Вторичка

Исследования показывают, что у человека притупляется настороженность перед красивыми людьми – меня не тянуло стать частью статистики. Я спросила:

– Ты извращенец?

Отличительной чертой чудно́го парня, кроме гипотетической способности уменьшаться, являлись крайне выразительные темные брови, что придавали улыбчивому лицу больше живости. Собеседник приподнял их и засмеялся:

– Ну, конечно-конечно, сортирная принцесса. Ты сделала такой вывод, основываясь на моем появлении из укромного местечка в женской уборной?

– Основываясь на том, что ты в одной простыне.

Повисла тишина. До меня с опозданием дошло, что находиться тет-а-тет с подозрительным типом в туалете забегаловки – игра наперегонки с судьбой. Начало чего-то более опасного, чем стычка с жадной гопотой.

Собеседник полюбовался своими босыми ногами, словно видел их впервые.

– Простыня – постельное белье, а не нижнее, – зачем-то добавила я. Сбежала бы, но не могла, будто чувство страха еще не изобрели.

– Могу избавиться от одеяния, если оно оскорбляет вкус туалетных утят… – Провокатор демонстративно потянулся к ткани.

Я развела руками:

– Обойдусь без твоего щедрого акта эксгибиционизма. И прошу не давать мне прозвищ. Я не перевариваю уличных погонял. Тем более от незнакомцев.

– Значит, будем знакомы. Ян. – Он подал правую руку, и я заметила татуировки на фалангах указательного и среднего пальцев в виде римской семерки и ключа. – Рад встрече, Иголочка.

– Вера, – ответила я, игнорируя рукопожатие, – какая еще «Иголочка»?

– У тебя волосы слиплись в сосульки. Похожа на дикобраза.

Протянутую для знакомства руку Ян направил выше и, как ветерок, едва дотронулся до влажных прядей. Я впала в ступор.

– Мгм… – Бледная лазурь глаз разочарованно потухла. – Ничего особенного. Макет как макет.

«Что несет этот умалишенный? Какой еще макет? Умею же я нарываться на неадекватов…»

– Выскочить из ведра тоже много ума не надо. – Я смерила его саркастичным взглядом. – Ни-че-го о-со-бен-но-го.

Мы молчали целую вечность, буравя друг друга взглядом. В реальности прошли секунды. Парень-из-подсобки набрался сил, выпрямился и сотряс рукой воздух:

– Честь имею, Иголочка.

– Постой.

Ян не ожидал, что я остановлю его. Да и я, чего скрывать, не планировала. Вырвалось. Парень, может, и был психом, но состоял из крови и плоти, а значит, без одежды на морозе не протянул бы и пяти минут. В нерешительности я стиснула и разжала кулаки. Пересеклась с пришельцем взглядом: он склонил голову, как породистый щенок, брошенный на улице, и тем не оставил мне выбора. Я закатила глаза, рывком раскрыла молнию баула и развела края в стороны. Шагнула в сторону и ткнула пальцем в содержимое сумки:

– Не бог весть что, конечно, я работаю не в доме мод. Но тебе нужна теплая одежда, чтобы вернуться в палату или тюремную камеру… не знаю, откуда ты там. В общем, найди себе что-нибудь впору.

Ян не отрывал от меня взора. То была не игра в «гляделки», а попытка расколоть. Искал подвох? Я закатила глаза и прибавила:

– Это бесплатно.

Устроившись на раковине, припала спиной к зеркалу и, не сдержав зевоты, буркнула:

– Горит сарай – гори и хата.

«Олежа не обратит внимания на пропажу двух-трех шмоток в свете недавних событий, – решила я. – Веру Беляеву пора отпевать, зато свихнувшийся блондин выживет».

– Тронут твоей заботой, – улыбнулся Ян. Он с минуту рылся в вещах, вытягивая то штанину джинсов, то рукав из лайкры. Надо же, избирательный.

Иной на его месте надел бы то, что подошло, и был таков.

Я встрепенулась и открыла глаза.

Обнаружила себя на прежнем месте – задремала, пока Ян переодевался. Дамская комната пустовала, кроме одной запертой кабинки. Потерев слипшийся глаз, я спустила ноги на пол. Расстегнув сумку, попыталась угадать гардероб Яна. Не хватало мужской рубашки в стиле бохо – той, которую я прозвала покорителем шестидесятилетних сердец, – брюк с цепочкой и темно-серого осеннего пальто. Едва ли батистовую рубашку с вырезом до пупка можно было назвать зимним вариантом. Надеть ее было равноценно выходу в мороз голым.

Щелкнула заслонка закрытой кабинки. Я успела придумать шутку про то, что переодеваться, запираясь от спящей девушки, необязательно, если она – не мужчина из подсобки. Но под шум сливающейся воды оттуда вышла крупная женщина. Шутку я рассказывать не стала.

Перед уходом, закинув баул на плечо, я посмотрела на металлическую дверь комнаты с уборочным инвентарем, откуда кубарем вывалился некто по имени Ян. Сердце забилось ритмичнее, как удары колес неисправного поезда в утреннем метро. Не знаю, прозрением было мое состояние или галлюцинацией на фоне недосыпа, но абсурдное знакомство показалось мне связанным со сном про многоэтажку.

* * *

Я ехала на заднем сиденье «Мерседеса»; салон провонял сигаретным дымом так, что даже «елочка» на зеркале заднего вида не справлялась со смрадом. Водитель вез нас с Олегом и его напарником по шоссе. Пейзаж за тонированным стеклом напоминал раскраску, которой не коснулись фломастеры: бежевый снег, дома, одежда прохожих и голые деревья проносились перед глазами, как ворох бесцветных штрихов. Я отвернулась от окна и бросила взгляд в зеркало заднего вида: водитель смотрел на дорогу, а Олежа что-то набирал на сотовом.

Он молчал весь оставшийся путь после того, как забрал меня с парковки торгового центра. Мне удалось попросить у менеджера забегаловки мелочь на таксофон, и я связалась с Лысым, чтобы рассказать о ночном происшествии. Олег выслушал, спросил, где я нахожусь, и вот мы здесь. Оценив мой внешний вид, начальник назвал водителю мамин адрес. Я представила, как стащу промокшие ботинки, по дороге избавлюсь от прилипших лосин, водолазки, наберу ванну и растворюсь в горячей воде. Одно лишь воображение согревало и успокаивало.

Олег приподнялся и засунул телефон в карман пиджака, после сел, одернул полы пальто и пригладил цыплячий пушок на макушке. Не глядя на меня, он спросил:

– Ты сказала, что тебя ограбили. Не обидели хоть?

– Нет, паспорт я просушила, а личные вещи не тронули, – ответила я, вспомнив про «Беляевых в Анапе».

– Я о другом тебе толкую. – Олежа кашлянул в кулак. – Судя по твоему описанию, гопота гопотой. Еще и вооружены. Ты ж по сравнению с ними – мелочь пузатая. А этот амбал, как его… Борямба, он же мог тебе сломать чего-нибудь в натуре. Хрупкая девка – легкая мишень для трусливой шпаны…

Потерла левую руку – не сломал, и хорошо. И тут меня как кипятком ошпарило. Я натянулась, словно струна, и медленно повернула голову на Лысого. Он что-то говорил, но, заметив выпученные от страха и злости глаза, прервался и спросил с улыбкой:

– Ну чего зенки-то вылупила?

– Олежа, это же был ты.

Люди Олега напряженно заерзали на сиденьях.

– Ч-что? – растерянно хохотнул начальник. – С дуба рухнула? Я десятый сон видел, пока ты не набрала…

– Я не называла имени рослого, – сказала, отодвигаясь от Олежи к дверце: деревья и здания проносились с такой скоростью, выпав на которой из автомобиля, я бы неминуемо разбилась. Из «Мерса» не было выхода, как с подводной лодки. – Ты не мог знать, что его звали Борямбой… только если не ты…

Губы лысого, как у старой ящерицы, побелели, вытянувшись в линию.

– …только если не ты их нанял.

Олег ударил по коленкам, заставляя меня вздрогнуть:

– Это все твоя мать виновата, Вера! – заявил он. – Неблагодарная! Вынудила меня так поступить с тобой, понимаешь? Клянусь, я не хотел, но твоя мать… подлая дура…

Я сориентировалась и подергала ручку автомобильной двери. Не поддалась. Водитель вдавил педаль газа, а телохранитель, просунув руку, отломил кнопку выключения замка – видимо, крючок, который блокировал дверь, был изначально сломан.

Я оказалась заточена.

– Никуда ты не пойдешь! – рявкнул Олег, дернув мой ремень безопасности. Я попыталась открыть дверь с его стороны, но в лоб ткнулся холодный металл. – Не вынуждай испортить обшивку твоими мозгами.

«Мама…» – пронеслось в голове.

– Что ты сделаешь со мной? – спросила я, едва ворочая языком.

Олег передернул плечами, опустив пистолет на уровень моей груди. Он колебался – я ухватилась за возможность переубедить его и вкрадчиво произнесла:

– Олег, ты уверен, что готов на убийство?

– А ну заткнулась! – приказал телохранитель. Я оказалась на мушке его пистолета. – Мы сами, Олег Палыч. Не переживайте об этом. Наша работа. Девка – не девка, а проблема как-никак. Проблему устраним.

Если у Олежи и дрогнула бы рука, то у прожженных уголовников – едва ли. Я замолчала, оценивая обстановку. Лысый выпустил воздух через нос и кивнул шоферу:

– Едем на фабрику.

Улыбка, возникшая на губах подчиненного после этих слов, расставила все по местам. Было нетрудно догадаться, что фабрика – особое место, откуда из четверых пассажиров назад вернутся трое.

Я припала к спинке сиденья, глядя в одну точку перед собой. Кровь стучала в висках, подрагивали пальцы, желудок сжимал страх. Ресницы вздрогнули – из левого глаза вытекала холодная слеза.

После трагедии, случившейся с отцом, в мозгу обрубило канатики, связывающие реальность и мое эмоциональное состояние. Я не сошла с ума, не впала в депрессию, но меня практически невозможно было обрадовать или впечатлить, маленькие удовольствия не приносили мне счастья. Я не ассоциировала себя с окружающим миром, будто он перестал существовать после смерти отца, и искаженно оценивала происходящее, хотя выглядела как обычный, пусть и немного циничный человек.

Абсурд – вспомнилось, как родители сослали меня в детский лагерь. В первый день я слезно просилась домой, но не заметила, как подружилась с ребятами и на прощании не хотела уезжать. С жизнью и смертью выходило так же: в начале жаждешь конца, а в последние минуты оттягиваешь смену.

Мне так хотелось узнать у Олежи, почему маме вдруг стало все равно настолько, что она закроет глаза на это, но язык прилип к небу. Не могла и звука издать.

До территории заброшенной текстильной фабрики добрались в сумерках. Седан развернулся на пустыре и затормозил. Свет фар облил стену разрушенного здания из красного кирпича.

Олег приказал водителю не глушить мотор, а ко мне обратился, боясь заглянуть в глаза:

– Вылезай. И без глупостей. Территорию окружают тысячи гектаров леса. Населенные пункты далеко. Сбежать при такой погоде не получится – а мы тебя быстро догоним на четырех колесах. Поняла?

Я отрешенно смотрела перед собой. Олежа ткнул дулом в плечо, и я кивнула, хотя ничего не услышала. Двигаясь, как механическая кукла, я переместилась на освободившееся место, когда начальник вышел из машины и, угрожая пистолетом, позвал за собой. Я опустила ноги в сугроб и встала на негнущиеся ноги. Телохранитель галантно подал мне руку. Не рассчитав глубину снега, чуть не свалилась. Из кармана вывалилось зеркало из Анапы и упало в сугроб. Глядя на стену из хвойного массива, я шагала под счет Олега, погружая ботинки в пушистый снежок. Вспомнила парня из подсобки.

«Извращенец из “Бургер Квин” – это последнее, о чем ты думаешь в жизни, Вера, у тебя явно крыша набекрень!»

– Два, один… Стой, – скомандовал Олег, и я повиновалась.

Щелкнул предохранитель. Я зажмурила глаза: за опущенными веками заиграл свет с тенью, заставив засомневаться в происходящем. Фары озарили лес, с елей сошел сумеречный деготь, и они окрасились в глубокий малахит. Захрустел снег, Олег закричал:

– Какого черта?!

Я развернулась на сто восемьдесят градусов и закрылась пятерней от ослепляющего света. «Мерседес» взбунтовался: магнитола включилась сама по себе, заиграл тот самый хит, который я по секрету любила, невзирая на искусственный вокал, да так громко, что у меня заложило уши.

«Лай-ла-ла-лай-ли-лай, с милым и в шалашике рай!»

Я ничего не видела из-за дальнего света фар, а надрывный голос поп-дивы заглушал все на свете. Вспомнилось, что в одном рассказе Стивена Кинга в машину вселился дух бывшего хозяина, и она превратилась в убийцу. Но когда фары перешли в ближний режим, а радио замолчало, убедилась, что дело не в призраках. Блондин, одетый в рубашку с глубоким вырезом, облокотился о капот и отвел руку в сторону:

– Эй, Иголочка, ты бога из машины вызывала?

Оглядевшись, заметила, что никого, кроме нас с Яном, на пустыре не осталось. Я сделала серию неуверенных шагов, а потом перешла на бег, пока не настигла его. Миллион вопросов роилось в моей несчастной голове – от «куда пропал Олег и его люди» до «что, черт подери, происходит»; но все, что я смогла выдавить из себя, глядя в ухмыляющееся лицо, было:

– Вызывала. – Отдышалась и состроила лицо кирпичом. – Но приехал почему-то парень из подсобки.

Я отложила ложку и, обхватив миску, выпила остатки горохового супа через край. Жадно вгрызлась в краюху хлеба и разделалась с салатом, для которого не пожалели доброй пачки майонеза. Все это время, пока я утоляла суточный голод в придорожной столовой, Ян любовался мной, как моя покойная бабуля, когда я уплетала ее пирожки с капустой. Подперев щеку и закинув ногу на ногу, он потягивал через соломинку молочный коктейль. Я думала лишь о том, как набить брюхо, поэтому меня мало волновала эстетическая сторона сложившейся картины.

Насытившись, я осушила стакан воды и откинулась на спинку стула.

В кафе были только мы, не считая официанта за барной стойкой со снеками и сувенирами городка, в который меня завез Олежа.

Ян заострил внимание на моем ужине:

– Корпоративная страховка на тебя не распространяется, – сказал он, собирая остатки коктейля соломинкой. – Так что не советую сажать желудок.

– Ты убил их? – спросил я.

– Кого? Тех макетов? – Ян изогнул густую бровь. – У них случилось выгорание на службе. Работенка нервная. Я отправил их в отпуск на море Лаптевых.

– Море Лаптевых?.. Но в январе оно… – Я потерла виски, укладывая в голове горячечный бред собеседника. – О’кей, отложим этот вопрос. О каких «макетах» ты все время говоришь?

Недолгое размышление Яна перетекло в азартную усмешку:

– Я ждал этот вопрос! Лови наглядное пособие.

Он подмигнул мне и свистнул заскучавшему официанту. Когда юноша со стрижкой-ежиком наклонился над нашим столиком, Ян спросил:

– Илья, скажи-ка мне, что тебе желанно больше всего?

Сотрудник потупил взгляд, оттопырил нижнюю губу, его голова задергалась, как в нервном тике. Не сводя с него взгляда, я обратилась к Яну:

– Что с…

Он с многозначительным видом выставил указательный палец, помеченный цифрой «VII», закрывая мне рот, и переспросил:

– О чем ты мечтаешь, Илья Живаков?

Илья зашелся дрожью, как мобильный телефон на виброрежиме. Глазные яблоки задрожали под веками, зрачки закатились, а «ежик» наэлектризовался. Я посмотрела на Яна, безмятежно наслаждавшегося ванильным коктейлем. Кто же он такой? Телевизионный фокусник, который гнет вилки силой мысли?

Ватной куклой я подошла к Илье, которого трясло, словно он наступил на контактный рельс. Подбиралась к официанту то справа, то слева. В медицинской передаче, которую я смотрела по выходным, не рассказывали, как оказать первую помощь жертве черного мага. Официант расставил руки и выпрямил спину, а ноги в прыжке соединил вместе. Веки распахнулись, взгляд застекленел, и он перестал подавать признаки жизни.

– Что с ним? – спросила я, почувствовав тошнотворную вязкость в животе.

– Макет принял Ти-позу, – ответил Ян. – Смотри, что будет дальше, Иголочка.

С телом Ильи Живакова начали происходить странности: «ежик» врос в череп, пальцы слиплись между собой, сделавшись похожими на ласты, одежда потеряла цвет и вскоре стала частью туловища, глаза, нос и рот растеклись в лужу и просто перестали существовать. На моих глазах человек превратился в деревянную куклу на шарнирах. Я коснулась шарика-плеча, манекен зашатался, но устоял. Как живой. Отдернув руку, отошла – это было жуткое зрелище.

– Испугалась, милая? – спросил Ян над самым ухом, и к его удовольствию я подпрыгнула на месте. – А я ведь только начал.

– Ян, – сказала я с интонацией педагога и обняла себя за плечи, стараясь не терять самообладание. – Когда я не могла решить задачу по алгебре, перечитывала ее вновь и вновь. Хочу начать заново. – Я серьезно посмотрела на собеседника, пытаясь по новой оценить черты его лица. – Кто ты? Откуда? Почему вопрос про мечту вызвал у Ильи такую реакцию? У моей коллеги сегодня произошло нечто подобное, – меня озарило, – она тоже заражена? Куда делась банда Олега Лысого? Как ты оказался на заброшке посреди тысячи гектаров глухого леса?

Пулеметная очередь вопросов, заданных с дотошностью следователя, возымела успех. Ян стер с лица издевательскую ухмылочку. Откинув скатерть вместе с посудой, чем изрядно помотал мои неокрепшие после событий нервы, он взошел по стулу на столик, как по ступеням – на сцену. Его уложенные с гелем волосы окружал ореол света люстры, лицо я видела слегка затемненным, а глаза светились инопланетной лазурью. В тот момент он окончательно перестал восприниматься мной как человек.

– Третья планета в системе Солнца, названная последним населением Землей, – начал рассказчик, – была перепродана. Три оборота вокруг вашей звезды назад раса новых жильцов, пожелавших сохранить анонимность, заключила с Агентством Иномирной Недвижимости договор купли-продажи, по условиям которого подрядчик обязуется обеспечить чистоту для комфортного переезда клиентам.

– Каким клиентам? А как же люди?.. – спросила я отстраненно.

– Людей убил взрыв невидимой энергии. Он не касается избранных вроде тебя. Максимум – ты испытала небольшую встряску. Население стерлось, а биороботы АИН, именуемые макетами, моментально заменили его, подгрузив внешние данные и основные характерные черты прототипов.

Я почувствовала, что мое лицо потяжелело. Конечности наполнились свинцом – я обмякла и ощутила покой, доступный разве что искусственному интеллекту с расщеплением личности, который отыгрывал тысячи ролей ради меня. Среди масок мелькала мама, забившая на меня ради интрижки с Олежей, который тоже был макетом. Уму не постижимо.

– Что, прям все стали макетами?

– Да, – прямо ответил Ян, – почти. Макет – это манекен, демонстрирующий существование в декорациях Земли. Как в «Икее», посреди кранов, из которых не льется вода, и фальшивых книжных корешков на полках. Бродят по планете, в иллюстрации одного из вариантов, как использовать местную инфраструктуру. Но человечество – лишь куклы со знакомыми тебе лицами. Мир, который ты помнишь последние три года, – имитация жизни.

«Перечитывают книги и газеты, теряя смысл строк…»

– Выходит, мир уничтожен твоим Агент…

Ян с цоканьем покачал пальцем перед моим лицом:

– Не-не-не. Мир екнулся по естественным причинам, а макеты – Агентский софт, вшитый в механическое сердце, которое питает энергослои планеты. – Палец перестал колебаться и ткнулся мне в кончик носа. – Все во имя экологии, Иголочка. Планета не должна погибать вместе с паразитами. Новые будут прибывать, пока не истощат земли окончательно.

– Понятно, вторичка типа, – сказала я, поведя плечом.

– Вторичка? – Ян был, видимо, озадачен моей реакцией, но безразличие всяко лучше, чем биться в истерике. – Люди оставляют в наследство вторичное жилье иномирцам… Ну да, смысл в сравнении имеется. Не совсем, конечно, верное определение, учитывая, что и до людей «квартирку» топтало временное население млекопитающих, а до них – стегозавры с трицератопсами, поэтому Земля – пятеричка, не меньше. Но можно сбиться со счету, – Ян сцепил руки за спиной, улыбнувшись, – ведь за века человеческого развития появлялись и квартиросъемщики – пришлые цивилизации шумер, майя, египтян… Вторичка так вторичка, условимся на этом.

До поездки на фабрику, которая обещала быть последней, я много лет бродила бесплотным духом по коридорам реальности. Конец света напугал бы меня десять, семь, пять лет назад. Напугал бы, пока я ехала в «Мерседесе» с Олежей, но после него – вновь никакой реакции. Меня можно назвать больным человеком, но хроническое равнодушие стало частью моей жизни с тех пор, как священник поминального зала сказал нам с мамой: «Не смотрите на покойничка, пока служба идет, обратите взор к алтарю…»

Три года я не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле… Не ощущаю зла.

Ян опустился на колено и подставил свое лицо к моему. Кем он был? Из какой вторички вышел сам? Я не знала, что к нему чувствовать: на врага не тянул, на друга – и подавно. Мне стало не по себе от его гипнотического взгляда, и я подняла еще один вопрос:

– При первой встрече ты назвал меня макетом.

– Каюсь, несостыковочка, – протянул Ян. – Чтобы лучше понять себя, узнай меня. Вот я – сотрудник Агентства Иномирной Недвижимости, мастер арочных переходов, божественный ликвидатор-чистильщик Ян.

– Звучит тупо. – Я округлила глаза. – Ты ликвидатор богов или бог и ликвидатор?

– Простите великодушно, госпожа Иголочка, что не посоветовался с вами при выборе профессии, ведь ваше мнение – столп вселенской эволюции, – саркастически посмеялся Ян.

– Ты не ответил.

Мой новый знакомый улыбнулся так, что у меня отпало желание расспрашивать. Наверняка был чужим среди своих, раз отправили заниматься чем-то вроде уборки перед заездом состоятельных клиентов. Чистильщик. Падальщик. Как ни крути, отброс. Свой своего везде узнает, даже если расстояние между нами измерялось световыми годами.

«Так просто своих тайн не выдашь, пусть и строишь из себя господина Откровенность. Ничего, еще не вечер. Найду способ».

– Мастерство арочных переходов – это твои фокусы с телепортацией в туалеты?

– Это надпись в дипломе. А по специальности я простой чистильщик. – Ян отстранился, присев на краю стола. Да, не очень-то он торопился распространяться о своей жизни до работы на Земле. В ресторане скакнуло напряжение, и я целую секунду видела его мрачный силуэт в подтверждение своей догадки. Он сложил ладони лодочкой и мило улыбнулся. – Но и тебе, Иголочка, отведена роль в величайшей сделке.

Он протянул мне руку, то ли приглашая, то ли предлагая заключить пари:

– Ты – последний выживший человек. У тебя есть мечта – я прочитал ее в твоих глазах там, на заброшенной фабрике. Твоя задача – оказывать содействие в ликвидации последствий апокалипсиса. В компетенции представителя человеческого рода входит: консультировать красавчика-ликвидатора по аномалиям, следить за исполнением нашим подрядчиком – в моем по-прежнему красивом лице – юридических норм и свидетельствовать отключение семи систем энергетического снабжения реальностей. Непыльная работенка, Иголочка!

– Боже правый, что еще за системы этажей? – спросила я, изрядно утомившись, как в школе на уроке физики.

– Полюбуйтесь: одна из шести с половиной миллиардов выживших, а она глазки закатывает, – в шутку пожурил Ян. – Ну, инструктаж проведу по пути. Смеркается. – Он выглянул в панорамное окно, за которым серело шоссе, ведущее обратно в столицу. – Не переживай, я не попутчик, а мечта. Мало того, что умный и привлекательный, так еще и знаю толк в развлечениях! Чур я организовываю корпоративные выходные.

Я дождалась, пока Ян слезет со стола и не спеша пойдет на выход под аккомпанемент бесконечной трескотни о собственном величии. Поводила ладонью перед пустой физиономией Ильи и отправилась следом за ликвидатором. Я не бросалась очертя голову следовать философии так называемого Агентства Иномирной Недвижимости. Правила рынка издревле одни: простофиля – не мамонт, не вымрет. Ян спас меня от смерти, но я не торопилась вступать в ряды космических риэлторов. Если и придется продать родной мир, то подороже.

«Боже, о чем я думаю? – одернула я себя. – Ян – сектант со способностями к гипнозу, но… По неведомой причине я предпочитаю его сомнительную религию маминому обществу».

К тому же консультация павлина с планеты Нибиру – это новая ступень моего карьерного роста. Предыдущий начальник попытался меня убить, что я могла расценивать как увольнение, так что я была рада любой халтурке.

– Эй, – позвала я, и спутник повернулся. – Прикид ты подобрал не для русской зимы.

Ян улыбнулся в свойственной ему лисьей манере и широко развел руками:

– Зачем одеваться тепло, если завтра будет лето?

Глава II. Седьмой этаж

Мутная вода с остатками пены стекала в слив душевой кабины. Я подставила лицо под струйки, растворяясь в блаженном тепле. Смыла персиковым шампунем «иголки дикобраза» и помассировала голову. Переместив ладонь на шею, засмотрелась на вышивку полотенца, перекинутого через металлический поручень. Ночь в стандартном номере гостиницы, в которой мы остановились с новоиспеченным коллегой, стоила мне трех месяцев работы в подземке.