Вторичка

– Ты дежурная по станции? – уточнила я.

Она адресовала мне улыбку, показательно игнорируя Яна, и взмахнула ручным жезлом с красным диском: похож на авиационный, который используют на взлетно-посадочных полосах аэропортов. Часто встречала в метро регулировщиков в красных фуражках, которые совершали обход поезда, следующего в депо, и Хранительница выглядела похожей на них, если только им бы хватало денег на «лабутены».

– Добро пожаловать на Измайловский парк, – объявила она.

Напарник принялся демонстративно загибать пальцы, пересчитывая станции.

– Мое упущение, – призналась я. – У меня… проблемы с памятью. Между Измайловской и Семеновской есть еще одна станция. Измайловский парк.

– Измайловский парк и Измайловская одинаково звучат, это неоригинально, – высказался Ян.

Консьерж вскинула вострый нос:

– Я хотела, чтобы станцию переименовали в Партизанскую2. Пассажиры перестали бы путаться. Как вы думаете, кому посвящена эта скульптура? – Хранительница указала на дедушку в полушубке. Я пожала плечами. – Кузьмич, деревенский охотник. В сорок втором обманом водил немецких солдат по лесу, чтобы они попались в ловушку Красной армии. Теперь и вы… – Дежурная перевернула диск жезла обратной стороной с черной точкой на белом фоне. Ее рот исказился, нижняя челюсть оттянулась, как пластилиновая, а голос загудел подобно клаксону поезда. – …петляли кругами, с Измайловской до Семеновской… Чтобы угодить в мой капкан на Партизанской.

Нарастал грохот. В глубинах боковых тоннелей, двух бездонных глоток, в унисон заскрежетал металл, и застучали колеса. Десятки. Консьерж засмеялась тряпичными губами, стекшими на знакомые лакированные туфли. Ватный от страха мозг дал сигнал к побегу, но я двигалась медленно, пробивая неподатливое желе реальности, как во сне; сорвалась с места и потащилась к лестнице, где стоял Ян. Промедление стоило жизни, поэтому я плыла из последних сил в густом пространстве к единственному светловолосому маяку.

Из тоннелей вырвались два поезда – бесконечные и юркие, как сороконожки. Они сошли с рельс и, когда я забежала на ступени, промчались крест-накрест над тем местом, откуда только-только оторвались мои ноги. Из-под колес вылетела россыпь искр. Я споткнулась, но Ян придержал меня и увлек вверх: почудилось, что я парю, но подошвы касались лестницы.

Мы забежали наверх и притормозили на балконе над центральным путем, обратив лица к платформам. Я затаила дыхание, ожидая столкновения с механическими червями – они уже приближались. Две морды в белой боевой раскраске. Они оттопырили нижнюю часть корпуса, разверзли пасти и приготовились нас проглотить.

Ян похлопал ресницами, точно туповатый регбист из американской комедии, покрутил головой в поисках выхода и выпалил:

– Туше! Мне за такое не платят, – он потянул меня за ладонь. – Делаем ноги!

– А разговоров-то было! – Я едва перебирала ногами в попытке угнаться за напарником.

Под злорадное улюлюканье дежурной по станции горе-ликвидаторы сбегали с поля боя. Приспешники Хранителя загоняли нас, как кроликов, дыша в затылки перегаром коррозии металла. С грацией профессионального паркурщика Ян оперся о турникеты и запрыгнул сверху, подтянул меня, и мы продолжили побег. Вагончики со страшным скрежетом смяли турникеты сразу после того, как мы оказались на другой стороне. Я оглянулась, чтобы убедиться, что их остановило препятствие, но не тут-то было: уродцы пережевывали механизмы, выплевывая задвижные створки и световые датчики, как косточки.

– Они жрут турникеты! – крикнула я.

– Приятного аппетита!

На наше везение сразу после турникетов нам встретилась деревянная дверь – служебное или техническое помещение. Замок был взломан уже знакомым мне жестом, и мы забежали внутрь…

…А вышли в вагоне поезда. Качка была, как на танкере во время шторма. Не привыкшая к телепортациям в непредсказуемые места, я растерялась, увидев за окнами тот же коридор, по которому мы неслись секунды назад. Ян скомандовал мне хвататься за него: он держался за поручень под крутым углом. Я до хруста в пальцах стянула рукав плаща напарника.

– Мы в поезде-убийце! – воскликнула я. – Почему ты просто не переместил нас в безопасное место?

Монстра тряхнуло, поочередно мигнули светильники. Как будто тварь почувствовала паразитов в брюхе.

– Моя способность ограничена, – подмигнул мне бог. – Поэтому у меня есть водительские права.

Тем временем «сороконожка» впритирку с сестрой-близнецом спустилась к хозяйке на платформу. Поезда крались по путям, вращая круглыми глазами-фарами. Искали нас.

– Вынюхивают, – произнес Ян. – Ну-ка, посмотрим…

Он наклонился и понаблюдал за круговой ездой второй особи; существа бегали по периметру станции, выслеживая жертв. Казалось, движения поездов были синхронизированы – словно в связке, как рыбы в косяке. Я озвучила свою мысль. Небесная лазурь глаз хитро блеснула в полутьме. По плутовской улыбочке считывалась новая авантюра. Он повернулся ко мне и сказал:

– План такой: я высовываюсь, привлекаю внимание второй твари, – кивнул на окно, – и мы сваливаем через межвагонную дверь.

– Ты хочешь натравить один поезд на другой? Думаешь, сработает?

– Отсчитаю от пяти до одного – и дадим деру. В самый последний момент, чтобы она не успела затормозить. Испугалась?

– Сейчас сердце из груди выпрыгнет, – сухо ответила я.

Ян недоверчиво вскинул брови:

– Твое унылое личико противоречит словам. – Он потер ладони. – Ну, не будем терять время.

Я положила руки на поручень. Напарник встал напротив дверей и развел их пальцами. Внутрь хлынул поток ветра – трепал подлаченные пряди божества и поднимал длинные полы плаща. Ян сложил ладони рупором и завопил во все горло:

– Цыпа-цыпа-цыпа!

Поезд значительно сбросил скорость и, встав на дыбы, образовал форму вопросительного знака – поводил кабиной, прислушиваясь к голосу.

– Да-да, иди к папочке!

Машина навела фары на Яна: он прикрыл глаза, отвернувшись от слепящего света. Существо, в котором мы ехали, тоже сбавило ход и принялось вынюхивать источник звука – я едва не покатилась кубарем от встряски. Тварь номер два проглотила наживу: перебрав многочисленными колесами, взяла нас на мушку и начала разгон. Теперь по плану напарника у нас в запасе считанные мгновения на то, чтобы сойти с маршрута.

– Пять… четыре… – начал отсчет бог, когда поезд нахрапом бросился на своего собрата. – Один!

– С арифметикой у тебя супер, – сказала я, задыхаясь от волнения, пока умелец вскрывал замок.

Глухой щелчок. Еще один. Ян уронил подозрительное «Упс!» – сомнения, что мне достался в напарники космических масштабов бездарь, отпали. Не могу поверить: гламурный оскал из американских каталогов недвижимости – последнее, что я увижу перед смертью. Я глянула на врага: исполосованная белыми линиями рожа с мерцающими фарами сокращала расстояние. У меня исчезло ощущение времени.

– Сломалась отмычка, – будничным тоном констатировал Ян и подошел ко мне. – Тогда по старинке.

Не успела я смириться с кончиной, он подхватил меня под колени и лопатки, как невесту в маминых любимых мелодрамах, с разгона запрыгнул на пассажирское сиденье и разбил плечом окно. Осколки разлетелись с перезвоном колокольчиков; я спрятала лицо в складках пестрой рубашки, источавшей аромат уже не мармелада, а горьких трав.

Во время полета ощутила импульс от столкновения поездов-мутантов, которое произошло раньше, чем мы успели жестко приземлиться. Фиксируя мою голову, Ян прокатился по земле. Первым делом, открыв глаза, увидела дурную лазурь глаз, которая потеплела, как только ее обладатель убедился, что я не пострадала. На долю секунды меня увлекли упавшие на лоб пшеничные пряди, острые грани скул и впадинка между голых ключиц. Оглушило аварией, только и всего.

– По твоему добродушному взгляду вижу, что ты меня простила, Иголочка, – подколол Ян и, встав на ноги, помог мне.

– Свечусь от счастья. – Я отряхнулась и оценила последствия нашей борьбы с монстрами метрополитена.

В десятке шагов от падения «сороконожка» протаранила вагон, из которого мы спаслись. Состав смяло в гармошку, на месте столкновения – вмятина, голубая облицовка покорежена, из поврежденных проводов вылетали искры. Существа не шевелились.

– Где Консьерж? – я осмотрелась.

Пустую платформу заволокло дымом.

– Ставлю сотку, – Ян ударил двумя пальцами о ладонь, – что крошка охраняет Сердце Этажа. Хранителей тянет к нему природным магнетизмом, вроде того. Короче, твой выход, Иголочка, – разведя руками, напарник покружился на месте. – Осмотрись тут хорошенько и найди последнее отличие от реальности.

В детстве я любила отгадывать головоломки на поиск отличий в журналах: шарфик у бельчонка на левой картинке синий, а справа – красный; у елочки три ветки, а здесь две… Десятое различие почти всегда находилось не сразу. Сжав в кулаке фломастер, я до дыр разглядывала ребусы: в сотый раз пересчитывала травинки, определяла оттенки цветов, изучала мордашки персонажей. Я не сдавалась, хотя соблазн заглянуть в ответы жирел с каждой неудачей.

– Порог вхождения в вашу… э-э, организацию очень низок, раз вы решили доверить задание на внимательность мне, – ворчала я, ища среди «елочек» и «белочек» ошибку матрицы. Колонны, сколько же их было, этих колонн? А скульптуры? Ровно две на платформах и одна над лестницей? Как же было… – Почему выбрали меня?

– У тебя низкая самооценка, учись, пока я жив. – Ян сцепил руки за спиной, неспешно следуя за мной. Он забавно наклонялся, чтобы услышать мою речь, доносившуюся с низин «ослика». – Вот я, например…

– Плавали – знаем, – оборвала я. – Ты, видимо, сотрудник месяца или начальник какой?

Мой друг в упор не понимал сарказма, поэтому от комплиментов его павлиний хвост раскрывался на все триста шестьдесят:

– Не, я рядовой сотрудник. Новичок, но уже побывал в военизированном мире на самом отшибе. Планета высокой категории опасности, между прочим!

«Ясно, выбрасывают в горячие точки, чтобы не мешался. И не жалко будет лишиться какого-то салаги, – подумала я, поглядывая на подпрыгивающие на ходу блондинистые кудри. – С тобой, Ян, что-то совсем не так, но я не могу взять в толк, что именно. Обычный разгильдяй…»

Впереди возникло какое-то движение. По мере приближения вырисовывались очертания движущихся лестниц. Одна вела в город, другая спускала вниз. Из-за проблем со сном я научилась дремать на эскалаторах: каждое утро две с половиной минуты наблюдала борьбу теней за закрытыми веками, пока механизм тащил тело на поверхность. Перила обгоняли лестницу, и я пробуждалась, чтобы переместить руку и вновь закрыть глаза.

Обратилась к Яну, от которого отстала на приличные метров пять:

– Это на моей станции. На моей станции есть эскалатор.

– Иголочка?

– На Измайловском парке я бывала, но никогда не спала на эскалаторе. Потому что кроме лестницы выходов в город нет.

Ян подтянулся ко мне:

– Не совсем понял тему со сном, но ты делаешь успехи. Если твое предположение верно, где-то здесь спрятан тумблер Сердца…

«А еще в округе прячется девушка с оттянутой челюстью…» – додумала я, воровато озираясь.

У подножья эскалатора, где ступени складывались в прямую линию, гордо стояла узкая будочка эскалаторщика. Мы заглянули внутрь. Хмыкнув, напарник провернул два рубильника из трех. Лестницы экстренно остановились.

– Говоришь, это у меня беда с подсчетами? – спросил Ян, смахнув пыль с третьего выключателя. Я разглядела под ним тоненькую цифру «6». Эскалатора два, выключателей три.

Консьерж материализовалась из воздуха. Я постучала по стеклу будки, обращая внимание напарника, и показала на дежурную. Лицо привлекательной девушки вновь походило на человеческое, а о метаморфозе рта напоминала лишь смазанная помада. Она облокотилась поясницей о корпус эскалатора и перекрестила ноги, надменно посмотрев Яну в лицо. Я ожидала, что Хранитель окажет сопротивление, завяжется драка за рубильник, но девушка сохраняла изящную собранность, как молодая березка под ураганным ветром.

– Это какой-то трюк? Почему я на Седьмом этаже? – спросила Консьерж, и Ян нахально ей поклонился:

– Да вот, заглянул в кабинет демиурга перед спуском и навел в его компе бардак. Только не надо мне лгать, будто ты капец какой первоклассный Консьерж. От тебя веет, – бог поводил ладонью у носа и противно улыбнулся, – слабостью.

Лицо Хранительницы исказила гримаса гнева, но она втянула носом воздух, опустила голову и улыбнулась одним краешком губ:

– Все шутить изволишь… Знаешь, я тебя сразу и не узнала. Неужто господин Белый Вейнит Инития перекрасил флаги и продался Агентству? Сколько воды утекло, милый мальчик с дв…

– Щелк-щелк-щелк, – пропел Ян и, надменно заглянув в глаза дежурной по станции, повернул последний рубильник. – Щелк.

Я зажмурилась, инстинктивно вжав голову в плечи. Представила взрыв, растворение пространства в белом или в черном, потерю ориентации. Думала, кровь хлынет из носа, а сердце скует спазм. Но картина осталась неизменной: существа сошлись в зрительной схватке. У Хранительницы дрогнули в усмешке губы:

– Ответь мне, какую игру ты ведешь? Ой, ну видно же, как глубоко обижен, мужское эго хрупко! Великий мусорщик из княжеского рода. – Девушка махала руками, как птица, которая не может взлететь. Ее лицо покраснело от гнева. – Будто тебе, лицедею, кто-то поверит. Большой начальник еще на Земле. Тебе, крысеныш, и твоей очаровательной мышке следует разбежаться по норам. Ты допустил ошибку еще на стрелочном переводе, и теперь твой поезд летит под откос.

О чем она говорила? Неважно, но уклон разговора мне не понравился. Я хотела вставить слово, но услышала его натужный смех – перед этим приторная спесь дала трещинку. Незначительную, но я заметила.

– Говоришь голосом создателя? В нее вшита речевая программа Великого Программиста вашего мира. Они ранимы до одури и вечно норовят нахамить ликвидатору, – объяснил мне Ян, тыкая в Консьержа пальцем, как в экспонат, чтобы отвлечь меня от слов, озвученных ею. – Он, не ровен час, сдох от старости, а эта цитирует стоит. Да и вообще, утомила ты меня. А твои стремные поезда шокировали мою протеже.

– Мы отключили Этаж? – спросила я.

– Ага.

– А… сущность?

Я переглянулась с Хранительницей. Она ответила лучезарной улыбкой.

– Этаж отключается ступенями. – Меня мягко подтолкнули в поясницу по направлению к выходу. – Консьерж увядает вместе с ним.

Неуверенными шажками я уходила вслед за напарником. Последний раз посмотрев на дежурную по станции, заметила, что она стоит и улыбается, как робот с застывшим в вечности взором. В уме всплыла увлеченная речь про Партизанскую: звучное название, и никто бы не запутался. Хорошая цель, мечта… или ее иллюзия. Когда я проходила мимо скульптуры Кузьмича на обратном пути, завязался узелок в животе – некрупный, но неприятный.

Рассвело, и люди-макеты отправились на работы-декорации. Под предлогом прогулки я оставила Яна наедине со шведским столом гостиничного ресторана и доехала до подземного перехода. Пока я спускалась по обледенелой лестнице, вспотели ладони. По тоннелю в два потока сновали прохожие, которые не замечали девушку, бродившую по подземке и касавшуюся стен.

Странная девчонка не нашла никого в углу, облюбованном вечно беременной женщиной, мечтавшей о кондитерской. Не обнаружила следов музыканта без голоса, который стремился познать тайны вселенной, самолично оказавшись частью гипотезы. По настенному граффити одиноко ползала муха. В конце концов, макеты пройдут мимо и исчезнут на периферии зрения, так как Этаж отключен. Вот, где сосредоточилась соль земли.

Решено – увольняюсь, Олежа. С меня довольно. Я ведь фигура из пластика – кукла, которая уснет и уедет в депо, как Эвелина, сольется с выхлопами, как Андрей, только не сегодня и не здесь. Мне нравится моя новая работа, Олежа, пусть бригадир – необязательный дурак, а душа его темнее ночи, но он все еще лучше тебя. И лучше моей мамы. Сегодня Ян похвалил меня: он сказал, что закатит праздник в честь посвящения в консультанты. Ты ни разу не устраивал такого для нас. Потому что ты – макет. А я еще жива. И мой напарник тоже.

– Можно мне пирожок с картошкой? – Бросила две монетки, что дал мне Ян, на прилавок ларька с выпечкой. Подумав, ссыпала еще парочку и сложила пальцы буквой «V». – Два. И вон ту газировку. – Я кратко улыбнулась буфетчице и оправдала свой заказ: – Корпоратив.

Глава III. Выставка

Наступило лето. На календаре, конечно, значилось десятое января, ведь вчера, когда мы подчищали Седьмой этаж, было девятое, но кого волновало легкое чудачество природы в сравнении с разрушением мироздания?

Комичная пара – щегольски разодетый парень в солнцезащитных очках-«авиаторах» и девчонка в белом кружевном платье с рюшами, смахивающая на его сестру-школьницу, – охлаждались в тени помпезной арки парадного входа, которую венчала золотая скульптура тракториста и колхозницы со снопом колосьев. Рекламные щиты при входе в парк с выставочными павильонами особенно потешно смотрелись в летний день с кричащими надписями вроде: «Всероссийский форум садоводства – 2004 пройдет с 10 по 15 января» или «С Новым годом и Рождеством!». Тридцатиградусная жара посреди зимы, надо сказать, не удивляла людей-макетов: семьи гуляли с детьми, перепачканными шоколадом, влюбленные ворковали на лавочках, над цветущими клумбами разносились мелодии паркового радио.

Я обмахивалась веером, купленным у бабули. Божок в шутку протянул мне руку, увлекая:

– Позволь пригласить тебя на пляску со смертью.

– Не дождешься, – ответила я, шлепнув по раскрашенным пальцам. – Ни танца, ни смерти.

– О, не зарекайся, Иголочка, лиха беда начало – спуск к Сердцу мира обещает и первое, и второе. Гарантирую тебе долгий и насыщенный путь, – вкрадчиво произнес Ян.

Россыпь мурашек заставила поежиться.

Гнетущий фон в одночасье сменился как сугробы – травяным ковром: напарник обаятельно улыбнулся, чтобы сгладить углы, и раскинул руки, охватывая пейзаж парка:

– Ты, я вижу, девчонка не глупая, так что точно просечешь каламбур выбранного мною места! Дошло?

Залитые солнцем пешеходные дорожки ассоциировались с последним воспоминанием об этом месте… Я не могла не узнать его и моментально нашлась с ответом:

– Макеты на Выставке3.

– В точку! – щелкнул пальцами Ян. – Остроумно?

– Обхохочешься.

Напарник, как водится, пропустил сарказм мимо ушей и продолжил:

– Давай прогуляемся. Корпоративный выезд пройдет без сучка и без задоринки, а, знаешь, почему? Потому что я подготовил активности на командообразование.

– Командообраз… Ты себя вообще слышишь? – Я оторвалась от колонны и нехотя потащилась на солнцепек вслед за ретивым товарищем. – В нашей так называемой «команде» сотрудников – раз, два – и обчелся. Образовывать нечего.

Ян заливисто рассмеялся. Мы вышли на широкую аллею, которую разделяли полоски газона с семью небольшими фонтанчиками на каждой. По обочинам пестрели желто-зеленые палатки со всякой всячиной и угощениями. Гуляли толпы радостных, как поросята на свиноферме, макетов.

– Иголочка, ты…

Велосипедист, отвлекшийся на что-то, чуть не наехал на меня. Но напарник изящно увлек зазевавшуюся спутницу в сторону. Он придерживал меня за талию, пока горе-ездок не свалился в один из фонтанчиков, оставив после себя лишь столб воды. Я высвободилась из рук Яна и подбежала к месту аварии. С подозрением осмотрела сполотую колесами траву и искореженный велик. Велосипедист вылез из чаши фонтана, отжал шорты и вылил из шлема мутную воду.

– Твоих рук дело? – спросила я у ликвидатора, очень гордого собой.

Он покрутил ладонями со словами:

– Судьба наказала. И поделом ему.

Я заметила тату на левой руке. Рисунки отличались от тех, что открывали замки дверей. Прежде я не замечала их. На указательном пальце был наколот символ, состоящий из восьми стрелок, указывающих в центр. На среднем эти же стрелки, напротив, расходились из сердцевины острыми лепестками.

– Почему ты прикидываешься дурачком, Ян? Олежу со свитой без труда на север отправил, а в метро ломал комедию. Дух противоречия.

Ян зубоскалил, придерживая дужку «авиаторов». Мне стало не по себе в его присутствии – не в первый раз за последние дни. Не дождавшись ответа, отвернулась. Убедившись, что спортсмен цел и ковыряется с велосипедной цепью на траве, я предложила пойти дальше.

Шумели фонтаны. Солнце припекало. Аппетитные ароматы окутывали палатки с закусками. Макет ракеты-носителя «Восток» возвышался в центре просторного пятака земли. Внизу, в тени космического собрата, умещался муляж пассажирского самолета. Судя по баннеру, растянутому вдоль опущенного трапа, в салоне торговали зарубежной техникой. Как и я порой, железная птица забывала о своем прошлом.

Парк представал таким, каким запомнила его из детства: неспешный круговорот чертового колеса на горизонте, ростовые куклы Микки Мауса и Дональда Дака в обнимку с рыдающими детьми. Среди них – пятилетняя я, гуляющая за руку с папой.

Раздалось хлопанье крыльев – стая воронья подралась с голубями за россыпь попкорна. Гуталиновый ворон уставился на меня единственным целым глазом-бусинкой. Словно мысли читал.

«Не осуждай, глупая птица. Я знаю, что бессмысленно искать отца среди живых».

Бог бродил между здоровенных шасси выставочного образца Яка-42 и одобрительно хмыкал, щупая металлические перекладины:

– Земные прелестницы наверняка в восторге от пилотов таких крошек, верно? – Ян дотянулся кончиками пальцев до брюха самолета, нависнув надо мной, как атлант, подпирающий балкон. – Полетала бы со мной?

У меня округлились глаза от фантазии с недотепой за штурвалом, и я сказала:

– Пожалуй, откажусь от заманчивого предложения разбиться насмерть. – Подул шаловливый ветерок, заставивший придержать волосы. – И вообще, на твоей родине перемещаются на летающих тарелках, насколько мне известно из кинематографа.

– Чашках.

– Три раза «ха». – Я шаркнула ногой. В нос ударил запах вареной кукурузы, и живот отозвался нытьем. – Отказываюсь играть в твои невероятно увлекательные игры на голодный желудок. Давай перекусим.

Ян подвел меня к палатке с едой и напитками. За прилавком суетилась продавщица в синем фартуке, наперебой предлагая пломбир, газировку или выпечку. Напарник сказал:

– А ты зришь в корень, Иголочка, – он наклонился ко мне и заговорщически подмигнул, – я про твой праздничный завтрак.

Я сразу не поняла, о чем речь, но, когда вспомнила, с каким остервенением Ян набивал щеки пирожками из подземного киоска, невольно ухмыльнулась. Обхватив локти, сделала шаг в сторону от смазливой физиономии и притворно вчиталась в прейскурант.

– Даже не спросила, почему я так выразился, что ты зришь в корень! – протянул Ян, назойливо материализовавшись в моем поле зрения. – В твоем обществе не принято поддерживать диалоги?

– В моем обществе принято излагать мысль до конца, а не мурыжить с дешевыми интригами… – я поперхнулась словами из-за того, что мне под нос сунули ярко-салатовый кубик. – Жвачка?

Приняв ее, развернула под речь Яна, вольготно разместившегося на морозильном ларе с мороженым:

– Когда ты пробуешь что-то впервые, – сказал он и постучал по виску, – в мозгу образовываются совершенно новые нейронные связи. Мать угощает ребенка, скажем, арбузом в погожий августовский день: пиши-пропало, отныне чувак – пожизненный раб этого полосатого ублюдка!

Жвачка была обернута во вкладыш. Я зажевала резинку и развернула послание, на котором изображались мальчик и девочка, приложившаяся ухом к двери. Надпись гласила:

«Любовь – это…»

– Мы охотимся не за кулинарными шедеврами, Иголочка, а за теми воспоминаниями, что закодированы в них.

«…проходить сквозь стены».

«О, я даже знаю, какое мороженое тебе подходит…» – промчалось в голове. Я сохранила вкладыш в кармашке платья.

Потыкав Яна в плечо, я жестом попросила его слезть с морозилки и обратилась к продавцу:

– Два «Ежика», пожалуйста.

С мороженым мы устроились на лавочке. Вид с нее открывался на павильон, в котором некогда выставлялись достижения космонавтики, а теперь торговали саженцами, удобрениями и инструментами для дачи.

Ян отряхнулся и, закинув руку на спинку скамейки, развалился и уставился в небо. Я последовала его примеру. В синеве летали стеклянные червячки, галочки-птицы и белобрюхие самолеты, гудевшие в вышине. Откинувшись в расслаблении на лавку, врезалась в плечо напарника. Из-за холодка, разлившегося в животе, я мгновенно выпрямилась, сев, как деревянная кукла. К моему стыду, это не осталось незамеченным Яном. Он пялился на мой профиль целую вечность, цепляясь за то, как его напарница затыкает за ухо прядь и поджимает губы, комкая платье. Январское лживое солнце припекало: я прикоснулась к щеке и, жмурясь от яркого света, повернула голову на бога. Его улыбка растянулась от уха до уха, и он наконец завел разговор: