Полная версия
Как сейчас и говорит комментатор:
– Потом, правда, она бегала уже и опять, как молодая.
Все знают, что Сирена врет, но вот почему-то:
– Действует эта черная магия на теннисисток, ее противниц.
Видимо, думают, что надо выигрывать по-честному.
Никакого интереса дальше смотреть на игру Сирены Вильям нет абсолютно – одна только нервотрепка. Хорошо, что она вылетела.
Но не думаю, что Плишкова устоит против японки Осаки.
– — – — – — – — – — – —
23.01.19
РОМЕО и ДЖУЛЬЕТТА
Стр. 244—251 – из Не Хлебом Единым Вот уже у Чехова увидел невидимое, и даже года на три раньше, чем сейчас вспомнил, – а в Ромео и Джульетте пока:
– Ни гу-гу. – Знаю, что есть, и именно потому, что само содержание иначе не расшифровывается:
– Какой в нем смысл?
Смысл должен быть, что Прошлое, вставшее стеной между ними, – и дало им шанс:
– Любить друга, – хотя это было невозможно – за просто так.
Ответ известен заранее – непонятно его содержание. Какая тут может быть расшифровка?
Толком непонятно, какое прошлое встало между Капулетти и Монтекки. Ясно, что оно не личного беспредела, а, как всегда, фундамент устройства мира, и, возможно, а, скорее всего, именно так, противоречие возникает из-за непонимания кем-то Нового Завета. Нужен более-менее достоверный перевод текста Шекспира. Как это сделал Пастернак в Короле Лире, Отелло, Гамлете.
Трудно даже предположить, какое противоречие Нового Завета встало здесь поперек Ветхого. Хотя противоречие, собственно, только одно и есть:
– Новый Завет забрал себе Ветхий Завет, – встав сам собой, как лист перед травой перед:
– Богом.
Ветхий Завет – жизнь по преданиям, без непосредственного присутствия бога. Обычно об Этом – вообще ни гу-гу, – так:
– Чё-то было, – конкретика смысла не принимается во внимание.
Очевидно: Ромео забирает Джульетту, вынуждая ее этим покинуть Ветхий Завет, – и:
– Никто – или есть кто, но в одиночном количестве – не может объяснить остальным:
– Вы все уже на этом борту, мэй би, еще только идущего в Новый Завет большого денежного перевода.
Нужны осмысленные, как в Короле Лире аргументы.
Так как Ромео и Джульетта написана на десять-одиннадцать лет раньше, чем Король Лир, то однозначно, ничего конкретней фундаментального противоречия между мировоззрениями Ветхого и Нового Заветов не может быть. Достаточно ли только они здесь очевидны. В Короле Лире сразу поставлены все точки над И:
– Выходи замуж, но только за Не-любимого, – ибо нельзя любить двух сразу, – так как:
– Мир Один. – Любить можно только отца.
Если древней считается уже вражда между Ветхим Заветом и Новым, то Капулетти – кто? Новый или Ветхий завет? Сразу можно думать, что Джульетта – Капулетти – это именно Ветхих Завет, сопротивляющийся всему новому, но еще интересней будет, если наоборот:
– Монтекки – Ромео – это именно Ветхий Завет, который приперся – надо же – на промысел в Новый!
Фундаментальным отличием Нового Завета от Ветхого здесь может быть, что Новый едет, как ротмистр Минский у Пушкина в Станционном Смотрителе:
– На перекладных, – где и цапает невесту Ветхого, Персефону – Дуню Тонкопряху.
И возникает тоже самое недовольство, что Зевса Самсона Вырина:
– Ну ты чё?
– А чё?
– Ты цап-царап, – а:
– Мы-то остаемся-я! – с тобою, так сказать, родная моя сторона, ибо солнце Нового Завета, – а:
– Даже и вообще: не наблюдаем!
Следовательно:
– Лучше вы к нам, – этот вариант даже не возникает.
Но вот Кук таки остался на островах Новозеландского архипелага. Россия – вот тоже:
– Не чешется даже в это путешествие.
Возможно, трагедия произошла потому, что возврат в Ветхий Завет уже невозможен. А возможно, и наоборот, Ромео, шедший из Ветхого Завета, не смог взять Иерихонскую Стену:
– Сыграть смерть на Сцене, – как это сделала Джульетта, притворившись мертвой, и мог умереть только – следовательно:
– Совсем. – Она:
– Пошла за ним.
На основании уже известного – это возврат в Ветхий Завет. Хотя:
– Все Живы! – только в Новом Завете. Который именно для этого и придуман Богом.
Чтобы спасти Адама.
Надо почитать текст в переводе Бориса Пастернака, авось, там написано, как в Короле Лире, что что говорит, а кто никак не может этим восхищаться, – как Лев Толстой, например:
– Вижу, вижу – Фету и Тургеневу – что соображаете, поэтому, надеюсь, поверите и мне:
– Не могу.
Но вот в отличие от Льва Толстого какая-то сторона – Ромео или Джульетты – пошла на Вы в лице последнего из своих героев:
– Ромео или Джульетты.
Есть некоторое противоречие: Ромео атакует, но он из Ветхого Завета по признаку, что Джульетта смогла в конце сыграть – а может, и поставить, спектакль со смертью.
Ветхий Завет просится, но не может пройти в Новый Завет. Не как Лев Толстой, обозначивший свою позицию в:
– О Шекспире и о Драме, – что не только не знает, что такое Новый Завет, но и Ветхий! – Ибо и не упоминает их ни разу, а только слово:
– Религиозность, – как – можно думать – блуждание всё той бабушки. Которая прожила одна в лесу 40 лет и не знала горя, ибо была еще круче – похоже – даже Льва Толстого:
– Не знала и что такое религиозность.
Однако:
– Нельзя выдавать школьное сочинение за Роман, – да еще:
– Наполеона.
Ибо:
– Новому Завету были удивлены – все! – Хотя и были такие, кто чувствовал в душе тепло при словах Иисуса Христа. – Но простой логикой такие вещи не берутся, – как:
– Поделить Семь Хлебов и несколько рыбок на 4000 тысячи человек женщин и детей, и собрать семь корзин кусков, а люди сидели рядами по 100 и 50 человек.
Ибо просто так шифровать, что значили ряды по 100, что по 50 человек – какие это были человеческие образования:
– По горизонтали – столько было, например, семей таких-то, а столько других, или по вертикали, что это роды евреев по времени их существования в истории – нет смысла:
– Скажи – Пушкин – просто:
– Лошадь. – Следовательно, рассказывается это не как история религии, а как работа шестеренок в голове его:
– Хомо Сапиенса.
Как и было Явление Пятистам.
Явление сначала апостолам – значит:
– Счет идет по модулю 12, – и число 4000 или 5000 уменьшается на это деление, деление на двенадцать.
Повторю только, что вот эти Пять Хлебов или Семь Хлебов – что они обозначают в истории, роды, заповеди или какие-то другие образования, как и остаток 12-ть и 7-мь корзин кусков хлеба – это не просто шифровка, а работа шестеренок головы, как они должны быть расположены:
– Правильно. – Чтобы посветили на Солнце, как Кук, нашли там Венеру, заодно, а потом как Владимир Высоцкий и посоветовали вот это Правильно:
– Посвети-те, и на Залив, сэр!
А там, как оказалось, и идут они:
– Все неприятности. – Несмотря, что по воде, аки по суху.
И вот она Австралия, где жить – с первого взгляда – нельзя, а как поняли, что есть вот это заветное слово:
– Не-знаю! – так и ясно сразу: его мы и ждали только, пусть и к самому концу нашего праздничного путешествия.
***
Зачем человека гонят, – так сказать:
– Всё время?
Вот выходит – как это ни печально – чтобы он понял так, как очень не хочет:
– Не только умом, но и изменившимся сердцем, – больным, сэр? – Ибо:
– Разве сокрушенное сердце может быть здоровым? – Ибо:
– Радость, что получилось! – Вот именно сделать это, подставить вторую щеку, – бывает:
– Не часто, не часто.
Сделано раз, а когда будет следующий – неизвестно! – Хочется:
– Заплатите, пожалуйста, и мне, как Зворыкину-Муромцу, своими лесами и болотами, а в них уткими стреляемыми.
Но не мне, разумеется, ибо люблю и их, как белок, что и ради части белого мяса в них – не приму и в подарок, да и говорят, что в них всё красное, а оно почему-то не достигает пьедестала почета такого, как белое.
Возникает – тем не менее – вопрос:
– Сознательно ведется такая неприступная блокада Пушкина, или это, действительно, есть полное его непонимание?
Мировая литература издается, но она или прошлых веков, или вообще:
– Что значит: перевода здесь просто нет.
Следовательно, Пушкин – это единственный здесь подлинник. Только он может расшифровать любого писателя любого древнего века.
Можно даже спросить:
– Только непонимание диктует власть по его прочтению, или есть хоть какая-то доля сознательного противодействия?
И, думаю, есть. Ибо и запрет бога после 17-го года – удивляет, удивляет. Удар нанесен был буквально по фундаменту, как по Надстройке Нового Завета. Ибо ладно, что его надстроили, а пошло уже именно Пушкиным здесь и Гегелем, Кантом и Шекспиром – там:
– Возведение этой надстройки в Фундамент!
И еще больший ужас в том, что это не только Кант и Гегель, а и:
– Многие, многие другие, – а песня о Новом Завете всё та же и у Марка Твена, и у Майн Рида, и у Джека Лондона, и у Хемингуэя, и у Агаты Кристи, и у Фенимора Купера, и у Дон Кихота Сервантеса, и у Острова Сокровищ Стивенсона.
Но Пушкин своими короткими произведениями, да в подлиннике письма, акцентировал внимание на прямой связи истории прошлых веков и Евангелия. Можно сказать:
– Перевел Евангелие в подлиннике. – Что значит, создал, ибо Евангелие иначе и не переводится.
Как и сказано:
– Ваше письмо я получаю, как ответ на своё письмо, – в предисловии к Повестям Покойного Ивана Петровича Белкина. – Бог его, следовательно, только:
– Заверил.
А тут говорят, что так нельзя говорить и писать, тем более:
– Ай, да, Пушкин!
Другого – не своего мнения – Бог не примет. – Ибо:
– Перевод – это и есть подлинник.
В русском языке приветствуется только подражание – пусть и с оттенками интонации подлинника. Тогда, как правильная интонация – это интонация самого Смоктуновского или Высоцкого. Сопротивление этому идет интуитивное, как неприязнь. Но не принимается она только официальной инструкцией – народ не только в восторге – в счастье – а, заметьте, качество записи:
– Половина на половину – часть слышно, вторая замыкает от вольнонаемной его записи.
Здесь счастье – вот как только что было сказано:
– Барыня мы не с обыском, а с грабежом, – так что, хоть стойте, хоть падайте, – а:
– Желанного подлинника – у наз нэту – если вы его, как своего ушедшего на фронт добровольца юнкера, ждали-сь.
И одна надежда только и осталась, что это сынок настолько всё забыл на фронте, что ищет свою маму, – а:
– Где живет уже не помнит, – ибо, авось, и мама идет ему навстречу:
– Давай, давай, милый, я тебе заныкала пару Ван Гогов, пару Рембрандтов, и несколько Тулуз Лотрек-офф, – покажешь врагам – авось и возьмешь весь огонь на себя, а и победят:
– Наши.
А у него и головная боль за дверью-то, ибо и неясно, на кого его мама работает, так как плетут, что теперь все, кто остался в живых, циркулируют на:
– Красных, – которыми и стали – мама мия! – половина белых.
Вот этот анекдот будет покруче Виктора Шкловского, так как не просто лабуда, – а:
– Правда.
Вот такие анекдоты – как был приведен по РС Виктора Шкловского – на самом деле хорошая правда, – но воспринимаются именно, как:
– Дэза! – что красные не так страшны, как их малюют.
И до такой степени, что никто не верит, что Ле был немецким шпионом, что еврей. И тут дело уже не в пропаганде, а сам мир так перевернулся, что врут все, кто против того, что реально уже:
– Есть!
Как и сказал Владимир Высоцкий:
– Ему и делать ничего не надо.
Не нужен даже другой контекст. Гегель отрицается уже по форме:
– Что ее не должно быть.
И только разгадав эту загадку, что независимо от мнения чьего-либо, Льва Толстого, или даже, более того:
– Априори, – Форма Нового Завета всё равно существует, – можно разбить эту Анти-Тезу, – но вот именно, что с помощью только Шекспира или Пушкина. Плюс само Евангелие.
Пушкин – это прямая – как от бога – доставка истины. Но так за-интегрирован легкостью внимания к миру сему, что и:
– Не может быть у него ничего серьезного.
Просто пел. Это еще ладно, но главное, что этому все верят-т!
– Он просто гений. – Что значит, делал так автоматически, и только один он мог понять, как, да и только по черным понедельникам, – поэтому:
– Что вы ни придумаете по поводу его интерпретации – это только будет ваше личное измышление, – причем заведомо ложное.
И работает.
Именно потому, что людям – можно сказать не только приказано, но и заказано – думать по Новому Завету:
– Приумножь данный талант. – Под видом:
– Нельзя его продавать.
Но в том-то и дело, что для принятия Нового Завета надо отдать часть себя, отдать богу, чтобы:
– Он сделал, – сам человек – как и сказано – не сможет.
Здесь же пропагандируется:
– Баш на баш – вам дали бесплатно, и вы также бесплатно отдайте, – а это:
– Как об стенку горох. – Что и продемонстрировал на себе Лев Толстой – ни-че-го не понимаю.
То, что Я может сють-сють измениться – даже не захотел думать, что надо рассматривать.
Считают или, что невозможно изменить и чуть-чуть, или что я такой, что не могу это дело продемонстрировать даже себе.
В принципе, тоже самое, что не так давно думали о дробях:
– Их не бывает, – разум просто не может понять, что это такое: и не два, и не один.
Удивительно, но факт очень интересный. Не потому – повторю – что человек – это Буратино, далеко не всё и могущий – а наоборот:
– Перед ним, как перед Галуа открылась пропасть, чтобы понять:
– Ее можно пройти, не перешагивая, разбив решение на два.
***
Не думаю, что удастся оживить Ромео и Джульетту. Только, как в Евангелии:
– Апостолы вместе с Иисусом Христом ведут бой у демаркационной стены, отделяющий Человека от Бога.
Но как рассказать эту вторую жизнь, как реальную жизнь после смерти? Есть ли у Шекспира в Ромео и Джульетте конкретный материал на эту тему? В Евангелии сразу утверждается:
– На третий день Воскресну! – как, следовательно, норма Жизни.
Не может быть, чтобы это так и было задумано в пьесе для сцены. Но не исключено. Обычно – это жизнь, как по программе защиты свидетелей. Но вряд ли этот метод практикуется у Шекспира, тут лирика:
– Серьезная.
Так-то, конечно, очевидно, что зрителям рассказали официальную версию, что их уж нет, так как находятся далече. Но:
– Насколько далеко?
Может их, как Адама и Еву и отправили куда подальше, чтобы не нашли боги, – например, на:
– Землю?
Вполне возможно, что их имеет в виду не только Вильям Шекспир, но и Библия.
Конкретизация Библии на грани Ветхого и Нового Заветов, что было и в Короле Лире:
– Корделия уже может совместить несовместимое: любить двух сразу – и отца, и мужа – Король Лир:
– Категорически нет.
Собственно, решение здесь – это объяснить противоположной стороне, что они не враги, а Новый Завет – это Ветхий Завет, но разделенный пополам. Логически объяснить сложно, так как это и есть доказательство Великой теоремы Ферма, которое до сих пор не принято, как доказательство французской академией наук. А именно оно является реальным доказательством, а не доказательство Эндрю Вайлса, в котором нет самой сути, что Поля и Текст, само утверждение Диофанта, что нельзя разделить квадрат на два квадрата, и Пометка на Полях этого Текста:
– Имеют между собой СВЯЗЬ.
Если даже Вайлс знал это, но не подчеркнул, как решающее обстоятельство – всё:
– Никакого доказательства нет, ибо связываются два разделенных текста, – как:
– Небо и Земля.
Объяснить, что это Театр тоже не получится, что Герои умерли, а Актеры остались – слишком банально.
В Библии мистика положена в фундамент, что и говорится Иисусом Христом сразу:
– Через три дня Воскресну. – Про остальных только, да, тоже, но только, как исключение из правил:
– Некоторые святые.
Сложновато.
Где в душе человека доказательство – или даже:
– Догадка, – что они остались живы. – Что значит, и не воскресение, и не программа защиты свидетелей.
Только на уровне интуиции, если, да, живы, но почему:
– Не знаю.
Убрано полторы страницы текста – повтора.
Открываю текст в переводе Бориса Пастернака.
Сразу написано:
– Мир родителей на их могиле.
Почему смертью детей они примирились?
Написано, сразу после:
– Мир их родителей на их могиле:
Помилостивей к слабостям пера —
Их сгладить постарается игра.
Получается почти подряд идут слова: могиле, были, пера игра.
Следовательно, должен быть по содержанию результат этой игры, важно, что события не просто идут, а идут на сцене, пишутся:
– Пером. – Это большая разница.
Такая разница, что в ней всё и дело. В Ветхом Завете – предполагается – события идут сами по себе, в Новом Завете:
– Пишутся, – или, что тоже самое, идут на Сцене.
Сам факт понимания Зрителями, что они, как царь Агриппа, в процессе спектакля движутся к сцене, чтобы подняться на нее, как:
– Тоже актеры, – и есть победа жизни над смерью.
Сам факт путаницы имен, кто за кого, за Монтекки или за Капулетти, которая обязательно будет с первого просмотра или – тем более – чтения пьесы, где нет внешнего вида героев – может быть причиной ссоры, и причиной смерти главных героев Ромео и Джульетты. Ибо первый просмотр – лучший. Как кино Голливуда:
– Количество зрителей постепенно падает.
Действительно, все ли в пьесе понимают разницу между Ветхим и Новым Заветами?
Идея Жизни здесь в том, что слово, упомянутой Шекспиром, означает, что происходит не само событие, а его повтор, рассказ:
– Написанный. – А:
– Новый Завет – это не Как Это Было, а то, что происходит сегодня, а это должно быть не что иное, как именно:
– Явление миру Джульетты и Ромео – живыми!
Конец АКТ 1:
Они пока еще разделены.
Исконная вражда семей меж ними
Разрыла пропасть страшной глубины.
Каким образом эта пропасть может быть перекрыта их любовью, если перекрыть ее может только Зрительный Зал? Каким образом их связь начинается осуществляться через Читателя? ЗЗ должен быть задействован, как участник этих событий, а не только, как заинтересованный зритель. Неужели одного желания зрителей достаточно, чтобы Ромео и Джульетта начали делать соответственно?
Пока неясно. Но!
По сути они и находятся по разные стороны этой пропасти страшной глубины:
– Один из них на Сцене – другой в Зрительной Зале.
До сих пор не только не верят в существование перехода через эту пропасть, но и:
– Запрещают верить.
Если один из них из Нового Завета – он может бегать по этому невидимому для других мостику. И если потом они умирают оба в одном и том же месте – на Сцене – то еще остается Программа Защиты Свидетелей в Зрительном Зале.
Если иметь в виду, буквально, что это ПЗС, то против кого?! Против Париса или против самого Герцога?
Интереснинько.
Из Не Хлебом Единым
24.01.19
Продолжается чтение пьесы Шекспира Ромео и Джульетта.
Сцена 2
Написано:
– Быть на ее руке перчаткой.
Есть сходство с Заветным Вензелем О да Е А. С. Пушкина. Здесь она:
– В нем.
Джульетта:
– Лишь это имя мне желает зла. – В данном случае, имеется в виду, Монтекки.
В реальности? Евангелие, которое некоторым запрещают положить даже под подушку – читать: тем более.
В Евангелии ей всё нравится, кроме самого названия? Она пока что – значит – Ветхий Завет.
– Что значит имя? – говорит Джульетта. Такие резюме могут иметь в виду, что они еще не разделили роли: кто из них Новый, а кто Ветхий Завет.
– Отринь отца да имя измени! – говорит Джульетта.
Сильно. Но дальше согласна и на обратное:
– А если нет, меня женою сделай,
– Чтоб Капулетти больше мне не быть.
Явно идет про объединение не объединяемого, но как это можно сделать здесь, если априори это объединение возможно только внешним образом, ибо Новый Завет про:
– Читателя, – который это дело делает, и получает звание:
– Вы – боги!
А так всё буквально в десятку. Не могу пока только понять, как могут вмешаться Зрители в этот процесс объединения. Так-то ясно:
– Сам просмотр спектакля – это тоже самое чтение Книги, Пьесы, – и:
– Результат уже у нас.
Но вот здесь что-то замыкает – не могу увидеть Разницу между происходящим на Сцене и:
– Действительно происходящим, – как было в Двух Веронцах, что Протей соблазняет Сильвию без прямого предупреждения, что говорит слова Валентина, и она, Сильвия, понимая, что объяснение идет именно от имени Валентина, тем не менее, отвечает на вид наоборот, как на этот поверхностный взгляд изъясняется от себя в любви и Протей.
Разница:
– Именно такая же как разница между Новым и Ветхим Заветами.
В Ветхом должно быть сказано всё и сразу, а в Новом говорится только половина, что, например:
– Их либэ дих, – как спел Сильвии Протей, – а то, что это Послание Валентина – здесь нет!
Так как находится в Посылке! В другом времени, в ФОНЕ, каким я являлся и является для Иисуса Христа Бог Отец.
Для Гегеля – Три Кита, держащие Землю. Он называл по-другому, а это я ему придумал Трех Китов для острастки читателей, чтобы уж никто не говорил:
– Я чё-то не-до понял.
Вот в этом разница между Ветхим и Новым Заветами:
– Всё сразу или есть деление на Форму и Содержание, как Великую теорему Ферма и на Короля Лира:
– Вы только Здесь, а мы имеет сподручного Яго, который, как делать нечего, может переходить эту границу у реки:
– Бегать за инфомэйшен на Поля Текста.
Пока здесь я что-то не могу разделить Текст пополам, хотя косвенно и говорится сейчас Джульеттой:
– Возьми меня в жены, сделай Монтекки. – Что значит, по содержанию она останется Капулетти, а по форме уже будет Монтекки.
Но, если она из Ветхого Завета, то может думать, что и она будет – как и всегда была:
– Монтекки, – в Новом Завете – это ошибка. – Ибо:
– Не надо меняться по содержанию – всё изменит форма.
По логике всё довольно элементарно – сложно это на самом деле увидеть, вот это, что Сильвия поняла Протея, что он без предупреждения читает ей послание Валентина, и отвечает обратным, как и первым:
– Всё наоборот, т.е. от себя на вид – выдал ей Протей.
У Пушкина в Дубровском это понять легче, но также сложно:
– Именно почувствовать Эту Правду настоящих – нет, не Маленьких Трагедий – а наоборот:
– Хэппи-Эндов. – что Князь Верейский – это Владимир Дубровский.
Читатель напрямую этого не может знать, иначе он вылетит, как плохой ученик из класса за плохое поведение:
– Знаешь – значит уже не Герой Романа, а сам Автор, – но в том-то и дело, что надо, как Яго у Отелло:
– Бегать: туда-сюда: из наблюдаемых в наблюдатели.
А еще сложнее заметить, что мужик, разорвавший Заячий Тулупчик, мелькнул – нежданно-негаданно, как:
– Царь. – Где – спрашивается – он в этот момент находится, если не на Сцене – это точно?
И вот этот Второй Спектакль идет в голове – в сознании – Зрителя. Что он способен заметить, чуть-чуть остановить это Мгновенье, что Сильвия в Двух Веронцах, ругая паршивца-предателя Протея, посмевшего в нее влюбиться, на самом деле отвечает ему:
– Их либэ дих, – но как письму Валентина.
Всё дело в том, что все:
– Уже что-то знают До Того.
Тогда как обычное классное – школьное чтение полагает имеющимся у реципиента только вчерашнее задание на сегодня. И вот это отсутствие памяти у человека, что он лично даже может войти в ту же реку, в которую не сумел войти Адам:
– Дважды, – пробуждает Новый Завет.
Точнее:
– Дает Человеку это право – право:
– Жизни Вечной.
Об этом, именно об этом все произведения, как Шекспира, так и Пушкина.
Поэтому, да, все умирают и здесь, в Ромео и Джульетте, но остаются живы именно по посылке Иисуса Христа:
– Все живы.
Доказать это здесь – в Ромео и Джульетте – вряд ли получится без личного Эссе, – как:
– Художественного произведения.
Хотя в Макферсоне и Джонсоне и в Воображаемом Разговоре с Александром 1 Пушкина – тоже в эссе – но и логика:
