Вторичка

В голове не укладывалось, что я проспала армагеддон и беззаботно жила среди макетов. Например, горничная, поменявшая постельное белье в моем номере, или администратор службы размещения – бомбы замедленного действия, безликие марионетки, маскирующиеся под людей. Все, кто хоть однажды был в моем переходе, выступал по телевизору, играл в кино и вещал по радиоэфиру; работники атомных электростанций, пилоты самолетов, нейрохирурги, политики – они даже не догадывались, что помогали Вере Беляевой сводить концы с концами.

В задумчивости я накинула махровый халат и вернулась в комнату.

На постели валялись мятые листки из ежедневника, найденного в салоне «Мерседеса», – конспекты. В поездке Ян посвятил меня в тонкости совместного дела. Мое изложение содержало неточности в сравнении с оригиналом – некоторые тезисы звучали как сюжет типичного выпуска «Квантового замеса».

Однако услышанное вполне укладывалось в мои представления: знакомый нам мир строится на семи «этажах»: энергетический план, время, материя, бессознательное, общество, живая природа, неживая природа. Изначальный архитектор, объяснял мне напарник, внедряет в центр нематериального слоя планеты компьютер, связывающий этажи в единую систему. Центр их управления называется Сердцем мира. На каждом из этажей…

– На каждом из этажей, Иголочка, – спародировала я, приняв нелепую «крутую» позу перед зеркалом, – я рисуюсь все больше и больше, чтобы мир пал от моего совершенства.

Я не заметила, как Ян оказался в номере, так еще и в «королевской» постели, где свободно поместились бы четверо. Напарник заметил мою пантомиму, и, судя по самодовольству на лице, она подкармливала его вечно голодное эго. Он поправил меня:

– На каждом Этаже отключаем рубильник, питающий пласт действительности.

Я плавно отошла от зеркала, якобы не при делах, и выжидающе посмотрела на незваного гостя. Коллега вальяжно развалился, закинув ноги в высоких сапогах на каркас кровати. Наверняка глянцевый божок без труда завоевывал сердца спутниц, но я не испытывала к нему ни неприязни, ни симпатии: не потому, что я неприступная или гордая, а потому, что окружающие были для меня столь же любопытны, сколь, к примеру, те гостиничные буклеты на тумбочке.

– Ты меня изображала? – спросил Ян, расплывшись в улыбке. – Личико у тебя нулевое, так что тренируйся усерднее. А то с твоей мимикой клоунада выглядит зловещей.

– Приму к сведению, – я поклонилась, придержав края халата на груди. Бросила взгляд на запертую изнутри дверь комнаты: стоило привыкнуть к телепортациям напарника. – Президентский номер не в пору пришелся, как я погляжу.

– Скучно. Вообще, я думал, ты его выберешь. Заметил, что люди, жившие бедно, получая крупную сумму, шикуют как в последний раз. Ты ведь у нас из грязи в князи выбралась.

– Прочел сборник поговорок? Тогда вот ответ: не жили богато – и нечего начинать, – я загибала пальцы, – в богатстве не ищи братства, богатством ума не купишь…

Ян перебрал варианты, призадумавшись, и ответил, щелкнув пальцами:

– Богатство открывает и двери, и замки.

– Нет, – возразила я, – это ты открываешь и двери, и замки. Каким только образом – не пойму.

Хмыкнув, он перекатился по кровати и дотянулся до мини-бара, встроенного в тумбу. Я знала его считанные часы, но сразу поняла, что он «павлин» – Ян распускал свой хвост, делая это органично и всегда был в поиске внимания, не боясь показаться глупым. За этим крылось нечто мрачное. Божество создавало из своей личности иллюзию открытой книги – бери и читай, но сунься в запретные главы – захлопнется и расплющит любознательный нос.

Тем временем Ян, порывшись рукой, вынул пачки снеков и разбросал по постели. Я наклонила голову, наблюдая за тщательным перебором шоколадок, чипсов, орешков и жвачек. Шуршание раздавалось на весь номер. Божок открывал каждую пачку с громким шелестом и, изучив содержимое, сразу же морщился и брал на пробу следующий экземпляр.

– Небожители разве не космической энергией питаются? – поинтересовалась я, присев на краю постели.

– Я не испытываю голода в привычном понимании этого слова. – Последняя вскрытая упаковка оказалась в объятиях мусорки. Напарник печально проследил за ее полетом. – Но среди человеческой гастрономии есть уникальный продукт, ради которого я бы отдал жизнь.

– Демагогию развел из-за какого-то хавчика…

– Любительница майонезных салатов. Сама не без греха.

Я кратко улыбнулась, легла поперек кровати и поболтала ногами в тапочках. Один слетел. Слева нарисовалась физиономия Яна; он подпер кулаком щеку, без стыда изучая мой профиль. Напомнило шестой класс. Одноклассник таращился на меня весь урок, а в конце зажал в дверях и спросил, почему я такая прыщавая уродина. Время прошло вместе с угревой сыпью: теперь я милая куколка с фарфоровым личиком. От уродины веяло чем-то живым, страшным снаружи, но добрым внутри. От куколки же исходил аромат пластика и нафталина.

Я прикрыла глаза, мысленно удивляясь жизненным парадоксам. В отеле на незнакомой улице с существом, чья раса сдавала планеты как коммуналки, чувствовала себя в большей безопасности, чем в нашей с мамой квартире. Не смогла сделать глубокий вдох – на диафрагму давила мраморная плита. Уставший мозг посылал мне кадры дня вперемешку с чем-то мистически притягательным: вереницей они проносились мимо, оставаясь не расшифрованными.

Ян дождался, когда дремота перерастет в сладкий сон, и нагло разбудил меня:

– Где будем Сердце Этажа искать?

Я подпрыгнула от его нарочито громкого тона и сонно поморгала: божественный ликвидатор что-то жевал, возвышаясь надо мной. Спросонья мне померещилось, что его глаза светятся изнутри голубым огнем, но иллюзия рассеялась, стоило моргнуть.

– Это я должна знать? – спросила я.

– Тот, кто жил на Земле последние восемнадцать лет, два месяца, четыре дня и пять часов, – стиснув зубами мармеладную ленту, Ян щелкнул пальцами и указал на меня. – Бинго!

– А как выглядит Сердце?

– Как то, что не совсем удачно маскируется под реальные вещи в твоей субъективной реальности, – жуя, ответил бог. Проглотив сладость, деловито сцепил пальцы за спиной. – Сердце, Великий Компьютер, на котором демиург запрограммировал Землю, видоизменяется в зависимости от восприятия наблюдателя. Уровни мира, которые я по той же причине начал называть этажами благодаря твоим ассоциациям, – Ян наклонился ко мне, испытывая серповидной усмешкой, – устроены по тому же принципу. Наблюдатель-то от человечества остался один, улавливаешь? Вот и причина, почему мы работаем в паре.

– Понятно.

Я села в кровати и обвела пальцем контур губ в задумчивости. Интуиция работала из рук вон плохо, но я всякий раз пыталась растолкать мертвую способность. Оглядела номер, напрягая взор. Ян стоически не прерывал мои потуги. Наконец я указала пальцем на старенький телевизор:

– Вот Сердце Седьмого этажа.

Божественный коллега изобразил педагогическое умиление перед дошколенком:

– Попытка засчитана, но, как по мне, обычный «Сони». – В сером выпуклом экране отразилось, как Ян кивнул в сторону предмета. – Сердце – это ано-ма-лия.

– Неужели? – пожала плечами я, не удивившись. – Ты сбил мое восприятие ненормальности, потому никого аномальнее те… – Я оборвала себя на полуслове. Ударила кулаком о ладонь: – Метро.

Напарник рывком подобрался ко мне; как загипнотизированная, я не шевелилась, а время застыло, как в малиновом желе. Божество обхватило мое лицо, мягче, чем я ожидала. От него исходил аромат мармелада – искусственных тропических фруктов. В тесном фокусе потускневшая синева Яновых глаз расплескалась по комнате: лампочка перегорела, и пространство заледенело в темном ультрамарине. Меня затягивало в силовую воронку. Испугавшись, я непроизвольно обхватила его запястье.

– Спокойно, Иголочка, – последнее, что я услышала.

«…в обиду не дам».

***

Люди не реагировали на аварийную ситуацию. Вера вцепилась в поручень и прижалась к нему всем телом. Баул, стоявший в ногах, упал и ударился о туфли женщины. Она переставила ногу на шпильке.

Скорость поезда выходила за пределы технических возможностей. Вагоны скрипели, раскачивались, повизгивали, источали нестерпимую вонь горелой резины. Мигали лампочки. Люди цеплялись за поручни, ворча и бранясь, но не паниковали.

***

Проснувшись в гостиничном номере, я ощутила, как тяжесть во всем теле пригвоздила меня к постели. Потерла веки, надавив на глаза, и в замешательстве откинула край одеяла, которым, насколько я помнила, перед сном не укрывалась. Кружилась голова. В последний раз испытывала подобные симптомы, когда перебрала с успокоительными каплями. Я поискала взглядом напарника, но номер пустовал. Иллюминация все еще желтая, а лампочка в светильнике целая и невредимая – сон и явь слились для меня в одно, поэтому я подумала, что свет погас в реальности. И Ян, конечно же, не дышал на меня тропическим запахом конфет-тянучек.

Я встала с постели. Желудок скрутило: обвила живот рукой, сдерживая ужин. Образ безликого официанта Живакова, всплывший, как кадр из фильма ужасов, вызвал новый приступ тошноты, заставивший зажать наполнившийся слюной рот ладонью.

Глухой стук в шкафу отвлек от плохого самочувствия. Распахнув дверцы с ноги, как неудачный персонаж книги про Льва и Колдунью, мой новый знакомый вышел в номер и стряхнул снег с волос. Я углядела бумажный пакет в его руках. Проследив за моим взглядом, Ян сказал:

– Твои шмотки совершенно не годятся для поездки на метро. Прикупил свежий образ по такому случаю, чтобы ты соответствовала, – провел выпрямленной ладонью вдоль своего тела, – корпоративной форме.

Меня еще штормило, но тошнота отступала. Я вдохнула через нос и приняла в подарок теплое мешковатое платье цвета хаки, толстые колготки и парку, расшитую красным драконом во всю спину.

– Меня арестовала полиция моды? – спросила я, подумав вдруг, что с детства не получала подарков.

Ян расправил плечи, хорохорясь. Он мог обидеться на шутку, однако не счел нужным. Как обман калейдоскопа – перекручивались стекляшки иронии, скрывающие за фасадом поддельного самолюбия нечто, что мне знать запрещено. Я не была психологом, но непроизвольно примеряла эту роль. Если честно, беспрерывный анализ неординарного напарника не давал первобытному страху пробить лед паталогической апатии.

Я потупилась, теребя пальцем матовую бирку, и отвернулась, чтобы разложить на постели новый прикид. Спросила:

– Так это был не сон. Ты перенес мое… эм-м… сознание в прошлое? Я видела себя со стороны.

– Я не знаю, что именно ты видела, но мы определенно на правильном пути. Мне досталась на редкость сообразительная спутница. В воспоминании, которое ты пережила, вшит ключик, отворяющий Сердце. Местоположение аномалии Седьмого этажа определено, дело осталось за малым! Ну, одевайся, – он воодушевленно похлопал в ладоши. – Раз, два, три, четыре, семь – ищет Сердце наш тандем!

***

– Станция Измайловская. Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция – Семеновская, – объявил мужской голос.

В вагон шагнул Ян, держа меня за руку. Я замешкалась в проходе – мозг не сумел справиться с разрывом шаблона, в котором, ступая за порог гостиничного номера, попадаю в коридор, а не в шумный поезд. Прежде чем двери подтвердили пророчество диктора и захлопнулись, бог втянул меня внутрь. Я сказала тихое «спасибо», и в ответ руку отпустили. Неизвестно, что будет, если разлучусь с Яном в аномальном пространстве, так что повезло, что не осталась на платформе посреди «нигде». Огляделась: люди разом уставились на меня, будто признали чужачку. От их прямого, но лишенного жизни взгляда захотелось вжать голову в плечи. В прошлый раз «навьюченного ослика» заметили только студенты юмористического факультета.

– Ну что, юная мисс Марпл1, – Ян навис надо мной, держась за поручень под потолком, до которого мне вовек не дотянуться, – дерзайте. Раскрывайте преступление.

Я выглянула из-за долговязого спутника. Среди пустых лиц, державших путь из ниоткуда в бесконечность, не узнала ни одного; вернув взгляд на бога, отрицательно покачала головой. Не до конца представляла, что именно искала. Картина отличалась и от вчерашней, и от той, что я увидела в магическом сне.

– Мне кажется… – пробубнила я.

Видимо, с непривычки мой голос прозвучал тихо. Раньше в метро я ездила в гордом одиночестве. Ян повернул ко мне ухо, и, отгородившись ладонью, я произнесла так громко, как умела:

– Давай дождемся следующей станции. Я обычно сажусь на Щелковской. Мы почему-то зашли на Измайловской. И пассажиры другие. Что-то у меня не сходится.

– Хозяин – барин, Иголочка! – пропел спутник.

Поездка проходила без эксцессов. Ян напевал незамысловатую мелодию, отбивая ритм пальцами по поручню. В нормальном мире мы смотрелись бы хорошими друзьями, которые едут в центр погулять; шутник-студент обозвал бы нас Стервятником и Хомячком.

Вагон раскачивался – перед торможением его тряхнуло, и я едва не свалилась на божественного попутчика, но удержала равновесие. Ян убрал за спину руку, которую вытянул, чтобы подстраховать меня. Дивная реакция. А героиней мыльных опер, как пророчил мамин собутыльник, мне не стать, раз не умею падать на парней.

Рев ознаменовал прибытие поезда на станцию. Когда состав остановился, динамики прохрипели:

– Станция Семеновская.

Запустив руки в карманы, Ян шагнул к выходу. Больше никто не заходил и не выходил: меня вдруг озарило, по какой причине, спохватившись, я ущипнула недоумевающего напарника за рукав, балансируя на одной ноге, указала на ухо и на динамики аккурат в момент, когда они выкашляли следующее:

– Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция – Измайловская.

– Да ла-адно, – с досадой протянул Ян и отступил.

– По кругу ездим, – сказала я, нахмурившись. – Даже не так, по отрезку.

Пока я сопоставляла данные, Ян отошел изучать карту. Почти сразу он привлек мое внимание жестом, и когда заметила, чтό творится со списком станций, помрачнела гуще: выбраться отсюда будет непросто, учитывая, что названия почти не держатся в моей голове, а все ветки были Арбатско-Покровскими; разноцветный клубок, сводящий туристов с ума, окрасился в синий – и радиальные линии, и кольцевая, и даже строящийся участок монорельса. По запутанным проводам чередовались только две станции: «Измайловская» – «Семеновская».

Я разгладила воздушный пузырек на карте и сказала:

– Так быть не должно. Теперь понятно, почему мы курсируем только из точки «А» в точку «Б».

– Непорядок, – наигранно возмутился напарник. – О, «связь с машинистом»! – Ян нажал кнопку желтой панели экстренного вызова, дождался пронзительного писка и заговорил в микрофон. – Начальник, у тебя тут чрезвычайный случай: тоннель зациклился. Что скажешь?

Мы вслушались. После пронзительного сигнала связь прервалась.

– Ну, если Магомет не идет к горе… – сказал Ян, и я перебила его:

– Твоя безостановочная генерация поговорок начинает утомлять.

Он осклабился и повел меня в глубь вагона. Пассажиры провожали нас тупым взглядом, как рыбки за аквариумным стеклом. Я старалась держать в фокусе только орнамент рубашки на широкой спине напарника, но под зрительным обстрелом фокусироваться было непросто.

Перед дверью, в окне которой качался следующий вагон, Ян взял меня за руку – стала привыкать к тому, что это предшествовало «арочному переходу». Я подглядела, как он это делал: складывал ладонь в подобие пистолета, смыкая указательный с номером Этажа на фаланге и средний с миниатюрным ключиком пальцы в «дуло», и проворачивал. Как ключ. Не имело значения наличие замка, так как ликвидатор преспокойно гулял через гардеробы, подсобки и автоматические двери поездов.

Такое действие Ян совершил и в метро: прокрутил два замкá, чтобы с послушным щелчком засовов попасть в следующий вагон. Мы промчались мимо рядов сидений – пассажиры пристально следили за нами. Добравшись до головы состава, напарник вскрыл глухую дверь машиниста. Узкая кабина утопала в густом мраке. Я почти ничего не видела за плечистым напарником, только детали серого пульта управления с россыпью клавиш, а еще часть кресла и тоннель за лобовым стеклом. Мой взор упал на свесившуюся руку в темно-синем кителе, но Ян тут же вытеснил меня из прохода и прикрыл кабину. Мы вернулись в первый вагон.

– Что с машинистом? – спросила я.

– Макетнулся, – без тени улыбки ответил напарник. – Кто-то спровоцировал приступ в тоннеле между Измайловской и Семеновской, что вызвало глюк.

Я отвернулась, покусав ноготь на большом пальце. Напрягая прохудившуюся память и калеку-интуицию, попыталась связать переменные. Сон-ключик. Синие ветки. Две станции. Поездка на скорости, выходящей за пределы технической возможности поезда.

– Ну что, куколка, просвети уже меня, дурака, – произнес с улыбкой Чеширского кота Ян, подперев плечом стенку. Мы подъезжали к Измайловской, и времени на вердикт не оставалось. – В чем соль аномалии? Что ты видела во сне?

– Ты слишком многого ждешь от торговки шмотками, – сдавленно процедила я с презрением к собственной ограниченности. – Я и десяти классов не закончила. Просто знаю много умных слов.

Пока говорила, мы начали тормозить. Я машинально встала у того же поручня, в который вцепилась, пока мой баул катился к ногам незнакомки. Воспоминание затвором фотоаппарата отпечаталось в уме, и мое сердце подпрыгнуло вместе с составом. Взор проскользнул по ногам немигающих пассажиров и, когда двери разъехались на Измайловской, я без церемоний притянула Яна за воротник и шепнула кое-что на ухо. Он расплылся в победоносной ухмылке, но она врезалась в его лицо. Массовка поднялась со своих мест – они обступили нас, как хищники.

Я огляделась и спросила:

– Чего это с ними?

Напарник без единой реплики коснулся моих лопаток, деликатно направил к распахнувшимся дверям и вытолкнул из поезда. Я сделала несколько нелепых шагов, не успев толком испугаться: кто-то резко подхватил за плечо, и тело взмыло ввысь. Подошвы едва не задели зеркало перед въездом в тоннель; меня прижали спиной к крыше поезда, что моментально влетел во тьму. Стиснутая рукой Яна, как танцор лимбо – планкой, сделала глоток воздуха и тут же закашлялась. В ушах свистел прорезиненный ветер.

– Преду… преждай! В следующий… раз! – выкрикнула я.

– Не буду, – Ян прошептал мне это в самое ухо. Я не ожидала, что он окажется так близко. – Во-первых, некогда. Во-вторых, это скучно. Язык отсохнет, приключений-то еще полон рот будет.

– Тупыми пословицами… сыпать… не отсохнет, а тут… – На резком повороте вагона я вцепилась в рубашку напарника. – Почему они… стали агрессивными?

– Ну, поздравляю, Иголочка, Этаж запалил вторженцев. Теперь будет заниматься всякой пугающей фигней, чтобы мы не отключили его. В игру вступает Хранитель, на твой невероятно стильный манер – Консьерж. Этот антивирус стоит на каждом из семи слоев, разве я тебе не рассказывал?

Я пожалела о том, что из-за кромешной темноты не могла заглянуть бессовестному небожителю в глаза. Он, видите ли, забыл предупредить о такой малости, как смертельная опасность, которая отныне будет незримым третьим спутником.

– Консьерж, значит, – процедила я сквозь зубы.

– Хранитель Этажа. По старой аналогии, если мир – строительный магазин с макетами жителей и интерьерного убранства, то хранители – охрана, которая уполномочена кусаться.

Утерев слезы, сбиваемые ветряным потоком, я спросила:

– Тебе не кажется сомнительным, что штуки, которые мы должны выключить, находятся под стражей? Мы ведь за все хорошее… против всего плохого.

– Не-а. – Дыхание напарника щекотало ухо. – «Вторичка» – не проект, а натуральное явление, начатое задолго до Агентства Иномирной Недвижимости, это вопрос эволюции, а не коммерции или трудовой дисциплины. Короче, битва в естественных условиях. Поиск нового пристанища для многомиллиардного клиента – процесс трудоемкий и смертельно опасный.

Многое оставалось за гранью моего понимания, и я не стремилась вдумываться. Плыла по течению, как ежик в чертовом тумане.

– С этим… – Ветер вынудил повернуть лицо к собеседнику, и стало на толику теплее. – Ясно более-менее. Почему только космический застройщик ваш не решит такой ма-аленький вопрос, как договор с… демиургом, правильно? Чтобы он… ну, не знаю, выключил консьержей перед приходом ваших сотрудников? Чтобы не пришлось рисковать жизнью.

Ян клокочуще посмеялся:

– Иголочка, если ты считаешь, что я работаю на дядек, которые подмяли под себя весь свет, ты заблуждаешься. Великий Программист расставил капканы, чтобы защитить мир от вторжения не для того, чтобы расстелить ковровую дорожку перед завоевателями. Система антивторжения тупа и прямолинейна, как олень: она запрограммирована уничтожить тех, кто пытается занять чужое место. АИН, пришельцы, песчаные люди – не имеет значения. Всех провернут через одну мясорубку.

Я остановила себя от бесполезных причитаний – в конце концов, знала, на что иду, давая согласие на безумное приключение со спутником, у которого явно не все дома. Да и я сама – инертный газ в мясной клетке, не лучший кандидат на бессмысленную панику.

Состав летел по волнистым рельсам, и от поездки захватывало дух. Внутри бурлил адреналин, переливался волнами страха и возбуждения. Воздушный поток, сносивший с век слезы, не позволял вздохнуть полной грудью. Я видела темноту и с закрытыми, и с открытыми глазами: так лучше думалось.

– О’кей, тогда сосредоточимся на Сердце, – сказала я. – Девушка – Консьерж, но в поезде ее нет. А значит… – У меня появилась догадка. Смутное воспоминание… Я спросила: – Мы можем… сойти пораньше?

– Как в фильме про шпиона в сексуальном смокинге? – спросил Ян, зашевелившись.

– Скорее, как в фильме про переломы конечностей…

Без предисловий бог отпустил меня, и я сорвалась с крыши. Совершив кульбит, приготовилась попасть под колеса, но вылетела в пустоту. Сгруппировавшись кое-как, влетела спиной во что-то упругое – это была грудь напарника. Через пару секунд ступни коснулись твердой поверхности.

– Иголочка, проведи мастер-класс по падению в сюжетно обоснованных местах. Ты только посмотри! – присвистнул Ян, как только поставил меня на ноги. – Заброшенная станция.

«Сбросил и поймал. Мне к такому не привыкнуть», – подумалось мне.

– Ага, записывай, – сказала я, рассматривая подтопленные в полумраке лестницы и своды. – Пункт первый и последний: трудоустроиться в фантастическую космическую фирму к напарнику с адреналиновой зависимостью и почаще провоцировать его скидывать тебя с различной высоты.

Под заливистый смех бога я приблизилась к массивной колонне. Вдруг заметила, что за ней пристроился самый настоящий титан; осоловело разглядывая исполинскую фигуру, успела перебрать все варианты, включая Хранителя, но фигура не шевелилась. Я пристальнее всмотрелась в очертания и прикрыла рот ладонью. Не может быть.

– Ян, я сглупила.

– Очевидно сглупила, милая, – ответил незнакомый женский голос.

Я молниеносно прижалась к колонне. На меня направили луч света, исходящий из незримой фигуры. Тонкая рука в кожаной перчатке обводила фонариком станцию: в кокон света попал «титан» – памятник старику в шубе, вооруженному дубиной, и две лестницы, ведущие наверх, к тройной скульптуре, выглядевшей не менее зловещей впотьмах. Фонарь скользнул по круглой люстре, качавшейся над тремя путями, по ребристым колоннам и желтым плиткам. Луч переметнулся и осветил лицо девушки, испорченное тенью. Пухлые губы, пушистые ресницы, острые скулы, светлые волосы, убранные под красный берет.

– Это вы были той пассажиркой, к ногам которой упал мой баул, – озвучила я очевидную для всех мысль.

– Да, но как ты догадалась? – спросила она деликатным голосом. – Детка, я отлично сливаюсь с метрополитеном. Я – его дух. Не может быть так, что в час-пик какая-то девчонка углядела во мне Консьержку.

– Туфли на шпильках.

Луч осветил ее обувь. Вернулся на недоверчивое лицо:

– И что?

– Не по сезону, – повела плечом. – Я – продавщица одежды и по долгу службы замечаю, во что одеты и обуты люди.

Вспыхнули люстры. Загорелись белые таблички со списками станций. Необычная платформа о трех путях с надписью на лепнине «Партизанам и партизанкам слава» утопла в зареве тусклого света. Ян под шумок подобрался к подножью лестницы и завершил мою мисс-марпловскую речь:

– Сейчас януарий, дурилка. Кругом снег и мороз, а ты в летних туфлях!

Хранительницу затрясло от смеха, и ее ладное лицо увенчало высокомерие. Успела заметить, что девушка была одета в темно-синюю юбку-карандаш, китель, помеченный шевронами, погонами, значком крылатого колеса и фуражку, которую я приняла по ошибке за берет, – форма столичного метрополитена.