…Но Буря Придёт

– Видишь – так значит способен! – поддержала сестра брата словом.

– Может быть… Хоть может и просто не всякую нашу оплошность нестрашную он выставлял на глаза нам… – добавил чуть тише ей брат.

Айнир поспешно рассказывал Майри, как был со своим скиром в сшибках с людьми áрвеннида на восточных Помежьях, где в каких местах побывал он за зиму. Девушка помогала ему, внемлюще слушая долгое повествование брата, но взор её был отчего-то тоскливым.

– И не боялся ты? Прежде нечасто бывал ведь в бою…

– Сколько бывал я там прежде, сестрёнка? Подавал братьям копья всего лишь. А тут… Бояться я отучился в первую же седмину. Хоть чувствовать страх в бою воину нужно – иначе не носить ему головы, как сказал Фреки.

Юноша смолк на мгновение.

– Да что же тебе я хвалюсь зря лишь, Майри – если сама ты троих скотокрадов стрелой положила без страха? Тебе и о храбрости буду ещё говорить?

– Не без страха, Айнир… – она побледнела на миг, – только это другое.

– Так и они же не с голыми руками тебя повстречали – и сделали бы с тобой что похуже, дай ты им слабину. Помнишь, минувшей зимой дочь горбатого Въёрна разбойники утром с дороги на гать умыкнули, что там сделали с ней эти вы́блюдки?

– Помню… – нахмурилась Майри, бледнея, – бедная Эрна. Хоть бы живой её после оставили, изверги – так всё равно не пощадили. За то Бородач и нескоро их бошки надел на забор, этих выродков, пока сдохли в мученьях от ран…

– Туда им и дорога, выблю́дкам! Я б за такое их…

– А поначалу вы где воевали?

– На севере наших Помежий, в землях у Ёрваров с Фрекирами. Я там в конце листопада едва ли не в первой же стычке с коня спе́шил вражеского дáлам-лу́адэ – десятника их, значит, по-нашему. Повезло вот нежданно… – пожал он плечами.

– Десятника, говоришь? А сколько их было, вражи́н тех?

– В том-то и дело, что гордиться мне нечем… Ведь было их там два десятка – и то, второй весь без боя удрал, как они вдруг нежданно на нас натолкнулись в пути за Болóтиной. А нас верхом целых пять скиров россыпью ехало, и ещё позади два, всего на три полёта стрелы поотстав. Одного в этой валке срубили мечом – друг мой Рёрин из Эваров там отличился – а их десятника я подловил и копьём снял с коня. Ну а другие рванули назад, раз неравными силы их были.

– И что с ним там сделали, с этим десятником?

– Да не вспомню уже… Если конями в той сшибке не затоптали, так скрутили наверное – вроде как был ещё жив. Я же броню ему даже не про́бил как надо, лишь сшиб из седла. А может зарубили на месте, и дел тут. Мы-то с десятком вперёд поскакали врагов догонять – но без толку. Умчали от нас словно ветер, так своего и не отбили.

– А когда выйдет воинство? – нежданно спросила у брата дочь Конута.

– Уже вышло, сестрёнка – только мало кто знает об этом пока! – взор Айнира загорелся, когда он с ещё прежним мальчишечьим запалом поделился с сестрой известной ему тайной.

– Почтенный скригга всю зиму готовил лучших из наших воинов к потаённой выправе на вражий ардкáтрах. Вот почему мои братья всю стужу отсидели у очага в Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн, слушая наущения Эрхи, а не гоняли коней по Помежьям как я, и в лесах под волчиную песнь у кострищ не морозились. Все Ночные Птицы отправились туда с Ллотуром, а Хугиль повёл лучших из конников Железной Стены – и наш родич Сверра со снастями осадными тоже идёт среди них.

– Оба брата пойдут?

– Оба – лучше их в своём деле тут нет. А Скороногого из Чёрной Кручи наш Эрха отправил с ложным нáступом севернее, взять в осаду их городище Клох-э́байн и подступать с осадными вежами к прочим соседствующим твердям. Сделает вид он, что наш главный удар там начался, и тем скорее сумеет отвлечь от ардкáтраха как можно больше войск áрвеннида.

– Вот даже как?

– Да, сестрёнка – так вот наш скригга задумал! Враг пока что не ждёт нас у тверди их с юга – а как опомнится, мы уже будем у самых ворот! А когда передовое воинство возьмёт Аг-Слéйбхе, к тому времени из Дейвóналáрды уже успеют прибыть в помощь прочие воинства – лишь бы не задержало их что в том пути. Вот что замыслил наш Эрха, какой дерзкий удар нанести в самое сердце врага. А больше я и не знаю пока что – отец меня в тонкости не посвящал. Я лишь должен вести людей в подкрепление следом за братьями.

Айнир умолк, подтянув на седле подпругу и проверяя – прочно ли оно держится.

– Подай-ка мой лук, сестрёнка!

– Сам Эрха ведёт наше воинство, верно? – Майри передала брату стянутое тетивой оружие, уложив его в долгую сумку с хранящимися там отдельно стрелами, и Айнир прочно закрепил ту ремнём на седло с правого бока.

– Нет, увы… Ёрл видимо передумал – решив, что одному орну Дейна достанется слишком много воительной славы в войну. Поручил он быть вершним не нашему скригге, который как раз тогда слёг зимой с сильным недугом, а своему брату Унниру.

– Всё равно что тупую деревяшку вложил нам в ладонь вместо пики… – нахмурилась Майри.

– Увидим, сестрёнка. Уннир тот вроде не глуп в ратном деле, в Распрях Городов побывал – хотя не ровня он нашему Эрхе, куда уж, – насмешливо хмыкнул Айнир, – даже до их родича Рауда ему словно зайцу до тучи допрыгнуть пытаться…

– А ты сейчас в Вингу отправишься? Или на Кручу к отцу?

– Нет – я со скиром сегодня же выйду на юг вслед за братьями. Наш друг Ульф тоже едет со мной, так что проститься и с ним не забудь на дорогу. Я к вам и приехал на день погостить, так как может и не увидимся больше, сестрёнка…

Майри вдруг вся затихла, и её прежде взволнованное лицо стало полным спокойной решимости, когда она отважилась сказать брату то, что желала.

– Айнир, возьми меня с собой.

Брат опешил, на миг потеряв и дар речи. И хоть он сразу же понял сестру, отчего она истово рвётся из тихого Хейрнáбю́гдэ разом с ним и его людьми в самый жар распри – отчаянно, слепо, не страшась неминуемой гибели – но подобного младший сын Доннара просто не мог допустить.

– Да ты что, Майри?! Или повитуха тебя уронила? Сам Эрха меня проклянёт за то трижды – и ремней из спины самолично нарежет, если я тебя без их ведома с собой на смерть возьму! Куда тебе там, сестрёнка?!

– Думаешь, если я девой родилась, то в бою мне не место, не сумею стрелять по врагу?

– Да нет же… Только… – Айнир замялся, не зная что молвить в ответ.

– Тогда отчего? За меня что ль страшишься?

– А если ты в плен угодишь – знаешь, что будет с тобою, сестрёнка – что сделают?

– Знаю, Айнир – не дура…

Юноша стоял одолеваемый рвущими душу сомнениями, словно пронзаемый пристальным и пытливым, едва не молящим взором сестры.

– Хвёгговы петли! Попадёт мне дубиной от Эрхи, когда он узнает… – пробормотал младший сын Доннара, весь снедаемый непростыми раздумьями. Айнир торопливо оглянулся, высматривая – не слышит ли их кто из родичей издали, и внимательно посмотрел на выжидающе взиравшую на него девушку.

– Значит так, сестрёнка, – сказал он ей твёрдо, – давай вот что решим. Если одолеешь меня на мечах в поединке, как в детстве на палках тебе удавалось – твоя тут взяла, можешь седлать скакуна. Иначе останешься в Глухом селище пока не выдаст отец тебя замуж – Всеотцом в том клянусь!

– Нечестно так, Майри! – с обидой промолвил как палкой пришибленный Айнир, держась за распухшее ухо, когда в пару с сестрой возвращался из уже зеленевшей первой листвой берёзовой рощицы за пределами селища, где и решался в их поединке жребий девушки, – тебе что дубина пастушья, что добрый клинок – без разбору пластаешь, как колешь дрова. Не бабья рука у тебя, а медвежья наверное – всё в дядю Конута…

Пытавшийся найти новые отговорки сын Доннара всё никак не мог поверить, что он – уже не такой зелёный воитель, каким ещё был по осени – скорее в шутку поспорил с сестрой, чтобы гордая и упрямая дочерь Стерке не решилась состязаться с ним из-за своего неминуемого поражения – и вдруг неожиданно сам проиграл.

– Моя взяла, Айнир! – на ходу радостно молвила Майри, неся в руках два блодвáрпэ, для безопасности плотно перевязанных верёвками по клинкам. Но по виду разгорячённой запыхавшейся девушки было понятно, что взволнована она как никогда прежде, и ещё сама не до конца верит в собственную победу.

– Да знаю, сношай меня волки… – недовольно нахмурился брат, не отпуская ладони от саднившего после удара лица, – а бить-то в башку зачем было? Что теперь мои люди решат – что их десятник у родичей на пиру получил в пьяной драке по уху?! Если узнают, что девой был бит – так совсем засмеют…

– Так ведь ухо же на месте! – подзадорила девушка брата.

– Ага – спасибо, что не отсекла… Голова как котёл гудит!

– Раз ушей тебе жалко – я и снизу могла бы ударить… – раззадорившаяся от одержанной над братом победы Майри развернулась к тому лицом и шутливо вильнула клинком. Айнир едва ускользнул от его острия, что упёрлось ему ниже пояса прямо в подол мокрой потной рубахи.

– Не одного, так другого меча там могла бы лишить! – пошутила дочь Конута дерзко.

– Уймись уж ты, Майри, брось эти девичьи шутки… – отступил брат на шаг, уходя от укола.

– Ага, боишься? – прижмурилась она хитро, шутя кольнув Айнира жалом клинка.

– Да как тебе сказать… – отскочивший ещё на шаг назад юноша пожал плечами, начиная смиряться со своим поражением. Айнир был явно расстроен – но уговор уговором, и слово он должен держать.

– Чего вот лукавишь! Вижу, что ты уж не мальчик, и девок на сене как следует мнёшь.

– Вот уж не с сестрой о таком говорить ещё буду! – отмахнулся он недовольно, смутившийся и зардевший с лица, – и вообще – вчера на тебя девы вешаются, когда рядом ты с ними, подарками сыплешь – а как время с простором пролягут меж вами – и другой кто ловчее красу их уж зрит… – словно сквозь зубы вдруг выговорился Айнир о чём-то своём наболевшем, махнув лишь рукой.

– Что же одна из тех дур изрекла таковое тебе, что ты сам как не свой теперь, братик? – усмехнувшись спросила у юноши Майри, – ведь в ином тут наверное дело?

– Ай… Говорит она…

– Кто?

– Да неважно… «Ты же смерть на себе в глазах тащишь, до грядущей зимы не дожить тебе даже… С тобой быть – овдоветь на два счёта».

– Сплюнь дурное то, Айнир. Нашлась там такая пророчица… – фыркнула Майри, – отвязала тебя, дурачка, по-дурному, коза эта – а ты и поверил, и сердце на нитки мотаешь. Кто гостей на поминках своих начинает считать загодя́, тот и впрямь в ямы Хвёгга спешит, как известно… Вот и счёт не веди за чужим языком.

– Да уж как-нибудь в том разберусь, не мальчишка. Раз тащу – пусть тащу… Может так оно проще, чем кого-то овдо́вить бояться… – он умолк на мгновение, – тебя бы саму замуж впору отдать, чтоб унялась. Не воителем ты родилась, чтоб мечом и секирой махать…

Закинув клинки на плечо Майри молча шагала вперёд, слушая брата и прикусив губу.

– Нашли бы с отцом тебе годного мужа из славного рода – сидела бы дома, детей своих няньчила. Или думаешь, что не хочу я отгулять на твоей свадьбе, сестрёнка, и покатать на загривке племянников?! Зря тебя я беру – вот предчувствует сердце недоброе…

Майри внезапно застыла на месте, и лицо её вдруг потемнело.

– Не возьмёт меня замуж никто, Айнир – и ни тут, и ни где ещё… – тихо ответила она брату.

– Вот ещё выдумала! Отчего это? Ты же с лица не крива, – сын Доннара захотел было завести с сестрой речь по душам – дав той знать, что ему всё известно от старого Хеннира и про то сватовство к ней, и про предательство её наречённого – но резко умолк, не желая терзать сердце так потемневшей лицом юной Майри.

– Может и так – и многие смотрят давно… Не думай, будто не целованная доселе хожу. Но только чтоб кто-то решился взять в жёны, то всем сразу памятно, чья я есть дочь. Простой люд боится меня, крови Дейна. А знатные зачернённого имени отца моего и тем больше страшатся. Даже здесь среди родичей я как меченая железом – его виной перед ёрлом, что на мне несмываемо.

Она смолкла на миг.

– Как и проклятие моё, о котором твердят кто ни лень по углам…

– Да что за проклятие, сестрёнка, чего ты придумала? – вытаращил глаза сын Доннара.

– «Много смертей принесёт она близ себя некогда» – так старый Эрха сказал обо мне при рождении? С сáмого детства я с этим живу, как гнилой хворью пред всеми отмеченная – или не замечал ты того прежде, Айнир?

Брат не нашёл что сказать ей в ответ, чувствуя горькую правду в словах своей юной сестры, и отвёл глаза вбок.

Вдвоём они подошли к воротам в хозяйский чертог. Брат обернулся к сестре, вопрошая:

– Как скоро соберёшься? Нам выезжать уж пора до полудня, чтоб до темна к Хáттэикге́йрду добраться.

– Я быстро, братик! Не успеешь заждаться…

– Оружие и какую броню под твой рост я тебе подберу, а вот коня и всё прочее ищи сама. Лук не забудь. Хоть в чём от тебя будет прок поначалу… – последними словами он словно хотел уколоть сестру, тем самым пытаясь хоть через её гордость снова отговорить девушку от столь отчаянной и дерзкой затеи. Однако дочь Конута будто и не заметила упрёка.

– Спасибо тебе, Айнир, – Майри повернулась к брату и крепко обняла его. Затем повернулась к воротам в чертог, устремляясь туда собираться в дорогу.

– Погоди-ка, сестрёнка! – брат вдруг поймал её за руку, остановив, – вот ещё что… Помнишь, как малыми были в Стейнхаддаргейрде у Къеттиров, и после пира сидели в чертоге – как были там дядя с отцом? Под столом мы засели с тобою от глаз всех тогда, и пса с рук кормили их чёрного… как его там?

– Ага – Злюку! Скормил ты ему аж два вертела жареных уток, мышь тощая! – Майри шутливо толкнула его локтем в бок.

– И ты это прозвище помнишь? – насупился брат.

– А то! – сестра показала язык, как и в детстве дурачась, – так тебя Пузо прозвал!

– А помнишь, отцу дядя что-то рассказывал там за столом, как остались вдвоём они? Про сестру свою вроде какую-то…

– Помню… – Майри резко нахмурилась, – что-то страшное он толковал там ещё – говорил: «а он лишь смеялся в лицо нам, ничуть не страшась – «я жить буду, кровь мою вам не убить!» Будто знал то взаправду…»

– Я такого и то не упомню…

– Так ты же там Злюку всё в нос целовал, дурачок – а он языком тебя вылизал точно тарелку! Где там что помнить?

– А про кого это хоть говорили?

– Я что ли знаю? – пожала плечами сестра, – ты у дяди спроси!

– Их расспросишь…

– А ты и не спрашивай, братец. Скригга как-то изрёк, что спит крепко лишь тот, кто не знает сокрытого – и с вопросами в душу не лезет иным, – поучительно молвила Майри, – я так точно не дура в такие истории лезть!

– Может и так – только… – почесал себе Айнир за ухом, на полуслове запнувшись, – а ты слыхала как-то быть может от нашего Скегге историю про распрю Къеттиров с домом Хатгейров – и про ту же одну из сестёр дяди Мейнара? Про крушение Высокой Тверди – что-то про то, как ржа зубы железные съела?

– Что ты, братик – совсем стал на память за Брейги Глухого слабее? – хмыкнула Майри насмешливо, – он же нам в детстве рассказывал всё про Соседскую Смуту! Другая история это – про цену присяги у Красной Секиры…

– Погоди-ка… А зубы при чём тогда? Кто был так прозван?

– А я разве знаю? У дяди спроси…

Не докончив рассказ дочерь Конута развернулась и бегом бросилась к дому.

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ПЕРВАЯ …ВЕТЕР ИЗ БЕЗДНЫ Нить 7

В горнице за столом сидел сам старый Хеннир – хмурый, как снежная туча в ненастье – и лишь угрюмо молчал, подперев кулаком бороду. В это время его метавшаяся по покою супруга голосила в отчаянии на весь дом:

– Это как же измыслить вам было такое?! Айнир, мальчик – или ты повредился умом, чтобы сестру брать с собой на войну?! Ну куда ей там, деве?! Повитуха тебя уронила наверное?

Застывший перед ними младший сын Доннара лишь бессловесно молчал, и лицо его было непроницаемым, твёрдым как камень. Слова намного старших за него кровных родичей были для юноши не пустыми – но и силу данного прежде зарока он тоже знал с детства, и отступить перед сестрою не мог, всякий раз заменяя то данное слово как заяц-беляк перекидывает шубу перед снегами.

– Отец – хоть ты-то скажи своё слово! – жена Хеннира обратилась к супругу, который лишь скрёб бородищу и так же упорно молчал, как и сам юный Айнир, – разве не старший ты здесь, что твоих слов эти молодые не чтут уже напрочь? Или Хвёгг вас обоих рассудка лишил, дураков – что эту голубицу на гибель под áрвейрнское железо отдать вы готовы?!

– Не нам с тобой, мать, тут решать это… – наконец сурово промолвил Хеннир, оторвав руку от взлохмаченной бороды, – ты сама знаешь, чья она дочь – и помнишь, каким и он сам был.

– И потому и погиб прежде срока! – замахнувшись на супруга вскинутым пальцем громкоголосо упрекнула его распалившаяся от таких слов жена.

– Брехня бабья! – огромный кулачище старого Скегге вдруг врезался в доски стола, заставив их прочное дерево хрустнуть, а вздрогнувшую супругу умолкнуть, – гнев ёрла виной, что сам Конут не жив – а вовсе не его превеликая храбрость! И Майри в отца вся пошла, даром что вышла девчонкой…

– Айнир, смотри там позорче за ней! – обратился Бородач к младшему отпрыску Доннара, внимательно слушавшему свару родичей, – глаз с неё днём и в ночи не спускай! Всё-таки настоящая жатва голов ей пока не с привычки – ещё ненароком сразят в первой стычке же, глупую. Да и вдруг кто обидит из мужиков, силой посмев покуситься на беззащитную деву? Зачем дочери Конута ещё и дурная слава или чужое дитя в придачу к её доле несчастной? Понял? – пристально глянул он юноше прямо в глаза.

– Присмотрю, Хеннир, – согласно кивнул тот, вздохнув с облегчением.

– Жаль, на какую седмину вы раньше не прибыли. Как раз в Вестрэдале был там Челновод наш – он мог бы всю вашу ватагу водой довезти до Высокой Дубравы по Зыбице…

– Доберёмся и сушею, родич, – уверенно молвил сын Доннара.

Растворилась резная ясеневая дверь из соседнего покоя, и в горницу вошла Майри, одетая уже не в домотканое шитое платье из шерсти, а в такие же как и на брате кожаные поножи и долгую стёганую верховни́цу с подкольчужным наголовником, подпоясавшаяся широким охватом и на ноги обувшая высокие сапоги с обмотками по голенищу. Свои долгие волосы она заплела в косу и запустила за ворот одежд.

– Не пущу! – закричала было супруга Бородача, став руками враскидку в дверях из чертога, но былой блодсъёдда рявкнул вполголоса:

– Жена…

– Майри, девочка – ну зачем ты такое задумала? – супруга Хеннира схватила её за руки, заливаясь слезами. Но видимо поняв, что никто в Хейрнáбю́гдэ не отговорит эту упрямую, твердолобую как сухое полено девчонку, она тяжко вздохнула и поцеловала ту в лоб, прошептав на ухо дочери Конута древний зарок-оберег от невзгод и нежданной погибели.

– Без нужды не лезь в самую сшибку – не блодсъёдда же ты! С лука их цель, этих áрвейрнов – как скотокрадов – и в бою держись родичей как можно ближе!

– Поняла, тётя…

– Всеотца и Дарующую о защите моли – чтобы тебя, неразумную, оградили от бед и болезней в пути!

– Поняла, тётя…

– И мужей словам льстивым с посулами их точно Хвёггу не верь даже, девочка! – напомнила она юной дочери Стерке самое важное, что стоит знать деве в далёкой дороге, – мало ль что обещать они могут! А то потом располнеешь скорее, чем женой по закону тебя назовут… – и почему-то сурово вдруг зыркнула прямо на мужа.

– Поняла, тётя…

– Поняла она… – со вздохом махнула рукой жена Скегге, – всю кровь Конута в жилы до капли взяла ты, раз в него уродилась такая упрямица, что вот в каждую драку ведь с детства залезешь!

– Не рыдай, тётя Уна – я же жива ещё! – попыталась успокоить её взволнованная Майри – но от этого супруга Хеннира заголосила сильнее прежнего.

– Ещё… Что ты ещё понимаешь, глупая – как сама матерью прежде не стала! – отмахнулась та, утирая слёзы краешком платка-накидки, – во все века так ведётся, что нарожаешь сыновей, а потом как уйдут на войну и в выправу, так и до скончания лет горько плачешь над ними – посеченными и в чужой стороне упокоенными. Так это мужи, самим Всеотцом наречённые с рождения быть тут воителями – а ты-то куда рвёшься на смерть? Или Шщар тебе ум помрачил?

В горницу зашла жена среднего сына Хеннира, Стуры Меткого – её одногодка Гедда из Западного Дола, носившая нынче во чреве своего первенца. Она торопливо подбежала к Майри и на прощание крепко обняла покидавшую Хейрнáбю́гдэ дочь Конута, неловко отводя в бок уже большой живот.

– Вот-вот вскоре будет – а ты не застанешь… – вздохнула она, прощаясь с подругой, положив её ладонь на выпиравшее из-под одежд чрево, – вернись назад поскорее, сестрица – пока малый мой без твоих сказок не вырос и сам метать стрелы не научился. Где же ещё я ему такую шуструю тётку найду?

– Вернусь, Гедда – не тревожься! Покатаю его на спине я ещё, обещаю!

Майри расцеловала собравшихся проводить её близких. Старый Хеннир крепко обнял девушку на прощание, пожелав ей благоволения Всеотца, и подал в руки ношенную лучную сумку, полную отменно выделанных долгих стрел с тройным белым оперением на хвостах, одна половина древок которых была подкрашена алым, а другая чёрным.

– Вот… Возьми от старого Скегге подарок в дорогу. Не чета твоим старым охотничьим из болотной руды, что лишь кожу свинёнку царапнуть. Алые тут с шипом, и восьмизвенную сварную кольчугу раздвинут насквозь – а чёрные сверху вощёные на закаленный клин для брони. Такие и полосчатую в один слой как доску пробьют, моё тебе слово… Только в плитчáтку не меть, толку нет – не клин же крестовиковый!

– Поняла, дядя.

– Мне они давно ни к чему, правая ладонь слаба на большой лук стала – а тебе пригодятся в пути может быть. Но уж дай то Горящий – пусть так и пылятся в сумé, чем такая нужда тебе выпадет, девочка…

Поблагодарив родича за столь щедрый подарок Майри взяла в левую руку сумку со стрелами, и перекинув через плечо только что стянутый тетивой боевой лук следом за Айниром вышла из горницы. Внезапно, словно на ходу что-то вспомнив, она торопливо свернула направо и забежала в домашнее святилище – попросить у богов их защиты и покровительства в этом странствии к тем далёким местам, где Хвёггова пасть ненасы́тимо алчет сок жизней.

Выйдя через какое-то время из низких дверей священного покоя и вновь затворив их резные тяжёлые створы, из которых под ногами у девушки стремительно выскочила серою тенью домашняя кошка, отчего-то померкшая ликом дочь Конута последовала через крыльцо на внутренний двор. Там их уже ждали у коновязи оседланные скакуны, а неподалёку застыли в ожидании готовые к выправе люди Айнира, среди которых был и их давний друг детства, младший из племянников Хеннира Ульф, славившийся копейным умением и кроме того искусным выведыванием любого следа – один из лучших в охотничьем деле в Глухом селище.

– Садись, сестрица! – он подал в руки дочери Конута узду её осёдланного коня, сам запрыгивая в седло, и закинул за плечи на спину окованный круглый щит, украшенный вырисованными там двумя перекрещенными по рукоятям белыми секирами.

– Так как, Хекансон – всё же быть может поедешь ты с нами? – спросил её брат одного из товарищей, рослого светловолосого парня с короткой бородой, – или не передумал?

– Рад бы – но отец мне велел поскорее вернуться, его воле не стану противиться. Старший брат Имель с вами позже пойдёт, а мне велено принять вершенство какой-то засекой у Ве́йнтрисве́дде, как распорядился наш ёрлов блюститель. Вместе с младшим Сигваром буду стеречь там дороги и без дел пока маяться.

– Не повезло тебе. Долго ещё не посносишь вражинам голов после наших осенних удач… Зато точно скорее меня возьмёшь сотню в начало своё. Увидимся, Рёрин!

– И тебе добрых дорог и защиты Горящего!

– Верхом! – повелел молодой скирир, садясь в седло и закинув копьё на плечо себе.

Воины его десятка дружно уселись по коням и один за одним направили скакунов по бревенчатому настилу к растворяемым для них в частоколе воротам. Видимо, упреждённые их скириром о том, что с ними выправится в дорогу и его сестра, они хоть и косо глядели на девушку, но не обмолвились на то ни единым словцом. Под их настороженными, насмешливыми и испытующими взорами Майри спокойно, хоть и с волнением села в седло, оглядев мельком сбрую – хорошо ли затянута подпруга и надета узда, дабы не опозориться перед всеми и тем более перед доверившимся ей братом, на их глазах повалившись с коня прямо в вешнюю грязь. В думах обратившись с мольбой о поддержке к Горящему она легко приударила скакуна по бокам, сделав первый шаг в неведомое своего грядущего странствия.

Миновав створы ворот всадники ускорили шаг скакунов, и те прытко помчали вперёд уходившей в лес тропкой к лежавшим там гатям через вешние разливы болот, лишь две восьмины пути по которым сквозь чащи и всхолмья песчаных извилистых грив выведут их к прямоезжему большаку по дороге к Высокой Дубраве и дальше.

Родной дом и Глухое селище остались позади, равно как и вся прошлая жизнь Майри Конутсдо́ттейр. Скакуны уносили её вместе с Айниром и прочими всадниками его скира вперёд в неизвестность.