…Но Буря Придёт

– Такой как и ты… Говорят так достойные люди, чьему слову я верю. Я-то тоже и знать не знавал, кто есть этот Храфнварр, лишь Ан-Шор месяц как рассказал. Был он лучшим среди ратоводцев в тех южных уделах – может лучше за Въёрна или Рауда из их семейства, будь сам вершним таким же большим воинством – и уж год как возглавил защиту всего ходагейрда. Знаю я, что сидеть он не думает даже, дожидаясь когда мы нагрянем, а готовит их воинство дельно. И с таким тяжело нам придётся противником…

– Может так… А что в самой Винге творится? Я за лето и осень немного вестей получал от лазутчиков с пленными, уходя каждый день от погони.

– Увидев, как Скъервиры резко ослабли, многие орны притихли – и не рвутся к войне так как прежде. После гибели Стейне его сын Вигар вряд ли прочно воссядет в Хатхалле. Он пусть и его единственный прямой потомок, но этот мальчик болен и слаб – и умом явно тоже некрепок, как молвят. А иных малолетних наследников от ёрловых братьев кого сам же Коготь оттёр от высокого места, а кого твои вороты в Шщаровы норы в час Огненной Ночи отправили скопом… Все скригги семейств в час Большого Совета домов объявили, что править будет этот немощный сын Къёхвара под присмотром из лучших людей всех семейств, пока не войдёт позже в зрелые годы.

Тийре умолк, отхлебнув из кубка вина, и заел его стывшей уже мясной кашей.

– Но к чему нам гадать, кто там ёрлом воссядет из Скъервиров? Не они так опасны теперь, даже с Когтем за старшего в доме. Не они…

– Так ты хочешь сказать… – начал было Áррэйнэ, оторвавшись от каши и подняв свой взгляд на товарища.

– Верно! – Тийре по взору товарища понял, что тот сам узрел мыслью всё сказанное, – кто всегда – а теперь и на деле – были и есть защитники Дейвóналáрды? Кому все семейства дейвóнов доверили власть над их воинством после гибели Къёхвара? Кто самый опасный для нас противник – и прежде, и сейчас в час раздора тем больше?

– Орн Дейна… – спустя мгновение произнёс Áррэйнэ, – Несущие Его Кровь.

– Так. Лев. Всё верно.

Тихо сидевшая около окошка Майри в этот миг снова вздрогнула, и девичьи пальцы впились в толстую ткань подола на поджатых коленях, когда она издали расслышала, что молодой áрвеннид и Лев А́рвейрнов говорят о её родном орне. Сердце дочери Конута почуяло опасность.

– Нет, и не бывало ещё у нас врага опаснее чем их дом. Они потомки самогó великого Дейна, его прямая кровь пятнадцать веков спустя. И с тех времён это лучшие воители Дейвóналáрды, свой хлеб от рождения и до смерти они пожинают мечом. Их скригга теперь облачён полной властью в военных делах – и боюсь, после гибели Къёхвара больше никто не даст всяких дурных повелений с советами как следует ратоводствовать тому, чьим ремеслом его и его предков уже вторую тысячу лет была война.

Тийре на миг приумолк.

– Пусть дейвóны уже не одно столетие враждуют с нами – но даже я с детства преклонялся перед этим славнейшим семейством воителей севера. Век назад а́рвейрны столкнулись с ними в Великую Распрю – и как знать, сохранилось бы Эйрэ, если бы не мужество Клохлама? И вот теперь…

– Теперь они и есть та самая большая для нас опасность, – закончил его слова молчавший прежде Áррэйнэ.

Тийре согласно кивнул.

– Знаешь, Лев… Когда орн Къёхвара был почти поголовно повержен тобою под Гъельбурсти-гейрдом, и кони áрвейрнов уже стояли под пылающей Вингой – я решил было, что чудом по воле богов и твоей невероятной удачей война завершена, что оставшиеся из родни ёрла с прочими скриггами, дабы окончательно не погибнуть запросят у нас мир, чтобы спасти страну от твоих губительных воинств… и от руки непримиримого Борны тем более.

Но вот же я дурень набитый – совсем позабыл тут про тех, кто с самых давних времён были защитниками Дейвóналáрды и всегда обороняли страну от врага. Никогда ещё Дейнблодбéреар не сложили оружия в страхе перед любым, даже много более сильным противником. Они всегда сражались до победы, не взирая на лишения с жертвами, с неслыханной яростью и всем их умением. Ты сам хорошо знаешь, кто таков Эрха Древний – и чем он грозен ещё со времён Великой Распри.

Áррэйнэ задумчиво крутил в ладонях пустой уже рог, отгоняя от себя нахлынувший хмель и сосредоточенно думая обо всём том, что сейчас говорил ему áрвеннид.

– Верно – мы полностью выбили дейвонов из Эйрэ и половины союзных земель, и твоим дерзким наскоком едва не взяли Вингу; наши загоны берут вражеские города по всему востоку и движутся во главе с Борной всё дальше в их земли… а я по-прежнему опасаюсь именно их.

– Нет в этом странного, – Áррэйнэ уселся удобнее на скамье, расстегнув завязки тесного ворота рубахи под тяжёлой простёганной верховни́цей, – я сам поначалу решил, что удача всегда будет преследовать меня – и с ходу задумал взять Вингу, чего не удалось даже всему воинству Уннира у Аг-Слéйбхе весной. Хорошо ещё, что Оллин сумел остудить мой запал прямо там у пылающих стен, пусть я поначалу и посчитал его трусом – иначе не знаю, говорил бы с тобою сейчас, если бы слепо ринул наши четыре мор-лóхрэ прямиком в ходагéйрд. Спешка дело дурное, как учил нас Ан-Шор.

– Помню.

– Но это не значит, что я отступлюсь… – добавил Лев глухо, глотнув ещё немного пьянящего напитка из рога – ощущая, как пламя течёт среди крови по жилам.

– Так что ты предлагаешь, Тийре?

– Вот слушай. Дубильщик, насколько это возможно в час распри, снова наладил-таки хоть какой сбор вестей о всём том, что происходит в землях дейвóнов – и через наших лазутчиков, и через тех немногих а́рвейрнов, кто прежде гостил по ремесленным и торговым делам в Дейвóнала́рде и уцелел подчас всех тех событий с резнёю – кто скрытно перебирается через Помежья туда и обратно не взирая на опасность, или пересылает нам сообщения с птицами. Не всё же через одних только пленников дознаваться – а должны же мы знать, что там делает враг?

– И много вестей получает твой главный лазутчик?

– Вот не поверишь – с избытком. Сам удивляюсь, как много сторонников Бейлхэ нашлось для него во владениях ёрла.

– Скорее врагов самогó Стейне и его семейства… – невесело ухмыльнулся сын Ллура.

– Может так и вернее. И вот что хочу я тебе рассказать, – Тийре привстал, приблизившись всем телом к сидящему напротив Áррэйнэ, и отставил в сторону полупустой кубок, – ты ведь за лето ни разу не встретил их кóгуры под рукой самогó Эрхи, верно? Ведь прежде старик сам возглавлял и водил воинства, не взирая на возраст.

– Ага, не встречал. Его дом бросил за нами в погоню не одну тысячу конных – сам Бурый с роднёй вёл войска, что хотели отрезать дороги на юг и восток. Тот же их Скороногий всю осень не сходил с нашего следа, вражина, ни дня отдыха нам не давал.

– Наслышан о нём я. Опасный противник…

– Так и есть. Но и мы его воинству крови немало пустили в той сшибке на мосту через Широкую, как у Брейдайнгéйрда из кольца прорывались, где он загнать нас хотел своими железнобокими к топям. А и вправду – где всё это время был скригга их орна?

Майри напрягла слух, пытаясь издали уловить, о чём двое врагов поведут речь теперь.

– Вот то-то. Я узнал… – Тийре наклонился поближе, – …что самогó Эрху нежданно сразил летом сильный недуг, приковав скриггу к ложу.

– Вот как? Удар его хватил? – приподнял брови в удивлении от услышанного Аррэйнэ.

– Так говорят. Чего бы глупцы про него языком не мололи, что мол Эрха бессмертен – но он действительно стар как никто из живущих. Сколько ему уже – сто тринадцать зим вроде бы?

– Вроде так, если правду о нём говорят летописцы… – Аррэйнэ что-то обчёл на костяшках ладони, зевая от хмеля с усталостью.

– Даже в моём роду стариков таких не было в это столетие. Лишь младший брат Хуга дожил сам до сотни с пятью. Даже Борна с почтеннейшим меньше на свете живут, чем он сам – переживший всех собственных внуков, старейший из всех среди смертных.

– Так и что с ним? Какие известия?

– Говорят, наш нежданный ответный удар, появление Стремительных Ратей в самом сердце Дейвóналáрды, сожжённый чуть не дотла ходагéйрд и гибель всех посланных на Аг-Слéйбхе загонов враз подкосили его. Он – величайший из воителей Севера за два минувших столетия – верно не ожидал такой роковой неудачи, едва не обернувшейся гибелью всей их страны. Верно, он просчитал для скорейшей и лёгкой победы дейвóнов над нами в войне этой всё… кроме тебя, Аррэйнэ.

– Да и тебя, кто все кийны сумеет собрать в один прочный кулак в час безвластия поперёк его замыслов, навряд ли предвидел старик, – добавил сын Ллура, – но он, значит, всё ещё жив?

– Да, пока жив. Но с тех пор Древний больше не покидает их тверди на Круче. Здоровье у Эрхи подкошено – хоть как молвят, он в ясном рассудке, и по-прежнему скригга их орна и глава всего воинства ёрла. Но сейчас он прикован к постели болезнью и не садится в седло, чтобы вести войска в бой и быть подле загонов.

– И он всё время находится в Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн, откуда и вéршит делами… – Áррэйнэ внимательно, неотрывно смотрел в глаза Тийре, своим взором давая понять, что постиг ещё даже не высказанную тем потаённую мысль.

– Верно. Сейчас, как настала гнилая пора дождей с грязью, ни мы, ни дейвóны не ведём никаких сражений – кроме как затянувшейся осады нескольких их стерквéггов и двух больших городищ на юге. Тверди прочные, запасов полно, и без долгой осады они вряд ли так быстро падут – но с этим там справится и младший внук Борны, Килух – послал я его старику на подмогу седмину тому. И пока не ударят морозы, на Помежьях так тихо и будет. Но никто…

– …никто не будет нас ждать прямо сейчас, в самую бездорожную непогодь, – завершил его слова Áррэйнэ.

– Так! И вот что мне Гулгадда люди теперь донесли среди свежих известий, послушай… Даже не знаю, кто такой соглядатай нашёлся, кто разузнал это в самом логове у вражин? В эту пору затишья многие дейвóнские ратоводцы и все военачальники Дейнблодбереар соберутся у ложа старого Эрхи на военный совет – как действовать дальше, куда повести их загоны зимой и не допустить ещё одного прорыва нашего воинства в сердце Дейвóнала́рды, прежде чем они нанесут ответный удар по землям Эйрэ, собирая на то уже свежие силы.

– На Круче? – кратко спросил у владетеля Аррэйнэ.

– Так. Укрепь потомков Дейна далека и от Винги, и от Помежий – и лежит на севере в отдалении от больших торных дорог. Сильного воинства в ней сейчас не стоит, когда большинство их мужей топчут поля на востоке и юге. И хотя эти стены крепки…

– Но мы можем их взять – одним сильным внезапным ударом… – закончил за друга его мысли Áррэйнэ.

– Никогда потомки Дейна не сложат мечи, прежде чем не добьются полной победы над нами – чего бы им это не стоило. Лучше воевать с десятком Къёхваров, чем с одним этим орном воителей во главе с самим Эрхой – величайшим из ратоводцев наших времён. Пусть нам сейчас волей богов выпала удача в сражениях – но долго ли будет так, когда растерянность его пройдёт и недуг он поборет? Хватит ли нам сил противостоять всему его опыту первейшего среди воителей?

Но если же наша задумка удастся – тогда дух дейвóнов будет разом преломлен. Не станет древнего семейства Дейнблодбéреар – и у их народа не станет больше того храброго и воительного сердца, что ведёт их века сквозь многочисленные раздóры и вóйны. Тем мы одержим такую победу, какой не удалось достичь даже Клохламу при его жизни. Но дело это непросто…

– Ты ведь был однажды в их укрепи, Áррэйнэ? Так ты рассказывал? – спросил Тийре через пару мгновений молчаливой заминки, когда лишь взгляды друзей говорили за них их сокрытые мысли.

– Да – хоть и было это в далёком детстве. Помню каждую стену и клычницу, которые видел там в Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн – ведь почти всех их в тот год починяли моего отца люди.

– И самогó скриггу их может быть видел? – полюбопытствовал Тийре.

– А то… Как тебя вот сейчас! Говорил даже с ним…

– Да ну? Расскажи-ка! – в глазах владетеля загорелся огонёк любопытства, – я хоть и был сыном áрвеннида, но ни разу не повстречал старика при дворце у отца, когда Эрха ещё приезжал к нам с посольством от ёрла.

– Мне тогда девять лет где-то было, когда скригга их нанял наш кийн починять обветшалый стерквéгг дома Дейна. Уж казалось бы кто – первейший враг áрвейрнов – и тот не абы кого, а лучших мастеров-иноземцев предпочёл выбрать, чтобы укрепить и обстроить родовой оплот – и на оплату не поскупился. Два года тянулась там служба моих родичей. А в конце второго лета я его и увидал, когда он вместе с Ллуром обошёл и осмотрел самолично все стены и клычницы, как по чести́ мы работу исполнили, прежде чем рассчитаться за наши труды серебром.

Аррэйнэ смолк на мгновение, съев ложку каши с тарелки, и запил вином.

– Я сидел на лесах, конопатил извёсткою щели, и костры там поддерживал у свежей кладки для сушки – и неподалёку его увидал, как с отцом они шли. Статный старик – могучий и гордый, со взором как у орла – но с лица добрый, улыбчивый. Сама кровь Дейна, иначе не скажешь. С Ллуром степенно вёл речи на равных, расспрашивал всё и о нашем семействе, и о том где какие строения мы возвели. Говорили они о торгах, урожаях, настроениях люда и прочих маловажных казалось событиях в Эйрэ и при Высоком Кресле – что и как у происходит в Аг-Слéйбхе. И по-простому так – и в то же время всё подмечая, словно прозорливо запоминая все дела и события. Верно, и так это он в разговоре расспрашивал, как с ровнею с нами общаясь, и как первый воитель всё разузнавая, выведывая подспудно о бывших противниках.

Тут племянник Ллура Тадг Заяц окликнул меня – поднести поживее для старших с возов одну снасть. Старый Эрха услышал то – и когда я возвращался бегом через двор, ненароком к себе подозвал. Посмотрел на меня пристально и спросил по-а́рвейрнски – кто отец у такого шустрого мальчишки, и не страшно ли мне гостить тут, в главной Дейновой тверди Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн?

А я недолго думая в ответ ему вставил по-ихнему, как умел – речь же я хорошо ещё помнил – что мол, вот он, отец мой – перед ним. А что на второе – так а́рвейрны и в пору Клохлама не страшились дейвóнов, и теперь не боятся их – иначе не стали бы упрочнять и отстраивать неприступную твердь для своих прежде первых врагов, если бы не могли её взять позже приступом.

Вижу – Ллур обомлел от моих слов, покраснел весь и шепчет сердито: «чего ты, Áррэйнэ, позвонишь меня перед хозяином?» А старый Эрха рассмеялся беззлобно и сказал, что на правду не гневается, если так оно есть. А потом сорвал с ветви на дереве спелое яблоко и мне в руки дал. Я же даже не попрощался с их скриггой – лишь благодарность ему буркнул, то медовое яблоко жуя во весь рот – и прочь побежал, чтобы Ллур за такую дерзость мне уши не накрутил. Так нет – обошлось, как остыл старик к вечеру, и серебра получил за труды от хозяев немеренно, – Áррэйнэ шутя хлопнул себя пальцем по левому уху.

– А может пришил тебе Коммох потом их? – арвеннид потянулся к ушам друга детства, – дай проверю?

– До тебя уже кое-кто тою подковою пробовал! – отмахнулся Лев Арвейрнов, – вот как я был в Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн, раз спрашиваешь – но помню ту пору как нынче. Это прочная твердыня для долгой осады с подкопами и обстрелом огнищами, которую не взять быстрым приступом, подобраться неприметно не выйдет. И воители, что в ней рождены и стерегут эти стены – не овцы трусливые. Но… – он не договорил, умолкнув и вертя между пальцев в ладонях осушенный рог.

– Страшишься, Лев?

– Всем ям змея не миновать. Страшусь, конечно – пусть я и зрящий сквозь смерть… – ладонь его на миг сжала нашейный знак Пламенеющего, подобный которому свисал и с шеи смотревшего на него друга детства.

– Никто прежде не совершал подобного… – левая рука сына Ллура с силою стиснула резьблёную оковку рога, впившись пальцами в его изукрашенные серебром и железом костяные бока – точно пытаясь сломать, – в эту пору в выправу идти – холод и голод.

Аррэйнэ смолк на мгновение, хмуря брови в раздумьях.

– В самую мокрую непогоду и грязь накануне зимы… Ни дорог, ни полей прямоезжих теперь не найти, ни травы для коней. И укрыться от вражьего взора и слуха по голым лесам без листвы тяжело, огня разжечь без опаски как летом нельзя. И по речным бродам в ледяной воде надо нам и коням без просухи мёрзнуть, пока лёд не встал прочно…

– Верно, Аррэйнэ.

– А до тех краёв надо пройти так стремительно, как никогда ещё прежде, позабыв про сон с отдыхом.

– Если ты невозможным это дело считаешь… – начал было Тийре.

– Нет… – оборвал его Áррэйнэ, резко мотнув головой, – возможным!

И сын Медвежьей Рубахи увидел, как в глазах его друга вспыхнул тот прежний, запаленный в зареве горящего городища в Ночь Смерти огонь.

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ВТОРАЯ "…ТЕ, КТО МНОГО СМЕРТЕЙ ПРИНЕСУТ БЛИЗ СЕБЯ…" Нить 16

Полыхнула как острое лезвие вспышка небесной стрелы, и раскат побежал над застывшею гладью Глеанлох, во тьме наступающей ночи как рокот звуча перекатом меж бурр тверди Конналов. Ненастье шло чёрною тучей с заката, уже окропляя долину у озера первыми каплями ливня в ночи.

– Дурной знак, тётя Эмер – гром перед самой зимой? – оторвалась от игл и нитей уж зевавшая Луайнэ, вороша в очаге угасавшие угли и дунув на свечку, освещавшую труд сестры Этайн. Дочь хозяина тоже убрала полотнище, из которого прежде кроила куски на рубаху.

– Может быть… – лишь уклончиво молвила той пожилая сестра дегтяря, смотав пряжу на локоть и подав племяннице, – знак богов ещё нужно узрить, вразуметь его смысл, постичь то, что предчертано ими.

– Ты ведь зрящая тоже, почтенная? – вдруг спросила у той дочерь Кадаугана, глядя в глаза тёти Луайнэ.

– Лишь чуть-чуть, гэйлэ… Может Праматерь хранила всю чашу не дать ту испить, чтобы взять эту силу как оные, – Эмер воззрила на Этайн, повернувшись к той вполоборота.

– Можешь прозрить мне? Прошу…

– Что-то чуешь дурное ты, гэйлэ? Или просто узнать, что грядёт тебе вскоре?

– Неспокойно чего-то… – дочь фейнага Конналов вздрогнула, глядя на резкие отблески света, когда молнии били над озером, разрывая тьму ночи как нож разрубает полотнище, уходя на восток до Рябиновой Кручи – и дальше, до скал перевала ближайшего кряжа сквозь Ан-меан-слейбха – к горе.

Эмер взглянула на угли в печи, на их рдеющий блеск.

– На огне не способна прозрить, нету силы на это. Но на крóви могу.

– Погоди, тётя Эмер – я курицу нам изловлю для такого! – Луайнэ было вскочила на ноги, устремляясь бежать из покоев на двор. Но сестра дегтяря повелительным жестом велела той сесть.

– Пусть живёт уж несушка до празднества. Есть сильнее гадание. Нужно из озера сколько воды взять своею рукой тебе, гэйлэ.

– Я сама принесу! – подскочила вновь Луайнэ.

– Говорю же – своею рукой. Не тебе же предсказывать буду… Только кто тебя выпустит ночью из укрепи, Этайн?

– Будто не знает она, как пробраться до озера мимо всей стражи тут, тётя! – хохотнула с усмешкою Луайнэ, но заметила взгляд сестры и осеклась.

– Принесу. Дождь не пламя, обсохну…

Этайн резко поднялась и чуть не бегом понеслась из покоев чертога на двор, где за стенами кадарнле рядом лежали озёрные плавни густых камышей и аира.

– Вот. Достаточно?

Мокрая в ливень до пят Этайн тихо прошла к очагу, и протянула в ладони сестры дегтяря небольшую глубокую плошку, доверху залитую мутной водою из озера.

– Хватит прозрить. Только…

– Что?

– Не одна лишь вода мне нужна… Ты же крови боишься ведь, гэйлэ. Чужой ещё ладно, а вот от своей враз сама не своя ты становишься.

– Хозяйка, та язва из Модронов, про тебя ещё в детстве болтала, что ты даже не то, что родить – с мужиком лечь впервые от страха не сможешь! – поддакнула Луайнэ, – может не стоит тебе прорицания спрашивать?

Этайн сжав губы мотнула своей головой, и сурово воззрила на смолкшую дочь дегтяря.

– Пусть боюсь… Но так нужно.

– Дай ладонь свою, гэйлэ. Будет больно – но ты потерпи…

Пока Луайнэ кутала Этайн в сухую накидку, вытирая той волосы, Эмер взяла ладонь девушки в пальцы, и отточенной острой иглой точно жалом ударила в кончик мизинца. Дочерь фейнага Конналов стиснула зубы, и в волнении молча взирала на то, как багровые капли стекали по краешку плошки в холодную воду Глеанлох, сливаясь с их тёмной волной, когда плошка дрожала в ладонях её, замерзавшей от холода.

– Глянь туда, гэйлэ – а после дай мне.

– Что сказали они, тётя Эмер? – Луайнэ тоже с волнением ждала ответа богов для сестры.

Эмер долго молчала, взирая в кровавую воду, болтая её в узкой плошке, взирая на нечто, что видела в той круговерти.

– Нить иная прочна, твёрдо свита – но столь много острейших ей ножниц предчертано встретить, что не знаю, насколько той прочности хватит там, гэйлэ… – вздохнула сестра дегтяря, подняв взгляд на дочь фейнага.

Этайн вздрогнула – не от озноба.

– Вправду беда его ждёт?

– Разве нет? Он из тех, кто проходит по краю, по самому лезвию жизни – ибо должно так быть, таков рок его доли, в том месте в то время, как нынче. А вот вам…

– Что, почтенная?

– Что быть может напрасно ты ждёшь наступления лета, дочь Кадаугана. Не овить ваши руки на свадьбе невестиным поясом, гэйлэ – ни здесь, ни сейчас, ни быть может потом…

– Что узрила ты, Эмер? – спросила её вопрошавшая.

– Может встанет меж вами иная – кто судьбы не даст исплести воедино. Кто разделит вас прочно, как клин рассекает полено надвое, не дав их свести в одно целое.

Этайн застыла на месте.

– Кто то будет – ты можешь прозрить мне?

– Да – скажи, тётя – имя той сучки ты можешь прозрить нам? – поддакнула Луайнэ, вспыхнув как пламя, – я ей волосы живо прорежу, той выскочке влезшей! Кто она, и откуда?

– Моложе? – спросила негромко у Эмер застывшая Этайн.

– Кто знает? Быть может и так… – тётя Луайнэ снова взглянула в кровавую воду, – а быть может такая, кто вас двоих будет сильнее, красивей, опаснее… кто в руке своей держит десятки судеб, нити чьи заплелись в один узел столь прочно – что быть может нет силы его расплести никому…

Эмер отставила чашу на стол и взяла в свои руки моток изготовленной пряжи. Сестра дегтяря закрутила его в два витка, затянув посильнее свернувшийся клок тонких нитей – и подала дочери фейнага.

– Попытайся, быть может получится, гэйлэ… Попытайся расплесть его – как было прежде.

Этайн взялась за сплетённую скрутку, тщетно рвя перевившийся узел ногтями, закусив от волнения губы. Порез в пальце опять закровавил, марая светлевшую шерсть алым кропом сочившейся крови.

– Иной раз судеб узел нельзя расплести нам никоею силою, гэйлэ, – Эмер подала дочери Кадаугана острые ножницы, разведя их железные жала.

– Лишь разрезать…

Прежде вдруг охвативший её сердце страх так же резко пропал. Вместо него пришла ярость, а уши отказывались верить тому, что было услышано здесь и сейчас. Эти двое молодых а́рвейрнских волков спокойно сидели в каком-то десятке шагов от неё, и как на грядущем совете обсуждали неслыханное – истребить весь их орн, перебить её родичей, начиная со скригги – теперь хворого и беспомощного! И она, в чьих жилах с рождения тоже текла эта кровь, слышала ими замысленное – и не могла ничего сделать – бессильная и одинокая, очутившаяся в неволе среди чужой земли женщина…

Внезапное озарение, ниспосланное не иначе самим Всеотцом, точно вспышка Его полыхающей жаром огни́стой стрелы вдруг зажглось в её сердце. Нет – не бессильная!

Стиснув в пальцах под тканью скрывавшей его от всех взоров нательной рубахи родительский знак громовых стрел Горящего, Майри вдруг поняла, для чего Всеотец сохранил своей дочери жизнь, не дав вражьим мечам и петле оборвать её вздох, когда обоз старого Освира разгромили в лесистых уделах Помежий, а конь сломал ногу на спуске во время поспешного бегства к ближайшему городищу. После стольких месяцев отчаяния и утраты надежд на свободу дейвóнка внезапно прозрела, для чего нужно было пройти через эти невзгоды: чтобы будучи здесь – в плену в сердце Эйрэ в само́м их ардкáтрахе – очутиться вблизи с ничего не подозревавшими двумя опаснейшими врагами дейвóнов – этим молодым, но яростным и опасным воителем-áрвеннидом из рода Бейлхэ, и с самим Львом А́рвейрнов – убийцей её кровных родичей, страшнейшим из противников её народа, превзошедшим самогó Каменную Руку. Чтобы очутиться совсем рядом с ними, не подозревающими ничего о том, кто такая она – и…

«Вотин, хвала тебе!» – в мыслях обратилась она к Всеотцу с благодарностью, – «спасибо, что ты привёл меня! Если ты не забрал мою жизнь в прошлый раз – то бери её нынче! Я готова!»

Взор её торопливо метнулся по всем сторонам погрузившихся в сумрак мерх-а-сьóмрах. Майри торопливо смекала, как ей содеять задуманное. Одна была одна – слабая женщина – против двоих крепких мужей, опытных воинов и убийц, и ничего не сумела бы сделать с обоими сразу пустыми руками. Но Всеотец всём даёт по нужде – и сейчас она будет не безоружная…

Глаза её впились в расписное широкое блюдо на дальнем столе у другого окна, доверху заваленное яблоками и сливами, осенними плодами с которого угощались все в девичьих. Среди их желтоватых бочков точно молния в отблесках свечек сверкнуло изукрашенное узором извитой травы по железу короткое лезвие с резной рукояткой.