…Но Буря Придёт

– А то совсем от бескровицы ведь ослабеешь! Не дома сейчас мы, чтобы ты еле жив сам болтался в седле! – сурово корил его лекарь, перевязывая чистой тряпицей зашитую рану с оттоком, – с чего тебе вдруг запекло помахаться с дейвóном железом? Разговорили бы мы мохнорылого углем по пяткам – кто он да откуда – и голову с плеч. Не юнец ты какой уже, чтобы силу с кем-попало испытывать, Ард-Брен порази тебя, дурака!

Áррэйнэ пожал плечами, пробуя сгибать перевязанную по локоть руку.

– Даже не знаю, с чего вдруг решил сам так, Кехт… Не собирался живым я его отпускать – не дурак же, всех нас выдавать людям ёрла. Не зря же мигнул я для Молота, даром что клялся…

– Так зачем это всё ты устроил?

– Дал надежду ему. Умереть без надежды не знаю какому врагу пожелать…

Он умолкнул на миг, глядя прямо на выросший холмик земли на поляне.

– Может нужно так было… Словно шепнул кто-то мне прямо в сердце, что я должен сразиться с ним – точно с собою самим – не боясь и не отступая. Словно убить его надо мне было своею рукой – или же пасть от его.

– Вот же дурень из Килэйд! И хвала Трём, что не пал! – Кехт сурово ворчал, озирая повязку – не кровавит ли рана из-под неё, – всё равно глупо было то, Лев… Не тебе первее нас свою голову класть просто так, когда до их логова меньше дня хода – а ты вздумал чего-то с ним биться один-на-один, точно вы бабу или наследство не поделили! Головой ты хоть думал, старшой?

Áррэйнэ не ответил, молча глядя на свежую горку земли под корнями замшелого дуба, и слушал как снова беспечно поют возвратившись в их гнёзда пернатые птахи – словно и не забрала кого-то недавно здесь смерть.

– Как его звали – узнал хоть? – вдруг вспомнил уже уходивший прочь лекарь, вновь обращаясь к их вершнему, – назвался он перед кончиной?

– Узнал.

– Так как хоть?

– Рёрин… Рёрин сын Хекана из дома Эвар.

– Рёрин, говоришь? Это же… Гляди-ка, как боги вот шутят порой… – усмехнулся вдруг лекарь чему-то.

– Быть может… Никогда они к нам не добры… – прошептал вдруг под нос их вожак, глядя вдаль точно сквозь непроглядную мглу в пустоту.

– А храбрец он был всё же – недаром про мать крови Дейна сказал… – буркнул Кехт Тощий из Муир, обтягивая пояс с ножнами поверх зелёной обивки чешуйницы, – и всё одно – ловко ты левой его заколол, а? Так ведь метко уцелил под щит!

Аррэйнэ не ответил. Ещё раз взглянув на укрывший соперника холмик земли он пошёл прочь с поляны, отыскав навязанного неподалёку Ветра и на ходу отдавая людям приказы поскорее сворачивать стан и выправляться на запад. Двигавшиеся впереди дозоры уже донесли через гонцов свежие вести, что прямой путь на Вингу открыт.

Трепетал на ветру стяг семейства Маэннан – на лазоревой сини черневшая круча с белевшею шапкой снегов, с коей вниз ниспадали две нитки потоков, дающих начало великой реке, полноводной Гвин-эбайн. Пять десятков воителей конно уже отходили на юг, покидая обоз их загона, что медленно двигался вдаль на восток.

– Возвращайся скорее к нам, папочка! – обняла возглавлявшего конных девчушка пяти с лишним лет, на прощанье целуя отца.

– Я вернусь к вам. Лишь только на полдня отъеду к Холодному Лбу, как просил меня фейнаг из Западных Ниалл. Вместе в укрепь приедем к закату, клянусь.

К мужчине прильнула жена. Если он вместе с дочкой был темноволос, взяв кровь матери с юга из Кромдех и то передав и ребёнку, то супруга с лица походила на жителей севера, где дом Инбер смешал свою кровь с покорёнными брузгами, став столь светлыми как и дейвоны у круч Стейнхаддарфъяллерне.

– Сердце чует неладное, Родри. Прошу – ну останься ты с нами…

– Не бойся – людей тут достаточно с вами останется. Я за вами вернусь, лишь управлю дела, что поручены.

Мужчина приобнял жену, прикоснувшись к её лбу своим, волос к волосу. Кровь его взяла верх в принесённой ей дочери. Может быть, если Трое дадут им и сына, тот будет весь в мать, столь же светл – так ему вдруг подумалось в это мгновение.

– Жди меня, Бранвенн. Я скоро. Все вместе доедем до укрепи к вечеру…

Подстегнув скакуна он возглавил загон, устремляя людей его дома на юг, где стояла покатая круча Холодного Лба – не заметив того, как с соседней вершины на севере чьи-то глаза наблюдают за тем, как ослабший обоз точно слизень ползёт раздорожьем к востоку.

Виле́ц пал из ладони под стол вместе с ку́сом зажаренной дичи, и проворная кошка как тень устремилась туда, ухватив в свои острые зубы добычу как рысь куропатку. Глухое урчание лишь раздавалось в тиши́ из-под скатерти, пока жена фейнага подле супруга сидела застыв, онемевшая.

– Что – потаскухи той сын стал владетелем?! – обычно спокойная Гвенол Ардэ из Модронов вспыхнула, отодвинув ладонью тарелку с зажаренной уткой, – ну времена! Скоро кланяться будем сапожникам с золотарями…

Гонец от горы лишь учтиво кивнул, обращаясь к главе дома Конналов, кто отлив приношением Трём выпил чашу, помянув всех ушедших внезапно мужей дома Бейлхэ с минувшим правителем.

– Почтенный – чего передать мне владетелю Эйрэ? Достойный хранитель печатей ждёт слово твоё и всех данников вашего дома.

– Присягаем, – ответил глава кийна Коннал взволнованно, – и передай, что у нас тут уже… в общем, прибыли гости от Скъервиров. Ждём его воинства в скорые сроки, как отцом его было обещано – а то сам видит, дело паршивое… И это лишь Ёрваров первые силы, а вскоре придут и другие дома мохнорылых с союзными землями.

Гонец несогласно мотнул головой.

– Не придут войска вовсе. Море Травы к нам пришло на восток. Там сейчас…

– Вот же… Мать их! – фейнаг Конналов смолк, потрясённый дурными вестями.

– За горами пожарище, дрянь там дела. Так что ты тут, почтенный, сам должен гасить это пламя как сможешь. Владетель всё войско увёл за хребет бить кочевников.

– И чтобы башку там свернул он себе, потаскухино семя, – с холодною злобою молвила Гвенол, взяв новый вилец из рук служки.

– Тише ты! – шикнул муж ей, – он ведь всё-таки арвеннид наш, а не конюх как прежде… Все дома присягнули на верность ему как вождю крови Бейлхэ.

– Хорошо же он начал правление – казнить родича нашего! Крови Модронов после проклятого Домнала в Эйрэ осталось наперечёт.

– Троих лучше хвали, что не сделал он с вами огулом как с…

– Знаю! – Гвенол на миг побледнела, девочкой помня ещё те ужасные годы раздора меж многих домов – помня тех, кто стал первым с конца.

– Как там брат Гвенол кстати – и вся их родня? Или их Тийре тоже… того?

– Да все прочие живы, почтенный. Гваул куда-то бежал из ардкатраха, твой дядя Килид ему присягнул, гэйлэ – а…

– А на севере что хоть творится? – перебил гонца Кадауган, не дослушав.

Гонец торопливо рассказывал прочие вести, что нёс от горы. Фейнаг хмурился, быстро вникая в события.

– Вот умёт… Просто трижды умёт! Снова нам в одиночку держать силы ёрла. Так Фиар ушёл на восток со всем воинством?

– Все до единого. Племянники все твои там же.

– Шщаров хвост! – он обернулся к слуге у дверей, – Конлойх – живо к Аэдану в Каменный Холм!

– Да, почтенный! – кивнул головой тот.

– Передай ему – всех мужиков пусть поднимет, всех коней – и выходят в союзные земли к тем нашим, кто верен присяге. Овёс и зерно пускай косят зелёными – лучше так для скотины ссушить, чем оставить противнику. Врага лучше держать вдалеке, а не близко его подпустить, как дед сделал по глупости… А то снова лягушек жрать будем в осаде.

Он обернулся к жене, доедавшей зажаренный бок оленёнка.

– Знаешь, гадость какая… без соли когда?

Брезгливо поморщившись Гвенол рассерженно сплюнула на пол, вытерев рот рукавом аксамитного платья – и проворная кошка опять завладела добычей, довольно урча под столом, возликуя обильному пиршеству подле хозяев.

– Трясучка проклятая… Снова колотит… – глава дома Конналов зябко закупался в шкуру медведя, бледнея как мел, – мне бы в седло как когда-то… ведь самое время.

– Брат твой справится?

– Должен… Аэдан толков в ратоводстве.

– Тогда что беспокоишься? Ты здесь нужнее – как глава дома собрать наше воинство и снарядить, созвать данников всех, приготовиться к худшему.

– Сплюнь, дурная!

– Смотри уж – одни мы теперь тут. Даже дом Донег все силы увёл на восток. А сюда идут тысячи копий дейвонов с самим их владетелем.

– Что же нам – сдаться ёрлу? – нахмурился фейнаг.

– Зачем? Говорить, если нужно – и быть сильными перед противником. Сильных слушают. Слабых сжирают, как знаешь…

– Стейне любого сожрёт, не подавится. Он из тех, кто всю власть любит я́вить, врагов раздавить, стереть с пылью… К мольбам он как камень тот глух.

– Вот пусть Тийре и думает, раз он владетель уже, а не конюх – как и Запад ему защитить в этот час. Мы что можем, то в силах исполним в защиту, но Конналов дом тут один.

– Есть ещё и брат Айб там на севере. Он нас поддержит.

Гвенол скривилась – как всякая женщина слушать не жаждучи здесь имя той, кто когда-то была тут в Глеанлох хозяйкой ещё до неё.

– Пыль перед воинством ёрла твой Ллугайд… И потом – этот Сердце из камня и дочерь родную не пощадил, так чего уж тебе помогать будет он, кривоглазый? А тот конюх надолго увязнет в восточных уделах, пытаясь отбить кочевых назад в сте́пи.

Она глянула мельком в оконце, узрив там кого-то внизу на дворе.

– Да и знаешь ты, что этот сын потаскухи попросит – кого…

– Так – теперь он владетель… Ему не откажешь никак уж.

– Вот и думает пусть, как спасти все уделы от недругов в это-то время. Это дело важнее, чем свадьба. Пусть чем должен займётся, как до́лжно вождю в час раздора.

– Это верно! – Кадауган взял в руки кубок, наполнив его до краёв винным хмелем.

– И потом – по чести́ ей скорбеть год положено, как не стало Уиллуха нынче.

– Сколько-сколько? – округлил глаза фейнаг Конналов, поперхнувшись вином.

– Год – не меньше! Таков уж обычай – забыл ты?

– Да ладно…

– Спроси сам у шейна в святилище. И потом – сейчас мы ему дважды нужнее, чем он нам. Пусть подумает сам, чем сумеет быть нам благодарным, – Гвенол резко воткнула вилец в бок зажаренной щуки на блюде, – если Эйле до срока его не пожрёт…

Супруга заметила, что муж стал дрожать от озноба.

– Линэд – живо отвар!

– Да, гэйлэ – несу! – отозвалась служанка, скрываясь в дверях.

– Сурова ты с ней… – фейнаг глянул в бок створ оконицы – говоря не о Линэд, спешившей в стряпные.

– Да она мне спасибо ещё трижды скажет, как вырастет и поумнеет… – насмешливо хмыкнула Гвенол, – и потом – как не я кто о доме твоём и семействе заботится? А у Этайн пока в голове один дым – не желает понять, что есть общее благо.

Она взяла из рук Линэд чашу с отваром, поя побледневшего мужа. Голос её стал нежнее.

– И у меня уже дважды Лабрайды об Этайн всё речь заводили…

– Лаб-брайды? – зубы фейнага клацали мелкою дрожью о чашу, когда он хлебал крепкий взвар среброцвета.

– Они. Наши первые данники кстати – кто рядом, и верен нам издавна. И потом, есть ещё кое-кто, с кем сплести дело стоит по чести.

– Кто?

– Ты как будто не знаешь? Так что сам хорошенько подумай, как быть нам…

Вдалеке за чертой небокрая послышался треск, будто дальняя вспышка зарницы ударила громом над лесом. Дочерь Кадаугана вскинула голову, тщетно пытаясь узрить знак ненастья. Луайнэ вместе с хозяйкой как раз в это время спешили к стряпным, когда створы ворот распахнулись, и во двор тверди Конналов стали въезжать друг за другом возы.

– Живо лекаря! Раненных куча с Помежий! – громко рявкнул зевающим служкам возница, – и так пятерых не довёз за дорогу!

– Откуда хоть? Где была сшибка? – окликнул его вершний стражей Ллур Мокрый, спешивший сюда вслед за слугами.

– В уделах у Кайрнех и Дил! – отозвался один из порубленных.

– И у Холодного Лба наш обоз разгромили Сторгейры! – добавил вслед возница.

– Где этот лекарь – что с Донег загоном к нам прибыл? – крикнул один из людей Ллура Мокрого, озирая заполненный людом двор укрепи.

– А – Две Нитки который? Сейчас позову! – паренёк-водонос бросил вёдра и быстро помчался в чертог.

Этайн, застыв у переднего воза, увидела взгляд закатившихся глаз человека, залитого кровью из дырки на горле. Чёрные мухи кружили вокруг его глаз и уже побелевших рассохшихся губ, облепив мясо раны. Их земляк из Высокого Берега – росший с нею в их тверди погодок Руа́дан Колючка, сын здешнего медника – был уже мёртв.

К возам подбежал полноватый лысеющий лекарь, служивший два года владетелю Донег. За ним следом спешили помощники.

– Так… Мёртвых в святилище. Бедах – тяжёлых к столам! Мои снасти тащи и ставь кипень нагреться! Рудрайг – готовь перевя́зи! А с этими сами тут справитесь, кто шить умеет!

Он взглянул на стонавшего парня с разрезом от жала копья в правой ляжке, чьи поножи уже задубели от высохшей крови.

– Так – дело́в на две нитки вот с этим! Только дырку оставить для гноя во шву, а то чернь всё сожрёт – и в святилище можно…

– Спасибо, почтенный – умеешь обрадовать… – простонал слабо раненный.

– Дай мне нитки, почтенный, – сказала дочь Кадугана, отбросив волнение, что сначала возникло в душе, узревая всю эту кровищу, которая алым окрасила сено с соломой на досках возов.

Луайнэ дёрнула Этайн за край рукава.

– Ты же крови боишься…

– Я знаю… Дай нитку, почтенный.

Целитель растаял в улыбке, услышав дочь фейнага.

– Да хоть две тебе, гэйлэ… Лишь зашей – а то я тут один, как целитель ваш отбыл в Клох-Кнойх, – усмехнулся тот девушке, дав ей кривую как птичье ребро иглу-жало и моток тонких жил из большого ларца, что подал ему Бедах.

Стоны и брань разносились по вмиг зашумевшему кадарнле Конналов. Дочерь фейнага вместе с молочной сестрою уселась под низким навесом конюшни, куда сволокли всех их раненых воинов слуги, укрыв от палящего солнца. Подле них села наземь седая сестра дегтяря, отца Луайнэ – неторопливо мотая завязки на руку мужчины, поддетого жалом чьего-то меча сквозь броню.

– Вновь война… – бормотнула негромко она, смахнув прядь волос с глаз ладонью и вновь продолжая свой труд, – то лишь начало… а что уж потом…

– Ты же помнишь Помежные Распри – а, тётя Эмер? – спросила ту Луайнэ, помогая сестре тянуть нить через кожу разреза в ноге земляка из Ард-Кладдах, – отец мал был ещё, не застал их разгар.

– Лучше бы и не помнить… Забыла уже, всё надеялась смерть встретить мирно – и снова…

– Ты тогда овдовела, как мать говорила?

– Тогда, – женщина мельком взглянула на Этайн, – твой дед Тедельмид, гэйлэ, созвал всех мужей по коням – наших в землях у Дил тогда ёрловы люди и данники Куан теснили. Говорили – на два дня идут, и вернутся к позавтрашней ночи… А его где-то там сшибли пикой, и там же и лёг навсегда… Даже те́ла домой не вернули – едва ускакали от недругов. Ни мужа, ни хоть бы могилы…

Старая Эмер умолкла на миг, затянув туже завязь на ране.

– Говорили – два дня лишь… Проститься ведь с ним не успела. Даже хлеба в дорогу испечь не взялась – ведь же думала, встретимся скоро. Всё надеялась – ранен где, жив, и однажды вернётся. Тридцать лет так прошли, без единого слова – и как выглядел даже забыла, как молвил мой Хидд… Всё истёрлось уже…

Вновь послышался издали треск, точно толстый еловый комель разломило на части порывами вихря. Дочерь Кадаугана мельком взглянула на небо, торопливо спеша зашить рану в ноге земляка, снуя жалом иглы в бледной коже, пока Луайнэ тряпкой стирала бежавшую струйками кровь.

Тёмная туча с заката набрякнув дождём точно серая туша невиданной твари ползла над бушующим зеркалом озера, затемняя простор небокрая, урча и утробно-раскатисто ухая рокотом молний в её глубине – закрывая собою свет солнца.

Буря шла над землёй, приближаясь всё ближе и ближе к их тверди – точно темень ворот в бездну Эйле.

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ВТОРАЯ "…ТЕ, КТО МНОГО СМЕРТЕЙ ПРИНЕСУТ БЛИЗ СЕБЯ…" Нить 12

Вершивший воинством Верхнего городища Прямой уже больше седмины не получал свежих известий от своих людей, во главе со вторым помощником Конутом недавно ушедших из Винги в воинстве ёрла к востоку. Вечно проницательный и осторожный, он взволнованно переспрашивал о том писцов и помощников Сигвара, надеясь, что быть может хитроумный Коготь не всегда передаёт ему прибывающие послания от их владетельного родича. Однако тот, благоволивший за его меткий ответ Унниру на минувшем совете, и сегодня успокаивал зашедшего к нему в покои и тревожившегося долгим молчанием из ушедшей выправы угрюмого Храфнварра.

– И не станет же ёрл – стереги его путь Всеотец – посылать ко мне вестовых каждые полдня! Какая тревога, если с Помежий ещё не пришло ни одной вести о выступлении воинств áрвеннида или его союзников?

– А все ли вести дошли от владетеля?

– Да – случается, волей Горящего посланных ко мне птиц сшибают в пути ястребиный коготь или чья-то стрела… – нахмурив вдруг брови Сигвар умолк на мгновение, о чём-то задумавшись, – …а конные вестники могут заболеть или погибнуть. Но тебе нет нужды беспокоиться, Гераде. Вся переписка в порядке – с тех пор, как почтеннейший Въёрн захворал, все дела его первый помощник ведёт – а у Хёдина дело горит, расторопней чем старый в три раза. Вести добрые, не беспокойся.

– Рад то слышать, почтенный.

– Правда – было одно… – Сигвар снова умолк, призадумавшись.

– И какое? Откуда? – Прямой снова нахмурился весь во внимании.

– Из Вейнтрисведде с рассветом явилась к нам птица. Не тайнописное даже послание, наспех начертано что-то – что укрепь в осаде. И всё.

– И что же, почтенный?

– Не знаю… Послал я гонцов вместе с птицами выведать что там. Пока сам не знаю – мятеж там или что-то иное, – Сигвар задумчиво шкробал по доскам концом точёного посоха, хмурясь, – если пьяная шутка писца или шалость чьего-то ребёнка, как было однажды в Милльэрбе – свинопасами будут до смерти, коль выясню…

– И всё одно, почтенный – как заноза какая-то гложет меня. Не смейся за глупую стережливость, я даже принёс обильное подношение для богов ради их прорицания – но неспокойно мне вот отчего-то…

– И что же изрёк тебе нынче почтеннейший Свейн? – пристально взглянул на собеседника Клонсэ, – говорят тут иные, зрит он грядущее метче своего предшественника Аскиля. Тот был больше мирскими делами всю жизнь озабочен, как знаешь.

– Наслышан, почтенный.

В двери покоев хранителя казны и печатей негромко постучались, и из-за распахнувшихся створ появилась Альда из Фрекиров, почтительно кивнув тут сидевшим мужчинам.

– Достойный Сигвар – нет ли свежих вестей от нашего ёрла? – спросила она немного встревоженно.

– За последнюю восьмину как ты опять спрашиваешь, тиу́рра – нет… – с сожалением развёл Коготь руками.

– Вот как…

– Не тревожься – едва лишь прибудут гонцы, я немедля тебя извещу. Ты слишком бередишь себе сердце тревогами, прямо вот как почтенный наш Храфнварр. И так дурно ты выглядишь нынче, бела… Может не нужно тебе лишний раз беспокоиться? – последнее он сказал как-то заботливо, пристально глядя на юную дочерь Свейна Ульфсхо́фуда.

– Если сердцу тревожно, то что я могу тут поделать, достойный? – вздохнула она, закутываясь в алую накидку, и учтиво попрощавшись с обоими мужчинами покинула покои Сигвара, возвращаясь к себе.

– Доброй она бы была госпожою в Высоком Чертоге, стань однажды законной женою владетеля… – с сожалением вздохнул Коготь, провожая юную дочь скригги Фрекиров долгим взглядом.

– Учтива, добросердечна, корысти со спесью ещё не набралась… Не в пример много лучше иных из супруг дома Скъервиров, метящих на это место и везде своё жвало сующих, – покривился он вдруг, вспомнив о настырной и алчной жене Уннира.

– Выпей-ка ты доброго вина из южных уделов… – позабыв о делах и убрав со стола рукой свитки, хранитель казны и печатей достал из украшенной резнью цветов и ветвей обрешётью стенной ниши узорчатый тонкий сосуд алого камень-света, – и я не откажусь от того. Там солнце из сока земли́ тво́рит дивную сладость плодов, коих не вызреет в наших холодных угодьях на севере. Даже с мёрзлой лозы не так тонко оно… – Коготь с усилием выдернул прочную пробку из горлышка, тихо принюхавшись.

Золотой хмельной сок зажурчал по подставленным Сигваром двум резным кубкам.

– Сумел ли поладить ты с Гормом, достойный?

Храфнварр вслед за хранителем казны и печатей немного отлил через край подношением их жизнедавцам.

– Всё как ты и сказал, почтенный. Да – отважен, умён, ве́ршить может людьми… но дерзит всем во всём, точно сам себе ёрл. А уж с девками меры не знает – что и два жеребца в случный гон не управятся.

– Будь у них с братом ума пополам вместе с храбростью – был бы я горд сыновьями… – вздохнул старый Сигвар, неторопливо смакуя вино, – а так сам ты узрел, что мой Ульф не боец, и на девок взглянуть без стеснения не сможет – зато старший уж прыти везде за двоих взял. А тут вдруг вообще как с цепи он сорвался.

– Ты отец ему будешь, достойный – вот и сам объясни, что пусть стражею вершит. Но моим людям в укрепи я голова, а прислуга в руках у Костлявого.

Прямой смолк на мгновение.

– И почтенный… Скажу и как сам, и как голос от Брейги: будет портить служанок твой Горм – так лишится зубов. Пусть в иных местах ходаге́йрда пику он точит, – нахмурился Храфнварр, хрустнув костяшками правой ладони, – был бы мир на дворе – ещё ладно… Но в час распрей таких я в заго́не своём не держал, жеребцов. Хоть в бою хороши – лгать не стану – только после от пыла бед больше наделают.

– Зубов… Говоришь, на служанок он стал покушаться? – Сигвар как-то пристально глянул на хмурого Храфнварра, задумчиво постукивая пальцами по столу – точно вспомнил о чём-то увиденном прежде – об одном из их родичей, ставшим внезапно щербатым в ту ночь по Совету в покоях у ёрла.

– Что же – поговорю я с ним нынче же, уйму этого жеребца. Надеюсь, поймёт он родителя без кола по хребту… – Клонсэ легонько скребнул по полу концом посоха, – а тревоги Костлявого зрю и без слов – его дочки как вишни, с годами лишь зреют… и уж явно не в кость будет Брейги, если сын мой в их сад забежит и объест.

Вино вновь зажурчало по кубкам.

– Зря ты держишь тревогу, Прямой. Ты же сам упрочил за зиму нашу твердь, а уж я знаю толк в доброй работе у камников и древотёсов. Я бы и сам опасался в такой час вчинания смуты или волнений – но как видишь, Нижнее городище спокойно, никто из ремесленников и низкого люда не перетягивает через проезды цепи и не поджигает дома и схо́роны ради грабежа и насилия, не берёт Верхнюю укрепь в осаду с огнём, как случалось при Хъярульве.

– Этого нам ещё не хватало, храни Всеотец от такого… И так слишком много мне верных людей и второго помощника забрал Стейне с собой, – угрюмо проворчал Храфнварр, отпив из снова поданного Сигваром полного кубка хмелящий напиток цвета жидкого золота, так знакомый ему за долгие восемь лет вершенства делами ёрла в далёком тёплом Аскхаддгéйрде – и дважды больше за срок в южных землях.

– А новых я ещё не сумел обучить так же годно и познать их дух с верностью в битвах.

– Согласен, почтенный… – вечно скрытный Сигвар сегодня был на удивление прям с пусть и единокровным, но много ниже себя чином родичем младшей их ветви, – но воля нашего ёрла порою и мне неподвластна, что бы не твердили долгие языки в этих стенах – будто это я один всё повелеваю Къёхвару и самолично вершу Дейвоналардой. Я уже истрепал свой язык об его уши словно худой нож о точильный камень – а так и не уговорил Стейне взять новую супругу из доброго рода союзных нам орнов. Да хоть бы и из вечно непримиримых к Скъервирам, дабы хоть как пригасить застарелую вражду семейств! – привспыхнувший было на миг Сигвар гулко ударил посохом об пол, хмуря брови.

– Ложе его не пустует без женщины, сам видишь – но неужели наш владетель всерьёз рассчитывает на милость богов в исцелении сына? – Коготь на миг задрал взор к полотку.

– Наш ёрл упрям, почтенный – мы этому оба свидетели. Но всё же я бы предпочёл оберегать Высокий Чертог людьми проверенными, а не малым числом незнакомых мне в деле. Слишком уж мало осталось в стерквéгге таких, с кем я был бы уверен в их опыте.

– Иной раз и стадо баранов со львом в вожаках пребудет сильнее, чем львиное войско с верша́щим бараном… – усмехнулся вдруг Клонсэ, – а в твоей храбрости и умении даже ёрл тут сомнений не держит, раз зазвал тебя с юга к нам в Вингу. Это ясно как то, что за ночью приходит рассвет, а за бурей спокойствие.

– Ты говоришь как ардну́рцы, почтенный – красиво и метко. И всё же не люблю я похвал мне в глаза… – Храфнварр поставил на стол пустой кубок, ощущая течение хме́лящих рек в своих жилах, давших жар его телу и тщетную лёгкость в ногах.

– Не без их я кровей – сам ты знаешь… – усмехнулся вдруг родичу Коготь, – но и я льстить в лицо не горазд, говорю по заслугам для каждого.