…Но Буря Придёт

– С подкову размером? – пошутил было Лойх.

– Замолкни, дурак. Как огонь. Только страшно тоскливые. Говорит не по-здешнему как-то, и вышивка на одеяниях тоже другая, не так как у местных. Вроде говор как будто у Бранн, но не так как на юге… а чей, не пойму.

– А потом чего, Дайдрэ?

– А потом… Говорили мы с ней полвосьмины. И всё время вокруг доносились из тьмы стук железа о дерево, будто топор – словно кто-то дрова впрок готовит. Видно холодно им там во тьме за воротами. А потом говорит: «Забери меня, Дайдрэ, с собою, пожалуйста! Забери за ворота к живым!»

Я как опешил, стою рот раскрыв и не в силах ни слова сказать. А она так взирает в глаза мне с тоской – и твердит:

– Забери – хоть сестрой, хоть женой, хоть твоей вечной тенью! Они против не будут, отпустят меня! Ведь так многие наши уходят, кто клятвой не связан, кому не ступить за ворота иначе как так, среди тьмы как умершие…

– Кто – они? – подал голос Деорт.

– Её род. Те, кто в Эйле навеки ушёл…

Дайдрэ опять приложился к кувшину, хлебая вино. Спутники молча внимали товарищу.

– Я как будто кивнул, соглашаясь. Она кликнула в ночь своих близких, и стук топора сразу стих. Вскоре из мглы показались их стати. Окружили меня как стеной – сколько их я не видел при свете луны, но наверное может с полсотни, не больше. Детей мало, лишь горстка. Была одна женщина с сонным младенцем в руках. Пара юношей. Все остальные уже за полвека, а иные совсем старики.

Пара мужчин подвела к нам под руки седую старуху. Все с почтением встретили ту словно фейнага, наистарейшую. Та на девушку эту похожа, глазищи такие же, яркие – и красу даже годы не стёрли – а уж девкой наверное трижды красивей была… Посмотрела в глаза мне, и говорит:

– Забери мою внучку, прошу. Увези её прочь куда дальше из этих краёв – будет тенью тебе она верной всю жизнь. Это мы клятвой крови все связаны, не уйти нам к живым за ворота – а она рождена уже после, и ей жить бы как прочим среди всех людей. Забери мою Маайрин – молю…

– И забрал ты её? – спросил у товарища Илинн, чей сон уж прошёл.

Дайдрэ мотнул несогласно макушкой. В глазах у него вдруг блеснула слеза.

– А я вдруг испугался… В поножи едва не наделал от страха. Ведь они же из Эйле, их нет средь живых. Вдруг всё врут мне они, и меня за ворота с собою утянут во мглу? И как я так вот к людям скайт-ши приведу?

– Ага – утром разлепишь глаза, а она обернулась уж жабой или ланью! – поддакнул насмешливо Мабон.

– Или хуже – змеёй… – фыркнул Лойх.

– Да все лани спустя двадцать лет так змеёй обернутся!

Дайдрэ скрипнул зубами.

– Стал нести я чего-то и пятиться прочь, дабы вырваться вон из их круга. Не чинили они мне препон, только тяжко вздыхали. А она так смотрела с тоской, и безмолвно рыдала – словно в могилу живой я ложил её в землю…

Стали они уходить за старухой вослед – точно тени, неся за собою дрова. И она уходила в толпе, на меня озираясь, пока не исчезла совсем. А я шага за ней не ступил даже вслед, не сумел…

Дайдрэ допил из кувшина последние капли вина, отшвырнув пустой жбан в руки Мабона.

– Сам не свой возвратился я в селище – и о том ни с единой душой вот досель не обмолвился… С той поры её взгляд так в глазах и стоит как влитой – нет покоя. Год назад я был где-то в союзных уделах, и на торжище вдруг увидал вдали женщину с мужем и малыми детками – как она, как две капли воды с лица эта Маайрин из Эйле… А быть может она то и есть – и другой кто-то год спустя был у той ноддфы, кто решительней был и забрал эту деву к живым… но не я.

Нет – не стану уж врать землякам – бабы были со мной и потом, уд не высох. Только с каждой с тех пор всё не то… в каждой словно её всякий раз я там вижу. Был у разных я зрящих, кто в силах избавить от мук – серебра за труды их отдал все пять кошелей. Кололи иголками веки и рот мне, шептали, поили отварами – тщетно. Видно вот однолюб я с тех пор, ни о ком кроме той уж не в силах помыслить, дурак. Ты вот, из Килэйд – любил кого?

– Ага – много раз… – тот, голодный как волк после бегства из плена, уминал уже пятый кусок солонины, хрустя на зубах сочным луком.

– А такое бывало с тобой?

– Охрани меня Трое! – Аррэйнэ отмахнулся рукой, – на тебя глядя так – лучше уж не любить вообще, чем вот так вот…

– Во-во… – Дайдрэ тяжко вздохнул, – понёс меня Шщар в эту чащу проклятую…

– Да где был ты тогда? За Глеанлох, где место есть мрачное возле Рябиновой Кручи?

– Нет – не в наших краях… Ведь супруга у Конлойха родом из Донег. Было это у них, на востоке владений.

Тадиг, доселе молчавший, поднял с седла голову.

– Возле Бурого Камня быть может?

– Ага, точно! А ты сам откуда то знаешь?

– Да отец мне рассказывал как-то историю – про место то возле святилища… – Тадиг обратно улёгся башкой на седло.

– Да ты выдумал всё это, Дайдрэ! Святилище в том городище не в чаще – и рощи там нет никакой! Перепил ты наверное в Самайнэ! – вмешался тут Мабон.

– В Клох-а-дон есть иное святилище – старше. Не то, что построил владетель наш Коннал до Распри ещё, а другое – в лесу, где древнейшая роща Ард-Брена, – ответил им Аррэйнэ, – я-то был там, и тоже слыхал про него разных слухов от тамошних жителей. Говорят, те приходят порой по ночам, и…

– Ну известно – там в Эйле воротам и быть, место точно дурное! – перебил его Лойх.

– Так а что за история, Тадиг? – спросил у товарища Илинн.

– Ай – дурная она… – Тадиг мотнул несогласно макушкой, – не на трезвую голову точно.

– Да папаша твой сам спьяну всё сочинил не иначе! И откуда он знает про то? – хмыкнул Мабон.

– Вот уж нет! – вспыхнул Тадиг, – это точно не плёл он, Тремя поклянусь! Ведь отец был сам прежде из данников Донег, служил много лет их минувшему фейнагу – пока конокрадство его не принудило к бегству, и так он осел в землях Конналов. А ты, Дайдрэ, и вправду дубина, что её не забрал. И не скайт-ши была эта дева – а простой человек как и мы, только… – он опять замолчал.

– Ну так что за история, а? Из древнейших веков не иначе?

– Про волков и свиней… – буркнул Тадиг, – и про те времена, когда не на багряном был волк дома Донег.

– А на каком тогда цвете?

– На золоте. Как и у тех… кто давно уже в Эйле.

Тадиг снова умолк, не желая про что-то рассказывать.

– Ладно – пора уже ехать! – Илинн поднялся на ноги, поднимая седло, – а то вина на истории ваши не напасёшься…

– Давай хоть весёлое что на дорожку – а то от рассказов таких… – фыркнул Мабон.

– Да – Дубина, смешное давай чего нам заплети, как умеешь! – поддакнул ему Лойх.

– Не обгадьтесь со смеху хоть, а то будем поножи стирать всем десятком до вечера… – Дайдрэ уселся удобнее, огладив усы пятернёй, – нашего фейнага родич послом был при ёрла дейвонов дворе, как все помнят. И вот как-то лет десять тому на пиру в их Короткую Ночь Лисий Хвост сидел после владетеля Къёхвара с братцами – и решили они вдруг поддеть старика всем гостям на потеху. Младший их говорит: «А ты знаешь, что Бейлхэ ваш был ведь на деле разбойником, вором?»

А наш Сегда согласно кивает: «Всё верно! Ещё каким – ведь всё Эйрэ стонало от дел его! Давай выпьем за это, почтенный!»

Тут средний их братец вмешался: «А знаешь ли ты, что ваш Бейлхэ на деле был тем ещё… как его там – мужеложцем?»

Кто-то в десятке присвистнул.

– А Лисий Хвост отвечает: «Всё верно – от него не такие мужи свои бошки теряли и гадили жидким седмину! Давай выпьем за это, почтенный!»

Тут сам ёрл их вмешался. Говорит старику: «Это всё пустяки. Вот слыхал ли ты сам, что на деле ваш Бейлхэ был нашим – дейвоном?»

– Во заплёл! Да дейвонов в то время и духу медвежьего их не стояло тут в Эйрэ!

– А наш Сегда опешил так весь, огорчился. Говорит: «Неужели?» Их ёрл ухмыляется: «Так! Ну вот стал бы я лгать? Неужели сказаний не слышал ты прежде?» И тут Лисий Хвост себя по лбу как стукнет: «А точно – дейвоном как есть! Так вот что мне братья твои втолковать всё пытались!»

Весь десяток заржал, прокатившись на землю со смеху и схватившись за животы.

Загон резво пустился на спуск. Скоро перед конниками возникли высокие стены ардкатраха, из каменной тверди которых ввысь уносились столпами вежи сторожевых бурр. Возведённые из валунового камня и осветлённые поверх их красно-бурых боков белой известью швов древней кладки, они темнели зубчатыми бойницами, торча точно острые иглы клыков с чешуёй черепицы. Мощёная рубленым камнем дорога от перевала вела прямо к Закатным воротам, что как две половинки ракушки хранили проезд сквозь муры в сам ардкáтрах. Над ними вздымалась приземистая четырёхугольная столпница со множеством бойниц и укрытий для воинов, скрывавшая петли и поворотные дуги огромных двух створ.

Всадники проскакали мимо просивших тут подаяние нищих с калеками, на ходу препыняя стремительный бег скакунов. Каждый по давнему обычаю на краткий миг притрагивался вольной ладонью до вмурованного в стену проезда деревянного столба с вырезанным ликом богини всех троп и путей Каэ́йдринн, восхваляя её за благополучное возвращение из странствий. Скакавший последним подле Дубины Áррэйнэ также замедлил ходу жеребца, и на скаку притронулся к потемневшему, затёртому за века тысячами рук лику хранительницы странников, и вновь приударил скакуна по бокам.

Дальше их путь лежал по мощёной камнем, переполненной в день ремесленным и торговым людом главной дороге ардкáтраха через обширное Нижнее городище в сторону мощной укрепи-кáдарнле, что как каменный черепаший панцирь возносилась над строениями окружённого вторым рядом стен Среднего городища с богатыми чертогами-тéахами и дворищами знати. Там в надёжном укрытии мурованных веж и третьего ряда стен Верхнего городища прятался двор áрвеннидов, где уже шестнадцать веков нерушимо стояло Высокое Кресло Ард-Кэ́тэйр и вздымалось до сводов огромное, потемневшее за века, вытканное в незапамятные времена Полотнище Предков кийна а́рвейрнских военачальников и правителей, ведших род от великого героя Бейлхэ Бхил-а-нáмхадда – главные символы власти их древнего дома владетелей Эйрэ.

Западные ворота в кáдарнле со стороны Нижнего городища были заперты, и все одиннадцать всадников дружно встали в ряд подле надвратной столпницы.

– Кто идёт? – окрикнул их через отворившуюся узкую стрельницу в камне голос стражника, озиравшего прибывших из незримого им укрытия.

– Дэирэ и мечи! – негромко отозвался десятник, дав верный ответ, что это прибыли в воинство áрвеннида люди из Конналов, хозяев Дубрав и Озёрного края.

– Куда путь? – вновь вопросил их незримый им стражник по тот бок ворот.

– К стена́м под дубы! – вновь правильно ответил тому в стрельницу Илинн, говоря известные им лишь слова для пропуска их загона в кáдарнле.

Под донёсшийся из-за стен громкий возглас «свои, отворить!» раздался лязг стягиваемых завалов-завес, и высокие створы стали медленно распахиваться под усилиями тянувших их на крутимых ладонями стражи натягах цепей. Едва приоткрылся проход, всадники дружно проехали во внутренний двор кáдарнле мимо шедшего вниз в городище с вершины горы древнего каменного водовода, остановившись перед окружившей их стражей с копьями и взведёнными к бою крестовиками.

– Мы из Дубовой укрепи! – на ходу крикнул Илинн подбежавшим копейщикам, – люди фе́йнага Кáдаугана из Конналов! Брат его Фиар Набитый Мешок прежде нас уже прибыл на прошлой седмине с загоном!

– Есть такой! – утвердительно отозвался вершний стражей, дав людям знак убрать копья.

– А вот эта птица увязалась с нами уже неподалёку, – Илинн кивнул головой на спешивавшегося с жеребца Áррэйнэ, – напела, что будет из вашего леса…

– Дейвóн попался? – вершний стражников насторожился, наставляя на заросшего бородой незнакомца жало копья – видно признав его за схваченного людьми Конналов врага.

– Сам ты «солома», Руа́гал! – насмешливо фыркнул вдруг «пленник», – или ею набитый!

Стражник лишь открыл рот, и узрев наконец, что ни руки, ни ноги у того не спутаны узами верёвок, и наконец узнав заволосевшего с лица чужака, вскрикнул на весь двор:

– Чтоб меня… Вы воззрите – кто к нам пожаловал!

С трудом, но узнавшие его прочие воины в кáдарнле обрадованно заорали:

– Да это же…

– Áррэйнэ!

– Он самый, Пламенеющего усами клянусь!

– Жив, злыдень!

– Зарос как мохнорылый! Ты у медведей в берлоге зимовал видно?

Сбежавшиеся воители облепили его со всех сторон, радостно разглядывая вернувшегося боевого товарища, хлопали и трясли за плечи.

– Тише вы! Хуже медведя меня до полусмерти помнёте! – переорал всех Áррэйнэ, вырываясь из их рук, – дайте отмыться сперва, колотушкой Ард-Да́гда вам в темя! Полгода парильни не видел, смержу как кошачья моча!

Привлечённый криками во дворе показался один из воинов его седьмого десятка, на миг оторопев.

– Áррэйнэ?! А мы-то уж думали…

– Цел я, чего уж оправдываться! Зови сюда остальных, Кинах! Все наши живы?

– Лысому Брáйнэ зимою пробили в бою голову – а так живы все! Бедах в той стычке едва не потерял правую руку – но наш лекарь заштопал его так умело, что он снова в строю.

– Как давно тут сидите без дела?

– Да наша сотня как отошла за Помежий зимой – и пока от горы больше не отходила, – торопливо пересказывал все накопившиеся за зиму известия Кинах.

– А Тийре где – тут?

– Здесь! В городище потопал с рассветом – на торжище где-нибудь верно теперь.

– Ясно! А конь мой хоть цел, или дейвóнам в тот день на добычу достался?

– Разве скотинка твоя пропадёт? Как свалили тебя – за тобой следом рвался, едва уволочь за собою смогли, задери его Ллуговы псы! Дичится теперь, под седло никому не даётся – сотник злится, что лишь овёс и подковы на него переводим.

– Довольно, пустите же в купальню – чешусь весь с дороги! Дайте хоть бороду срезать, а то все и дальше будут за дейвóна меня принимать. Ещё дурень какой ненароком в родных мне стенах копьё в спину не глядя воткнёт!

– Кому тут его дейвóнскую бороду выдрать?! – раздался чей-то гремящий голос. На Áррэйнэ надвинулась тень подошедшего к нему огненно-рыжего исполина, возвышавшегося над остальными людьми на две головы самое меньшее – широкоплечего и могучего словно горный утёс.

– Молот, и ты тут?!

Здоровенные лапищи товарища, четвёртого десятника сотни по прозвищу Молот, Кáллиах из восточного кийна Дайдрэ из данников Кинир, сына такого же могучего кузнеца и молотобойца Хидда Бхóллэйнэ – Валуна – стиснули его в дружеских объятиях, высоко приподняв над землёй.

– Да что ты творишь, дуралей?! Ай! Потише ты – я же не гвоздь тебе… Больно же!

– И где тебя на рогах Ллуга носило, злыдень? Скáйт-ши что ли в Эйле держали? Или бабу какую нашёл там у мохнорылых?

– Это тебя вот скайт-ши на тень бездн подменили в утробе мамаши! Дай же ты мне отмыться и бороду срезать! Ай, тише – не рви ты, дубина! Ай! Без челюсти хочешь оставить?! – Áррэйнэ едва отмахнулся от огромной пятерни товарища, вздумавшего шутя подёргать его за отросшую спустя полгода неволи рыжеватую волосню на лице.

– Ну топай скорее в купальню, отмой с себя дух мохнорылых! – здоровяк Кáллиах шутя дал другу лёгкого пинка под зад, – потом нам расскажешь, где Ллуговы псы тебе выли всю зиму!

Солнце взошло в самый полдень, когда отмытый и переодевшийся в новое Áррэйнэ вышел из парильни и радостно осмотрелся вокруг. Как и был до дейвóнского плена – без бороды и усов на пого́ленном бритвой лице, с обстриженным под горшок волосами – он оделся как и все воины укрепи в кожаные поножи и простёганную нитью суконную верховни́цу поверх рубахи. Задрав голову в небо прежний десятник прижмурил глаза от слепящего солнца, вслушавшись в гомон и грай птичьих стай в вышине – и на плечо ему тут же упала свежайшая метка белёсого следа неведомой птахи.

Проходивший вблизи сотник Догёд из данников дома Маэ́нннан по прозвищу Тал – Долговязый – насмешливо хмыкнул приятелю:

– Ну свезёт тебе точно теперь! Вся примета – удачно сам женишься!

– А, ага – прямо на дочери фейнага самое малое! – подшутил в ответ Аррэйнэ, смахнув пальцем умёт с верховницы и вытирая его о поножи, – или даже владетеля!

– Ну, приметы – они таковы… всё двояко по жизни. Может быть и обратно – что прямь полный умёт тебе выпадет скоро…

– А ступай ты, болтун! – фыркнул Аррэйнэ другу, – вот давно я тебе не гонял как котёнка по ратному кругу!

– Ты смотри – не вернут тебе прежний десяток вдруг вершние – то мне в сотне как раз нужен конюх на стойла! – Догёд хитро махнул указательным пальцем, – говорят, ты с навозом стал дружен за зиму в краях мохнорылых?

– А иди ты… куда дети Ллуга по крупной нужде убегают…

Обведя взглядом двор, где стояли дома, оружейни, конюшни, колодцы и прочие постройки хозяйства могучего кáдарнле Верхнего городища он снова почуял, что очутился в родных ему стенах, среди своих. И хотя Áррэйнэ по крови был а́рвейрном только на четверть, мало что общего связывало его с племенем Дейна. Единственно знаемый им с детства родной дом был тут – среди каменных взгорий и тёплых зелёных долин земли Эйрэ.

Их лу́айд-лóхрэ, прославленный Кинух из Кромдех по прозвищу Гругнах – Ворчун – несмотря на прозвание человек сам покладистый и добрый кроме как к недругам – с радостью встретил одного из своих лучших десятников, пропавшего прошлою осенью без вестей, и вернул ему под вершенство прежний десяток. Порешить это дело с самим главой воинства тверди он взял на себя.

Словно и не было нескольких месяцев неволи, когда для Áррэйнэ всё возвратилось на круги своя. Он возвратился к вверенному десятку и на радостях учинил полный досмотр коней и оружия, чтобы воины поняли – их старший снова на службе, и плен его не размягчил словно воск на горячей печи. Но никто не был обижен на такую строгость – ведь на дворе шла война, и отправиться на неё их десяток мог завтра же, едва прикажи им владетель выступать на запад за перевал.

А когда все дела были завершены, Áррэйнэ немедля отправился в Нижнее городище искать того, кого следовало бы найти первым – своего старого друга и боевого товарища, такого же простого десятника их сотни – Тийре из кийна Бейлхэ.

С детства для Áррэйнэ не было человека ближе, чем он. Их двоих – столь различных – многое что сроднило и стало общим для безвестного найдёныша из закатных Помежий и побочного младшего сына владетеля Эйрэ.

Загремело железо в дощатых лотках, когда руки копались в товаре, крутя все изделия в солнечном свете под носом, едва ли не нюхая.

– Ты не ройся – бери, говорю! Отменный товар же, Тремя присягну! И дешевле, чем будут у Гверна и лысого Фийны!

– А иди ты… Скажи ещё: баб будешь сисек не мять, если врёшь!

– И скажу! – торговец ударил себя кулаком по груди, – ну чего ты всё щупаешь их как те сиськи? Это ж железо! Не груши тебе переспелые, не перегнутся!

– А – ага… В прошлый раз сразу пять по гвоздям развалились! Умёт ты сковал…

– Ну – бывает… так дал Пламенеющий значит, – скривил нос торговец, – те ведь вовсе не я сам ковал, а помощник мой юный… Сопляк – что с него, какой спрос? Ты куда – погоди уходить! Значит, вот эти возьми – будут лучше!

– Что ты гниль мне суёшь? Видно кованы были при Домнале? – торговавшийся ткнул своим пальцем в подкову, – ржа проела насквозь, сразу видно! Лучше этого что подавай – а не то пойду к толстому Грайлэ – тот хоть годный товар в две цены продаёт!

– Да погоди уходить ты! Сейчас, обожди…

Торговец, божась Пламенеющим, стал торопливо копаться в лотках средь товара – подавая подковы получше, ссыпая в мешок горстью гвозди. Покупатель придирчиво щупал едва ли не каждый.

– Ты на свет их ещё посмотри… Ну хорошие ж – матери прахом клянусь – сам ковал их на Самайнэ!

– Да тем хуже трёхкрат – ты же пьян был на Самайнэ, Мохтайр! – покупатель скривился, пытаясь согнуть один гвоздь в кулаках. Рвавший ветер согнал с небосвода серевшую хмарь облаков, и сияющий свет снопом ярких лучей вдруг залил многолюдное торжище Нижнего города, принуждая обоих зажмуриться в жаре слепящих нитей меж мирами.

– Эти возьму. И ещё два десятка таких же. Найдутся?

– А то! Что я тебе говорил? Не товар – просто песня!

– Из врат Эйле которая… – хмыкнул тому покупатель, кладя все подковы и гвозди в мешок на седле жеребца, – я внук кузнеца, тут меня не надуешь! В крови это дело…

– А от отца ты в крови будешь первый разбойник на Эйрэ… – насмешливо хмыкнул торговец, считая монеты и пробуя каждую краем на зуб, – ты это – как тысячу под руку как-то получишь – ко мне за подковами тоже зайти не забудь? Я уже накую, постараюсь – клянусь колотушкой Ард-Дагда!

– Ага, тысячу… – хмыкнул тому покупатель, нахмурясь, – тут сотню ту если ещё посчастливится в ве́ршенство взять…

– Ты смотри – в войну дело такое: можно в норы тотчас змею в пасть, а и можно ведь быстро шагнуть по чинам, как голо́вы старши́х полетят под дейвонским железом! Так, глядишь, ещё кланяться буду тебе так однажды…

– От тебя уж дождёшься, ага… – хмыкнул торговцу купивший.

Вдруг кто-то ударил его кулаком по плечу, окликая шутливо и дерзко – чего торговавшийся просто снести не сумел, тут же вспыхнув как пламя.

– Змей тебя… кто же опять обнаглел так?! – Тийре всполо́шенно обернулся, в запале готовый подковою тюкнуть по лбу пошутившего – и остолбенел.

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ПЕРВАЯ …ВЕТЕР ИЗ БЕЗДНЫ Нить 10

Ветер веял над гладью обширного озера, что лежало в долине меж круч двух возвышенных взгорий, яркой зеленью вод рябя в солнечных бликах – окружённое чащами диких лесов и высоких как стены плавней камыша. Вихри вздымали теперь не спокойные воды, вздыбив бьющие сушу огромные волны, и трепали над буррой могучего кадарнле на берегу стяг семейства древнейших владетелей запада Эйрэ, полоща синеву его вышитой ткани под яркой лазурью небес.

Гость, что прибыл с рассветом в Глеанлох, потянувшись к вито́му сосуду учтиво наполнил вином рог хозяина, что был дивно украшен по стенкам резьбой и серебряным с золота зернью покровом пластинок, на которых искусно выя́влены были все боги, герои и их позабытые ныне деяния славы. Фейнаг – закутавшись в тёплую шкуру медведя поверх одеяний – сам был бледен и резко дрожал, ощущая опять подходившую хворь, но уверенно взял рог с напитком, привечая прибывшего в дом их от са́мой горы.

– Как здоровье владетеля Дэйгрэ?

– Твоего точно лучше, почтенный… – заметил с сочувствием гость.

– Так – трясучка проклятая… Десять лет уж как кости мне крутит, кровь кипит что горнила огонь. А ведь помнишь, как прежде силищи во мне было – во!

Фейнаг опять отхлебнул хмель из рога, утерев рот ладонью.

– Значит – к осени он порешил делу быть? А то лезут сваты как грибы после ливня. За тот год пятерых завернул из союзных земель – сына Геррке из Куан так дважды.

– Перед Самайнэ – так пожелал Дэйгрэ свадьбу устроить. Если снова препоны какой не случится…

– Уж куда ещё хуже – война у ворот! Как считаешь, свояк – и надолго всё это?

Гость отрезал себе кус варёного мяса, макнув ломоть в подкопченный взвар овощей и кореньев с приправами дальних восточных краёв.

– Много владетелей видят, что кончится дело то прежним – как и было во многие войны с дейвонами. Уж ты сам-то цену того знаешь… лишь уделы и деньги отдать им опять. Может стоит ещё с домом Скъервиров мир возвратить – как всё было?

– Как всё было! – насмешливо хмыкнул хозяин, осушив рог до дна и опять наливая по-новой, – только дурень считать может нынче, что опять всё вернётся как было! Если в ране заста́ренный гной накопился – то лишь вытечь он может сквозь дырку, иного не знаю пути. И потом – не знаком ты, свояк, с их владетелем Къёхваром… Он как щука в Глеанлох – что в пасть взял, уж не вырвать без боя. Нет, увы… не избегнуть войны.

– Ты-то знаешь, как быть между молотом и наковальней. Один бьёт, другой плющит уделы твои как подкову. Мир получше войны…

– Всё так. Но присяге владетелям Бейлхэ верны мы поныне. Наше воинство тоже сильно́ – и сдаваться без боя не думают Конналы недругам. Даже в годы Мор-Когадд не взяли войска́ мохнорылых Глеанлох, пусть и все наши земли успели прибрать и спалить, устремляясь к горе!

– Смотри сам. Голос твой был бы нынче не лишним, чтоб остудить воспылавшего Дэйгрэ. Много кто средь владетелей жаждет без крови с дейвонами мир вновь наладить. Всё же дешевле оно, чем всем влезть нам в войну, каковая грядёт не иначе…

Гость опять взял сосуд белой глины, разлив им обоим вина.

– Сколько тысяч успел снарядить под копьё?

– Пять готовы сейчас – а так в прошлом все двадцать поднять могли Конналы разом. А коль нужно – и тридцать смогу снарядить! – в запале он стукнул кулаком по богатой изотканной нитями с золотом скатерти – кои водятся разве что в паре домов и в семействе владетеля Эйрэ.

– И две трети домой не вернутся, как вспомнить Мор-Когадд… – гость усмехнулся, взняв кубок вина, – Пламенеющий дай избежать нам такого везения нынче, свояк.