Грёзы

Я и не заметила, как мои пальцы сами собой опустились на холодное лезвие ножа, лежащего на столике возле кровати. Я тут же отдернула руку, стараясь так же отдернуть и все мысли подальше от ножа, но неприятный мёртвый холод остался покалывать в пальцах и в сознание. Стоило мне отвлечься на неприятные ощущения, как рука снова вернулась к ножу, и пальцы осторожно обвили плетёную рукоятку. Уже не противясь, я подняла нож над собой и стала разглядывать. Он неописуемо красив. Даже затрудняюсь сказать точно, в чем именно. Но он очень элегантен, очень притягателен, что ли, а лезвие отражает, как самое дорогое зеркало. Вдруг меня кольнула тревога, и я вздрогнула, словно действительно укололась пальцем об нож.

Не помню, чтобы я вынимала его из ножен и клала так на столик. Я повернула голову. Ножны лежали на столике. Я схватила их и быстро вставила в них нож. Я точно не в порядке. Ну а как же в такой ситуации ещё. Наверняка, сама же сейчас не заметила, как достала его из ножен. Или перед самой отключкой в голову взбрело, что так будет безопасней, если в случае чего получится схватить нож сразу и не возится с ножнами. Однако, несмотря на свои же попытки все объяснить, я инстинктивно отодвинула от себя столик с ножом подальше.

Эта напрягающая ситуация со странным ножом не оставила и капельки надежды подремать ещё хоть чуть-чуть. Да и свет в щелях ставень уже начал желтеть, а значит, солнце поднялось. Времени у меня и так мало, вот и не стоит его ещё терять. Лучше уж лишние полчаса постоять у ворот на зло сторожу.

Я поднялась и начала обуваться. Как же все-таки неудобно спать в одежде, словно в скорлупе какой-то. Все тело скованно, так ещё и жарко. Ну ладно, это все равно куда комфортнее, чем раздеваться в таком месте. При мыслях о комфорте взгляд притянулся к ножу. Что же с ним делать? Спасибо, конечно, Бонрияну за совет спрятать его под одеждой. Жаль только он не учёл, что в женской одежде особо трудно прятать ножи. Это не накидка и не плащ, где полно место для петелек под оружие. Если выберусь из этого всего, то надо будет пришить своим юбкам карманы, да повместительнее. В дороге точно пригодится, а то одной поясной сумки маловато. Точно! Сумка. Думаю, смысл совета спрятать нож под одеждой был в том, чтобы его спрятать его от чужих глаз, а не в том, чтобы он принципиально был под одеждой. Уже на ходу я опустила нож в сумку поверх кошеля, быстро надела колчан, а лук повесила на плечо и в полной боевой готовности вышла из комнаты.

На первом этаже было пусто и, казалось, стало даже просторнее ввиду того, что полумрак, занимавший вчера большую часть пространства, сегодня растворился в солнечном свете. Лишь маленькая одинокая фигура в капюшоне ошивалась возле одного из столиков. По размеру силуэта и одежде можно было понять, что это девушка. И очень молодая. Возможно даже подросток. Из особо примечательного, на ней была длинная волнистая юбка нежно-синего цвета прямо в пол. Такие у простолюдинок не встретишь. Ещё и надетый капюшон в помещении.

Из-за столь странного вида я стала прямо разглядывать её. Судя по всему, она чем-то усердно и сосредоточено занималась. Любопытство взяло верх, и я тихонько подхожу ближе, чтобы лучше все разглядеть. Она с силой трёт стол тряпкой. Служанка? Даже в дорогих заведениях служанок так не одевают. Да и на девушку, что работала тут вчера, она совершенно не похожа. Та была абсолютно обычно одета и в целом выглядела намного проще.

Неожиданно девушка в капюшоне обернулась. Увидев меня, она тут же встрепенулась и выпустила из рук тряпку.

– Ой, – испугалась она, но тут же одернула себя и выразительно заулыбалась. – Уже уходите? Совсем?

– Да, мне следует спешить. Бонриян же вам заплатил за комнату?

– Да, да, да. – Активно закивала девушка в капюшоне. – Не переживайте. Я спрашивала, чтобы узнать, можно ли мне прибирать комнату.

– Хорошо, тогда прощайте.

– Прощайте! – Она изобразила что-то вроде реверанса, слегка поклонившись, подогнув одну ногу и в широком, но плавном жесте расставив руки.

Я уверено двинулась через зал, находясь под странным впечатлением, но у выхода все же приостановилась, решив подумать, точно ли я ничего не забыла. У меня ведь совсем нет времени возвращаться, бегать туда-сюда, поэтому лучше все еще раз обдумать перед выходом. В воспоминаниях всплыло, что я хотела разузнать про дочь старейшины Харвора. Но стоит ли спрашивать у этой странной служанки? Хотя, кого ещё спрашивать. Сторож у ворот не самая приятная личность и может чисто из вредности отказаться говорить, знаю я таких. А Рэнар, обещавший прийти утром к воротам, не факт, что уже пришёл. И если его там не будет, то ждать его я не собираюсь. Да в любом случае, что я потеряю, если спрошу у этой странной служанки? В худшем исходе ничего не узнаю. Так что да, все-таки стоит у неё спросить.

С этими мыслями я развернулась и сделала несколько шагов обратно в зал.

– Извините!

Служанка опять встрепенулась, подняла голову и услужливо уставилась мне в глаза прямо как верный пёс. Только сейчас я заметила, какие странные у неё глаза. Их уголки были очень высоко подняты. Но больше всего смущает даже не это. Смущают зрачки. Ярко-жёлтые. По-дикому жёлтые. Можно сказать, почти горящие. Никогда не видела таких глаз у людей. И я бы сказала, что таких глаз у людей и не бывает.

Пусть и немного замявшись, но я собралась с мыслями, стараясь делать вид, будто меня совсем ничего не смущает.

– А вы знайте что-нибудь про дочь старейшины Харвора. Про ту, что в лесу пропала?

– О-о, я почти про всех всё знаю. Но если касательно момента пропажи, то тут я бессильна. Ведь никто об этом так и не смог разузнать. А значит, и мне неоткуда знать.

Служанка, очевидно, была очень рада поболтать. Но говорила как-то взбалмошно и нервно, будто такое с ней случается не часто.

– Нет-нет, мне как раз интересно, какой она была, как себя вела и все в этом духе.

– А тебе то это зачем? – резко перешла на "ты" служанка и заметно наклонила голову в бок, видно выказывая таким жутковатым образом недоумение.

– Ну… я же сейчас пойду в лес! – слегка замявшись, но все равно стараясь говорить громко и уверенно, чтобы в глаза меньше бросалось, что вопрос застал меня врасплох, да и в целом, что ее вид меня напрягает, ответила я. – Вдруг я всё-таки встречу её и тогда было бы полезно знать, какая она.

– А-а, но она уже больше недели как пропала. Так что живой вряд ли встретишь.

– И все же полезно было бы знать, кого я могу найти.

– Ага, понимаю, о чем ты. Хорошо. Ну, как сказать, она была необычная. И внешне тоже. Не как все люди. Сразу в глаза бросалась. Очень-очень бледная и такая худая, аж на ветру дрожала, наверное. На обычного человека правда мало похожа! А главное – волосы белые. Не блондинистые, а прям белые. Но и не седые. Не знаю, как объяснить. Вот просто белые, короче. А еще брови такие же. И ресницы тоже. В смысле, тоже белые. И, кажется, ей было лет пятнадцать или шестнадцать. Ты уж прости, но тут я точно не знаю. Да и никто не знает. Она ведь не родная старосте Харвору. Он её нашёл где-то за городом. И сама она не знала, сколько ей лет. Ну, не говорила всяко. Вообще девочка очень тихая была. Как мышка. И выглядела как мышка. Из дому почти не выходила. Так что ты, если только увидишь, то сразу поймёшь, что это она!

– Спасибо, спасибо! Это то, что мне нужно. Только скажи, – вслед за ней, перейдя на "ты" начала я. – А ты не знаешь, какие у них были отношения с отцом?

– По правде, я их никогда не видела. Слышала – да. Но слышала по отдельности. Я же не так давно в городе и только начала собирать истории. Еще бы неделька другая, тогда, может, и узнала бы что-то и про взаимоотношения местных. Хотя есть кое-что. Первое время после пропажи были слухи, что сам Харвор её то ли с пьяни, то ли с дуру зашиб, а потом решил на пропажи в лесу все свалить, так сказать. Она ведь такая хрупкая была, ну прям как мышка, а он человек крайне эмоциональный, как ты уже могла убедиться. Но ты только не говори про это нигде. К этому слуху многие очень негативно относятся. Даже как-то драка была из-за него. И что я тебе это рассказала, тоже не говори. Для большинства это всего лишь грязные сплетни. И вообще, про меня, пожалуйста, лишний раз не говори…

– Да, конечно. Спасибо за то, что все рассказала! Вот, возьми монету и не переживай, я тебя не выдам, – прервала и без того долгий рассказ я, вложив в её руку монету.

Кожа у неё была непривычно смуглая, слегка уходящая в пепельный оттенок, но все же не серая. Этот оттенок, в дополнение к другим странностям, тоже выбивался из привычного.

Получив монету, она тут же замолкла, замерла и с откровенным недоумением уставилась на неё.

– Да что ты, совсем не нужно! Я же ничего не сделала. Я не могу. Мне не за что её принимать, – затараторила она, протянув ко мне застывшую руку с монетой.

– Бери, бери. Мне не жалко! У меня таких много, – с улыбкой ответила я.

Признаться, не столь ценны были полученные сведения, сколько мне просто захотелось сделать ей добро. Что-то в ней было такое располагающее, при всей её странности и жутковатости.

Глаза ослепил яркий солнечный свет. До выхода из трактира я и не подозревала, в каком полумраке все это время находилась. Улица же в сравнение просто пылала, вызывая лютую резь в глазах. Тут, воспользовавшись моим ослеплением, о себе решила напомнить полуразрушенная мостовая, подставив мне под ногу излишне торчащий булыжник. Застанная врасплох, я больно стукнулась об него носком и изо всех сил превозмогая боль, попутно стараясь хоть как-то удержать равновесие, полетела вперед. Однако ожидаемого грубого приземления не случается.

Вместо этого я налетаю на человека. Он же, в свою очередь, будто готовый к столкновению, лишь отшатывается, тут же хватая меня под руки, и тянет в верх, очевидно, пытаясь поставить на ноги. Мои ноги нелепо скользят по влажным булыжникам, не находя опоры, и вынуждают меня еще какое-то время повисеть в руках у своего очередного таинственного спасителя. Наконец, придя в устойчивость, я поднимаю голову, чтобы разглядеть того, кто меня выручил, но глаза теперь застилает растрепавшаяся копна волос. Не дожидаясь, когда я вновь верну себе зрение, мой спаситель подает голос.

– Я, конечно, полностью понимаю, почему ты так спешишь, но всё-таки стоит смотреть себе под ноги. А то далеко ты так все равно не уйдёшь.

Я сразу же узнаю этот голос. Рэнар. Немного странно, что, зная человека столь мало, я уже хорошо отличаю его голос.

– Запишешь на мой счет? Я пока за первое спасение еще не расплатилась, – говорю я, стараясь отшутиться, чтобы выглядеть менее жалко.

– Да, пора бы и правда начать записывать. Если так и дальше пойдёт, то, боюсь, начну забывать свои подвиги, – с дерзковатой ухмылкой отвечает Рэнар.

– Отличный план. Только, может, уже отпустишь меня? Просто боюсь, это несколько странно выглядит.

Он тут же резко выдернул свои руки. Уверенная и дерзкая ухмылка испарилась.

Он, очевидно, неловко замялся.

– Ничего, спишем в счет долга. И, считай, этой неловкой ситуации не было, – стараюсь разрядить обстановку я.

Он тихо рассмеялся, все еще сковано переминаясь, попутно потирая глаз.

– Ну что, тогда в путь?

– Конечно, кажется, теперь еще больше следует торопиться. Но и смотреть, куда идёшь все еще важно! – отвечает Рэнар.

После этих слов воцарилось броское молчание. На ум не приходит ни одной идеи, как можно было бы его прервать. Я совершенно не знаю Рэнара, соответственно, как и он меня. Чтобы просто не идти, молча глядя перед собой, я делаю вид, что увлеченно рассматриваю дома, медленно переводя голову из стороны в сторону. При дневном свете, конечно, окружающее выглядит немного иначе, но все же такого интереса, как я демонстрирую, не вызывает. Пока я просто пытаюсь справиться с напряжением. Позади со скрипом открывается дверь трактира. Я не видела внутри никого, кроме той странной служанки. Вполне возможно ещё, что кто-то из постояльцев спустился из своей комнаты, но все же я решаю проверить и слегка поворачиваю голову. Краем глаза замечаю разодетую цветастую фигуру и тут же отворачиваюсь. По-моему даже слишком резко. Неужели она из-за какой-то одной монеты действительно потащится за мной на улицу? Не хватало мне еще такого представления. Может, если она увидит, что я с кем-то то отстанет? Или, по крайней мере, не решится подойти? В любом случае, для пущего эффекта, думаю, следует завести разговор со своим спутником. Чтобы мы не выглядели как двое прохожих, никто из которых так и не может обогнать другого, и поэтому оба идут в напряжении.

– Рэнар, – Начинаю я

– Селена, – тут же отвечает он.

Это слегка сбивает меня.

– Спасибо, что пришел. Еще и так рано.

– Ну я же обещал!

Чувствуя, что эта беседа нежизнеспособна и сейчас закончится, я отчаянно перебираю в голове темы. Сложно поддерживать разговор, когда практически не знаешь человека. Не имеешь четкого понятие, как и на что он может отреагировать. И как что воспримет, да и поймет ли тебя в полной мере вообще.

– Ты вчера перед уходом говорил про Бонрияна, – наконец-то улавливаю я тему для разговора. – Можешь рассказать по подробнее. Например, кто он вообще.

– О, это несколько небезопасная тема для такого уличного разговора.

– Настолько все плохо?

– Еще бы. Я думал, с одного взгляда понятно, что он сомнительная личность. Хотя, говорят, раньше он был неплохим человеком. В общем, кто он такой, могу попытаться рассказать. Родился и вырос здесь. Заведовал лавкой, что ему от отца досталась. Но потом захотел большего и уехал в Помонт. Это портовый город на севере. Он довольно знаменит. Его зовут городом, где не принято спать по ночам, весь усеянный фонарями, что там действительно постоянно светло, еще городом, где по улицам и стокам течет алкоголь, а не вода и грязь, городом, где вооруженных людей чуть ли не больше чем не вооруженных, ведь Помонт гнездо большинства наёмничьих бригад, что действуют по всей округе, городом борделей, городом самой настоящей свободы пусть порой грязной и отталкивающей, хотя с этим названием многие бы поспорили, и в заключение городом бесстыдства и городом порока, а вот с этим уже почти никто не спорит. И да, чуть не забыл, так же его зовут городом певчих птиц. Даже несмотря на не актуальность, это название по сей день самое популярное. Оно буквально уже совсем ничем не обосновано. Даже на гербе у них змея. И все же в дань уважения традициям, большинство продолжает звать Помонт городом певчих птиц.

– Как вытащу сестру, обязательно найму тебя в проводники, – не выдержав, прервала я его увлеченный рассказ о названиях города, который, по сути, должен был быть рассказом про Бонрияна.

– Ах да, – понял мою мысль Рэнар. – Ну, в общем, как его не зови, понятно одно – такой город хорошо повлиять не может. Там то Бонриян за пару десятилетий и набрался влияния и, так скажем, знакомств криминального характера. Добрался до самой верхушки города, позже вовсе став одним из них. Членом теневой руки, что существует и правит вопреки воли наших господ из Глиняных людей и попирает их древний указ, гласящий, что единственная позволенная нам собственная власть – это городские советы старейшин.

– Теневая рука?

– Ну да. Что-то вроде тайного правительства. Объединение торговых синдикатов и шаек наемников. Именно благодаря им и существует современный Помонт. Кочевники такое презирают и никогда бы не позволили существовать столь одиозному городу под своей властью. Но он не под их властью. Хоть и платит дань так же, как все.

– Понятно, и что в таком случае Бонриян забыл здесь?

– Не знаю, возможно, соскучился по родным краям, но все же более вероятно, что для каких-то грязных дел. Ходят слухи, будто он контрабанду организовывает. Он, случаем, тебе хоть ничего, кроме лука не всучил? А то мало ли, решит еще тобой воспользоваться.

Я тут же вспомнила про нож и слегка осеклась, прежде чем ответить.

– Нет, только стрелы. Но, думаю, все в порядке.

– Да, но и лук это уже странно, – косясь на меня, выдает Рэнар. – Но ладно, что-то мы заговорились. Я бы сменил тему.

– Пожалуй, ты прав, – поддерживаю я. – Так ты теперь намерен идти со мной, ну, прямо в лес? Мне тут вспомнилось, изначально ты собирался остаться тут, караулить мою сестру.

– Да, понимаешь, планы по ходу дела несколько поменялись, – начал он как-то не очень уверенно. – Но с твоей сестрой все будет в порядке, уверяю. У меня есть знакомые, они об этом позаботятся. Я уже договорился. Так действительно будет лучше, поверь.

Впереди показывается городская стена. Возле выхода из города я тут же замечаю двоих людей. Их вид сразу вызывает у меня беспокойство, хотя, казалось бы, объективных причин для этого пока не видно. Но все же есть какое-то нехорошее предчувствие, и с каждым мигом оно все сильнее наполняет меня. Если бы мне так сильно не требовалось выйти из города как можно скорее, то я бы предпочла пойти назад и подождать, лишь бы не пересекаться с этими людьми.

– Подожди, что это за типы у выхода? – напряженно перебиваю я, кивая головой в сторону двух фигур, маячивших у спуска к воротам.

– Так, – протягивает в ответ Рэнар. – Это дикари. Глиняные люди.

– И что это значит?

– Ничего хорошего. Их тут быть не должно.

При нашем приближении один из них встал с табурета, на котором до этого ночью дремал сторож. Куда подевался сам сторож, неясно. Но надеюсь, он просто спокойно ушел. Несмотря на яркую реакцию при виде нас, оба продолжали хранить молчание. Один, тот, что до нашего приближения сидел на табурете, заметно старше второго. Даже слегка седоватый. При этом они выглядят как родственники. У обоих темно русые волосы и заметно глубоко посаженные глаза с излишне отчетливыми темными кругами, какие бывают не от недосыпа, а от природы. Однако все же больше всего в их облике внимание привлекали мечи на поясе. А в совокупности с недружелюбными повадками они вовсе вызывают тревогу.

Когда мы подошли уже совсем близко, старший намерено шагнул нам на встречу, перекрывая дальнейший путь. Он медленно и даже вальяжно повернул голову в сторону молодого и что-то сказал ему на непонятном мне языке, столь непонятном, что я даже не могу разобрать, где отдельные слова. Тот, в свою очередь, кротко ответил.

– Что-то случилось, – взял инициативу Рэнар.

– Нет, – покачивая головой, ответил старший.

– Тогда мы пройдем?

– Нет, – не меняя интонации, повторил дикарь.

Рэнар, заметно нервничая, перемялся с ноги на ногу

– Вам что-то от нас нужно? – вмешалась я.

– Нет, – уже с легкой улыбкой ответил дикарь, медленно переводя на меня взгляд.

Молодой что-то сказал ему, на что тот в ответ лишь покосился, ухмыляясь.

– У нас важное дело, нам нужно пройти в лес. От этого зависит жизнь человека!

– Селена, – сконфуженно шикнул Рэнар.

– Бедняжка, – сухо ответил старший дикарь.

Рэнар потянул меня за руку, отводя в сторону.

– Ты, кажется, не понимаешь, что это за люди, – он перешел на шепот. – Давай просто уйдём. Найдем другой путь. Хоть подождем, в конце концов. Но где-нибудь подальше.

– Друзья, что это вы тут затеяли? – Надвигаясь на нас, встрял дикарь.

– Ничего, нам не нужны проблемы. Мы уходим, – тут же выпалил Рэнар.

– Сразу бежишь, значит.

Он выдернул перо из волос Рэнара, судя по звуку оторвав при этом и часть волос. Рэнар же даже не поморщился.

– Правильно, – протянул дикарь. – Что-то я не вижу тут твоего боевого коня, да и оружия у тебя нет. Смелым тебе быть не полагается.

Он покрутил перо в пальцах, после чего небрежно бросил его на землю.

– Если есть проблемы, я могу позвать кого-то из старейшин, – невозмутимо ответствовал Рэнар.

Перо плавно опустилось на землю.

– Проблемы есть. Зачем вы пытались проникнуть за ворота?

– Моя спутница вам говорила, – начал Рэнар, но тут же оказался прерван.

– Это мне не интересно. Подробнее. И от тебя.

Дикарь метко харкнул прямо в лежавшее на земле перо и самодовольно бросил взгляд на молодого напарника. Тот заржал. Невозмутимость начала потихоньку осыпаться с лица Рэнара. Он поджал губы и еле заметно нахмурился. Это дурной знак. Однозначно.

Однако тут происходит нечто странное. Дикарь резко меняется в лице. Он вытаращивает свои черные глаза, уставившись куда-то за спину Рэнара. Я прослеживаю его взгляд и замечаю стоящую перед поворотом в конце улицы служанку из трактира. Ту самую, странную и пестро разодетую. Наступает какая-то нездоровая, гнетущая тишина. Вдруг дикарь орет что-то на своем языке. В ответ на это его молодой напарник тут же оголяет меч. И почему-то весь дрожит. Рэнар отскакивает в сторону, ко мне. А старший дикарь так и не унимается, продолжая орать.

– Что случилось? – пытаюсь вмешаться в суету я.

Старший дикарь переводит взгляд на меня, но то и дело отдергивает его обратно к служанке, та же, в свою очередь, уже вышла из оцепенения и потихоньку пятится назад.

– Бес! – наконец отвечает он. – Бес! Его нужно поймать!

Он опять что-то кричит молодому, но тот начинает лишь заметнее дрожать, попутно судорожно бубня себе под нос.

Тогда старший не выдерживает и сам выхватывает меч из ножен. Служанка, названная бесом, тут же бросается наутёк, вся очень громко звеня и бренча, будто неся на себе пару хороших кошелей золота. Старший дикарь гаркает приказным тоном молодому и сам бросается следом за служанкой. Мы втроем тут же бросаемся за ними, но значительно отстаем. Откровенно, судя по всему, никто из нас и не ставит задачу их догнать.

Служанка ловко и со звоном юркает в проулок. Старший дикарь уже совсем неловко проскользил на повороте, чуть не врезавшись в стену, но все же чудом смог вписаться. Когда они скрылись, мы все же ускорились, однако, достигнув поворота, все втроем остановились. Глазам открылся узкий и извилистый проулок, в котором продолжается погоня. Хотя, скорее это проулок можно назвать ломаным, ведь стены домов, образующих его, имеют острые, а не закругленные углы. Служанка набегу срывает одеяло с сушильной веревки, низко протянутой между домами, и выкидывает его себе за спину. Кусок ткани угождает точно в цель, опутывая торс дикаря. Но, несмотря на это, ему удается остаться на ногах и даже почти не сбавлять темп погони.

Спустя несколько мгновений он, наконец, расправляется с одеялом и отбрасывает его в сторону. Судя по всему, погоня вот-вот должна закончится. Дикарь совершает рывок вперед и выставляет свободную руку, уже почти касается спины служанки, но тут она резко отрывается от земли, прыгая. Пальцы лишь проскальзывают по спине, а их хозяин лицом летит в сточную канаву на конце проулка. Раздается звон выпавшего меча, но его сразу же перекрывают громогласные ругательства. Тут даже язык не надо знать, чтобы понять, что он сейчас кричит. И все же, несмотря на сильное негодование, дикарь мгновенно вскакивает, подбирает меч и скрывается вслед за служанкой, а мы так и остаемся перед тесным проулком на основной улице, не двигаясь с места.

– Да что происходит? – обращаюсь я уже к Рэнару. – Что им от неё надо?

От общей напряженности обстановки во мне разливается волнение, и я начинаю слышать, как бьется собственное сердце. Именно слышать, а не чувствовать. И поэтому ждать ответа становится невыносимо. А Рэнар все продолжает молчать, лишь нервно бегая глазами и покусывая нижнюю губу. Наконец, спустя пару минут, он слегка наклоняется и ели уловимо заговаривает шёпотом.

– Послушай, нужно бежать, пока не поздно. Мы очень сильно влипли. Главное сейчас как-то отвязаться от второго. Если получится – хорошо, но не исключено, что так просто не получится. Тогда придется применять силу. Все-таки встал он неудобно. Перекрывает нам путь. Ты как, выдержишь?

Эти слова раздаются холодом по моему телу. С этим холодом приходят и воспоминания о ноже, что дал мне Бонриян. Но думать о нем как-то страшно. Тем более думать о том, чтобы его применять. Кажется, я пока слишком верю в хороший исход. И надеюсь, это не подведет меня. Однако на всякий случай я все же кладу руку на поясную сумку. Без лишних мыслей. Быстро бросаю взгляд на молодого дикаря. Он тем временем все всматривается вглубь улиц, как будто это хоть что-то может ему дать, ведь даже шум и брань уже давно стихли. Но зато он сейчас не сосредоточен на нас. Этот факт придает мне решимости ответить Рэнару.

– Ага, – киваю в подтверждение своей готовности. – Есть план?

Рэнар не успевает ответить. Дикарь моментально отрывается от бессмысленного созерцания проулка и кричит на нас.

– Молчать! – выдает он, немного срываясь на визг, и тычет кончиком меча в грудь Рэнару.

Рэнар слегка поднимает руки с раскрытыми ладонями в знак покорности. Время вокруг замедляется, а сердце только еще сильнее ускоряется. Дикарь заметно дрожит. Все еще. Хотя сейчас даже больше. Он, очевидно, не знает, что делать, и это сильно заметно. Раздается отдалённый грохот. Рухнуло нечто тяжелое и, судя по хрусту, поломало где-то доски. Внимание дикаря опять занимает проулок. Время идет, но перед нами так никто и не показывается. Как и не раздается новых шумов.