Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели

Мария Виноградова

Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели

БИТВА ПЕРВАЯ

Пленник

На востоке небо потемнело так, словно на него опрокинули чернильницу, на западе же оставалось лазурно-чистым, не тронутым. Солнце облило золотом зелень просторного кряжа, сделало его на фоне этой мрачной небесной завесы ослепительно красочным. Пахло луговыми цветами, наступающей грозой. И дымом.

Конь протяжно фыркнул, тряхнув косматой головой. Сабуро ободряюще похлопал его по могучей взмыленной шее и устремил внимательный взгляд на разлившейся под кряжем холм Окэхадзама. Вражеские знамена рассыпались по всей местности, холм пестрил от неисчислимого количества шатров, до ушей долетал бой молота по наковальне, ржание лошадей и монотонный гул голосов. Не потребовалось ломать голову и напрягать глаза – княжеский шатер Имагавы Ёсимото размером с небольшой дом стоял в самом центре лагеря и буквально кричал пурпуром. Сабуро знал и был уверен – этот самодовольный прыщ чувствует себя в полной безопасности в окружении двадцати тысячного войска.

Он провел внимательным взглядом по горизонту – захваченные накануне форты все еще испускали густые клубы дыма. Их танцующие черные столбы практически сливались с небом. Спешившись, он наиболее отчетливо ощутил, как спина затекла от долгой скачки. Пошевелив плечами и тем самым прогоняя усталость, в голове мелькнула мысль: поскорей снять тяжелый доспех и отправиться спать. Оставшиеся в авангарде самураи внимательно следили за своим командиром, устало ждали новых приказов. Верные военачальники находились тут же, готовые в любой момент идти в наступление. Переключив внимание с оккупантов, командующий одарил подчиненных многозначительным взглядом.

Первым вызвался ответствовать Акэти Мицухидэ, но едва ли с целью услужить. В его голосе, как и всегда, играли нотки презрения, а в глазах цвета расплавленного золота сквозил холод.

– Татсусиро-сама1, из доклада разведки следует, что крепость Одака – как мы и опасались, – взята. Имагава оставил там около сотни человек, которые контролируют перемещение припасов за стены. Если дадим им еще время, они укрепятся за стенами, чем сильно усложнят нам последующие задачи.

По окончании короткого рапорта стало заметно, как челюсть самурая плотно сомкнулась, а тонкие губы сложились в прямую линию и стали еще тоньше. Наиболее тяжело бывалому воину давалось звать мальчишку по имени, возведенному в ту степень, при которой взрослого мужчину начинает снедать чувство унижения и ощущение, что об тебя хорошенько вытирают ноги. С высоты зрелых лет, он недолюбливал главнокомандующего, частенько норовил ослушаться приказов, доказывая свою правоту и точку зрения, указывая на бо́льший опыт в военном деле, но, как правило, его тактика и стратегия частенько давали сбой, ибо строились не на мудрости и прозорливости, а лишь на желании подорвать авторитет Татсусиро. Нарушение субординации периодически вынуждало молодого человека ставить Акэти Мицухидэ на свое место, да так, чтобы все остальные это видели и мотали на ус. Их отношения пролегали глубоко в прошлое и с самых истоков приобрели негативный оттенок, но так или иначе свою работу капитан разведки знал и ни раз доказывал хитрость ума и осторожность при сборе сведений о врагах.

Татсусиро никак не отреагировал на доклад, продолжая всматриваться недвижимым взором в мрачнеющую посекундно даль, затем опустил взгляд, рассмотрел позиции смотровых, возвратил к небесному полотну, постепенно наползающему тяжелым брюхом на холм и погрузившему его во мрак. Где-то в незримой близости ворчал гром.

Постепенно лагерь врага замерцал множеством огней; похоже, войско готовилось отужинать в честь своей быстрой и легкой победы. До поросшего деревьями кряжа доносились громкий коллективный смех, протяжные мотивы боевых песен, легкое бренчание не лучшим образом настроенного сямисэна2.

Военачальники окружили небольшой походный стол, устремили взгляды на карту местности, разрисованную и исписанную заметками командующего. Несколько суток в седле, долгие часы сражений на западе сильно вымотали воинов, однако внезапное вторжение многотысячной армии врага, что стремительно захватила главную крепость и заняла позиции на охранных фортах, вынудило отложить мечты об отдыхе.

Татсусиро указал собравшимся на изображение леса, лежавшего западней холма.

– Оити, вы с Сато поведете кавалерию сквозь лес и займете позиции чуть дальше рва. Без условного сигнала в атаку не идти, не геройствовать. Если же сигнала не последует, или враг перегруппирует свои силы, что повлечет за собой невозможность внезапного нападения – вовсе отойти к начальным позициям и ждать. Я тем временем возглавлю штурмовой отряд, зайду с левого фланга, в обход кольца обороны, и проникну в самый центр их лагеря, лучники прикроют нас насколько будет хватать видимости.

– Не думаю, что лагерь останется без защиты. Имагава самоуверен, но не законченный идиот, – задумчиво промычал Хисимура Сато, почесывая длинный шрам на щеке.

Татсусиро замер, с хитрым прищуром рассматривая общую картину, но тут же продолжил спокойным сиплым голосом, сорванным в недавней битве.

– В лагере, без сомнений, останется элитный отряд самураев, но едва ли они смогут помочь своему господину. – Генерал вновь уставил взгляд на изображение леса на плане наступления и на длинную линию чуть восточней от него. – Здесь я подготовил некую подстраховку. Учитывая превосходящие силы врага, она должна внести в их строй некоторые коррективы.

– Ловушки? – догадался Хисимура Сато.

– Огненный заслон, – подтвердил командующий. – Как только войско Имагавы отойдет от лагеря на достаточное расстояние, Акэти подожжет заслон, отрезав путь к отступлению и любую возможность подкрепления из лагеря.

– Это и будет условным сигналом, я полагаю? – вздохнула устало Оити, рассматривая досконально карту.

– Когда начнется хаос, – игнорируя комментарий, проговорил Сабуро, – вы с Сато вступите в бой и прижмете их к «полыхающей стене» конницей.

Девушка нахмурила тонкие брови и заглянула в глаза командиру, словно пытаясь понять, не шутит ли он часом.

– Хаос или нет, мы в меньшинстве, – напомнила.

– В раз так десять, – подхватил Сато, но едва ли с тем же негодующим посылом, что соратница. Его глаза сверкали как у хищного зверя, который принял решение завалить добычу в несколько раз больше себя самого.

Сабуро, похоже, мало волновало роптание подчиненных, он уже не в первый раз сталкивался с подобными сомнениями, и сейчас у него не было ни сил, ни желания доказывать им, что риск того стоит. Он поставил все две тысячи жизней своих людей на кон, уповая – чего греха таить, – на удачу и счастливый случай, что, конечно же, не поддавалось здравому смыслу. Вся эта стратегия скорей походила на акт самопожертвования. Но во славу чего?

– Выполнять, – приказал Татсусиро Сабуро голосом, не терпящим возражений.

Капитаны как будто замешкались, но ослушиваться приказа не рискнули, зная о вспыльчивом характере командующего. Собрав остатки сил и храбрости в кулак, они один за другим отступали от походного стола с распростертой на нем картой. Все, кроме Оити. Татсусиро задержал взгляд в ее зеленых глазах, но лишь на мгновенье, как бы давая понять, что не отступится от задуманного, а затем с грацией дикой кошки вскочил на вороного жеребца. Девушка, с разочарованием уловила этот ментальный посыл и, плотно стиснув челюсть, последовала примеру командира. За спиной генерала остался стоять отряд из пяти сотен солдат.

Ждать пришлось недолго. Когда с обратной стороны от лагеря Имагавы ветер донес до кряжа бренчащий и стройный марш тысяч ног, тревога и сомнения моментально отпустили сердце Татсусиро. Третья сторона конфликта была на подходе вопреки всем противоречиям и законам логики. На ее внезапное появление Сабуро возложил дюжую часть успеха своего отчаянного контрнаступления, и как только ухо самурая уловило этот заветный и столь желаемый звук, их изначально жалкие шансы на победу возросли в два или даже в три раза.

Со своего превосходного наблюдательного пункта Татсусиро мог видеть, как главнокомандующие вновь прибывших армий приблизились к первой линии обороны лагеря Имагавы и начали переговоры. Он предвидел, чем переговоры кончатся и от этих мыслей, уголки его губ приподнялись в ликующей ухмылке.

Оити и Сато, спустившись с кряжа, мчались во всю прыть сквозь темный мокрый после ливня лес к западному фронту, где дожидалась командования конница.

– Он окончательно выжил из ума! Его приказы слишком опрометчивы! Слишком рискованны! И с каждым новым сражением они становятся все более безумными! – кричала Оити, чтобы Сато услышал ее на скаку. – Как ему вообще в голову пришло отдать родную землю без боя?! Мы что, зря проливали здесь кровь два года назад?! Нам ни за что теперь не выбить Имагаву из Овари с этими позициями и количеством людей!

– Но даже если так, я не нащупал ни крупицы сомнений в его приказах, а самодовольный вид дает понимание, что он уверен в победе. Если врага нельзя взять силой – его можно взять хитростью, а если хитрость приправлена удачным стечением обстоятельств – победа сильно вероятна. К тому же наш Татсусиро-сама не в первый раз сталкивается с подобным перевесом сил, – напомнил рыжеволосый юноша. – Ты же знаешь: легкие пути не в его пошибе! Наша цель заманить вражеские войска в ловушку, создать суету, посеять смуту, а там уже пойдет-поедет, как по накатанной. Под таким мощным прикрытием, Сабуро без труда прорвется в самое сердце врага.

– Всем бы такую веру в командующего, как у тебя, Сато. Соратники в сильном смятении, ты же видел. Сложно выполнять столь безрассудные приказы.

– Каждый безумный план Сабуро приносил нам сладкую победу. Для меня нет повода сомневаться в сегодняшнем успехе, хоть и сопоставление сил вызывает смех.

Или ужас?

Князь Имагава прибывал в своих покоях, наслаждаясь подогретым саке, когда в шатер ступил один из командиров (а командиров у могучей армии Имагавы Ёсимото было немало) и топорно поклонился. Вид у него был озабоченный, но это, похоже, не насторожило вальяжно развалившегося на походной лежанке генерала.

– Имагава-сама, на подступах к холму выстраивается войско Такэды Сингэна численностью не меньше пятнадцати тысяч солдат. Мацудайра Мотоясу вместе с Ии Наомори отправились на переговоры, но прежде чем были достигнуты какие-либо договоренности, предательская стрела снесла Наомори-сана с лошади. Насмерть.

На этом моменте старик встрепенулся и разместил свое расслабленное тело из горизонтального положения в вертикальное, злобно сощурив и до того злобные глазки.

– Про́клятый Такэда, – проскрежетал старик сквозь желтые зубы. – Мало ему было прервать поставки провизии, он решил еще и зубы поскалить?! Его требования?

– Требований нет, – смутился докладчик, – скорей предостережения о возможном ударе в тыл силами Татсусиро Сабуро.

– Прекрасно, – слишком загадочно ухмыльнулся князь.

Видя хищную ухмылку на лице своего господина, самурай внутренне возмутился и проговорил уже более напористым тоном:

– Но, как я уже сказал, переговоры были прерваны скоропостижной гибелью Ии Наомори. Мацудайра-сан взял на себя смелость отдать приказ к наступлению…

– Прекрасно, – повторил Имагава, – Мацудайра знает, что делать, пусть действует. А я подожду.

– Но, Имагава-сама, не лучше ли будет отступить к захваченной крепости Одака и засесть там в оборону? Что если Такэда прав, и Татсусиро…

– Я не просто так встал на самом видном месте, Мунэнобу! – раздраженно прервал торопливую речь подчиненного князь. – Неужели мне следует объяснять это вам? Бывалым воякам и прекрасным стратегам? Займитесь Такэдой, отбросьте его красную армию так далеко, насколько это будет возможным. Он не должен мешать.

– А как же Татсусиро?

– На Татсусиро у меня особенные планы. – И снова хищная ухмылка расползлась на полноватом и раскрасневшемся от алкоголя лице Имагавы Ёсимото.

Такэда Сингэн – владыка скалистой провинции Каи, – как и многие в этой сумятице, ознаменованной гражданской войной, хотел свергнуть утратившее авторитет правительство и установить свой политический режим, но, когда на арену вышел Татсусиро Сабуро – его уничтожение встало чуть ли не во главе приоритетов. Он прекрасно знал, чем прославилось его покрытое тайной воинство. Знал, что проблему надо душить в зародыше, пока амбициозный юноша не заручился поддержкой могущественных соседей. А потому, собрав все силы воедино и даже объединившись на время с давним врагом – Уэсуги Кэнсином, он хотел убедить Имагаву отступить с земель Татсусиро, перегруппироваться, объединить усилия и ударить единоразово, но запредельно мощно по всем стратегически важным объектам, тем самым отрубив чудовищу все головы одним махом.

Кроме того, клан Имагава играл немалую роль в экономической жизни всей провинции Каи. Явившись на холм Окэхадзама столь многочисленным составом, Такэда хотел не только донести до соратника, что застать Татсусиро врасплох в его же землях – это все равно, что забраться в нору дремлющей и голодной росомахи, но и тем самым спугнуть где-то затаившегося хозяина. Однако старый князь узрел в его просьбе плутовство и, опьяненный своими военными достижениями, без сомнений объявил войну бывшему союзнику.

Конница Такэды Сингэна выдвинулась авангардом и казалась издали алым ровно текущим полотном лавы. Ветер злобно трепал их красные знамена с четырьмя черными ромбами. По правую сторону от Такэды выводил своих пехотинцев Уэсуги Кэнсин.

Заметив, как вражеские армии пришли в движение, войско Имагавы поспешило перегруппироваться, асигару3 с копьями нестройным порядком отступили, и их место заняли лучники.

Татсусиро терпеливо наблюдал за этим переполохом с высоты своего наблюдательного пункта: кряж был просторный и предоставлял прекрасную возможность разглядеть все стороны света, а потому позиции врагов были как на ладони, которую молодой человек намеревался сжать в кулак.

Стрелки Имагавы сдержанно дожидались команды и, как только враг подошел достаточно близко, пустили рой стрел, накрывший неприятелей, словно волна разъяренного океана. В этот момент хваленая конница Такэды начала стремительно сокращаться. Вслед за дождем стрел хлынули всадники, за ними тут же последовали копьеносцы, начиная вытеснять проредившие порядки врагов к лесу. Наступающие, под неудержимым натиском имагавской армии, с трудом удерживали свои позиции.

Лучники Татсусиро прекрасно пользовались разразившимся хаосом, их дальнобойные стрелы настигали всех подряд, пробивая доспехи врагов с такой легкостью, словно те состояли из пергамента.

Такэда верхом на гнедом боевом коне, не чураясь марать руки в крови, рубил направо и налево громоздким обоюдоострым мечом – так не похожим на привычное оружие самураев, – но широкую грудь скакуна пронзила стрела, он повалился на землю, сбросив всадника. Сингэн ловко избежал тяжелого падения, всем весом приземлился на ноги, подняв вокруг себя облако пыли и, стиснув рукоять двуручного меча до треска, бросился в бой с воинственным криком. Войска прижались к лесу.

Акэти был уже на условленной точке. Завидев нужные позиции неприятелей, он в одной руке с факелом, а в другой с катаной, погнал коня карьером, поджигая заслон, растянувшийся по холму на несколько тё4, и попутно устраняя тех, кто отстал от основного строя. Стена пламени взвилась в небо яркой раскаленной вспышкой, моментально отрезав имагавцам путь к отступлению. Языки огня ласково лизали свинцовое небо, набухшее в преддверии ливня, облака грозно простреливало короткими синими вспышками. Гром растворился в нависшим над Окэхадзамой лязге мечей, в воплях людей, реве обезумивших животных.

Татсусиро воздел правую руку, отряд напружинился, подобрался, дожидаясь приказа. Кони, словно не в силах больше ждать, грозно храпели под ездоками, взрывали копытами землю. Густой черный дым от бушующего заслона усложнял лучникам видимость, но состояние аффекта врагов свело на нет это небольшое неудобство. Те настолько оторопели, обнаружив, что угодили в пламенную ловушку, что боевой порядок стремительно начал рушиться. Дым кусал глаза, жар от огня сбивал с толку. Солдаты пугались собственных теней, нападая на союзников.

Сабуро вытянул из ножен меч и скомандовал:

– Вперед.

– Имагава-сама! Войско отрезано от лагеря стеной огня! Мунэнобу-сан считает, что ловушку устроил никто иной, как Татсусиро…

– Явился! – расхохотался старик, вскочив с ложе и отшвырнув блюдце. – Найти! Схватить! Привести ко мне! И чтоб царапины на Татсусиро не было! Чего вылупился? Я отдал приказ!

– Но Имагава-сама, никто не видел Татсусиро на бранном поле, вполне возможно, что эта диверсия прикрывает его проникновение в лагерь, – попытался вразумить докладчик, говоря торопливо и задыхаясь от волнения. – Прошу вас, нужно отступить к крепости Одака, где вы непременно будете в безопасности…

– Я кажется приказал вам доставить ко мне Татсусиро, бестолочи! – зашипел дед. – Вы что, не в силах расправиться с кучкой жалких бездарей?! Приведи мне Татсусиро! Быстро! И если хоть волос упадет с его головы, я вас…

– Не упадет.

Властный тенор, заставил сердце старика юркнуть в пятки. Он вырос, точно призрак, за спиной молодого солдата, князь не уследил, как меч полоснул докладчика от плеча до бедра. Тот рухнул ничком, чуть не задавив своего владыку. Имагава растерянно уставился на высокого самурая в черных тяжелых доспехах. На смуглое лицо Татсусиро взошла скверная ухмылка, летний влажный ветер тронул белоснежные пряди волос, забранные в высокий хвост. Старик, похолодев всем телом, попятился назад, как от дикого зверя, который намерен разорвать жертву на куски в любой момент, но будто запутавшись в собственных ногах, завалился навзничь.

– Н-нобунага… – дрожащим голосом закряхтел он, словно старая телега.

– Эге, – фыркнул с явным негодованием Татсусиро, – давно меня так не называли. Впрочем, сейчас не до этикета, верно? Если я не ослышался, ты возжелал лицезреть меня лично, и вот я тут. Но ты должен понимать, Имагава-сама, после всех учиненных тобой пакостей, я не намерен вести никаких переговоров, никаких торгов жизнями, землями и золотом. Давай обойдемся без каких-либо обиняков и порассуждаем. Ты и я, наедине, – проговорил юноша и небрежно откинул ногой выпавший из рук докладчика меч. – Возьми. Может хоть он придаст мужества этому дряхлому телу.

Ёсимото судорожно подобрал клинок, сжал его плетеную рукоять трясущимися руками и встал в нелепую стойку, оттопырив зад, широко расставив ноги и выпучив глаза.

«Что делать? Что мне делать?! Что я должен сейчас делать?! Личная охрана по-видимому мертва, войско ёкай 5 знает где! Он кончит меня! Точно кончит!!»

Татсусиро осклабился белизной зубов и вложил меч в ножны. Князь двинул бровью, совершенно сбитый с толку расслабленным поведением внезапного гостя.

«Издевается он что ли?!»

– Бедный Имагава-сама, – начал Татсусиро неспешно, будто тщательно подбирая слова, прежде чем выпустить их на волю. – Подчинив медленно увядающие самурайские семьи вроде Мацудайры, Сайто и Асахины, он с чего-то решил, что собрал непобедимую армию, способную свергнуть сегунат в одночасье. Этот торопящий события успех так вскружил ему голову, что уважаемый Имагава-сама, не моргнув глазом, объявил войну Татсусиро Сабуро. Заняв высоту холма, не постеснялся разорвать союз с Такэдой. А ведь именно Такэда смог бы в данную минуту встать на защиту напыщенного глупца. Ух, когда старый Тигр узнает, какую услугу оказал мне, его гневу не будет конца и края. – Сабуро издевательски хохотнул. –Высокомерие и запредельная спесь сыграли с тобой злую шутку. Ты чувствуешь, что оступился и сейчас судорожно перерываешь закоулки затуманенной саке памяти, выискивая где именно, не так ли?

Старика била крупная дрожь, а колени то и дело подгибались, словно кто-то хотел вырвать почву у него из-под ног, он, совершенно не отдавая отчет своим действиям, вознес катану над головой, попытался атаковать. Татсусиро остановил движение лезвия голой рукой, потянул с силой на себя, в результате чего Имагава спотыкнулся на ровном месте и завалился лицом в землю.

– Видишь? Один ты ни на что не годен, на ногах-то держишься с трудом. Но не бойся, твое имя обязательно впишут в историю, обзовут бесстрашным командиром двадцати тысячной армии, проигравшей двум тысячам безродных вояк, – расхохотался беловолосый самурай.

Старый князь истерично кинулся под полотно шатра, с трудом протиснулся, теряя атласные тапочки, и взялся удирать так, будто где-то его ждало спасение. Сабуро устало выдохнул, взмахом меча рубанул пурпурную ткань перед собой. Яркая вспышка молнии осветила покинутый лагерь, дымящиеся костища, и тут же небо вместе с рокотом грома обрушило ливень на все вокруг.

– Кто-нибудь!!! Я здесь! Эй!! – верещал старик, удирая сквозь лагерь, мимо опустевших шатров.

Татсусиро прыгнул на коня, быстро нагнал Имагаву, который бежал, сам не понимая куда, но в надежде найти помощь. Конь закружил вокруг капитулянта, словно в танце, разбрызгивая массивными копытами грязь, звеня тяжелыми доспехами, яростно храпя.

– Вторгся в мои владения и думаешь уйти живым?! – рассмеялся Татсусиро и рубанул Имагаву по спине. – Ты же главнокомандующий могучей армии! Сражайся, ёкай тебя дери!

Имагава рухнул на мокрую землю, скорчившись от боли, но продолжал ползти по лужам, размякшей почве, завывая о помощи и оставляя за собой кровавые следы.

Клинок Сабуро сверкнул мрачным полированным ониксом во вспышке разъяренной молнии, в секунду скользнул по шее врага, отделив голову от тела. Фонтан крови вырвался бурным темным потоком и тут же растворился в грязных лужах. Молодой самурай проводил равнодушным взглядом, как разодетое в дорогие одежды тело врага грузно рухнуло в грязь.

* * *

Реальность ворвалась в его сознание неприятным пинком, вырвав из красочного, казавшегося реальностью сна. Но разомкнув глаза, он как всегда ничего не увидел. Тьма окружала с ног до головы, а ледяной воздух касался кожи, покрывая ее мурашками.

«Хоть бы лучик света. В этой тьме недолго свихнуться, – пронеслось в голове. Он щурил глаза и качал головой. Кисти рук и щиколотки плотно стискивали металлические браслеты, цепи угрюмо позвякивали при каждом движении, шею так же сдавливал металлический ошейник, прикованный тяжелой цепью к стене, что касалась своими ледяными камнями его голой спины. – Снова этот чертов сон. Такой яркий и реалистичный, что аж тошно становится».

– Очнулся? – Оглушительную тишину разорвал тихий голос. До боли знакомый голос.

«О, угрюмый надзиратель приперся. Снова будет задавать идиотские вопросы и бить почем зря». - Угрюмо фыркнув, он заморгал, пытаясь выискать во тьме хозяина голоса, но все было тщетно. Эта колющая глаза темнота была необычной, походила на плотную вуаль, накинутую на него сверху, и пахла свежей кровью. Его кровью?

– Как твое имя?

«Каждый день приходит сюда и спрашивает одно и то же. А когда я отвечаю, дубасит меня. Он что, идиот?»

– Татсусиро Сабуро.

Сильный удар в челюсть заставил в очередной раз пожалеть о сказанном, но пленник лишь ухмыльнулся, сплюнув кровь.

– Как твое имя?

Он устало прищелкнул языком и жадно заполнил легкие воздухом, от вкуса которого его замутило, а желудок скрутило в комок.

– Как. Твое. Имя, – не унимался незнакомец.

– Ода Нобунага.

На этот раз удар пришелся в ребра, и показалось, что одно из них уж наверняка треснуло. Гнев бросил в жар, он что-то неразборчиво заворчал себе под нос, что-то очень походившее на грязную ругань.

– Что тебе снится?

– А ты что, предсказываешь судьбу по сновидениям? – прыснул он ядовито и приготовился в ответ получить очередной удар, но его не последовало.

– Что. Тебе. Снится.

Он пошевелил руками, размял затекшую шею и устало выдохнул.

– Ты до блевоты настойчивый. Привык получать что пожелаешь? Только все никак не возьму в толк на кой хрен тебе сведения о моих снах? Хоть убей, не вижу в этом никакого смысла.

– Говори.

Пленник тяжело вздохнул, усмехнулся и покачал головой, дивясь глупости всего происходящего.

– Послушай, с вчера или позавчера, или сколько я уже тут гнию – ничего не изменилось.

– Говори! – рявкнул нетерпеливый надсмотрщик.

– Ладно, ладно, угомонись уже! – повысил голос пленник. – Все, как и прежде: всюду огонь, идет какое-то сражение; со мной несколько сильных союзников, остальные лица в тумане, точно тени; осада то ли замка, то ли какого-то форта. Кажется, моего. Смерть старика, от него пахнет почему-то карамелью. А еще пламя до самых небес, стена огня. – Он вдруг поморщился, как будто ощутил острую головную боль. – А еще снова эта зеленоглазая девушка. Вот уж от образа кого я никак не могу отделаться все это время. Между нами точно что-то есть, какая-то прочная связь. Кто она? Раз ты всемогущая гадалка, поясни.