Донбасская аномалия

– Все-таки, а это как возможно? – опять задал я вопрос.

– Как, как!? Ответ ты знаешь! – буркнул дед.

– Да, да, знаю, каком кверху, – машинально ответил я. – Но…

Закончить свою мысль мне не дал знакомый звук, донесшийся откуда-то из бокового кармана рубашки:

«Пинь–пиу!»

«Трень!» – донеслось от Кати.

«Вжу-вжу!» – послышалось от Ильи и от Яны.

Мобильные телефоны! Как мы про них забыли? Мы, которые их не выпускаем из рук ни днем ни ночью, ни в туалете, ни за столом, ни в транспорте, ни на похоронах!

И вот, забытые нами девайсы сами дали о себе знать, мол, куда же вы без нас, беспомощное поколение?! Как по команде, наша четверка достала свои гаджеты (на удивление, никто не потерял любимую игрушку), и с широко раскрытыми глазами все дружно уставились на экраны.

Да, мой Сяоми, похоже свое отжил. Экран пестрил паутиной трещин, на месте фронтальной камеры зияла дыра, наверно пробило дробиной, когда Мерин в меня стрелял. Вот же тварь, такой аппарат испортил, почти новый, полгода как купил!

– У меня мобилка заряжается! – с улыбкой хихикнула Яна, демонстрируя всем матовый экран смартфона с бегущим снизу вверх индикатором зарядки батареи.

– И у меня! – пробасил удивленно Илья.

Катин телефон похоже тоже приказал долго жить, как и мой. Треснувший пополам корпус ее Хонора не оставлял никаких шансов устройству на выживание. Тем не менее, повторно пискнув, наши, уже почившие в бозе аппараты, тоже засветились зелеными индикаторами зарядки. Мы стояли, ошалело смотря на это очередное чудо, не говоря ни слова.

– Ну что там у вас опять? – подал голос Петрович.

– Так это! Вот! – Я продемонстрировал деду экран.

– А, это… – Старик похоже не удивился. – Ну так вы поиграйте там во что-нибудь, чего уж? Вы ж, сопляки, любите таращиться в эту заразу, не видя ничего вокруг! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, сказал дед.

– Но как, Петрович? Как они заряжаются, зарядные устройства не подключены ведь, у нас с Катей мобилы вообще разбиты?! – продолжал я удивленно, нарочно игнорируя гневный тон старика.

–Слушай, Каспер, ты уже надоел со своим «каканьем»!– все больше раздражаясь, сказал дед. – Как да как, как да как!

– Антох, завязывай какать. Людям не нравится! – заржал Илья.

– Остряки-самоучки, бляха! – улыбнулся Петрович, видимо, шутка Ильи про какать ему понравилась. – Ладно, ребятки, идемте. Здесь уже рядом совсем, поиграть с вашими приблудами у вас еще будет возможность.

Он развернулся и двинулся дальше по дороге, поглаживая сыто урчавшую Жулю за ушами, которых у нее, кстати, почему-то не было вовсе. На месте, где у обычных животных должны располагаться уши, у Жули были только ушные раковины, отчего голова ее казалась просто круглой.

Отметив про себя очередную странность питомицы деда, я спрятал телефон в карман брюк и спешно пошел догонять наших проводников. Ребята сделали тоже самое, мы быстро их догнали и продолжили путь дальше.

Прямая асфальтированная дорога неожиданно закончилась, продолжаясь дальше грунтовой, с двумя колеями от автомобильных колес, уходившей прямо вдаль, в гущу деформированных деревьев.

– Это лес? – спросила испуганно Яна. – Нам туда?

– Лес, – ответил старик. – Можно и туда, но я бы не советовал! Сюда нам! – Петрович указал направо, куда асфальтовая дорога сворачивала ровной поперечной линией, заканчиваясь метрах в десяти от поворота. Дальше была такая же грунтовка.

Дед повернул, и мы двинулись вслед за ним. Слева от дороги стояли ветхие домишки, некоторые разрушенные, некоторые просто без крыши, от каких-то остались только стены. Заборы везде почему-то отсутствовали. Кое-где из-за стен домов одиноко торчали, словно часовые на посту, сложенные из огнеупорного красного кирпича, остовы дымоходов, напоминая кадры сожженной бандеровским отребьем во время Великой Отечественной Войны белорусской деревни Хатынь, виденные мною когда-то по телевизору.

Жутко.

Жутко и страшно. Тогда-то я не придавал особого значения увиденному, картинка по телевизору всё-таки не может передать всей мрачной и жуткой атмосферы происходящего, а вот сейчас я как будто переместился во времени и попал в то самое страшное время!

Невольно подумалось о тех ужасах, которые пришлось пережить нашим дедам и прадедам тогда, в ту кровавую войну.

И я отчетливо понял, почему так жива и до сих пор почитаема память о той Победе в нашей стране! Генетическая память! Она сильнее мышечной, она прочнее обычной у нашего народа! Несколько поколений людей воспитывались в русле ненависти к фашизму и нацизму, опять же, фильмы о войне, литература, поэзия, патриотическое воспитание советской школы, это не вымараешь из душ потомков тех, кто проливал кровь в той войне, защищая Родину, кто страдал, кто отдал жизнь!

Это лучшее в нас, что смогли мы взять от старших поколений. Память и уважение к их подвигу! И нам сейчас важнее важного сохранить это и не растерять, иначе мы перестанем быть русскими, быть людьми!

Помнят люди… Помнят…

Тот коричневый кошмар не должен был больше повториться! Никогда!

Но он снова воскрес, этот демон с изуродованной славянской свастикой и рунами на своих знамёнах, с зигованием, с националистическими кричалками! В оболваненные головы в кастрюлях заморским упырём была прочно заложена идеологическая основа под новый Рейх!

И вот мы имеем то, что имеем…

Я невольно ощутил поднимающуюся откуда-то из подсознания злость и ненависть к тем, кто сейчас развязал эту кровавую бойню в этом красивом, тихом и мирном краю трудяг, придя к ним в их дом со своими античеловеческими идеями и нацистскими лозунгами!

– Спорткомплекс Олимпиец,– прервал ход моих мыслей Илья, вслух прочитав вывеску на громоздившемся справа от дороги четырехэтажном массивном здании с огромными входными дверьми.

– Был когда-то. Здесь все было когда-то, а вот возвернется ли? Вопрос! – философски изрек дед. – Почти пришли!

Дальше окружающая картинка немного менялась. Пройдя метров двадцать, появился первый забор. Даже не забор, а как бы наспех выложенное из разного строительного мусора двухметровое заграждение. Выстроен он в основном из кирпичей, попадались взгляду массивные деревянные брусья, я даже заметил встроенный в эту конструкцию велотренажер.

– Баррикада какая-то, – сказал Илья.

– Так баррикада и есть, – ответил дед. – Всё ребятки, мы пришли!

Посредине баррикады имелись внушительного вида деревянные ворота. На них белела табличка с красной звездой и георгиевской вьющейся лентой, под которой большими буквами было написано «Здесь живет ветеран Великой Отечественной Войны».

Жуля, видимо, почуяв дом, поскуливала как маленький щеночек, притопывая лапами на месте, мельтеша еще сильнее своим хвостищем, угрожая покалечить стоящих сзади неё людей.

– Ну наконец-то! – вздохнула Катя. – Хоть отдохнем, надеюсь. На сегодня достаточно с нас испытаний.

Старик, поковырявшись в дверях, распахнул ворота.

– Кхе, ребятки! Самое главное испытание у вас еще впереди! – лукаво произнес он. – Проходите!

Мы прошли во двор и выстроились почему-то в шеренгу, немного оторопев. На ступенях у входа в дом стояла миловидная светловолосая женщина лет сорока пяти с короткой стрижкой в синем бархатном халате, улыбаясь и пристально нас рассматривая.

– Познакомьтесь, ребятушки! Это моя жена Наталья!

***

– Здравствуйте, ребята! – голос у Натальи был тёплый, приятный. – Ваня, чем же ты так напугал детей, вон как стоят, как на выставке! – сказала она, подходя к нашей шеренге и протягивая руку для рукопожатия.

"О, значит, старого пня зовут Иван…Иван Петрович!" – промелькнула мысль у меня в голове. Наталья подошла ко мне первому, я в ответ протянул ей руку.

– Здравствуйте, я Антон. – представился я, пожимая маленькую хрупкую женскую ладошку. Жена Петровича мне слегка улыбнулась и посмотрела в глаза.

Голова моментально закружилась, взгляд Натальи словно пронзал насквозь! Я почти физически почувствовал, как она раскладывает мой мозг на атомы! Длилось это какие-то секунды, но не заметить такой эффект от прикосновения было невозможно. Что это было сейчас? Как такое получилось? Что всё это значит? В голове мигом возникла куча вопросов.

– Наталья, – представилась жена Петровича и добавила: – А ты ведь не один здесь, Антон! Тебя двое! – и подошла к Кате.

– Я Катя, – ответила та на рукопожатие и заметно вздрогнула. Наталья тоже назвалась, немного приподняв вверх одну бровь.

– Хм! А это интересно, – задумчиво произнесла она.

– Что интересно? – недоумённо спросила Катя, но Наталья уже подошла к Янке.

Яна робко протянула руку. Наталья улыбнулась, посмотрела на Илюху, ответила:

– Ох! Молодость!

Янка заметно стушевалась, даже немного покраснели щёки, как будто стала известна всем самая страшная Янкина тайна.

К Илье хозяйка дома подошла последнему.

– Илюхая! Ой, Илья я! – было заметно, что парень изрядно нервничает.

– Да не напрягайся ты так, медвежонок, – снисходительно с улыбкой сказала Наталья, и добавила: – Ну, вот и познакомились.

Потом она подошла к деду. Погладила его любовно по щеке и нахмурилась.

– А по-другому нельзя было, Иван?

– Наташ, ну ты же сама видишь, что нет! – ответил Петрович тоном провинившегося школьника.

Так вот кого по-настоящему боится и уважает дед. "Старый хмырь–каблук!" – подумал я и тут же столкнулся с гневным взглядом его жены.

– Антон! Ты ошибаешься! И, пожалуйста, так больше не думай, тем более не произноси такого вслух! – со стальными нотками в голосе, сказала мне Наталья.

Я даже похолодел внутри. Как отличался голос той Натальи, которая пожимала нам руки, от голоса женщины, вступившейся за своего мужчину.

– Что этот заморыш там в своей башке мяукнул? – Петрович быстро подошёл ко мне, уперев ствол пистолета мне в лоб. – Я тебе сейчас твои прокисшие мозги вышибу, так что не оживёшь больше! Ну?!

– Ваня, ничего такого! Он всё понял и больше так не будет. Правда, Антоша? – вместо меня ответила Наталья.

– П-правда…Извините… – промямлил я, понимая, что сумасшедший старикан мог запросто сейчас мне выстрелить в голову.

Дед нехотя убрал пистолет в карман. Значит его жена телепат? Читает мысли? Или что? Опять куча вопросов.

Наталья подошла к монстру, которая по щенячьи поскуливала, махая при этом чудовищным хвостом.

– Жуля, девочка! – Наталья гладила чудовище по голове. – Умаялась, моя хорошая. Иван! – Женщина гневно посмотрела на деда. – Ну ты же знаешь, что ей не стоит есть…что попало! – как бы подбирая слова, укоризненно произнесла Наталья.

– Ну а что я должен был сделать? – виноватым тоном сказал дед. – Ты же сама всё видела.

– Видела… Ладно, идём в дом.

Дом Петровича выглядел снаружи как крепость. Окна наполовину заложены кирпичом, у одной стены в землю вкопаны в два ряда деревянные колья, вместо снесённой крыши из разного мусора были насыпаны защитные насыпи, образуя такой себе второй этаж.

"Интересная конструкция жилища", – подумал я, и тут же напрягся, а не «сболтнул» ли я опять у себя в голове чего лишнего? Вроде хозяева не реагируют, значит пока нормально.

Мы вошли в дом. Обстановка внутри была самая обычная: прихожая, коридор, ведущий прямиком на кухню с большой печкой, две комнатушки. Мебель в доме была ещё советская, скорее даже раритетная, не привычная нашему современному взгляду. Кожаный диван с зеркалом на спинке, большой массивный круглый стол, такие же крепкие стулья. У стены стоял сервант со стеклянными дверцами, на которых изнутри были приклеены пожелтевшие от времени фотографии. На стенах висели портреты в деревянных лакированных рамках. Резко контрастировал с музейным интерьером дома Петровича стоявший в углу мерно гудящий холодильник. Сверху на нём стоял, вполне себе современного вида, кипящий прозрачный электрочайник и освещавшую всю комнату настольная лампа.

– А как это? – опять я задал свой уже любимый вопрос.

– А так как на столбах, Антош, – ответила Наталья мне. – В этом месте работают все электроприборы. Электрическая аномалия наверно. А мы вот у Катюши спросим! – улыбаясь добавила она.

Но Катю интересовал сейчас другой вопрос, она молча разглядывала фотографии и хозяев дома:

– Иван Петрович, а сколько вам лет? – спросила она у деда.

– Ишь ты, дотошная оказалась, глазастая! – довольно ухмыльнулся дед. – Сама сколько дашь?

Катя, спросив разрешения, достала одну из фотографий. Фотография была очень старой, вся потрескавшаяся, выгоревшая на солнце. С неё улыбался молодой мужчина в военной форме времён войны, в пилотке набекрень и с автоматом ППШ в руках.

– Иван Петрович, это же вы?! – спросила Катя, и сама же ответила: – Это вы, таких сходств среди родственников не бывает!

– Ну я…

Катя перевернула фотокарточку на которой выцветшими синими чернилами было написано «Курск. Август.1943год»

– Вам здесь лет двадцать…

– Девятнадцать мне здесь, – поправил Катю старик. – Курская операция только закончилась. Ох и дали ж мы тогда фрицам просраться!

– Значит вам…

– Мне девяносто восемь лет, ребятки! Так-то вот…

Мы стояли с открытыми ртами. Деду что, почти стольник? Так он же выглядит максимум на полтинник, мы его дедом считаем только из-за его полностью седой головы и нескольких глубоких морщин, придающих возраста любому человеку. Он оказывается фронтовик, а я его последними словами поливал…Не хорошо как-то… Хотя, а чего он на меня рычит всё время?

– Так значит табличка про ветерана войны на воротах не просто так висит, Петрович, ой, Иван Петрович? – неожиданно подала голос до сих пор молчавшая Янка.

– Ну…наверно…я вообще не хотел, чтобы её там вешали. Так Наталья вот! – сконфуженно сказал дед.

– Не просто так, Яночка, не просто так! Мой Ванечка всю войну прошёл, в Праге Победу встретил! Там мы и познакомились с ним, – ласково и полным любви взглядом, Наталья смотрела на заметно смущённого старика. – Я военной регулировщицей служила.

– Да…– Петрович улыбался краешками губ. – Помню вот:

Стоит она с косичками вразлёт,

Глотая воздух фронтовой,

Полынно-горький.

Одним движением

Гоня войска вперёд! – стихами ответил дед.

– Наталья…а… – начал было Илья.

– Илюша, женщинам таких вопросов не задают, – улыбаясь отвечала Наталья. – Но я скажу. Мне девяносто четыре!

– А-а-а…вы же выглядите максимум на сорок! – опять ляпнул я.

– А это всё обсудим после того, как поедим, – подытожила Наталья.–Есть хотите?

На стол жена Петровича проставила вареную картошку, принесла банку солёных огурцов и несколько – тушенки. Только уловив запах еды, мы все поняли, как сильно проголодались. Желудки сразу заурчали так громко, что кажется было слышно в соседних домах.

– Садитесь есть, за едой всё и обговорим, – предложила хозяйка дома.

Возражений не возникло, все расселись, налегли на провиант. Несколько минут все дружно хрустели огурцами, жевали картошку да чавкали тушенкой. Как уже повелось, всех интересующий вопрос, первым задал я:

– Наталья, простите, а как так получается, что вы с де… то есть с Иваном Петровичем так молодо выглядите?

Я быстро сообразил, что вопрос не очень корректный, но отступать было уже некуда. На удивление ни она, ни дед не стали учить меня манерам, а ответили достаточно охотно:

– В момент взрыва, я дома была, а Ваня в больнице лежал…

– Ну как лежал, ребятки. Сдыхал я там, если уж честно! – добавил дед. –Зрение совсем я потерял, сахар около двадцати семи, давление ниже плинтуса, в общем, не жилец уже. Наталья готовилась меня хоронить. – Старик на минуту умолк, посмотрев на жену, которая, перестав есть, смотрела куда-то в сторону, подперев подбородок кулаком. Видимо, эти воспоминания ей давались с трудом. – А положили меня в коридоре больничном, мест не было в палате. Да и кто старого немощного деда в дорогой палате держать будет? – с обидой в голосе говорил Петрович.

– Ну не такой вы уж и немощный, – подала голос Янка, и виновато улыбнулась.

Петрович махнул рукой и продолжил:

– Так вот, когда бахнуло, в больничке снесло мигом всю крышу и две стены – это я сам видел. Сразу крики, вопли, стоны, шум, суматоха, беготня! Лежу я, ничего не вижу, встать не в силах. Хорошо хоть койку не опрокинули каким-то чудом, иначе затоптали бы. Недолго это всё длилось, минут тридцать, потом резко всё затихло… И вот тут и подул Ветер, ребятки…

– Ветер? Ну логично, раз стены снесло! – вставил свои пять копеек Илья.

– Э, нет, Илюша, не простой это ветер был, не простой! Сначала послышался гул, потом задуло… Как бы это объяснить? – дед на секунду запнулся, потом продолжил: –      Вот я лежу, почти мёртвый, и меня обдувает ветрище, лицо полосует принесённым песком и пылью, колет тело даже сквозь одежду! И тут я вдруг начинаю ощущать, как в меня вливаются силы! Понимаете? Как будто каждый порыв Ветра вдувал в меня энергию! И самое интересное, он сдувал с меня болячки!

–Ничего не понял, – буркнул я.

–Я тоже ничего не понял тогда. Да и сейчас не сильно понимаю, просто принимаю всё как есть, как должное. Сильнее всего мне почему-то дуло в глаза и в уши, аж до боли. Не скажу сколько по времени это длилось, я терял сознание несколько раз, но когда Ветер стих, почувствовал себя вполне себе здоровым мужиком! Я понял, что снова могу видеть, силу в руках опять почувствовал! – Дед согнул руку в локте, демонстрируя неплохой бицепс. – А когда встал и нашел зеркало, то обомлел, ребятки! Я помолодел лет эдак на сорок – сорок пять! Правда глаза вот.–Старик сокрушенно опустил голову. – Ну то ладно, с этим жить можно.

–А что у вас с глазами, Иван Петрович? – задала вопрос Катя.

– Ваня, они не видели? – поинтересовалась Наталья.

Дед, всё это время не снимавший своих солнцезащитных очков, аппетитно хрустнув огурцом, мотнул головой:

– Не-а! Не видели! И так бедолагам хватило впечатлений, они от Жули чуть в кальсоны не наложили, а тут я ещё. Ну так вот, походил я, осмотрелся, а нет никого! Куда все делись? Всё почти разрушено, как после бомбёжки. Ну да делать нечего, двинул я домой, благо больничка не так далеко здесь. Иду по Большевичке и не пойму ничего, деревья гнутыми от ветра так и остались, крыш на домах не осталось почти, но самое страшное, ребятки, это полная тишина! Ни шелеста листвы, ни чириканья птичек, ни лая, ни мяуканья – ничего! Возле дома Герасимовых слышу шум, ну, думаю, хоть кто-то живой! Захожу к ним во двор, калитку снесло с забором к чертям, стучаться в отсутствующие двери тоже не стал, как вы понимаете, а в доме пусто, просто шипит телевизор. Я его-то из розетки выдернул, ещё не понимая тогда, что электричества нет, а он работает! Ох и струхнул я, честно скажу, молодёжь! – Дед почесал седую макушку и продолжил: – Впервой такие чудеса видеть пришлось. Я домой почесал почти бегом, за Натальюшку переживал.

Дед замолчал, продолжая хрустеть огурцом.

– Ну а дальше что? – опять встрял я.

– Ничего. Домой пришёл. Дальше пусть Наталья расскажет.

Рассказ продолжила жена деда:

– Когда произошёл взрыв – а это был взрыв, не иначе – во дворе дома я была, к Ване в больницу собиралась. В принципе, всё было примерно так, как Ваня рассказывал, удар сильный, я помню сильно головой меня жахнуло о стену, что аж отключилась я. А вот очнулась от Ветра! Сильно голова болела в месте ушиба, чувство было такое как будто кто-то иголки в мозг вставляет.

Я мигом припомнил свои ощущения, когда пожимал руку Наталье. Что-то схожее было однозначно! Наталья продолжала:

– Сколько времени это длилось, сказать точно тоже не могу. Сознание то уходило, то возвращалось, то опять уходило. Потом вот Ванечка пришёл! Чуть до смерти меня не напугал своим видом! Забегает во двор, мельтешит, суетится…Смотрю, вроде мой Ваня, а вроде и не мой! Молодой какой-то, только седина осталась, не узнать почти! Ну и глаза, конечно!

–А знаешь, как я очумел, когда забежал-то во двор?! Гляжу – лежит моя лапушка под стеной, голова в крови, глазки закрыты! Ну, думаю, всё! Остался я один на старости лет! И тут она глаза-то и открыла, да как заорёт.

Супруги засмеялись.

– Ваня. Ты морду свою тогда б видел! – хохотнула женщина.

– Я твою видел! Мне хватило! – в тон жене ответил старик.

Все опять на минуту умолкли, продолжая уничтожать продовольственный запас хозяев, но Илюха с набитым ртом промычал:

– Это всё? Мы думали, вы нам всё расскажите, что тут случилось.

– Наталья, – подала голос Яна. – А на фото с собачкой это вы? – Янка ткнула пальцем на фотку в серванте, на которой старушка держала на руках маленькую чёрненькую собачку непонятной породы.

– Да, это я и Жуля.

– Жуля?! – почти хором вскрикнули мы.

– А как же это так? – начал мямлить я, боясь ляпнуть что-то непотребное в адрес собачки(копчик до сих пор слегка ещё ныл), показывая пальцем на монстриху, которая мирно себе лежала у входа, абсолютно не реагируя на окружающее. Как из милого пёсика с коротенькими ножками и розовым пузиком, получилось вот такое?

– История не приятная, не к столу, мягко скажем, – нахмурилась хозяйка. – Ну ладно. Жуля бегала по улице, когда всё это началось. Бедную мою девочку взрывной волной закинуло во двор к соседу, к Сашке Злобину!

– Фамилия соответствует содержанию! Такая мразь, а не человек…был! – встрял в разговор Петрович.

– Так вот, Жулечку закинуло к этому упырю во двор, а он, как назло, там же был, в погреб полез за самогоном, наверное. Ненавидел Злобин нашу Жулю, Ваня частенько с ним ругался из-за неё, тот даже отравить грозился мою красавицу. Так вот, Жуленьку закинуло к нему, лежит она вся побитая, поломанная, тихонько поскуливая от боли. Шёрстка сразу на ней оплавилась, ушки отгорели и отвалились тоже сразу. Вылез этот гад из погреба, так уж хотелось ему, видимо, добить собачку, он даже на руки её взял, обратно пошёл, да только вот стена его собственного дома на него рухнула. Подох он почти сразу с Жулей на руках. Вот в принципе и всё вкратце.

– И? – спросил тугодум Илюха.

– Да что и, Илюх? – впервые за весь рассказ хозяев подала голос Катя. – Ты догадался же, что Жуля с девочкой сделала, которая маму свою потрошила?

Илюха застыл с набитым ртом.

– Ну бли-и-ин! – прошепелявил он. – Мы же едим!

– А я говорила, история не к столу. – сказала Наталья, и продолжила: – Мы не поняли сначала что и как с ней происходит, думали, погибла собачка наша. А Жуля пришла на третий день, уже практически такой! – Наталья кивнула в сторону животного.

– Ну нет, Наташа. Поменьше гораздо она первый раз пришла. Жуля ходит на охоту…Иногда… – угрюмо вставил дед.–Уйдёт на полдня, потом возвращается. Иногда без видимых изменений возвращается, иногда как будто больше и мощнее…Не всегда и разберёшь…

– Так что, она сожрала его? – не мог понять Илюха.

– Илья, заканчивай тупить! – Катя говорила уже чуть раздражённо: – Конечно, сожрала… У меня вот какой вопрос к вам, Наталья, а как вы об этом узнали, если это было у соседа во дворе, и вы сами были в отключке?

Женщина слегка улыбнулась и ответила:

– От Жули и узнала.

Мы оторопели, даже перестали есть.

–Как это? – опять задал я свой уже излюбленный вопрос.

– Вот же какалка дотошная! – пробурчал дед.

– А на остальные вопросы Катерина лучше меня ответит, – хитрым голосом произнесла Наталья.

– Я? – Катька аж привстала на стуле.

– Да, Катя, ты. Я помогу! – с этими словами жена Петровича поднялась со стула, подошла и стала сзади Кати, взяв её за голову обеими руками. Катя встрепенулась, на секунду выпустила змеиный язык и застыла. Наталья вернулась на место и сказала:

– Ну теперь ты нам расскажи, что узнала.

– Так…Значит…Это…Если подытожить всё, получается следующая картина. Во время Катаклизма, вырвалось непонятное пока никому излучение, подвергая изменениям и мутациям живые организмы в пределах своей досягаемости! – Подняв указательные пальцы на обеих руках вверх, Катя продолжила: – Мутациям и изменениям подвергаются организмы, выжившие в момент взрыва, кто не выжил, те не умерли, но они и не живые! Ничего не понимаю, но давайте дальше. Ветер есть ничто иное как поток этого самого излучения, движущегося по замкнутому контуру с некоей периодичностью. Как побочный эффект образовались места аномальных пятен, в частности электрических, ну мы это уже видели, фонари и это! – Катя указала на стоявший в углу холодильник.– Да, ещё вот, выжившие организмы продолжают мутировать, если начинают поглощать, то бишь питаться себе подобными, то есть жрать таких же мутантов. Границы излучения, или Ветра, как будет угодно, ограничены тем самым Контуром, по которому оно и перемещается. Контур обладает неким подобием разума. Это скорее похоже на искусственный интеллект какой-то, но всё-таки это не он, в нашем обычном понимании. Всё вроде бы…

Катя сидела, вытаращив глаза, сама не понимая, что происходит.