bannerbanner
Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели
Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели

Полная версия

Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
10 из 21

Без надежды на спасение, Нобунага уже не боролся, только кричал нечеловеческим голосом, разрываемый на куски голодными зверьми.


* * *

Когда он открыл глаза, его окружала тьма, взгляд уставился на черно-синее небо, проглядывающее через черные силуэты пышных крон деревьев. Толстобокая луна запустила тонкие пальцы сквозь их шевелюру, поглаживала, словно костяным гребнем. Нобунаге показалось, что волки ему лишь приснились, но эта мысль моментально развеялась, когда он попытался шевельнуться. Истерзанное до неузнаваемости тело более ему не принадлежало, кровь плавно покидала его вместе с жизненными силами. Узоры над головой кружились в непрерывном танце, убаюкивали.

– По… могите… – он перебирал окровавленными губами, язык с трудом ворочался, будто чужой. – Помоги… те…

«Тебе страшно?»

Мужской голос прозвучал в его голове отчетливо и громко, как через латунную трубу. Бархатный баритон. Властный, сильный, с легким привкусом насмешки.

«Страшно. Я не хочу умирать. Если бы я только был сильней. Если бы только сильней».

Слезы заструились из помутневших глаз мальчика обильно и неудержимо.

«Зачем тебе сила?»

«Я должен защитить дорогих мне людей. Я хочу быть им нужным. Только тогда я счастлив. Будь я сильней – этого всего бы не случилось. А теперь я заставил Оити плакать, а Сато страдать. Будь у меня сила, я уберег бы Оити и Сато от бед. Избавил бы их от заточения в стенах этого проклятого города. Лишь бы они были счастливы. Лишь бы… не страдали».

«Страдал все это время только ты. А сейчас ты умираешь. Умираешь из-за своей бесхребетности. Похоже, это тебе нужна защита, мальчик».

«Я хочу силы».

«Что ты готов отдать за столь желаемую силу?»

«Все. Я готов отдать, что угодно».

– Да будет так.


* * *

Когда он открыл глаза, лес не водил над ним хоровод, луна сбежала, трусливо подглядывала откуда-то с краю. Наполнив легкие запахом сырости, юноша приподнялся на локте, сел.

«Несуразица какая-то».

Перевязанные пальцы не болели, пропала и обжигающая боль в плече, однако одежда, что звери рвали в кошмарном сне, свисала на нем клочьями. Мальчик поджал под себя ноги, оперся рукой о проползающий мимо корень дерева, чтобы встать.

– Продолжим?

Нобунаге показалось, что сердце его сжали в ледяной кулак. Он вскочил на ноги, подобно выпущенной пружине, прижался спиной к корявому стволу старого дуба. Побелевшие в страхе глаза шныряли из стороны в сторону, стремились в слепой темноте выискать хозяина этого бархатного голоса.

Луна прорвалась сквозь спутанные ветви, посеребрила клочок земли. До ушей донеслось металлическое побрякивание в такт неспешных шагов; лунный свет лизнул наполированную серебряную пластину, явившуюся в этом клочке света из тьмы, но еще шаг и лунная вуаль обняла высокую поджарую фигуру, закованную в тяжелый панцирь. Глаза, сверкающие подобно двум раскаленным углям во мраке, уставились на мальчика с явным привкусом насмешки, и от этого взгляда во рту пересохло.

– К-кто вы?!

– А ты?

Вопрос ввел Нобунагу в ступор своей прозрачностью и простотой, он стыдливо потупился, вжал шею в плечи, весь сгорбился.

– Какая теперь разница.

– Всю жизнь живущий в страхе, ты подавил в себе истинного «я», Ода Нобунага. Но ты не трус. Слова, что я слышал, не могут принадлежать трусливому человеку.

– Знаете мое имя? Кто вы?! Один из приспешников Дзиро?!

– Не будь глупцом. Меня призвал огонь, что бушует в твоем сердце. Твоя израненная душа звала меня много раз. И вот я здесь.

Нобунага молчал, непонимание в его голове достигло колоссальных размеров.

– Но вот что интересно, – размышлял сладкий баритон, – с тобой поигрались, как с тряпичной куклой и выкинули, но я не нащупал в тебе и крупинки ненависти или злости. Только сожаления и эта темная непроглядная грусть. Впервые встречаю кого-то настолько чистого, что аж воротит.

– Поигрались?

– Кто знает, что Дзиро Куроносукэ взбредет в голову в следующий раз. Сегодня он объявил тебе смертный приговор из-за предсказания старой ведьмы, а завтра? Кто знает, что голоса нашепчут этому безумцу завтра, и чем он решит себя поразвлечь. Забавно наблюдать за твоим вытянувшимся лицом, Нобунага. Но мы отошли от основной темы. Помнится, ты говорил, что готов на все ради получения силы. Но вот незадача. За тобой целых два должка, ведь я спас твою шкуру от этих обезумевших зверей. Не смотри на меня так. Думал, что тебе это приснилось? Эти чудовища почти разорвали тебя на части. Зрелище было еще то!

Нобунага обомлел, не верил, что все это с ним происходит наяву. Незнакомец вырос прям перед ним незаметно, бесшумно, навис тяжелой тенью, прожигая светящимися во тьме глазами.

«Терять мне уж точно нечего. Кто бы он ни был – я обязан ему жизнью. Мне не страшно. Уже не страшно. Что он может с меня взять? С меня, оборванца».

Когтистая рука потянулась к мальчику и замерла ладонью вверх.

– Я дам тебе желаемую силу, Ода Нобунага, но цена может оказаться слишком велика. Решай.

Какова бы цена не оказалась, он был готов.

«Будь я сильней, всего этого бы не произошло. Впредь я не хочу проигрывать таким подлецам как Акэти Мицухидэ и Дзиро Куроносукэ. Я не хочу быть обузой Сато и Оити. Сейчас и впредь, я согласен отбросить все закостенелые во мне принципы и стать кем-то более значимым, чем запуганный и смеренный мышонок Нобунага. Я не боюсь грядущих событий».

Мальчик, не колеблясь, опустил свою руку сверху. В тот роковой миг он еще не понимал, что обратного пути не будет. В тот миг он уцепился за возможность. За шанс начать все с начала. В тот миг он не желал ничего иного, кроме силы. В тот злой миг ему было плевать на цену и плевать на последствия.

Незнакомец лукаво осклабился, стиснул его ладонь, впившись когтями в кисть. Кровь тонкой нитью побежала по руке, карминовыми слезами закапала на землю, что моментально вздыбилась невероятной силой, словно из-под почвы вырвался ураган, вспышка белоснежного света ослепила. Нобунага почувствовал, как жаркое пламя разливается по всему телу, расходится волной, ощутил, как сердце его заходится в груди, раздувая это пламя будто гигантскими мехами. Раскрыв рот и устремив взгляд к небу сквозь носящиеся вспышки света, он разглядел каждую из звезд на синем полотне, восхитился таким прекрасным зеленоватым Млечным Путем, что расплескался мерцающей бесконечной вуалью, разглядел ветки высоких деревьев, сплетающиеся кривыми пальцами между собой. Сама Вселенная распахнула ему свои объятия, приветливо улыбалась и подмигивала, заигрывая, словно любовница. Каждый волос на голове Нобунаги ожил, и вся длинная копна вороных волос резко обратилась серебряными нитями, затанцевала на ветру.

Когда ветер унялся, умчал в звездное небо, оставив после себя лишь плавно кружащий листопад, воцарилась идеальная тишина. Незнакомец стоял в двух шагах от Нобунаги. Наконец, можно было рассмотреть этого загадочного персонажа внимательней.

Кроваво-красный взгляд глядел на него с худого треугольного лица с насмешкой, уголки идеальной формы губ приподнялись в игривой ухмылке. Длинные черные волосы, зачесанные со лба, лоснились по плечам и спине, достигая лопаток. Возраст незнакомца не поддавался восприятию. Он был не юн, но и точно не достиг еще средних лет. Все в нем казалось идеальным и имело право подходить под одно определение – красавец. Он был слишком красив для человека. Словно сошел с картины. Высокий, стройный и с виду абсолютно непревзойденный.

Нобунага хлопал округлившимися глазами, что приняли темно-рубиновый цвет, и не мог подобрать слов всему случившемуся, но чувствовал, что изменился. Все его внутреннее мировоззрение перевернулось с ног на голову, и он предвкушал, как новое видение мира, безусловно, придется ему по вкусу.

БИТВА ШЕСТАЯ

Белый демон


– Прошло уже полгода, а я до сих пор не могу поверить, – проговорила Оити тихо, как будто обращаясь к самой себе. – А самое глупое – я каждый день прихожу сюда, украдкой оглядываюсь по сторонам в надежде застать его сидящим на камне, упражняющимся с мечом и ожидающим встречи с тобой. До чего же глупо.

Сато оставалось лишь мрачно вздохнуть в ответ, выпустив изо рта пышное облако пара.

Зима близилась к завершению, но холода упрямо не отступали, и начало казаться, что эта ослепительно белоснежная и безжизненная пора никогда не кончится. Cнег легкой поволокой прикрывал лед, вставший на озере идеально ровным темным мрамором. Зимой здесь всегда было безлюдно и тихо, одна Оити приходила каждый день после полудня. Она будто призрак безустанно бродила вдоль берега, озираясь вокруг безжизненным стеклянным взглядом. С того рокового дня никто не видел улыбки на ее лице, живые сверкающие озорством зеленые глаза потухли, подобно догоревшим углям, и теперь отражали лишь мрачную пустоту.

Первый месяц она ни разу не появилась на тренировках, а когда Китаморэ-сенсей решила провести воспитательную беседу, девушка в грубой форме указала наставнице, где ее место и кем она является, угождая беспрестанно Дзиро. Подобная дерзость отразилась на ее спине тридцатью ударами палок, но урок не оказал должного воздействия на частоту посещения занятий, а пренебрежительное отношение возросло до уровня откровенной ненависти ко всему офицерскому составу. Юная воительница беспрестанно искала повода для стычки со старшими по званию в результате чего ее наказывали, раз за разом ужесточая экзекуцию.

– Знаешь, в детстве отец все время срывался на Нобу. Как только у него накипало, он вымещал свою злость на нем без причины и объяснений. Мне казалось, отец его ненавидит за добросердечность. Один раз он даже заявил, что Нобу ему не сын и выгнал из поместья на ночь. Помню, как сбежала на его поиски наперекор наказаниям отца, назло упрекам матери. Я обнаружила его в старой смотровой башне на окраинах нашего родового замка. Мы всю ночь любовались звездами и жевали щавель. – Скорбная улыбка приподняла уголки ее тонких губ. – Нобу понимал за что отец с ним так суров, но вопреки его строгим учениям так и не смог принять насилие, как неотъемлемую часть пути воина, пути наследника клана Ода. Он предпочитал подставить спину, принять на себя любой сокрушительный удар, но никогда не шел на конфликт.

– Небывалый добряк, – выдохнул Сато, отшвырнув ногой небольшой камень на лед. – Мне сказали, ты снова не появилась на тренировке.

Оити не ответила.

– Ты не можешь и дальше отрицать смысл своего нахождения в этих стенах, – голос Сато вдруг сделался неприятно холодным. – Своим упрямством ты лишь вредишь себе, Оити. Прошло шесть месяцев, и пора принять действительность, а ты бежишь от нее сломя голову. Завтрашний турнир может преподнести тебе неприятный сюрприз.

– В Дзигоку турнир. Тебе поручили наставить меня на путь истинный?

– Никто мне ничего не поручал.

– А выглядит это именно так.

– Я переживаю за тебя, Оити. Ты думаешь, что своим поведением выводишь Китаморэ и Дзиро из равновесия, а на деле доставляешь им удовольствие, позволяя мордовать себя за каждый косой взгляд. Прошу, переосмысли свои поступки.

– Переосмысление ничего не даст, – обрубила девушка и подняла стеклянный взгляд на друга. – Злоба слишком глубоко въелась в меня. Я ничего не могу с ней поделать, Сато. Я не могу заставить себя как прежде склонять учтиво голову при появлении убийц моего брата. Знаешь, – нахмурилась, – пока Нобунага был жив, он словно поддерживал на плаву все мои светлые стороны, но теперь, когда его нет, я вижу сплошную тьму вокруг себя и даже не собираюсь с ней бороться. Я выбираю тьму, Сато.

– Тьма есть в каждом, это правда, но полностью отдаваться ей опасно. Вряд ли Нобунага хотел бы видеть тебя такой, как сейчас.

– Верно, – согласилась девушка. – Нобунага ненавидел насилие и до последнего дня придерживался поставленной идеологии. Даже под угрозой смерти.

«Ты не права, - подумал Сато. - Видела бы ты, как он сражался с Минагавой. Первая выпущенная вражеская кровь действует на всех одинаково. Даже на такого миротворца как Нобунага. Он прочувствовал эту сладость всем своим нутром, но смог совладать, не поддался искушению. А зря».

– Оити, – прервал Сато резко. Оити подняла отрешенный взгляд, – ты можешь сказать мне все, что тяготит твою душу. Все, что угодно, слышишь? Ты смело можешь показать мне любые эмоции. Слезы, крики, ругань – я приму все это на себя, если оно облегчит твою боль. Только не говори, что сдаешься, что готова быть поглощена тьмой. Прошу тебя, не говори подобных слов.

Девушка оторопела, потупилась, словно ребенок, которого отругали родители, и вся как будто сжалась, насупилась. Сато аккуратно обхватил ее за плечи, вынудил смотреть прямо в глаза. Она уставилась на него как впервые, задрожала. Прошла почти минута в молчании, говорили лишь взгляды.

– Мне так страшно, Сато, – всхлипнула, наконец. – Я ведь даже с ним не попрощалась. Все внутри меня отрицает его смерть. Понимаешь? Я не осознаю до конца, что больше никогда его не увижу. Никогда с ним не заговорю. Никогда больше не возьму его за руку. Я пытаюсь побороть в себе это, но…– Слезы сбежали по щекам. Первый раз за полгода. – Я не могу смириться с его смертью, Сато. Не могу. Будь я там, на площади в тот день… – она покачала головой, хлюпнула носом, – я бы костьми там легла, лишь бы он остался жив!

– Я знаю, Оити. Я тоже, – он стыдливо потупился. – Я тоже.

Хисимура аккуратно и мягко приобнял девушку, ощущая, как та задрожала в его объятиях, как уткнулась носом в шарф на его груди и замерла в этой позе. Юноша поднял взгляд к затянутому облаками небу. Пышные и легкие снежинки вытанцовывали в еле улавливаемых волнах ветра, закружили вокруг них двоих сверкающий хоровод.

«Нобунага, я не знаю можешь ли ты видеть ее слезы, но присматривай за ней внимательней, она на грани натворить бед».


* * *

– Чхи!

– Э, неужели кто-то поминает заморыша Нобунагу? – хохотнул высокий красавец, подпирая спиной толстый сосновый ствол.

Лесной лабиринт, даже укутавшись в белоснежную шубу, пугал своим видом, казался бесконечным и непроходимым. Оголившиеся стволы деревьев будто терлись друг о друга, желая согреться, возлегающие на широких сосновых лапах сугробы могли свалиться на голову и с легкостью поглотить человека с головой. В глухой тишине где-то высоко на ветвях ворчали вороны, доносился скрип покачивающихся под воздействием ветра замерзших веток.

– Нобунага, ты знал, что люди из ближайших деревень прозвали этот лес Дзюкай?

– Нет. Откуда мне знать? Я никогда не выходил за пределы стен города, – фыркнул юноша, искусно подкидывая кинжал за лезвие.

– Да нет, вышел же разок. – Очередная ирония собеседника заставила мальчика потемнеть от злости. – В годы, когда урожай совсем плохой, – продолжал черноволосый, – крестьянские семьи, что не в силах прокормить стариков и младенцев, уносят их в лес и оставляют там умирать. Прямо как отбросов из Черной Цитадели, – осклабился он злобно. – Ты только представь, сколько здесь людей погибло. Кого растерзали звери, кто сошел с ума в ужасающей тьме лесной чащи. Их души вечно будут блуждать по лесу, продолжая искать выход. – Его белозубая ухмылка обрела отчетливые оттенки кровожадности. Он чуть отклонил голову вправо, миновав вонзившийся с треском в ствол дерева кинжал. – Ты знаешь, что у тебя отвратительные манеры?

– Из руки выскользнул, – буркнул Нобунага, грея ладони над языками пламени, что энергично танцевали в своих оранжевых, красных и желтых платьях.

Над огнем шипело насаженное на ветку заячье мясо, распространяя невероятный аромат и вынуждая желудок ворчать в предвкушении.

– Корвус, если ты демон, значит, боги тоже существуют?

– Боги! – выплюнул брезгливо слово красавец. – Ага, как же. Когда тебя на куски рвали звери, и ты вопил нечеловеческим голосом, разве один из милосердных богов протянул тебе руку помощи? – Он разгладил пятерней черную копну волос. – Не припоминаю ни одного случая когда умирающий и бьющийся в агонии человек просил помощи, и в ослепительном теплом свете ему явился бог, протянул руку и сказал: «Пойдем со мной, дитя, ибо приведет этот путь в королевство Тэнгоку37!» Если боги и существуют – им точно нет дела до земных тварей.

– А демонам есть, можно подумать. Вы даете людям желаемое, но берете плату вдвое больше оговоренной. Вдобавок усугубляете трагичность ситуации. Про ваше коварство всегда слагали множество сказок и песен.

– Неужели? Мы рождаемся из человеческих эмоций, знаешь ли. Страх, ярость, жадность, агония, печаль – мы отражение ваших душ и ваше избавление. Мы дарим надежду и возможность достигнуть того, о чем вы могли лишь мечтать. Разве не здорово? За это не жалко отдать любую цену, не так ли?

– Поначалу так оно и есть, но когда настает время расплаты, уверен, каждый старается перетянуть одеяло на свою сторону. Вы слишком коварны, приходится быть осторожным в своих желаниях.

– Говоришь так, будто всю свою непродолжительную жизнь провел среди демонов.

– Хуже. Я провел ее среди людей. Но, так или иначе, в детстве я слышал много сказаний о вас, и каждая, на первый взгляд незамысловатая история, заканчивалась трагедией.

Со дня судьбоносной встречи Нобунаги с таинственным незнакомцем, что оказался демоном, призванным криком души умирающего мальчика, дни протекали в тяжелых тренировках. Ощущая небывалую силу в своих руках, юноша становился тверд как камень, а мрак все плотней окутывал его душу черным колючим одеялом. По прошествии времени Нобунага ощущал все отчетливей, как с каждым новым днем в нем остается все меньше и меньше светлых эмоций. Порой, замерзая в снегах, изнемогая от усталости и перебарывая боль в мышцах от изнурительных тренировок, он проклинал Дзиро, Акэти и всех прочих, по чьей вине оказался в этом треклятом лесу наедине со стихией и голодным зверьем.

Зима пугала своими морозами и бесконечными метелями. Обосновавшись в тесной пещерке, опутанной толстыми корнями старого дуба, словно щупальцами осьминога, Нобунага соорудил себе койку из веток, кострище, холодными ночами укрывался шкурами убитых волков, ел оленину и любую живность, что удавалось добыть. В худшие дни за еду шли тощие белки, а пару раз пришлось и кору пожевать. Но вся суровость ситуации не пугала Нобунагу, он считал, чем жестче условия, тем лучше он будет подготовлен к столь желаемой встрече с самураями легендарной Черной Цитадели. Частенько в его тревожные сны врывались картины расправы над Дзиро, он ощущал будто наяву, с каким упоением пронзает его плоть, слышит его предсмертные вопли, видит перекошенные страхом лица окружающих.

Оити в его снах была редким гостем. Хоть сердце и истосковалось по сестре, ненависть и жажда мести занимали все мысли, помогая просыпаться изо дня в день с новыми силами.

– Угостишь кусочком зайчатины? – полюбопытствовал Корвус, потянув носом в направлении костра.

– Обойдешься. Не похож ты на изголодавшегося доходягу.

– Скупердяй. Вот и помогай тебе после этого!

– Я не просил торчать здесь со мной дни и ночи напролет. Периодически, когда ты появляешься из неоткуда, от тебя несет спиртным. Вряд ли ты испытываешь недостатки в пропитании.

– А я предлагал тебе условия пригодные для зимовки. Показал выход из проклятого леса. Уж кто-нибудь бы приютил костлявого мальчонку, но ты выбрал эту конуру.

– Крестьяне избавляются от стариков и младенцев и с какой-то радости примут с распростертыми объятиями голодранца? Да они скорей в одну голодную ночь зарежут меня и сварят аппетитный супчик.

– Какие мерзости ты говоришь, – поморщился демон.

– Какой ты нежный. – Нобунага с жадностью вцепился зубами в заячье бедро.

Корвус демонстративно сглотнул слюну.

– Так, – тут же заговорил, опустившись подле Нобунаги и потянувшись рукой к языкам пламени, – ты собираешься сделать это сегодня?

– Да.

– Я уж думал, этот день никогда не настанет. А сможешь ли?

– Да, – твердо объявил Нобунага, кинув обглоданную кость через плечо. – Ожидания стали слишком невыносимы. Я не могу спать, не могу дышать полной грудью: все мои мысли занимает встреча с Дзиро Куроносукэ.

– Отобрать чью-то жизнь это тебе не вот абы что. Раньше ты и близко не подпускал подобные мысли. Уверен, что сможешь? Секунда колебаний может стоить тебе жизни.

На этот раз Нобунага не смог выдать моментальный ответ, задумался, нахмурив брови. Демон был прав, но чем чаще в голове вспыхивали картины долгожданной встречи, тем отчетливей юноша понимал, что, когда просил у своего спасителя силы, он имел ввиду нечто большее, чем невероятные физические способности. Именно это он и получил от Корвуса в первую очередь: силу духа, которой ему всегда так не хватало. Все с большей жадностью он предвкушал день, когда столкнется с Дзиро в бою, когда заглянет в его надменные черные глаза и разглядит в них страх смерти. И чем чаще ему мерещилась эта сцена, тем лучше он понимал: Корвус изъял из его груди то, что Сато просил беречь с особым трепетом. Сейчас ему было плевать, он не задумывался к чему приведет эта утрата, что с тропы той ему больше не свернуть, и ведет она во мрак. Ему было плевать.

Корвус поглядывал на Нобунагу с интересом, читая каждую его мысль, получая истинное наслаждение от того, как душа юноши искажается под действием демонической скверны, словно металл, который пожирает безобразная коррозия, точно фруктовый плод, который гниет под воздействием солнечных лучей.

– Не пойми меня неправильно, – проговорил Нобунага твердо и сухо, – Дзиро тот, кто разбил вдребезги мою жизнь, тот, кто отнял у нас с сестрой будущее. Я его не прощу, Корвус. Моя рука не дрогнет, и, если того потребует ситуация, я оборву все жизни, что встанут у меня на пути к достижению цели.

Демон расплылся в елейной улыбке, не сводя хитрых глаз с мальчика, взор которого буквально горел жаждой крови, предвкушая грядущие события, а зловещая – столь нехарактерная этому лицу – ухмылка лишь подтверждала решимость намерений.

– Нас ждет занимательное зрелище, да?


* * *

Сумерки навалились на поселение за черными стенами напористо, задолго до того, как если бы последний луч холодного зимнего солнца скрылся за великаном Фудзиямой, но солнце уже который день не могло пробиться сквозь плотную завесу облаков, то и дело источающих снежные хлопья. Деревья замерли черными чудищами, напирали на стены города, будто в намерении его захватить. Улицы моментально погрузились в серо-синюю тень, мороз прикоснулся серебряными красками к стенам домов, стволам деревьев, и в тусклом свете жаровен они казались сотворенными из стекла.

Снегопад начался ранним утром и продолжался на протяжении всего дня, словно стремился скрыть от чужих глаз нечто сокровенное, а к вечеру еще и усилился. Ветер стих, и пушистые белые хлопья размеренно и обильно опускались на все вокруг, создавая идеальную атмосферу умиротворения, но в то же время привносили в воздух нечто таинственное и тревожное.

Наката Сосуке вышел на улицу, упер руки в бока, обратив усталый взгляд к бездонному черному небу и ощущая, как снежинки легким покалыванием трогают его исполосованное морщинами лицо. Втянув носом поток морозного воздуха, он выпустил густое облако пара и зажег светильник у двери. Тьма пугливо бросилась прочь, теперь выглядывала из-за угла старой кузни.

– Будет буря.


Хисимура Сато вот уже вторую неделю кряду пропадал в стенах игорного дома, отдаваясь азартной игре в кости с головой, выпивая, ругаясь и пыхтя табачной трубкой, как все взрослые, что любили захаживать в это злачное место. Игра, алкоголь и растленная атмосфера уносили его усталую душу в те края, где нет забот и печалей. Жаль, что на утро все тягостные реалии возвращались на свои места, и тогда он снова шел играть в кости. Невероятным образом фортуна всегда была на его стороне, всего за три ночи, проведенных в игорном доме, он выиграл достаточно денег, чтобы прикупить себе отличное снаряжение и крепкого боевого коня.

С недавних пор его и еще с два десятка учеников с хорошими боевыми показателями расквартировали в отдельной казарме, но Сато упрямо отказывался от благодатных условий, что Акэти предоставлял, как будто позабыв о том дне, когда юноша чуть было не бросился на учителя с мечом. Хисимура ждал или даже лучше сказать – желал снести наказание за свою дерзость, но вместо этого капитан перестал обращать на него внимание вовсе. Однако игнорировать способности юнца в фехтовании было сложно, и вот его определили с другими молодцами в комфортную казарму. Засиживаясь допоздна в шумном и затхлом игорном доме, Сато редко был в силах добрести до своего нового места обитания и ночевал то в заброшенном додзё, то в теплых конюшнях, а то и вовсе не припоминал, где провел ночь, находясь под сильным воздействием алкоголя или еще чего похуже.

Но в ту ночь, что-то на духовном уровне подсказало Хисимуре Сато отказаться от любимого занятия, и в казармы он пришел довольно рано, завалившись на свое спальное место, тут же погрузившись в глубокий сон без сновидений.

На страницу:
10 из 21