…Но Буря Придёт

И всё это была лишь малая, зримая ими частица огромного торгового и ремесленного богатства, кое стекалось по многим иным большакам во все ворота Винги из разных краёв подвластных ёрлу земель или обратно уходило туда – шерсть и пряности, морёный дуб и драгоценный горящий камень с северного моря, южные самоцветы и благовония, все виданные плоды земли и воды к столу трапезы, тучный скот на шкуры и мясо, породистые кони для седла любого из свердсманов, искрашенная посуда и утварь в дома – из прозрачной на свет белой костяной глины, металлов или дорогого варёного камня-света самых разных цветов. Сотни торговых судов в плеске вёсел и с песней трепещущих на ветру парусов шли с грузами по широким рекам равнин от самых закатных морских пристаней Прибрежий к городам в сердце страны – а навстречу в рассекаемых их острой грудью волнах стремились обратно такие же гружёные мешками, клетями и бочками грузовые суда и сплавляемые с товаром плоты из строевого леса, минуя вытянувшиеся вдоль мижречья Широкой и Топкой многочисленные причалы.

Взирая на всё это изобилие послам áрвеннида из далёкого ардкатраха Эйрэ сразу почуялось, что не в захудалом каком городишке на перепутье дорог они очутились, а в первом среди гéйрдов Дейвóнала́рды, чьё богатство и сила известны везде среди народов севера и прочих земель.

– И тут нам не рады, – мрачно вздохнул Уи́ннах, слушая, как порой раздавались в их бок ругательства и сквернословия из уст разночинного люда, что с недовольством встречал двигавшийся в окружении ёрловой стражи строй чужаков под обвисшим в безветрии высоких стен стягом áрвеннидов.

– Времена такие, Нога, – ответил Гайрэ, взволнованно потирая плешь на лбу, – а мы как раз и посланы, чтобы утихомирить дурные настрои между уделами. Так что и не такое, верно, ещё выслушать нам придётся.

– Лёгкое же дело, почтенный – ничего не скажешь…

– Увидим. Одно дело – всякий простой недовольствующий люд, а ёрл дейвóнов всё же покрепче иных своё слово имеет – и с ним нам вести эту речь.

– Смотрю – совсем мало тут наших людей, чем бывало прежде. Наши купцы за минувшее лето прислали áрвенниду столько жалоб о притеснениях, что и за десять прошедших зим столько свитков не наберётся, – хмуро огладил усы Уиннах, поглядывая сквозь узкую оконицу их переката на сновавшую людскую толпу, – хоть ими печи топи вместо дров.

Всадники посольства и дейвóнская стража миновали многолюдное Нижнее Торжище с рядами из лавок колёсников, горшечников, кожников и кузнецов с мыловарами. Там на сбитом помосте из досок с вывешенным знаком семейства Скъервиров вестоносцы ёрла зычно зачитывали вольному люду ходагéйрда какой-то указ из Хатхáлле, а на угрозливо выраставшей из стены высокого ху́гтанда ви́сельне в этот миг под хулящие выкрики толпы смертоубийцы вздёргивали в петлях двух пойманных воров-кошельников с привязанной к путам на руках каждого украденной сумой. Толковали друг с другом купцы из ремёсел богаче – мыловары, красильщики, златокузнечные и оружейные мастера. Самый старший годами щедро одаривал нищих с калеками серебром, отсыпая в ладони монеты из кошеля.

– Не к добру это всё – вот такое большое посольство… – вздохнув молвил один из купцов, старый бронник.

– Ага – точно к битве собрались. Вон, каков их загон! – поддакнул второй.

– Или всё порешат кому что отойдёт из земель и уделов – или… тьху ты! – озлословил вдруг третий, нахмурившись.

– Торг в Помежьях за год был дрянной, хуже некуда. Хоть бы нынче всё тут разрешилось.

– Жди от ветра покоя! – покривился один из красильщиков, – тут и так все поборы взлетели, чтоб Помежья проехать без бед – а теперь сам не знаю как взять там товар… Это Лейф вон запас то добро по ларям. Или красит тайком пополам с резедой, а цвет будет как чистый шафран всё равно!

– А ты сам так как Лейф научись – вот и будешь как он… Серебра девать некуда, всю нищету оделяет!

Тот, о ком говорили – красильщик в годах, сухощавый и тихий, хромавший на левую ногу – усмехнулся печально, услышав их речь.

– С серебром в кошелях лучше жить, чем без оного – правда. Но оно же к тебе только беды влечёт. Как пришло, так ушло… Чем бы мне не помочь тем, кто может быть был прежде сам как и я?

– Да чудной ты с тех пор, как…

– А слыхали, в Помежьях разбойники младшего брата суконщика Гаттира из дома Альви зарезали летом? – перебил того мечник, что слал свой товар ко двору их владетеля.

– Гунтвар что ли – который Кривой?

– Он, бедняга… Ни товара, ни денег, ни Гунтвара бабе его не осталось… Еле-еле сама его дело ведёт теперь Сигрит.

– Жаль – достойный мужик был Кривой…

– Так а Сигрит не сватана больше – кто знает? – полюбопытствовал вдруг пивовар.

– А ты сам уже жало присунуть ей лезешь, как Гунтвара нету?

– Ну так что она – не человек? Может нравится мне она… баба красивая – и такое хозяйство одна теперь тянет.

– Знаю, что хочешь ты там ей помочь потянуть! Тут без тебя уже может быть очередь к ней застолбили в сваты.

– Да, дрянные дела, коль война вдруг начнётся. Кому впрочем убытки – а кому-то кошель серебром зазвенит… – мыловар посмотрел на искусных в оружии бронников.

– Да Горящего взором клянусь – тех убытков в три раза мне будет! – заперечил тут старший из них, – своему дому всех снаряди, в войско ёрла отдай на всю сотню плитчаток с полосчатками – а железо с углём незадёшево нынче идут.

– Ага – а другие ведь тоже броню себе требуют – а платить, так божатся, что после победы, нынче денег совсем уже нет! Или мол, отдадим тебе после надел какой в плату – а надел тот попробуй сперва завоюй, чем делить его загодя! – фыркнул младший.

– Это верно сказал! А в земле той от распри ни люда, ни селищ – хоть камни грызи! – поддакнул ему мечник, – нет – мне мир больше прибыли даст…

– Жизнь – она такова… Где подаст – там трёхкратно отнимет, – негромко сказал старый Лейф, – как нашёл я когда-то в Помежьях кошель с серебром, и богатство пришло вслед за ним – так потом и ушло так же скоро…

– На дороге валялся?

– Да нет вот… На берёзовой ветке висел возле брода речного. Будто кто-то оставил его прямо там, позабыл.

– Что же за дурень кошель где-попало кидает? – хмыкнул шорник.

– Слепой и безумный наверное… – поддакнул ему старший из бронников.

– Жизнь – она такова… – вновь негромко промолвил красильщик, задумавшись.

– Да – чудной ты, почтенный! Тебе бы в святилище речи толкать, а не красить одёжки и тряпки с нитями! – хохотнул мыловар.

Они долго ещё обсуждали дела их ремёсел и прочих трудов, хмуро сетуя разом о податях, сложных путях на восток и творившихся бедах – провожая глазами тянувшийся вдаль точно тело железной змеи долгий выезд посольства из Эйрэ.

Завернув за угол конники миновали ещё один проезд меж высоких мурованных чертогов и богатых домов с белёными глинобитными стенами в косой очерти их державших стропил, всё ближе подъезжая к Хатха́лле. В это время навстречу не сбавляя хода промчалась вереница конников в полосчатках и долгих дорожных плащах поверх плеч, ровно и слаженно пролетевшая вдоль неторопливо ехавших рядов с тяжким возом. Ветер взмыл от их рыси, отозвавшейся эхом от цокота копыт по мощёной дороге.

Ни родовых знаков, ни иных символов не было на добротных одеждах и тканях плащей, но встречавший их люд почтительно боченился в сторону и преклонял головы, скидывая шапки – словно какой-то особой породы те были промеж всех людей. Только небольшой чёрный стяг на пике скакавшего первым всадника средних лет промелькнул перед глазами посланников áрвеннида, завидевших там то ли взмывшую золотом вышитых нитей парящую птицу над солнцем, то ли ещё что – не разберёшь на таком скором скаку.

Один из сопровождавших посольство конных под стягом дома Донег – молодой ещё короткоусый парень, первый раз бывший в землях дейвонов – толкнул локтем в бок соседа годами постарше, озираясь на исчезавших вдали за их спинами конников.

– А это ещё кто такие шустрые будут – а, Гийлэ? Случаем знаешь?

Спутник его – не раз прежде бывавший в дейвóнских краях – отёр пятернёю усы и сам кинул взор на исчезавших за поворотом конников под чёрным с золотом стягом.

– Кто… Самогó Дейна потомки, – промолвил он негромко, и словно даже с каким-то почтением к тем людям из чужого народа, которых только что помянул.

– Гордые, словно и Скъервиры им не указ.

Усач Гийлэ хмыкнул.

– Нашёл с кем сравнить – что коня с поросёнком. Эти – не просто воители, что прежде сами ёрлами были… Говорят – от Горящего их они род свой ведут.

И помолчав миг продолжил:

– Рассказывал прадед, как в Великую Распрю в сражениях с ними столкнулся… Нет предводителей храбрее и опытнее, ищущих не только славы для дома, но прежде успеха в их деле.

– Однако же и они нас не одолели, – с гордостью ответил молодой спутник.

Гийлэ помолчал, почесав грязную шею под потрёпанной пыльной накольчужницей со знаком их дома Донег – оскаленной волчьею пастью на алом.

– Много что в Распрю ту было… На наш век что придётся – самим тут неведомо.

Он вдруг ухмыльнулся, повеселев.

– Зря вот ты по лету с Линэд своей не сженихался, Кинах…

– Это почему же? Чем осенью дурно устроить ту свадьбу? Жратвы точно уж будет море, как урожай соберём и торги будут в тверди!

– Всё о жратве тебе… Смотри, малый – как бы из посольства прямо в выправу не пришлось нам поехать. Пока будешь в воинстве по дальним краям коня загонять и стеречь спину от чужих пик, мельника сын твою козочку в свой хлев уведёт и окучит! – хохотнул он незлобно, хлопнув младшего товарища ладонью по плечу, – ведь девка отменная, стать как точёная – а уж груди и не родивши как репа! На таких без подушки спать будет твой недруг!

– Тьху ты! – опешивший было молодой Кинах рассерженно плюнул наземь, – Шщарово охвостье, попробует пусть! Вернусь из посольства – самый большой отцов жёрнов на шею надену ему, чтобы на мою девку не зарился!

– Прямо жёрнов уж? – ухмыльнулся усач Гийлэ, – а пупок не развяжется?

– У козлины того он развяжется! Двину так промеж ног, что копьё у него не поднимется до смерти! Не словом, так кулаком доведу до ума наглецу, что моей Линэд будет!

– Твоей-твоей, не кипи! Только вернись сперва сам…

Взвившийся словно вар на огне парень внял совету старшего и успокоился. И помолчав, слегка взволнованно добавил:

– Отчего это ты о войне вдруг? Мы же от áрвеннида за мирным делом к их ёрлу следуем – так говорят?

– Времена таковые теперь… – пожал Гийлэ плечами, и кинул косой взор на сопровождавших их строй дейвóнов, присланных ёрлом посольству владетеля Эйрэ на время их странствия от Помежий с союзными землями до ходагейрда.

– На этих свиных рыл из Скъервиров глянь-ка… Жены мне вот больше не пробовать – если бы не повеление ёрла оберегать нас до Винги от всяких нападок, так первыми копья нам в бок они всадят, мохнорылая наволочь…

– Тьху на тебя! – взволнованно буркнул товарищу Кинах, забыв о свадьбе с грудастой своей долгокосой красоткою Линэд, и даже о жёрнове на чью-то соседскую шею, что смела лезть нагло в чужие дела их сердечные. И чуть помолчав продолжил:

– Наш фейнаг тоже рассказывал на пиру перед выездом, что в весну знак дурной был в святилище Трёх…

– Какой?

– А такой. В ночи в бурю ударило молнией в дуб, и верхушка его запылала огнём что костёр. И из вóроновых гнёзд на ветвях опаленные мёртвые птицы всё падали наземь как дождь – взрослые на крыльях горящих, птенцы неоперенные, яйца насиженные. Вышний дэирви́ддэ так и истолковал, что знамение это недоброе – много сердец прежде срока утихнет…

– Дурной знак… – нахмурившийся здоровяк Гийлэ отёр конец долгого рыжего уса, поглаживая черен огромного двуручного клайомха, и сердито сплюнул наземь, прогоняя прочь нахлынувшие на сердце дурные предчувствия.

– Одну беду предрекает… – добавил он тише.

В их разговор вмешался третий конник, услышав речь Кинаха.

– Верно говоришь! А ещё зрящий Ллу́гнамар предрёк тогда нашему Дэйгрэ, что не иначе сами боги взалкали горячей крови. И покуда не напоит их обильная жертва, как водилось во времена предков, отобранная среди лучших и сожжённая в клети живьём – то не ждать их поддержки народу Эйрэ. Так вот…

– Вот даже как? – взволнованно переспросил поражённый Кинах.

– Тьху! Со времён Мор-Кóгадд не водилось такого жестокого обычая… – пробормотал здоровяк Гийлэ.

– Так – тогда Кохта Железный принёс старшего сына Фийну Левшу огнём в угоду Пламенеющему, дабы сдержать нáступ мохнорылых. Их войска уже брали осадой ардкáтрах, и половина стен и столпниц Аг-Слéйбхе пылала огнём.

– Сына сжёг сам?

– Ага. Как почтеннейший там повелел – арвеннид так и исполнил. Тогда страшный вихрь обрушился на дейвонский стан и повалил их осадные снасти с колёсными вежами, а разразившийся ливень весь пламени гар затушил – и тем только пользуясь наше воинство отбросило недругов прочь за Воротный.

– Ты всё то знаешь откуда, Койнах? Ваш дэирви́ддэ опять нарассказывал, или песен захожего шейна ты понаслушался? – насмешливо хмыкнул молодой Кинах.

– Скажешь ещё! Да сам прадед мой был тех событий свидетель, как служил в войске фе́йнага! А твой прадед тогда ещё сиську сосал…

– У прабабки твоей уж наверное – как её же и мял на печи! – вспыхнул Кинах рассерженно, – предок мой сам был прославлен среди людей Донег, и в Помежных Раздорах ещё воевал двадцать лет – потому и жену взял так поздно!

– Дурной знак… – повторил здоровяк Гийлэ, угрюмо выслушав слова Койнаха и словно не заметив их с молодым перепалки, – раз сами боги требуют крови – жди беды…

– Верно говоришь, – согласился их говорливый попутчик, – как всполыхнула на своде звезда та рогатая – возвестил наш почтеннейший в селище, что пожнёт этот серп душ без меры, рухнет небо на землю, в перегной обратятся уделы с владетелями…

– Чего жаждут вершители – то и возьмут, как ни тщись, – повторил хмуро Гийлэ.

Молодой Кинах лишь промолчал, затихнув в тревожных раздумьях.

– Приехали! – донёсся до них негромкий окрик одного из ехавших впереди строя земляков.

Конники один за одним останавливали скакунов, и воз со скрипом замер у наглухо затворённых ворот Высокого Чертога всех ёрлов Дейвóналáрды.

С надрывным скрипом окованные двери распахнулись наружу, и дейвóны стали по двое проезжать в тёмный узкий проём, разъезжаясь во внутреннем дворище на все три стороны, пропуская следом за собой посольство Эйрэ. Долгий путь от ардкáтраха Эйрэ завершился, и за последним из конников с грохотом захлопнулись тяжёлые створы ворот.

Прибывших издалека гостей встретил домоправитель Хатхáлле Брейги Костлявый – немолодой уже статный мужчина в двухцветных зелёно-золотистых поножах и долгой меховой накидке без рукавов поверх расшитой серебряной нитью суконной рубахи с нашейным знаком Горящего. Он повелел слугам устроить путников в покои для подорожных, а их скакунов отвести в свободную конюшню и дать должный уход с кормом. Затем почтительно поклонился вышедшим из переката старому Гайрэ с Уи́ннахом, выслушав их слова на дейвóнском наречии о том, для чего они пожаловали в ходагейрд, и учтиво ответил:

– Наш достойнейший ёрл уже ждёт вас, почтенные – и примет сейчас же, без всяких препон.

– Так скоро? – удивился Уи́ннах, обернувшись к старому Гайрэ – но фе́йнаг дома Донег лишь сам удивлённо пожал плечами.

– Так решил сам владетель. Ради этого он даже оставил до вечера ждать у порога посланника ардну́рцев из Малой Державы – а ведь этот благородный Хажджáр из Каби́ров нетерпеливее девки на выданье, и шумен точно тот жёрнов когда недоволен… – поморщился Брейги, – что ногами топочет и клянёт всех своим… как его там… Хазáт-аль-элáмом!

– Или хуже – х’имáр-аль-ашáром зовёт всех и каждого… – поддакнул Костлявому смуглый помощник-южанин из астири́йского дома Галле́к, – в общем – ослиною… поняли чем.

– Не ногою уж точно… – хмыкнул один из послов, Риангабар из Дубтах.

– Мы и вправду не ждали приёма столь скоро… – задумчиво вымолвил Гайрэ.

– Дела ведь у вас более важные – так к чему их затягивать? – развёл Брейги Костлявый руками, – или быть может вы прежде желаете отобедать и отдохнуть с долгой дороги? Дед мой покойный говаривал: «как не евши – и делаешь всё ошалевши…»

– Нет – благодарим за щедрость, тиу́рр – но время не ждёт. Тем лучше, раз ёрл решил нас сразу принять без задержек, – Уи́ннах дал знать, что готов предстать перед правителем дейвóнов прямо сейчас.

– Тогда шагайте за мной, а дальше вас проводят к ёрлу в Красную Палату. Сколько всего вас в посольстве? – деловито спросил домоправитель, зашагав через просторный конюший двор к распахнутым дверям во внутреннюю часть Высокого Чертога.

– Со мною семеро почтенных мужей. А прочих людей всего шесть десятков.

– Хорошо. После того, как закончите вести речи с владетелем, я накрою вам добрый стол в нижней трапезной. Старый Сегда, ваш почтенный предшественник – и тот уважал в знак добросердечия после посольских дел пропустить полную чашу вина под копчёную вепрятину с добрым сыром. А вино тут отменное, клянусь ликом Горящего!

– Клятве Горящим поверю, почтенный – но и проверить не лишне бы… – поднял бровь посол áрвеннида.

– Присягну своим носом – не учуять мне хмеля до смерти! Не из ягод той здешней кислятины, что лишь ви́на порочит названием. Вкушал ли ты золотой сок с лозы из полночных отрогов Сорфъя́ллерне, почтенный? Тем вином Аскхаддгейрд славен громче иных городищ в землях юга.

– Вкушал разумеется – и не только его, – усмехнулся Уи́ннах, разглядев в отнюдь не костлявом домоправителе Брейги родственную себе душу и такого же знатока и ценителя доброго хмеля, – но прежде решим те дела, с какими отправил сюда нас владетельный Дэйгрэ.

Лицо домоправителя посветлело в радушной улыбке.

– Я понял, почтенный Уиннах. К Хвёггу ту нижнюю трапезную – пусть там сви́нари пьют! Накрою вам стол в Малом зале для пиршеств, как только закончатся речи с владетелем. Буду рад добросердечной беседе с тобой, если уделишь мне хотя б полвосьмины. А слышал ли ты о тёмном вине с самых южных островов подле Ардну́ра? Что ещё выревает в тепле и пахнет орехом и мёдом?

– Лишь слыхал… – усмехнулся Уи́ннах, хитро поглядывая на говорливого домоправителя, – а вот встречал ли ты выгнанное вино из диких слив с вишней, что бытует на юге Эйрэ и у наших соседей из бо́льхов и крва́тов там? Есть у меня непочатый кувшин под печатью, думал его уберечь на дорогу обратно…

– Почтенный – да была бы моя воля, я накрыл бы вам стол прямо в Красной Палате! – до ушей ухмыльнулся Костлявый, дружески положив руку послу на плечо, – жаль, наш ёрл не оценит такого… А слыхал ли ты о зимнем вине из замёрзшей лозы, что единственно здесь есть достойное?

– Как не слыхать? Но говорят, что не всякий владетель имеет его в погребах – столь редко оно нынче и дорого…

– Почтенный – это же твердь самого́ дома Скъервиров, а не двор постоялый какой-то на севере… – усмехнулся с хитринкой Костлявый, указующе вытянув палец ввысь.

– Эй, Снорра – ну-ка беги, отыщи Гейрхильд – пусть она отрядит девок накрывать на столы! – прикрикнул домоправитель попавшемуся на пути юному служке с корзинами овощей в обе руки, – да получше, слышишь? Пусть кладовые открыть не жалеет!

– Хорошо, почтенный! – подросток торопливо поспешил выполнять повеление, когда сопровождавший гостей говорливый Брейги Грáттиг повёл их к чертогам Хатхáлле.

Шедшие позади Уи́ннаха и старого Гайрэ послы ехидно посмеивались, слыша речи их вершнего с говорливым не в меру дейвóном:

– Гляди-ка – Нога себе брата родного сумел разыскать!

– Наверное в бочке одной их зачали!

– И там же и вырастили…

Тянувшие через двор к коновязям новую сбрую служки-дейвóны тоже ворчали себе в бороды, заслышав их разговор:

– Ты смотри, каждой бочки он издали запах учует…

– Ага, Скъервир он, как-же… Мамаша его была из Горного Камня в Помежьях – а дейвóнами там только днём называются, и пьют словно кони!

– Во-во! Они же Ёрвары вообще наполовину рыжие!

Послы направились следом за домоправителем через просторный двор Высокого Чертога, минуя растворённые двери конюшен и клетей, чуя порой на себе искосые взоры недобро встречавших их стражников из воинства ёрла. Вдруг шедший подле Уи́ннаха и Гайрэ родич Сегды – могучий и крепкий здоровяк Кернан Высокий – торопливо одёрнул товарищей за руки, кивком головы указывая им куда-то в сторону растворённых дверей.

Там, в тёмном проёме прохода, где суетился только что прибывший через другие ворота заго́н конных людей Скъервиров, какой-то простой воин в дорожных одеждах выводил из стойла осёдланного гнедого жеребца, ведя животное под узду и заметно прихрамывая на левую ногу.

– Глаз моей Гвервил не зрить, если это не он! – прошептал негромко Уи́ннаху родич Сегды, явно взволнованный.

– Да кто же он будет такой? – прервавший беседу с Костлявым Бычья Нога пристально окинул взором указанного ему человека с увечьем и вновь повернулся к Кернану, – откуда ты его знаешь?

– По коню я признал его – пятно у того на лбу приметное, не ошибёшься. Да ещё и хромота эта…

И повернувшись к старому Гайрэ продолжил.

– Помнишь, гаэ́йлин – когда твои родичи этим летом по торговым делам возвращались из дейвóнского Вейнтрисве́дде, то на самых Помежьях с союзными землями их какие-то разбойники к ночи едва не скрошили? Я тогда сопровождал твоего племянника Гийлина Худого с людьми – и хоть время было вечернее, тем гадам мы живыми без боя не дались.

– Было дело… – кивнул головой фе́йнаг Донег, внимая Высокому.

– А раз сходу они нас не взяли, и не смогли пробиться через круг из возов, то биться на кровь до последнего не решились, выползки – стеной копий мы их встретили славно – и ушли как и прибыли, только копыта во тьме застучали. Я ещё тогда одного из них в наголовнике хорошо заприметил: конь у него был с отметиной во лбу, словно яблоко справа надкусанное. И как он с прочими стал уходить, успел метальную пику вражине вслед бросить – но в запале попасть в спину смазал, и в левую ногу повыше колена вогнал жало выродку.

Хозяин Горячего Ключа согласно кивнул словам Высокого, ещё раз покосившись на скрывшегося среди стен дворовых построек дейвóна с хромотой.

– Верно, Кернан – так Гийлин мне всё и рассказывал. А потом ещё в ближнем от большака селище дейвóнские поселяне его людей бранью встречали, и их глава жаловался моему родичу, что а́рвейрны ночью на них конно из-за кряжа напали. Так Гийлин тогда насилу от них серебром откупился, и Бури Несущим поклялся перед самим их хондмáктэ, что мы невиновны в том деле – хоть сами пораненных в стычкевезли, и всякий на нас ту хулу мог подумать, будто это бы мы там дорогой разбойничали.

Старый фе́йнаг на миг приумолк, точно припоминая что-то.

– А потом уже как на постой наши люди встали, так племянник осторожно среди местных слово за слово все последние события стал выпытывать, что да как завчера было. Так выходило, что кроме того, как мечи и одежды у разбойников были а́рвейрнской выделки, да кто-то во тьме на нашем западном наречии пару раз крикнул, то самих их в живую никто и не видел. А хитрое лидело в ночи перекинуться в кого угодно?

– Верно, почтенный! – кивнул головой Кернан.

– Или мало ли у Къёхвара находится в услужении наших сородичей из бедных западных кийнов наймитами среди воинства, коим всё одно кого за серебро резать ибить? – Гайрэ вопрошающе смотрел на Уи́ннаха.

– Ну и дела… – родич áрвеннида поёжился, – стало быть… неужели же он сам это всё вершит…

И посмотрел на возвышавшийся перед ними Высокий Чертог.

– Спросить об этом у него самогó что ли напрямую – посмотреть, как Къёхвар на то себя держать станет?

– Тьфу ты, дурень! Даже думать о том позабудь! – одёрнул его Гайрэ за локоть, – оно-то быть может и верно… но мы сегодня за миром приехали – а не чтоб самогó ёрла в его же дому обвинить во всём этом прилюдно! Что тебе Сегда говорил?

– Да уж помню… – Уи́ннах исподлобья ещё раз кинул взволнованный взор на возвышавшийся прямо перед его глазами Высокий Чертог, – …что Къёхвар этот – Скъервир из Скъервиров.

– Может я и ошибся, почтенные – только страшно даже подумать, если взаправду это его рука прямо стоит за всем нынешним неспокоем, – Кернан подтянул пояс с ножнами, – а мы ещё думаем толковать с ёрлом о каком-то там мире. Всё одно, словно жаловаться на пожарище ветру, что его же и раздувает…

Высокие створы ворот широко распахнулись, пропуская посольство áрвеннида Эйрэ внутрь древней твердыни Хатхáлле.

У изукрашенной многоцветными дивными рисунками по резным в камне стенам лестницы, ведущей в верхние покои чертога, их встретил человек с небольшой светло-русой бородой и коротким волосом, перехваченным кожаным шнурком-перевязью вокруг лба – высокий и крепкий, на голову выше иных, одетый в прошитую крест-накрест рядами нитью серую суконную подкольчужницу поверх тёмно-синих свитки с поножами и выделанные мягкие сапоги. Он учтиво, хотя и бесстрастно холодно преклонил голову перед прибывшими издали гостями, и призывно махнул ладонью, указав следовать за собой.