Донбасская аномалия

– Всё, ребятки… пошли домой…

Мы рассматривали Жулю. Вся морда в крови. Явно не в её…

Значит… Что это значило, понимали все, но никто не решался высказать свои догадки вслух…

– Надеюсь, сегодня больше не будет приключений. Стар я уже для всего этого! – брюзжал дед. – Идём-идём… живее, детвора… скоро стемнеет…

– А-а-а… что там произошло, Петрович? – Я, как всегда, выдал то, что у всех вертелось на языке.

– Жуля опять нас всех выручила, – сказал старик почти ласково, поглаживая монструозную псину по лысой голове. – Ну и поела немного животинка, куда ж без этого? – угрюмо добавил он.

Подробностей знать никто не захотел.

Глава 9

Дальше мы шли молча, понуро глядя себе под ноги. Головами по сторонам мы больше не вертели – опасались увидеть ещё какой-нибудь ужас. Дорога всё так же бежала в гору, но мы уже не обращали на это внимания, желая как можно скорее добраться до дома Петровича.

Впереди маячил жёлтый тёплый свет одинокого уличного фонаря. Всё-таки интересно, почему он горит? Мы задрали головы вверх и покорно побрели на свет. Старик с собакой уже порядком ушли вперёд и теперь остановились, дожидаясь нас.

– О, Господи… – обречённо пробубнил дед. – Ну что там у вас опять?

Мы, не сговариваясь, окружили фонарный столб и молча глазели на светящийся конус огромной, чудом сохранившейся лампы.

– Всё-таки, как это возможно? – опять спросил я.

– Как, как?! Ответ ты знаешь, – буркнул дед.

– Да-да, знаю, каком кверху, – машинально отозвался я. – Но…

Закончить мысль мне не дал знакомый звук, донёсшийся откуда-то из бокового кармана рубашки: «Пинь-пиу!»

«Трень!» – донеслось от Кати.

«Вжу-вжу!» – послышалось от Ильи и Яны.

Мобильные! Как же мы про них забыли? Мы ведь ни днем ни ночью их из рук не выпускаем, везде с собой таскаем, и в туалет, и за стол, и в транспорт, и на похороны!

И вот забытые девайсы сами дали о себе знать: мол, куда же вы без нас, беспомощное поколение. Как по команде, наша четвёрка достала гаджеты (на удивление, никто не потерял любимую игрушку) и широко раскрытыми глазами мы дружно уставились на экраны.

Да, мой «Сяоми», похоже, свое отжил. Экран пестрил паутиной трещин, на месте фронтальной камеры зияла дыра, наверно, пробило дробиной, когда Мерин в меня выстрелил. Вот же тварь, такой аппарат испортил, почти новый, полгода как купил!

– У меня мобилка заряжается! – с улыбкой хихикнула Яна, демонстрируя всем матовый экран смартфона с бегущим снизу вверх индикатором зарядки батареи.

– И у меня! – пробасил удивлённо Илья.

Катин телефон, похоже, тоже приказал долго жить, как и мой. Треснувший пополам корпус ее «Хонора» не оставлял устройству шансов на выживание. Тем не менее, повторно пискнув, наши, уже почившие в бозе аппараты, тоже засветились зелёными индикаторами зарядки. Мы растерянно замерли, ошалело глядя на очередное чудо.

– Ну что там у вас опять? – подал голос Петрович.

– Так это… Вот! – Я продемонстрировал деду экран.

– А, это… – Старик, похоже, не удивился. – Ну так вы поиграйте там во что-нибудь, чего уж? Вы ж, сопляки, любите таращиться в эту заразу, и вокруг ничегошеньки не видите! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, продолжил дед.

– Но как, Петрович? Как они заряжаются, зарядные устройства ведь не подключены, а у нас с Катей мобилы вообще разбиты?! – Я был так поражён, что даже не обратил внимание на гневный тон старика.

– Слушай, Каспер, ты уже надоел со своим «каканьем»! – проворчал дед. – Как да как, как да как!

– Антох, завязывай какать. Людям не нравится! – заржал Илья.

– Остряки-самоучки, бляха! – улыбнулся Петрович, видимо, шутка Ильи ему понравилась. – Ладно, ребятки, идёмте. Здесь уже рядом совсем, поиграть с этими приблудами у вас ещё будет возможность.

Он развернулся и двинулся дальше по дороге, почёсывая голову сыто урчавшей Жули, как раз там, где у нормальной собаки должны были быть уши. У Жули были только ушные раковины, отчего голова ее казалась неестественно круглой.

Отметив про себя очередную странность дедовой любимицы, я спрятал телефон в карман брюк и поспешил за нашими проводниками. Ребята заторопились следом.

Асфальтированная дорога неожиданно закончилась, продолжаясь дальше грунтовой, с двумя колеями от автомобильных колес, ведущей прямо в самую гущу уродливого леса.

– Нам что, туда? —испуганно спросила Яна.

– Можно и туда, – пожал плечами старик, – но я бы не советовал! Сюда нам! – Петрович указал направо.

Там была такая же грунтовка.

Дед повернул, и мы двинулись следом. Слева от дороги стояли ветхие домишки, некоторые разрушенные чуть ли не до основания, некоторые просто без крыши, от каких-то остались только стены. Заборы везде отсутствовали. Кое-где из-за стен домов одиноко торчали, словно часовые на посту, сложенные из огнеупорного красного кирпича остовы дымоходов. Мы словно бы оказались в одной из сожжённых бандеровским отребьем во время Великой Отечественной войны белорусских деревень. «Хатынь», – тут же всплыло в мозгу страшное слово.

Жутко.

Ни одни документальные кадры не могут передать этой поистине тягостной атмосферы. Я будто бы переместился во времени и попал в те страшные годы в то самое жуткое место.

Невольно подумалось о тех ужасах, которые пришлось пережить нашим дедам и прадедам тогда, в ту кровавую войну.

И я отчётливо понял, почему в нашей стране до сих пор жива память о той Победе! Это генетическая память! Несколько поколений людей воспитывались в ненависти к фашизму и нацизму, смотрели фильмы о войне, читали книги, не забывали в советских школах и про патриотическое воспитание, это всё не вымараешь из душ потомков тех, кто проливал кровь в той войне, защищал Родину, страдал и отдал жизнь ради будущих поколений!

Память и уважение к этому беспримерного подвигу – лучшее, что мы смогли взять у старших поколений! И сейчас важнее важного сохранить эту память и не растерять былые завоевания, иначе мы не просто перестанем быть русскими, мы перестанем быть людьми!

Помнят люди… помнят…

Коричневая чума не должен больше повториться! Никогда!

Но фашизм снова начал поднимать голову. Демон с изуродованной славянской свастикой и рунами на своих знамёнах опять зашагал по улицам мирных городов. И полетели к небу руки, вскинутые в нацистском приветствии, и раздались националистические кричалки! На оболваненные головы нацепили кастрюли, и заморский упырь заложил, казалось, прочный фундамент под новый Рейх!

И вот мы имеем то, что имеем…

Я ощутил поднимающуюся откуда-то из глубины моего существа злость и ненависть к тем, кто развязал кровавую бойню в этом красивом, тихом и мирном краю трудяг, кто пришёл к ним в дом с античеловеческими идеями и нацистскими лозунгами!

– Спорткомплекс «Олимпиец», – прервал ход моих мыслей Илья, вслух прочитав вывеску на высившимся справа от дороги четырёхэтажном массивном здании с огромными дверьми.

– Был когда-то. Здесь всё было когда-то, а вот вернётся ли… Вопрос! – философски изрёк дед. – Почти пришли!

И снова картинка сменилась. Метров через двадцать перед нами появился первый забор. Даже не забор, а как бы наспех сложенное из разного строительного мусора двухметровое заграждение. Выстроен он был в основном из кирпичей, но попадались в массивные деревянные брусья, я даже заметил встроенный в эту конструкцию велотренажер.

– Баррикада какая-то, – сказал Илья.

– Так баррикада и есть, – ответил дед. – Всё ребятки, пришли!

Посредине баррикады имелись внушительного вида деревянные ворота. На них белела табличка с красной звездой и георгиевской лентой, под которой большими буквами было написано: «Здесь живёт ветеран Великой Отечественной войны».

Жуля, видимо, почуяв дом, поскуливала как щенок и от нетерпения аж притопывала на месте, её хвостище стремительно вилял из стороны в сторону, угрожая покалечить стоящих сзади неё людей.

– Ну наконец-то! – вздохнула Катя. – Надеюсь, хоть отдохнем. На сегодня с нас достаточно испытаний.

Старик, поковырявшись в замке, наконец распахнул ворота.

– Эх, ребятки! Самое главное испытание у вас ещё впереди! – лукаво произнёс он. – Проходите!

Мы прошли во двор и, немного оторопев, почему-то выстроились в шеренгу. На ступенях у входа в дом стояла миловидная светловолосая, коротко стриженная женщина лет сорока пяти в синем бархатном халате. Она внимательно нас рассматривала, но при этом улыбалась.

– Познакомьтесь, ребятушки! Это моя жена Наталья!

– Здравствуйте, ребята! —Голос у Натальи был мягкий, приятный. – Ваня, чем же ты так напугал детей, вон стоят как на выставке! – рассмеялась она, спустилась с крыльца, подошла к нашей шеренге и протянула руку для рукопожатия.

«О, так старого пня зовут Иван… Значит, Иван Петрович!» – промелькнуло у меня в голове. Наталья подошла ко мне первому, я в ответ протянул ей руку.

– Здравствуйте, я Антон, – представился я, пожимая маленькую хрупкую женскую ладошку.

Жена Петровича мне ласково улыбнулась и посмотрела прямо в глаза.

Голова моментально закружилась, взгляд Натальи словно пронзал насквозь! Я почти физически почувствовал, как она раскладывает мой мозг на атомы! Длилось это какие-то секунды, но не заметить эффект от прикосновения было невозможно. И что это такое? Как так получилось? Что всё это значит? В голове мигом зароились вопросы.

– Наталья, – представилась жена Петровича и добавила: – А ты ведь не один здесь, Антон! Тебя двое! – И с этими словами подошла к Кате.

– Я Катя, – ответила та на рукопожатие и заметно вздрогнула. Наталья тоже представилась, слегка приподняв вверх одну бровь.

– Хм! А это интересно, – задумчиво произнесла она.

– Что интересно? – недоумённо спросила Катя, но Наталья уже подошла к Янке.

Яна робко протянула руку. Наталья улыбнулась, посмотрела на Илюху, и произнесла:

– Ох! Молодость!

Янка заметно стушевалась, даже немного покраснела, как будто всем вдруг стала известна самая страшная Янкина тайна.

Последним, к кому подошла хозяйка дома, был Илья.

– Илюха я! Ой, Илья я! – Было заметно, что парень изрядно нервничает.

– Да не напрягайся ты так, медвежонок, – всё так же ласково улыбаясь, сказала Наталья и добавила: – Ну вот и познакомились.

Потом она подошла к деду. Погладила его любовно по щеке и нахмурилась:

– А по-другому нельзя было, Иван?

– Наташ, ну ты же сама видишь, что нет! – ответил Петрович тоном провинившегося школьника.

Так вот кого по-настоящему боится и уважает дед. «Старый хмырь-то оказывается каблук!» – подумал я и тут сжался под гневным взглядом Натальи.

– Антон! Ты ошибаешься! И, пожалуйста, больше так не думай, тем более не произноси такого вслух! – В голосе Натальи зазвучали стальные нотки.

Я аж похолодел. Как отличался голос той Натальи, которая пожимала нам руки, от голоса женщины, вступившейся за своего мужчину.

– И что этот заморыш там в своей башке нафантазировал? – Петрович в два шага оказался рядом со мной, мне в лоб упёрлось дуло пистолета. – Я тебе сейчас твои прокисшие мозги вышибу так, что не оживёшь больше! Ну?!

– Ваня, да ничего такого! И вообще, он всё понял и больше так не будет. Правда, Антоша? – вместо меня ответила Наталья.

– П-правда… Извините… – промямлил я, понимая, что сумасшедший старикан мог запросто выстрелить мне в голову.

Дед нехотя убрал пистолет в карман. Значит, его жена телепат? Читает мысли? Или что? Опять куча вопросов.

Наталья подошла к зверюге, которая по щенячьи поскуливала и радостно махала чудовищным хвостом.

– Жуля, девочка! – Наталья погладила чудовище по голове. – Умаялась, моя хорошая. Иван! – Женщина гневно посмотрела на деда. – Ну ты же знаешь, ей не стоит есть… что попало!

– Ну а что я должен был делать? – Дед выглядел донельзя виноватым. – Ты же сама всё видела.

– Видела… Ладно, идём в дом.

Дом Петровича выглядел снаружи как крепость. Окна наполовину заложены кирпичом, у одной стены в землю в два ряда вкопаны деревянные колья, вместо снесённой крыши из разного мусора было возведено некое подобие второго этажа.

«Интересная конструкция», – подумал я, и тут же напрягся: а не сболтнул ли я опять чего лишнего? Вроде хозяева не реагируют, значит, пока нормально.

Мы вошли в дом. Обстановка внутри была самая обычная: прихожая, коридор, ведущий прямиком на кухню с большой печкой, две комнатушки. Мебель была ещё советская, не старая, а скорее даже раритетная, не привычная нашему современному взгляду. Кожаный диван с зеркалом на спинке, большой массивный круглый стол, такие же крепкие добротные стулья. У стены стоял сервант со стеклянными дверцами, на которых изнутри были приклеены пожелтевшие от времени фотографии. На стенах висели портреты в деревянных лакированных рамах. Резко контрастировал с музейным интерьером мерно гудящий в углу холодильник. Сверху на нём стоял вполне себе современного вида кипящий прозрачный электрочайник и освещавшую комнату настольная лампа.

– А как это? – опять я задал свой уже любимый вопрос.

– А так, как на столбах, Антош, – ответила мне Наталья. – В этом месте работают все электроприборы. Электрическая аномалия, наверно. А мы вот у Катюши спросим! – улыбаясь, добавила она.

Но Катю интересовал сейчас другой вопрос, она молча разглядывала фотографии и хозяев дома.

– Иван Петрович, а сколько вам лет? – наконец спросила она у деда.

– Ишь ты, дотошная какая, глазастая! – довольно ухмыльнулся дед. – Сама сколько дашь?

Катя, спросив разрешения, достала одну из фотографий. Снимок был очень старым, весь в трещинках, выгоревший на солнце. С него улыбался молодой мужчина в военной форме времён войны, в пилотке набекрень и с автоматом ППШ в руках.

– Иван Петрович, это же вы?! – воскликнула Катя, и сама же ответила: – Это вы, такое сходство даже у близких родственников невозможно.

– Ну я…

Катя перевернула фотокарточку, на обратной стороне выцветшими синими чернилами было написано: «Курск. Август. 1943 год».

– Вам здесь лет двадцать…

– Девятнадцать мне здесь, – поправил Катю старик. – Курская операция только закончилась. Ох, и дали мы тогда фрицам просраться!

– Значит, вам…

– Мне девяносто восемь лет, ребятки! Так-то вот…

Мы рты так и пооткрывали. Деду что, почти стольник? Так он же выглядит максимум лет на шестьдесят, мы его и дедом-то прозвали только из-за совершенно седой головы и нескольких глубоких морщин. А он оказывается фронтовик, а я его последними словами поносил… Нехорошо-то как! Хотя, а чего он на меня рычит всё время?

– Так, значит, табличка про ветерана войны на воротах не просто так висит, Петрович… Ой, Иван Петрович? – неожиданно подала голос до сих пор молчавшая Янка.

– Ну… наверно… я вообще не хотел, чтобы её там вешали. Так Наталья вот! – сконфуженно пояснил дед.

– Не просто так, Яночка, не просто так! Мой Ванечка всю войну прошёл, в Праге Победу встретил! Там мы и познакомились. – Наталья полным любви взглядом смотрела на заметно смутившегося старика. – Я регулировщицей служила.

– Да… – Петрович улыбался краешками губ. – Помню вот:

Стоит она с косичками вразлёт,

Глотая воздух фронтовой,

Полынно-горький.

Одним движением

Гоня войска вперёд!

– Наталья… а… – начал было Илья.

– Илюша, женщинам таких вопросов не задают, – ласково пожурила Илюху Наталья. – Но я скажу. Мне девяносто четыре!

– А-а-а… вы же выглядите максимум на сорок! – опять ляпнул я.

– А это всё обсудим после того, как поедим, – подытожила Наталья. – Есть, кстати, хотите?

На стол жена Петровича проставила вареную картошку, банку солёных огурцов и несколько баночек тушёнки. Только уловив запах еды, мы все поняли, как сильно проголодались. Желудки сразу заурчали так громко, что, казалось, было слышно в соседних домах.

– Садитесь есть, за едой всё и обговорим, – предложила хозяйка дома.

Возражений не последовало, все расселись и налегли на угощение. Несколько минут мы дружно хрустели огурцами, жевали картошку да чавкали тушенкой. Как уже повелось, всех интересующий вопрос первым задал я:

– Наталья, простите, а как так получается, что вы с де… то есть с Иваном Петровичем так молодо выглядите?

Я быстро сообразил, что вопрос этот не очень корректный, но отступать было уже некуда. На удивление ни она, ни Петрович не стали учить меня манерам, а охотно ответили:

– В момент взрыва я дома была, а Ваня в больнице лежал…

– Ну как лежал, ребятки. Сдыхал я там, если уж честно! – добавил дед. – Зрение совсем потерял, сахар около двадцати семи, давление – ниже плинтуса, в общем, не жилец уже. Наталья готовилась меня хоронить. – Старик на минуту умолк, посмотрев на жену, которая, перестав есть, смотрела куда-то в сторону, подперев подбородок кулаком. Видимо, эти воспоминания ей давались с трудом. – А положили меня в коридоре больничном, мест не было в палате. Да и кто старого немощного деда в палате держать-то будет? – с обидой в голосе произнёс Петрович.

– Ну не такой уж вы и немощный, – подала голос Янка и тут же виновато улыбнулась.

Петрович только рукой махнул и продолжил:

– Так вот, когда бахнуло, в больничке мигом снесло крышу и две стены – это я сам видел. Сразу крики, вопли, стоны, шум, суматоха, беготня! Лежу я, ничего не вижу, встать не в силах. Хорошо хоть койку не опрокинули каким-то чудом, иначе затоптали бы. Недолго это всё длилось, минут тридцать, потом резко всё стихло… Вот тут-то, ребятки, и подул ветер…

– Ветер? Ну это логично, раз стены снесло! – вставил свои пять копеек Илья.

– Э нет, Илюша, не простой это ветер был, не простой! Сначала послышался гул, потом задуло… Как бы это объяснить? – Петрович на секунду запнулся, а потом продолжил: – Вот я лежу почти мёртвый и меня обдувает ветрище, лицо полосует песком и пылью, тело колет даже сквозь одежду! И тут я вдруг начинаю ощущать, как в меня вливаются силы! Понимаете? Как будто каждый порыв ветра вдувал в меня энергию! И самое интересное, сдувал с меня болячки!

– Ничего не понял, – буркнул я.

– Я тоже тогда ничего не понял. Да и сейчас особо яснее не стало, просто принимаю всё как есть. Сильнее всего мне почему-то дуло в глаза и уши, аж до боли. Не скажу, сколько по времени это длилось, я несколько раз терял сознание, но когда ветер стих, я почувствовал себя здоровым! Понял, что снова вижу, опять ощутил силу в руках! – Дед согнул руку в локте, демонстрируя немаленький такой бицепс. – А когда встал и нашел зеркало, то, ребятки, аж обомлел! Я помолодел лет эдак на сорок – сорок пять! Правда глаза вот… – Петрович сокрушенно опустил голову. – Ну то ладно, с этим жить можно.

– А что у вас с глазами, Иван Петрович? – спросила Катя.

– Ваня, они что, не видели? – удивилась Наталья.

Петрович, всё это время не снимавший своих солнцезащитных очков, аппетитно хрустнув огурцом и мотнул головой:

– Не-а! Не видели! И так бедолагам хватило впечатлений, они от Жули чуть в кальсоны не наложили, а тут я ещё. Ну так вот, походил я, осмотрелся… а нет никого! Куда все делись? Всё разрушено, как после бомбёжки. Ну да делать нечего, двинул я домой, благо больничка не так далеко отсюда. Иду по Большевичке и не пойму ничего, деревья гнутыми от ветра так и остались, крыш на домах не осталось почти, но самое страшное, ребятки, это полная тишина! Ни шелеста листвы, ни чириканья птичек, ни лая, ни мяуканья – ничего! Возле дома Герасимовых слышу шум, ну, думаю, хоть кто-то живой! Захожу к ним во двор – калитку снесло с забором к чертям, – стучаться в отсутствующие двери тоже не стал, как вы понимаете, а в доме пусто, просто шипит телевизор. Я его из розетки-то выдернул, ещё не понимая, что электричества нет, а он всё равно работает! Ох и струхнул я, честно скажу! – Петрович почесал седую макушку и продолжил: – Впервой такие чудеса видеть довелось. Я домой почесал почти бегом, за Натальюшку переживал.

Дед замолчал, продолжая хрустеть огурцом.

– Ну а дальше что? – опять встрял я.

– Ничего. Домой пришёл. Дальше пусть Наталья расскажет.

Рассказ продолжила жена деда:

– Когда произошёл взрыв – а это был взрыв, не иначе, – я была во дворе дома, к Ване в больницу собиралась. В принципе, всё было примерно так, как Ваня рассказывал, —сильный такой удар. Помню, головой меня жахнуло о стену так, что я аж отключилась. А вот очнулась от ветра! Голова здорово болела в месте ушиба, а ещё было такое чувство, будто кто-то мне прямо в мозг иголки втыкает.

Я мигом припомнил свои ощущения, когда пожимал руку Наталье. Что-то схожее почувствовал и я! Наталья между тем продолжала:

– Сколько времени это длилось, сказать точно не могу. Сознание то уходило, то возвращалось, то опять уходило. Потом вот Ванечка пришёл! Чуть до смерти меня не напугал своим видом! Забегает во двор, мельтешит, суетится… Смотрю, вроде мой Ваня, а вроде и не мой! Молодой какой-то, только седина осталась, не узнать почти! Ну и глаза, конечно!

– А знаешь, как я очумел, когда забежал-то во двор?! Гляжу: лежит моя лапушка под стеной, голова в крови, глазки закрыты! Ну, думаю, всё! Остался я один на старости лет! И тут она глаза-то и открыла, да как заорёт.

Супруги засмеялись.

– Ваня. Ты б лицо своё тогда видел! – хохотала женщина.

– Я твоё видел! Мне хватило! – в тон жене ответил старик.

Потом все опять ненадолго замолчали, продолжая уничтожать продовольственный запас хозяев. Тишину прервал Илюха, промычавший с набитым ртом:

– Это всё? Мы думали, вы нам расскажете, что тут случилось.

– Наталья, – подала голос Яна, – а на фото с собачкой это вы? – Янка ткнула пальцем на фотку в серванте, на которой старушка держала на руках маленькую чёрненькую собачку непонятной породы.

– Да, это я и Жуля.

– Жуля?! – почти хором вскрикнули мы.

– А как же это так? – промямлил я, боясь ляпнуть что-то непотребное в адрес собачки (копчик до сих пор слегка ныл), и ткнул пальцем в монстриху, которая мирно лежала у входа, абсолютно не реагируя на окружающее. – Как из милого пёсика с коротенькими ножками и розовым пузиком получилось вот такое?

– История неприятная, не к столу, так скажем, – нахмурилась хозяйка. – Ну да ладно. Жуля бегала по улице, когда всё это началось. Бедную мою девочку взрывной волной закинуло во двор к соседу, к Сашке Злобину!

– Фамилия соответствует носителю! – встрял в разговор Петрович. – Мразь, а не человек… был.

– Так вот, Жулечку закинуло к этому упырю во двор, а он, как назло, там же был, в погреб полез за самогоном, наверное. Ненавидел Злобин нашу Жулю. Ваня частенько с ним ругался из-за неё, тот даже отравить грозился мою красавицу. Так вот, Жуленьку закинуло к нему, лежит она вся побитая, поломанная, тихонько поскуливая от боли. Шёрстка сразу на ней оплавилась, ушки обгорели и отвалились. Вылез этот гад из погреба, так уж хотелось ему, видимо, добить собачку, он даже на руки её взял, обратно пошёл, да только вот стена его собственного дома на него и рухнула. Подох он почти сразу с Жулей на руках. Вот в принципе и всё.

– И? – спросил тугодум Илюха.

– Да что «и», Илюх? – впервые за весь рассказ хозяев подала голос Катя. – Ты догадался же, что Жуля с девочкой сделала, которая маму свою потрошила?

Илюха так и застыл с набитым ртом.

– Ну бли-и-ин! – прошепелявил он. – Мы же едим!

– А я говорила, история не к столу, – сказала Наталья, и продолжила: – Мы не поняли сначала, что и как с ней происходит, думали, погибла собачка наша. А Жуля пришла на третий день уже практически такой! – Наталья кивнула в сторону животного.

– Ну нет, Наташа. Поменьше гораздо она первый раз пришла. Жуля ходит на охоту… иногда… – угрюмо вставил дед. – Уйдёт на полдня, потом возвращается. Иногда такой же возвращается, иногда как будто больше и мощнее… Не всегда и разберёшь…

– Так что, она сожрала его? – не мог понять Илюха.

– Илья, заканчивай тупить! – Катя уже начала злиться. – Конечно, сожрала. У меня вот какой вопрос к вам, Наталья, а как вы обо всём узнали, если дело было у соседа во дворе, и вы сами потеряли сознание?

Женщина слегка улыбнулась и ответила:

– От Жули и узнала.

Мы оторопели, даже есть перестали.

– Как это? – опять задал я свой уже излюбленный вопрос.

– Вот же какалка дотошная! – пробурчал дед.

– А на остальные вопросы Катерина лучше меня ответит, – хитрым голосом произнесла Наталья.

– Я? – Катька аж привстала на стуле.

– Да, Катя, ты. Я помогу! – с этими словами жена Петровича поднялась со стула и встала сзади Кати, взяв её обеими руками за голову.

Катя встрепенулась, на секунду высунула змеиный язык и застыла. Наталья вернулась на место и сказала:

– Ну теперь ты нам расскажи, что узнала.

– Так… значит… это… Если подытожить, получается следующая картина. Во время взрыва вырвалось непонятной природы излучение, под его воздействием все живые организмы в округе подверглись мутациям! – Подняв указательные пальцы на обеих руках вверх, Катя продолжила: – Подчёркиваю: мутациям подверглись организмы, выжившие в момент взрыва, кто не выжил, те в полном смысле этого слова не умерли, но и живыми их назвать нельзя! Сама ничего не понимаю, но давайте дальше. Ветер есть ничто иное как поток этого самого излучения, движущегося по замкнутому контуру с определённой периодичностью. Как побочный эффект образовались аномальные зоны, в частности такие, где электроприборы работают без электричества. Ну мы это уже видели, фонари и вот это… – Катя кивком указала на стоявший в углу холодильник. – Да, вот ещё, выжившие продолжают мутировать, если начинают поглощать, то бишь питаться, себе подобных. В общем, если начинают жрать таких же мутантов, как они сами. Границы излучения, или ветра, как будет угодно, ограничены тем самым Контуром, по которому оно и перемещается. Контур обладает неким подобием разума. Он скорее похож на искусственный интеллект, но всё-таки это не он, во всяком случае не в нашем понимании. Вроде бы всё…