий и столь же бесконечно вкусный – таким он казался мне сейчас, когда живот ворчал, требуя себе занятие…

В кают-компании одинокий профессор Мэттлок, сидя у окна, вглядывался в раскинувшуюся по ту сторону ферропластика гладь озера. Будто кристальное зеркало, оно было обрамлено щербатыми, почти отвесными горами. Обернувшись, археолог улыбнулся мне:

– Какое великолепие, Лиза, вы только поглядите! Никогда не думал, что окажусь в столь красивом месте!

– Не потому ли оно такое красивое, что сюда не ступала нога человека?

Я прошла к синтезатору пищи и выбрала блюдо. Пожужжав, механизм выплюнул тарелку с овощным рагу и рыбным стейком, и желудок тут же нетерпеливо заворочался внутри. Я присела напротив профессора.

– Я думаю, – заметил тот, – что за эти сотни лет на матушке-Земле не осталось места, где бы человек не побывал.

– Профессор, есть очевидный способ узнать, где побывал человек, – сказала я, подув на горячее. – Если вы видите кучу мусора – значит, здесь были люди. Мусор – это верный признак человека, его след в мироздании. Здесь нет мусора, а значит и людей никогда не было.

– А что, в сущности, есть мусор? – Он взглянул на меня, уплетающую за обе щёки. – Любое живое существо оставляет следы жизнедеятельности, будь то сломанные ветки, остатки еды или грязь. Отличие наше от животных лишь в том, что человек в своей жизнедеятельности достиг более высокой степени переработки материалов, поэтому вместо, например, рыбьих костей или заброшенных гнёзд оставляет глянцевые обёртки, кострища и масляные пятна.

Вежливо слушая профессора, я поглощала завтрак. Желудок наконец получил возможность поработать, а я, проглотив очередной кусок, заметила:

– Не соглашусь. Вы смешиваете естественное, природное с искусственным, наносным. Брошенный рыбий скелет – это не продукт переработки. Он не наносит вреда, со временем он будет поглощён почвой и растворится без следа. А масляное пятно убьёт всё живое вокруг и оставит выжженную землю.

– А вы знали, Лиза, что за последние сто лет появилось множество новых микроорганизмов? – Мэттлок поднял вверх морщинистый палец. – Уже давно известны такие, которые за считанные месяцы перерабатывают пластик, нефтяные разливы и другие, казалось бы, «вечные» отходы. Природа сама приспосабливается к людям, как когда-то люди приспособились к природе. Это – самый настоящий симбиоз.

Мне было чем возразить – про бескрайние полигоны и захоронения отходов, которые останутся на тысячелетия, про разорительные вырубки лесов, про животных, лишённых дома, вымерших и просто истреблённых людьми, но рот мой был занят. Мэттлок ещё раз мягко по-отечески улыбнулся – очевидно, прочëл мои мысли, – и в задумчивости отвернулся к окну.

На пороге показался выпуклый медный цилиндр, зажатый в манипуляторах, а следом в кают-компанию вплыл дядя Ваня. Мы с профессором вопросительно уставились на киборга, и Мэттлок восторженно воскликнул:

– Иван, да это же… самовар?!

– Он самый! – радостно отреагировал дядя Ваня. – Я всё ждал подходящего случая, чтобы пустить его в дело, и наконец дождался! – Подкатившись, старик водрузил блестящий пузатый самовар на стол. – Вы тут о природе да о погоде, а погода, доложу я вам, как раз располагает к хорошему чаепитию… Кстати, Лиза, о твоей извечной проблеме сосуществования человека и природы давно уже высказались умные люди. Порешили на том, что все беды начались, когда человек отделил себя от природы и сделал её простым объектом своей воли.

– Фейербах, если не ошибаюсь? – уточнил профессор.

– И не только он. Мы же с вами понимаем, что если бы люди, слившись в гармонии со своей Матушкой, до сих пор носили шкуры и охотились с палкой, то не было бы никакого прогресса. И мы бы сейчас не сидели здесь, в тепле, предаваясь благам цивилизации. Так что я предлагаю компромисс – в знак уважения к динозаврам сегодня мы не будем жечь ископаемое топливо и чадить углекислотой. Вместо этого вернёмся к истокам!

И, повернувшись ко мне, он вкрадчиво промолвил:

– Лизонька, дорогая, сделай доброе дело – сходи в лесок за сосновыми шишками.

– Сосновые шишки? – Я в недоумении уставилась на него.