«Вокруг света» и другие истории

Регистрация брака и скромная студенческая свадьба в общежитии состоялись 10 октября, и мы начали обустраивать семейный быт в съёмной комнате частного дома по Златоустовскому переулку. И тут из деканата сообщили, что меня хочет видеть Юрий Викторович Ерёмин – наш преподаватель, не так давно назначенный редактором областной молодёжной газеты «На смену!».

Без долгих предисловий Ерёмин предложил мне занять вакантную должность заведующего отделом комсомольской жизни, пообещав договориться с деканом журфака (им недавно стал С. Г. Александров) о свободном посещении лекций. Газета выходила пять раз в неделю, но была малоформатной, однако в следующем году ожидался переход на большой формат.

Таким образом, впереди замаячила классическая развилка из трёх дорог: Курган, Сахалин, Свердловск. На семейном совете Галя заранее согласилась с любым моим выбором: «Куда иголка – туда и нитка». Предпочли третий вариант как наиболее перспективный. Средний Урал с развитой сетью СМИ открывал перед молодым журналистом много возможностей, а Ерёмин намекнул на вероятность сравнительно быстро получить жильё. «В конце концов, – решил я, – поработаю до конца учебного года, а там будет видно».

День моего зачисления в штат газеты «На смену!», 14 октября 1964 года, оказался исторической датой. В тот день в Москве произошло беспрецедентное событие: пленум ЦК КПСС освободил от работы и отправил на пенсию первого секретаря ЦК и одновременно председателя правительства Н. С. Хрущёва. До этого лидеры страны покидали свой пост по естественной причине.

В 1953 году смерть Сталина стала потрясением для большинства советских людей. На отставку Хрущёва, ставшую закономерным финалом его «художеств», народ-языкотворец откликнулся скоморошным четверостишием:

Товарищ, верь, придёт она,

На водку старая цена,

И на закуску будет скидка —

Ушёл на пенсию Никитка.

Надежды анонимного стихослагателя насчёт водки и закуски не оправдались, но все мы с новым взрывом оптимизма ожидали более значимых перемен.

События в Москве почти не отразились на течении факультетской жизни, вызвав лишь небольшую волну. Возмутителем спокойствия стала наша однокурсница Света Мандрашова. Газета «Уральский университет» напечатала её статью «О дайте, дайте мне цитату!», в которой она раскритиковала некоторых преподавателей за начётничество и схоластику, когда вместо анализа сложных политических и творческих проблем студентам преподносятся готовые обтекаемые формулировки и набор подходящих к случаю цитат. Высказывания Хрущёва, которыми украшались лекции, теперь стали объектом критики.

Замдекана Павлов потребовал собрать комсомольское собрание факультета, исключить Мандрашову из комсомола и изгнать из университета. Партийная группа нашего курса воспротивилась этому намерению: провела закрытое заседание (заперлись в аудитории, просунув ножку стула в дверные ручки и не впустили Павлова) и приняла решение не выдавать однокурсницу на заклание. Возможно, наш голос приняли во внимание, и где-то «наверху» возобладал здравый смысл. Всё-таки на дворе стоял не 1956 год, когда после бурного комсомольского собрания факультета погнали из комсомола и из университета нескольких чересчур свободомыслящих студентов и сняли с работы декана.

Дилетантизм – не порок

Современные учебные программы факультетов журналистики намного разнообразнее прежних. Издаётся множество учебников и учебных пособий, проводятся научные исследования, появляются новые методы подготовки бакалавров и магистров. Но, как и прежде, каждый год в информационную сферу устремляются потоки дилетантов с университетским дипломом. Не хочу никого (и себя в том числе) обидеть таким неожиданным определением, потому что считаю журналистский дилетантизм не пороком, а свойством профессии. Объём знаний, приобретаемых студентом за время учёбы на факультете журналистики, широк, но не глубок. Независимо от количества прослушанных лекций по общеобразовательным предметам и оценок в дипломе выпускник журфака не становится ни филологом, ни философом, ни историком, ни экономистом, ни искусствоведом. Но в то же время он и то, и другое, и десятое. Его познания похожи на лоскутное одеяло, составленное из разных по размеру и качеству кусочков. Единственное, в чём новоиспечённый журналист может ощущать себя на высоте, – это умение создавать и редактировать тексты, работать со словом.

Оппоненты могут счесть мои суждения о журналистском дилетантизме дилетантскими и даже ошибочными и назвать имена журналистов, глубоко освоивших какую-либо проблематику, чьи публикации вызвали громадный общественный отклик, привели к восстановлению попранной справедливости и даже принесли реальную экономическую пользу. Но эти аргументы относятся уже к профессиональной деятельности журналиста, к его таланту и специализации, а не к программе обучения на журфаке.

Приобретённый в университетские годы интеллектуальный ресурс, культурный багаж, моральные установки и навык учения дают выпускнику журфака возможность ориентироваться в незнакомой обстановке, осваивать разные сферы жизни. Любой кусочек дилетантского лоскутного одеяла при необходимости или по желанию наращивается. Но этим не исчерпывается журналистский профессионализм. Его суть точно выразил и подтвердил своими работами Анатолий Аграновский: «Хорошо пишет не тот, кто хорошо пишет, а тот, кто хорошо думает». Хорошо думать над темой и понимать, для кого ты пишешь и зачем, журналист учится сам. Если, конечно, обществом востребован журналист думающий, а не живой штатив для диктофона. Не имеет значения, какая специальность значится в его дипломе. «Первыми перьями» «Комсомольской правды» 60—70-х годов, публикации которых знала и читала вся страна, были Инна Руденко, Иван Зюзюкин, Ольга Кучкина, получившие журналистское образование, но также и Ярослав Голованов – инженер-ракетчик, Леонид Репин – инженер-строитель, Валерий Аграновский – юрист, Геннадий Бочаров, не окончивший автодорожный институт, Василий Песков, вовсе не получивший высшего образования.

В мои молодые годы в СССР было едва ли больше двух десятков факультетов и отделений журналистики. Теперь на территории Российской Федерации больше ста пятидесяти учебных заведений предлагают «учиться на журналиста», преимущественно на платной основе. Только в Москве факультеты и отделения журналистики функционируют в 26 (!) вузах, в том числе в таких неожиданных, как Московский государственный университет путей сообщения и Московский политехнический университет. Уже эти факты порождают сомнения в качестве подготовки будущих служителей «четвёртой власти».

Считается, что бурный рост числа дипломированных специалистов для СМИ продиктован потребностями информационного общества. Действительно, информационная сфера не только неимоверно выросла, но и неузнаваемо усложнилась. В ней нетрудно заметить два сегмента: СМИ в привычном смысле слова и средства утилитарной информации (назову их так). К последним можно отнести рекламные и PR-компании, разного рода информационные службы и прочих производителей рекламного, учебного, инструктивного, корпоративного, рекомендательного контента, в том числе распространяемого через Интернет.

Дифференциация нарастает и в СМИ. Качественные газеты и журналы, теле- и радиопрограммы, как правило, предъявляют высокие требования к своим ведущим сотрудникам, среди которых есть подлинные асы, чьи публикации отличаются интеллектуальным и литературным блеском, влияют на судьбы людей, общественные процессы. Что же до сотен тысяч рядовых информационной индустрии, работающих в традиционных и сетевых СМИ, то они, как правило, имеют дело с повторяющимися сюжетами и руководствуются заданием шефа, а не собственными творческими разработками.

И я задаю себе вопрос: во всех ли информационных институциях потребны специалисты с университетским дипломом? Не разумнее ли вести профессиональную подготовку журналистов дифференцированно? Будущую элиту (обозревателей, аналитиков, специальных корреспондентов, книжных редакторов и т.д.) выращивать в крупных университетах, а основную массу щелкопёров обучать в колледжах и профильных школах элементарным основам функционирования СМИ и ремеслу.

Ведь в слове ремесло нет ничего обидного. В изначальном, истинном значении слова ремесленник – это не бездарный служитель муз, а вполне уважаемый мастер, умеющий создавать нужные людям вещи, пользуясь наработанными образцами. То же самое делают многочисленные журналисты и другие производители текстов, сооружая из привычного словесного полуфабриката конструкцию с заданными свойствами в соответствии с требованиями явного или неявного заказчика.

В трагедии «Моцарт и Сальери» мнимый отравитель Моцарта признаётся: Ремесло / Поставил я подножием искусству; / Я сделался ремесленник… Сальери не может смириться с тем, что Моцарт наделён божественным даром, а колесо повседневности должны крутить многочисленные сальери. (Кстати, лучшие опусы Антонио Сальери до сих пор исполняются музыкантами.)

Но противопоставление ремесла творчеству с его привычными атрибутами (божий дар, вдохновение, мучительный поиск формы и т.д.) не абсолютно. Как сказано у Пушкина, ремесло – «подножие искусства», они с необходимостью сосуществуют, неотделимы друг от друга и, подобно большинству явлений гуманитарного ряда, не имеют чётко очерченных границ. Опираясь на «подножие», журналист углубляет познания в определённой сфере, накапливает материал, совершенствует мастерство, осваивает более сложные формы творчества. Если, конечно, он захочет и если – повторюсь – обществу и властям, желающим знать правду о себе, потребны мыслящие журналисты.

ГАЗЕТА С ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫМ ЗНАКОМ

Лозунг, из которого в 1920 году возникло необычное название газеты «На смену!» (с обязательным восклицательным знаком), полностью звучал так: «На смену старшим, в борьбе уставшим – спешите, юные борцы!» Черты времени в нём явлены резко. Так и видишь колонну комсомольцев в рабочих блузах и юнгштурмовках, шагающую в светлое будущее мимо обессилевших стариков, сидящих вдоль столбовой дороги человечества. Восклицательный знак в названии газеты остался символом её верности традициям революционного прошлого, пусть и утратившим с годами бескомпромиссную прямолинейность, и зазвучал как призыв к молодому поколению активно вступать в жизнь, брать на себя ответственность за настоящее и будущее.

Десять вопросов инженерам

Отдел комсомольской жизни «На смену!» поставлял в газету значительный объём материалов на разнообразные темы. Анатолий Пискарёв и я «вели» промышленность и стройки, третий сотрудник – сельское хозяйство, четвёртый – комсомольскую тематику.

Лев Лин, мой предшественник, оставил яркий след в истории «НС» очерками и статьями об ударных комсомольских стройках, главной из которых был город юности Качканар. Когда на летучке вспоминали какую-нибудь акцию, придуманную Лином, или его громкий материал, я догадывался, что камешек летит в мой огород. Надо было искать свою творческую стезю, заявить о себе.

Одна из моих статей, написанная в содружестве с учёными и довольно претенциозно названная «Кибернетика. Электроника. Молодость», была напечатана под рубрикой «Ленинские уроки». Работы Ленина часто служили журналистам источником аргументов для идеологической поддержки проблемных выступлений. Но в данном случае никакой натяжки не было: Ленин действительно ратовал за применение «современной науки в области организации труда вообще и специально труда управленческого».

Этой и другими цитатами мы освятили в нашей статье необходимость коренных сдвигов в управлении производственными процессами с применением ЭВМ – электронно-вычислительных машин. Термина «компьютер», как и самих персональных компьютеров, тогда ещё не существовало, но быстродействующие ЭВМ успешно использовались для сложных народнохозяйственных расчётов. В 1965 году, как видно из статьи, в Свердловской области работали пять неплохо оснащённых вычислительных центров. Рассказывая об «умных машинах», журналисты восторгались не только их быстродействием, но и огромными размерами.

Я чувствовал, что нащупал перспективную тему. Повсюду твердили, что наука превращается в непосредственную производительную силу. Рухнул «народный академик» Лысенко, это означало «открытие» таинственной генетики. Космические полёты стали регулярными. Под Свердловском возводили атомную электростанцию. Юмористы на все лады обыгрывали модное словечко – синхрофазотрон. В многочисленных НИИ, КБ, проектных институтах, лабораториях тогдашнего Уральского филиала Академии наук СССР и инженерных службах предприятий рождались дерзкие идеи, специалисты проектировали новые машины, испытывали перспективные технологии. Молодым становилось тесновато в старых стенах, им хотелось быть на уровне достижений мировой науки, открывать пути творчеству за счёт сокращения рутинных операций, поставить организацию труда на научную основу.

В этом меня убеждали и пространные письма моего петуховского друга Валентина Кузнецова. Отработав два года на заводе после окончания Омского института железнодорожного транспорта, он возвратился в институт и готовил кандидатскую диссертацию.

Видишь ли, – запальчиво убеждал меня Валентин, – мы живём в довольно интересное время: автоматчики автоматизируют творческую деятельность человека, математики стремятся формализовать экономику и довести её до математической модели, чтобы остановить словоизвержения экономистов, кибернетики пишут педагогику, чтобы затормозить деградацию наших педагогических институтов, и так далее. Так вот, сейчас я читаю всё, что попадается под руку, о процессах, относящихся к открытию новых знаний, к теориям продуктивного творческого мышления. Для экзамена по философии пишу реферат на тему «Моделирование мышления» – история, принципиальные возможности, философские, психологические, теоретические и технические вопросы.

Какое поле для журналистской вспашки! Но как подойти к молодому специалисту, как его разговорить, приоткрыть его внутренний мир? Рубрику «Если ты инженер» завести было несложно, сложнее было поддерживать её материалами соответствующего уровня.

Одна из первых публикаций показала, что мои будущие герои – народ на язык острый, к печатному слову придирчивый. Я написал, как работают и о чём размышляют молодые сотрудники одного НИИ, в том числе Святослав Тимашев, который занимался расчётами больших оболочек – безопорных перекрытий над крупными сооружениями. Через несколько дней в редакцию поступило письмо Тимашева. Мой герой возмущался чрезмерным восхвалением его личных заслуг, что может быть воспринято как нескромность и умаление заслуг коллег. До этого случая мне не приходилось сталкиваться с такого рода реакцией на печатное слово. Мы встретились и буквально по фразам разобрали мой текст. Я признал, что кое-где переборщил из лучших побуждений, на том и поладили. Потом наши пути не раз пересекались, и я убедился, что всё-таки не ошибся с громкими эпитетами: Святослав Анатольевич Тимашев стал крупным учёным, его работы хорошо известны у нас и за рубежом.

Итак, нужно было найти нетривиальный ход, способный вызвать отклик у столь придирчивой аудитории. Подсказку я нашёл в «Комсомольской правде». Газета публиковала под рубрикой «Институт общественного мнения» обширные анкеты, а потом суммировала и обобщала присланные письма в интереснейших обзорах. Обзоры представляли собой сплав научного анализа с жизнью, представленной не искусно подобранными примерами, а мнениями и суждениями внушительных групп из разных слоёв общества. По этим публикациям руководитель проекта Борис Грушин и журналист Валентин Чикин издали несколько книжек.

В те годы анкетные опросы были очень популярны, с их помощью надеялись найти способы усовершенствования жизни. В 1964 году в ЦК ВЛКСМ была образована небольшая социологическая группа, положившая начало систематическим исследованиям советской молодёжи и ставшая по сути дела родоначальницей одного из направлений социологической науки – социологии молодёжи. Общественный Институт молодёжных проблем при Свердловском обкоме комсомола применял социологические методы для изучения жизненных планов юношей и девушек.

Отец-основатель и многолетний руководитель ИОМ «Комсомольской правды» Б. А. Грушин в книге «Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения» подчёркивает, что появление необычной институции в редакции популярной молодёжной газеты с четырёхмиллионным тиражом было обусловлено переменами как в общественных науках, так и в деятельности прессы:

Былые безапелляционный арбитрализм и скучная идеологическая дидактика с их полным пренебрежением к фигуре реципиента мало-помалу начали сменяться стремлением развивать две основные органические функции журналистики – собственно информирования аудитории и выражения общественного мнения. И это заставило прессу искать новые, более прочные и регулярные связи с читателем, слушателем и зрителем.

Опыт «Комсомолки» я и решил применить. Обратился к профессору Архангельскому с просьбой стать руководителем моего дипломного проекта – цикла статей о проблемах профессионального и жизненного становления молодых специалистов. «Хочу провести социологическое исследование», – смело объявил я. Леонид Михайлович идею поддержал, но заметил, что предстоящую работу нельзя считать социологическим исследованием, это всего лишь способ сбора эмпирического материала для его последующего осмысления и использования в газетных публикациях.

Окрылённый напутствием, я сочинил анкету и разослал около 300 штук в комитеты комсомола нескольких проектных и научных институтов с проникновенным обращением к тем, от кого надеялся получить откровенные ответы. Десять открытых вопросов (то есть, рассчитанных на свободное изложение мнения, без подсказок-вариантов), возможность сохранения анонимности (ею воспользовались немногие) и сама идея прямого диалога редакции с аудиторией обеспечили успех: возвратились 204 анкеты с подробными ответами.

Мои большие статьи «Открытие мира», «И жар холодных числ», «Общественная зрелость» прошли одна за другой в трёх номерах «На смену!». Они представляли собой если не портрет, то, по крайней мере, набросок портрета молодого специалиста Среднего Урала 60-х годов. Количественные показатели я обильно уснастил цитатами из ответов на анкету. Эти статьи с наукообразным предисловием под названием «Этико-социологическая статья в газете» стали моей дипломной работой. Она получила отличную оценку.

Большим форматом

С мая 1965 года «НС» стала выходить пять раз в неделю большим форматом. Штат редакции увеличился, из отдела комсомольской жизни выкроили целых три. Меня назначили заведующим отделом рабочей и инженерной молодёжи, Анатолия Пискарёва – литсотрудником отдела.

Редакция покинула Дом печати и обосновалась на новом месте. Помещение нам предоставили в длинном сером здании у Плотины, которое занимал обком партии, – в боковом крыле с отдельным входом. По пути на работу я иногда встречал первого секретаря обкома К. К. Николаева. Грузный, с неестественно прямой спиной (после ранения на фронте он носил корсет), Николаев неторопливо шагал по тротуару и всегда первым здоровался с идущими навстречу людьми.

Подобно всем советским молодёжным газетам, «НС» была встроена в господствующую политическую, идеологическую и культурно-образовательную систему государства. Однако эта «встроенность» не была жёсткой, а имела некоторый люфт, позволявший экспериментировать, находить адекватный стиль и язык общения с молодёжной аудиторией. Только так можно было поддержать интерес читателей к печатному слову и избежать превращения молодёжного издания в слабую копию партийной газеты. Надо было постоянно выдвигать на обсуждение острые темы, вмешиваться в конфликты, разбираться в нравственных коллизиях молодых людей, тщательно работать над формой и способом подачи материалов, придумывать эмоциональные шапки, оригинальные рубрики и заголовки. Коллеги из других изданий иногда подтрунивали над задиристой и голосистой «молодёжкой», но для пренебрежительных отзывов мы не давали оснований. «НС» даже негласно соревновалась с «Уральским рабочим» и «Вечерним Свердловском»: опубликовать первыми интересный материал на новую тему и тем самым вставить фитиль коллегам считалось делом профессиональной доблести.

Газета варилась в секретариате, где заправляли Евгений Постников и Александр Афанасьев. Талантливые журналисты и поэты, они были мастера на все руки – находили оригинальные темы, разрабатывали линии, советовали, как повернуть материал, чтобы тот заиграл, придумывали броские и точные заголовки, поднимали текст умелой правкой и сокращением, беспощадно высмеивали халтурные и серые опусы, вывешивая журналистский брак на чёрную доску.

Третьим сотрудником секретариата был Михаил Бурзалов. Когда ещё и в помине не было компьютеров с их чудесными программами, внешний облик газеты во многом зависел от вкуса редакционного художника. Он писал заголовки и рубрики, рисовал заставки, ретушировал фотографии, сопровождал иллюстрациями фельетоны и стихи. Бурзалов, выпускник Московского архитектурного института, делал это мастерски. Именно он придумал и начертал энергичным курсивом название газеты, знакомое нескольким поколениям насменовцев.

Зайдя в секретариат вроде бы просто так, а на самом деле для того чтобы удостовериться, что всё в порядке с материалами отдела, застаёшь там следующую картину. Женя, с упавшими на лоб рыжеватыми волосами, вычерчивает макет; Саша, нацелив ручку и ехидно усмехаясь, вычитывает чей-то текст (невольно скосишь глаз: не твой ли?..); Миша, обмакивая кисточку в баночку с тушью, создаёт на кусочке ватмана образ молодого монтажника-высотника в каске и цепях. Дым стоит коромыслом. Присядешь в кресло и тоже закуришь, поглядывая на Афанасьева. Не выдержав психологического давления, тот, в конце концов, извлекает из стопки материалов сданную тобой вчера статью и принимается читать, время от времени хмыкая и иронически цитируя неуклюжие словесные обороты.

Бурзалов придумывал для сотрудников поздравительные открытки с остроумными рисунками и надписями. Первую открытку мне вручили по случаю 25-летия. Не составляет труда расшифровать подписи авторов кратких пожеланий, размещённых на оборотной стороне этого дружеского послания. Тут отметилась почти вся редакция. Вот Александр Афанасьев – он выдал стихотворный экспромт и тут же его отредактировал. Валерий Анищенко, мой однокурсник, – фельетонист, пародист и вообще человек весёлый. Рассудительный Геннадий Чукреев, без устали тащивший рубрику «Ленинские уроки». Балагур и анекдотчик Борис Тимофеев – автор материалов на темы морали и очерков о хороших людях. Заместитель редактора Станислав Самсонов – впоследствии судьба сводила нас в разных ситуациях в Москве. Выпускающий Михаил Азёрный, упорно осваивавший спортивную тематику. Тамара Пахомова – она бесстрашно отстаивала права воспитанников детдомов и боролась за «трудных» подростков. Валентин Кононов в периоды сельской страды объезжал на редакционной машине районы и ежедневно передавал материалы в рубрику «Комсомольская тачанка». Галина Мурзинцева освещала свердловскую театральную жизнь и писала глубокие рецензии на гастрольные спектакли московских театров. Андрей Грамолин – с ним мы вели бесконечные разговоры о своеобразии стиля Андрея Платонова. С фотокорреспондентом Алексеем Нагибиным ездили в длительные командировки. «Цвети и толстей», – пожелал мне Евгений Постников, а Евгений Панфилов, наоборот, посоветовал: «Не будь тучным!»

(В мае 1966 года вместо Ерёмина, переведённого на работу в аппарат ЦК ВЛКСМ, редактором газеты был назначен секретарь Верх-Исетского райкома комсомола Евгений Панфилов, кандидат юридических наук. Евгений был младшим братом свердловского режиссёра-документалиста Глеба Панфилова, который в ту пору делал в столице первые шаги к будущей славе. В 1968 году Евгений устроил для редакции в каком-то кинозале просмотр дебютного художественного фильма своего старшего брата «В огне брода нет» – ещё до его официальной премьеры. Этот фильм, не сразу мной понятый во всей глубине, поколебал привычно-хрестоматийные оценки гражданской войны и потревожил глянец, покрывший за долгие годы образы солдат революции.)

Работа журналиста не состоит сплошь из творчества. Через газету проходило немало формальных материалов – отчётов о комсомольских конференциях, репортажей с первомайских и ноябрьских демонстраций и тому подобных текстов. Чтобы ваять их, достаточно было освоить несколько схем и наработать запас подходящих лексических оборотов. Досаждали поступавшие по телетайпу тассовки, предназначенные для обязательной публикации, – сообщения и отчёты ТАСС о важных политических событиях. Иногда их приходилось ждать до позднего вечера, что не доставляло удовольствия дежурному редактору. В следующем номере надлежало давать отклики уральцев на очередное партийное решение. Подборки содержали обещания «ответить на призыв партии новыми успехами». «Откликались», конечно, сами сотрудники газеты, получив по телефону согласие какого-нибудь активиста на мнимое авторство.