…Но Буря Придёт

– Я рад, что ты снова жив, Лев, – нарушив молчание усмехнулся в седые усы старый воитель, не сводя своего пристального и острого взора с глаз парня.

– Не все дела я ещё здесь справил, Отец Воинства – чтобы к червям угодить… – спокойно ответил Áррэйнэ, с почтением кивая вершнему ратоводцу Эйрэ.

– Слушайте все! – крикнул он громко, вертя в ладонях свой шлем и глядя на окружавших их воинов, – одни боги лишь знают ответ, что грядёт нам сегодняшним днём. Знаю – вы смотрите вот туда, и боитесь сегодняшней битвы – некоторые из вас…

Его перевязанная рука взметнулась в сторону недалёкого отсюда врага, чьи кóгуры стояли на западе у противного конца пустоши.

– Вот что скажу вам! Идите за нами с áрвеннидом не страшась. Верьте мне! Верьте – и вы вернётесь домой к своим близким – живыми!

Под радостный рёв возликовавшей толпы воителей Эйрэ он встретился глазами с Тийре. Однако взор áрвеннида был напряжённым, полным сомнений и непростых мыслей. И Áррэйнэ не стал спрашивать своего друга ни о чём, поручив их судьбу и жизнь тысяч шедших следом за ними людей в руки их жизнедавцев, чей жребий сегодня решит, как им выпадет доля – узрят ли они завтрашний, стольже яркий и радующий око как нынче рассвет?

Лев поднял глаза ввысь, где на востоке среди далёких хребтов возвышалась алевшая в ярких лучах восходившего солнца вершина пологой горы, увиденная им вчера на закате. Словно врезавшееся в сердце очертание она приковала к себе его взгляд, заставив вновь вспомнить о том, кто он был, кем рождён – рождён здесь, средиэтих угрюмых суровыхземельБуревийного кряжа, где уже больше четверти века назад его новорожденные глаза в первый раз так увидели край своих предков, эту спящую здесь в каменном оцепенении многие тысячи лет исполинскую гору, походившую на лежащего медведя. Здесь, где он в крови и муках появился на свет из материнского чрева и был взят на крепкие руки отца, где ему было дано его гордое Львиное имя, а на сердце его был незримо запечатлён рукою его предка Ходура знак, скрытый символ их рода.

Это был его прежде потерянный дом, в который он наконец-то вернулся столько лет спустя – который он снова обрёл в своём надвое порванном сердце, примирившись в себе, кто он есть – но который ему не вернуть уже было никоей ценой…

– Верьте мне, – спокойно сказал он ещё раз, обращаясь ко всем его слушавшим воинам, – и мы будем жить…

– Но кто вдруг решил, будто я боюсь смерти – первый пусть валитдомой к своим бабам сейчас же! – насмешливо выкрикнул Аррэйнэ, и многотысячное море окружавших его земляков дружно захохотали в ответ.

– В строй! – раздался громкий окрик приказа, передаваясь из уст в уста от сотни ксотне. И повинуясь ему, тысячи людей выстраивались в плотные ряды – готовые выступать вперёд. Вздымалось над головами бурное море пик и шипастых секир, острые клыки Пламенеющего покидали дёсны ножен, шурша отзвуками сливающейся в один гул песни обнажающейся голодной стали.

Войско детей Пламеневшего Ликомбыло готово встречать их врага в скорой битве, которая была должна и решить исход долгой и кровавой четырёхлетней войны.

ГОД ЧЕТВЁРТЫЙ …СЛОВНО НАДВОЕ РАЗОРВАВШИСЬ… Нить 11

На другом конце пустоши, где с закатного краяза ночь средьвознёсшихся к небу бесчисленных тысяч отточенныхкопий словно грибы в сырой чаще вдруг выросли сотнинамётов и крытых возов войска разных дейвонских домов, также было тревожно. Собравшиеся здесь воедино под вершенством Доннара Бурого кóгуры ещё отдыхали после долгого перехода, но выставленные часовые бдили покой неусыпно, обходя окружавшие их стан пределы и высматривая всякий возможный внезапный удар вражьих сил. Уже были собраны и подготовлены к бою хендску́льдрэ, снаряжалось и починялось оружие – луки, стрелы, щиты. Звенели десятки точильных камней, правя кусачие грани клинков и секир.

Чтобы избежать нападения сзади, вывéдники засели в лесах вокруг пустоши, следя за тем, дабы стремительная конница Льва А́рвейрнов или их пешие силы не смогли подойти незамеченными и ударить дейвóнам в спину прямо в час разгоревшейсябитвы. Доннар Бурый разумно предчувствовал этувозможность, дóбро памятуя допущенную его родичем Брейги Жнецом роковую оплошность в недавнем сражениис Р’уáйг Ламн-á-слеáна у переправы через реку Э́икэ́льве и стоившую тому и его когуру жизней – и ещё с вечера распорядился усилить дозоры, едва только войско разбило тут стан. Сотни вбитых в корнистую землю заостренных кольев ощетинились в самых незащищённых открытых местах между выставленными в круг возами и перекатами.

Сам скригга Дейнова дома не спал в эту ночь – а если и сомкнул вдруг глаза, то на краткое время – давно привыкший к суровому быту и жизни в извечных выправах. Мысли, что охватывали его сердце накануне решающего сражения – первого за всю четырёхлетнюю распрю, и хотелось бы наверняка, чтобы оно стало также последним – мысли эти были тяжелы и суровы, вырезав на лбу Бурого глубокие складки морщин. Давно были убраны в ларь скрутки, перья, чернила, и вся прочая ненужная писанина. Скрылся средь связки посланий и писем и столь растревоживший разум его тот последний полученный свиток. В сердце в груди сына Трира опятьпробудился тот истовый, прирождённый воитель, возглавлявший теперь все те тысячи ратных людей их народа.

Полог намёта встрепенулся, и под своды матерчатойкрыши вошёл Айнир, преклонив голову перед отцом. Сердце Доннара радостно застучало, завидев младшего отпрыска – единственного из оставшихся у него средь живых из детей его семени. И в сегодняшней битве он прежде страшился лишитьсяего – идущую от самогó прародителяДейна последнюю кровь свою и преемника, как он надеялся – и молил жизнедавцев, чтобы те не выбросили сыну в грядущем сражении тот смертный жребий, так часто идущий безжалостной тенью подле бессмертной сияющей славы воителя.

– Ты хоть поспал, Айнир? – участливо спросил Доннар, крепко обняв сына, – зная, как много тому нынче выпало хлопот и приготовлений.

– Вот свернём им башку, отец – и тогда мне хоть вечный сон, – как-то беспечно ответил тот – усталый, но твёрдый.

– Не гневи жизнедавцев такими словами, сын… – укорил его скригга за подобные речи, взяв за загривок и потрясая ладонью; ощутив, как совсемне качнулся под твёрдой рукою отца его отпрыск – четыре года назад ещё юный, а сейчас возмужавший и показавший столь многоотваги и храбрости на этих кровавых полях жатвы жизней.

– Ты у меня один остался, Айнир. Помни это. Не хочу и тебя я оплакивать как Ллотура с Хугилем, и всех моих павших родных.

– Помню, отец. Но и в кустах сидеть зайцем не буду, ты знаешь, – твёрдо ответил сын.

– Пусть я воин с рождения, Айнир – но и у меня не головня вместо сердца…

Скригга Дейнова дома внезапно умолк и направился к выходу из намёта под открытое небо, лишь кивком головы призвав сына последовать за собой. Там, став у ближайшей из коновязейв отдалении ото всех сновавших мимо них воинов и охраны с гонцами – точно не желая вокруг себя лишних ушей – отец заговорил снова.

– Много вестей – ожидаемых и нежданных – догнали меня по пути с последними гонцами, чего ещё даже и ты не услышал тут, сын.

– Что стряслось, отец? Что за известия, и от кого?

Бурый мгновение помолчал, а затем стал пересказывать последние новости из далёкого ходагéйрда – всё, что произошло недавно в Винге – о случившемся там кровопролитии между многими съехавшимися семействами, о ночном боеи хитроумном захвате Высокого Чертога и Верхнего городища людьми их родича Хугиля, прежде вершившего малой Северной укрепью и в решающий момент ставшего с оружием на сторону теснимых противников Скъервиров, освободив пленённых там скригг и жестоко расправившись со всеми людьми и семьёй Когтя – не пощадив никого из их дома.

– Что скажешь ты, Айнир? – обратился он к парню, спрашивая его суждения услышанному.

Младший сын, хмурясь, долго молчал – и родитель терпеливо дожидался ответа.

– Знаешь, отец… Не один я в нашем доме столько лет жаждал низвержения Скъервиров – чтобы была отомщена кровь наших родичей и изгнано из Красной Палаты предков это семейство. А теперь слышу эти вот вести, и нет у меня большой радости…

– Почему же?

– Сам знаешь. И не в Гудрун тут дело – пусть была она вправду умна и достойна, не буду лжесловить – и полюбил я её, как никого среди дев ещё… Хугиль всё-таки взял месть за брата, как у тебя прежде спрашивал. Долго он того жаждал, и в тайне от всех выжидал, не считаясь с ценой воздаяния.

Айнир умолк на мгновение, яростно скрипнув зубами. По лицу его пашней взбугрились как пни желваки враз напрягшихся мышц.

– Вот только отнюдь не ему, а с тобой нам придётся теперь отмывать от всей этой кровищи Хатхáлле. Всему Дейнову дому придётся, отец…

– Верно, сын.

Скригга Дейнблодбéреар был угрюм, и вряд ли его тоже обрадовала эта суровая новость – скорее отяготила и принудила взвешивать много непростых раздумий.

– И хоть смерти предать я его не могу за такое бесчинство – всё же он наша кровь, Дейнблодбереар, прежде верно служивший семейству… и был моим братом…

Доннар умолк на мгновение, тяжко сглотнув комок в горле.

– Но и награды за это Копыто иной не получит, чем моё безразличие – нежелание зрить его подле себя, кровопийцу бездумного. Даже Борна в захваченных твердях так не лютовал, как он тамперебил всех подряд поголовно. Женщинс детьми – всех под корень их там.

– Я бы выблю́дка казнил – со всей сворой его, кто содеял резню… – скрипнул Айнир зубами, – кровь за кровь пусть ответят – как молвит закон.

– Кровь лишь кровь порождает и дальше… Пусть бежит прочь из нашего орна как бешеный волк, пока жив ещё сам – тут не будет отныне ему ни воды, ни огня… в пепел имя его обратится… – сжав зубы промолвил с суровостью Доннар, стиснув пальцами левой ладони навершие спящего в ножнах клинка, – от его воздаяния кровью мне с ним наши братья никак не вернутся. Лишь бед ещё больше накликал на дом наш он этим, глупец…

– А дочерь его – как с ней быть? – Айнир глянул родителю прямо в глаза, – сирота ведь теперь…

– Что мы – звери? За злодеянья отцов дети кару нести не должны… – Бурый смолк на мгновение, – она наша кровь, та же часть рода Дейна, и отторгать Дис никто не посмеет, покуда я жив. Мне рассудок теперь тяготят тут иные дела – много горше, чем скорая битва с противником.

– Какие, отец? Что другие семейства нам скажут?

– Так, Айнир. Казалось бы, что теперь проще – когда пали Скъервиры и разбежались по норам своим и уделам их прежние союзники и наймиты – а ещё предстоит нам немало речей при Высоком Чертоге со скриггами всяких семейств, чтобы договориться миром по чести о том, кому теперь быть новым ёрлом. И пусть молвят, что нету суда победителям – многие будут мне ставить в укор произошедшее, словно это был наш хитрый умысел, а не дерзкое самовольство Хугиля, жаждавшего мести за братьев. Ведь это я поставил его на место вершнего Северной укрепи, желая иметь в Винге надёжного человека…

Доннар умолк, тяжело ворочая челюстями, не находя годных слов на прибывшие мрачные вести.

– Надеялся я, что семейства дейвонов договорятся без пролития крови – был возможен тот мир, лишь сумей говорить все и слышать, и пожертвовать каждый чем может согласия ради… И среди Скъервиров были достойные люди, с кем можно было вести речь по чести, как тот же храбрейший сын Торда. Но всё тщетно… и его теперь нет средь живых. А вся кровь эта будет на нас. На годы позор такой ляжет на Дейновом доме – на десятки лет может быть…

– Что не исправить– того не исправить уже… – ответил отцу Айнир тихо, но твёрдо, – ты сам так сказал как-то прежде, отец.

– Так, сын. Но не одно только это смущает мне сердце. Все ли большие дома согласятся остаться под давнеювластью владетелей Винги, а не поспешат отделиться от Дейвóнала́рды, как было в прадавние времена? Ройг хоть и благодарен нам за спасение из цепей Когтя от неминуемой петли на зубце, но и он много больше радеет о народах Прибрежий и Островов. А за ним станут многие, кто пожелает так вершить в своём лишь уделе, не склоняясь пред общим владетелем. С низвержением Скъервиров точно порвались последние цепи, которые силой держали всё множество прежде лишённых свободы и старых их вольностей прочих земель. И как их собрать воедино – непосильная задача даже для меня.

И потом, сейчас перед нами стоит враг, который уже занял множество южных и тем больше восточных уделов – и без победы мы не увидим их снова – а можем лишиться и большего. Нéамхéйглах не отступится от своего, что уже сумел взять, и чем его предки владели за тысячу лет до прихода дейвóнов.

Доннар умолк и внимательно взглянул в глаза сына.

– И вот ещё почему я хочу, чтобы ты уцелел нынче, Айнир. Как знать – вдруг после победы мы сможем вернуться в Хатхаллене просто прославленными героями, а на этот раз сновахозяевами отчей земли? Скригги множествадружных нам орнов могут меня поддержать сесть на место грядущегоёрла, способного примирить дома разных уделов. Сейчасвсё полно неожиданностей…

Айнир молчал, глядя прямо в глаза говорившего с ним отца.

– А я уже стар…

– Ты не стар, отец.

– Но и немолод. Иединокровных братьев у меня не осталось в живых. Даже если дождётся меня наконец после распри вдова Лейфа, достойная Сигла, о ком мои думы давно, и кого я супругой желаю узрить по закону однажды…

– Узришь. Давно мог ведь, как должен.

– Ипусть я не слаб – но не в тех мы годах, чтоб детей зачинать с ней. Дадут ли ей боги ту радость дитя понести? Ты сейчас – мой единственный наследник, моя последняя кровь среди сущих. Тот, кто быть может даст жизнь роду новых правителей, кто поднимет за мнойту тяжёлую ношу владетеля, примиряя дома и семейства в союзе… кто отдаст может быть много больше в том деле, позабыв о желаниях прежних согласия ради.

– Теперь с Ройгом о том будет речь? – вдруг спросил отца Айнир.

– Да, сын – с Ройгом… – Доннар пристально глянул в глаза своего отпрыска, – ибо так нужно… Понимаешь меня?

– Что бы она тут сказала, отец – видя цену её пожелания стать нам как прежде владетелей домом… – вдруг негромко и хмуро промолвил сын Доннара, глядя куда-то вперёд – над простором стоявшего вкруг них дейвонского войска.

Бурый понял, о ком говорил тот.

– Где же теперь наша Майри? – негромко спросил скригга, глядя на сына.

– Она здесь, отец, – глухо ответил Айнир, – где-то средьнашего воинства. Я знаю. Чувствую.

– Ты видел её? – и пусть голос Доннара был как и прежде спокоен, но взор скригги сталвопрошающим, словно он с некой надеждой хотел услыхать утвердительный сынов ответ.

– Нет. Но она здесь… – Айнир обвёл взором готовившиеся к битве тысячи их земляков, чьи стати вырисовывались из тумана во мгле занимавшегося алым рассвета.

– Не ищи её, отец. Рангъя́рна сама явит в битве себя – и там подле неё ты увидишь и Майри. Она пусть и покинула нас с тобой, но по-прежнему сражается в войскедейвóнов – сама Богиня ведёт её собственной тенью– вот только не знаю, к победе или погибели.

– Упрямая девчонка… – скорее тоскливо, чем сердито пробормотал Доннар, и вновь обратился к Айниру:

– Сынок – ты может знаешь, отчего она кинулась в бегство? Я хоть и пробовал её уговорить на замужество, но всё же своего прочного слова Сигвару прежде не дал, что отдам Майри в жёны за Горма. Какая змея её в темя ужалила, что она из-за того сватовства с перепугу сбежала от кровных родныхкак от моровой язвы – словно я и впрямь силой её вознамерился замуж отдать?

И умолкнув на миг, хмурясь, тяжко вздохнул:

– Столько от бегства её роковых тех событий случилось – представить бы ей хоть на миг, безрассудной девчонке…

Айнир запнулся, взволнованно теребя воротник верховни́цы. Будь проклят тот час, когда он там узнал, неким неведомым прежде наитием вдруг сам прозрел всю сокрытую правду о том, что их Майри и Арвейрнский Лев… Нет, лучше бы такого вовеки не знать, чем как теперь – когда он нёс то знание в сердце пронзительно-чёрным пятном. Но как рассказать отцу с прочими в доме о стольнепомыслимом прежде деянии в их достославном роду? Неужели весь орн крови Дейна узнает об этом позоре его сестры, который смываем лишь алым?

Нет, он не сможет поведать другим эту тайну, какую прозрил ему верно сам зрящий во всём Всеотец – но для чего, Высочайший?! Нести это вечно как шип в своём сердце, мучаясь от того, что он – Несущий Кровь Дейна, должный их дом защищать – не сможет предать сестру, роднее и ближе когоу него прежде не было в жизни ещё человека; не сможет раскрыть отцу с прочимиродичами, что дочь Конута полюбила их заклятого врага и убийцу её старших братьев?

Горящий свидетель – в прошедшийкровавый год жатвы она не единожды тем заслужила прощения за свой безрассудный проступок, когда тысячи соплеменников обнадёжась пошли за ней, встали так рядом, признав в ней идущую в смертном обличье грозную и неистовую Матерь-Убийцу Рангъя́рну. Но как же черно было это пятно, которое он теперь должен нести в своей памяти втайне от всех – моляВсеотца, чтобы горькая правда не всплыла как труп из болота средьбезжалостной к прочим молвы с пересудами, умерев вместе с ним, единственным из познавших её…

Гнев его был так страшен в тот миг озарения. Он сам не постиг и не помнил, как сдержался тогда, чтобы не зарубить её насмерть на месте за то, что она спуталась с убийцей его – и её – родных братьев, с самым заклятым врагом их семейства. Он еле сдержался, чтобы в глаза не назвать сестру львиной подстилкой и а́рвейрнской потаскухой… но не сумел. Сын Доннара до сих пор помнил слова, брошенные ему в лицо, когда он в порыве ярости обвинил Майри в кончине узнавшего про её позор старого Эрхи.

«Если быты только мог знать, Айнир, что поведал мне скригга… то, что я знаю, и что умрёт вместе со мной – ты бы проклял бегущую в собственных жилах кровь Дейна, с какой был рождён. Если быты только мог знать…»

И это было страшнее всех гневных проклятий – слепое неведение… непомыслимымгнётом лежавшее всердце как камень. Будто этим она ему дала пощёчину, утихомирив на месте как распоясавшегося пьянчугу, когда он онемел от её слов, глядя в лицо сестры, никогда ему прежде не лгавшей. Взор её не обманывал в том, что она сама знала. Знала… но не сказала ни слова, заставив его душу сжиматься в бессильном неведении, когда Айнирлишь мог догадываться о том, что ведала Майри, не желая выпустить нечто ужасное – скорее готовая умереть с этим бременем, нежели допустить, чтобы люди узнали ту правду. Чтобы не узнали даже они с отцом…

И он тоже молчал обовсём, что в слепом безрассудстве порыва их чувств совершила сестра – как и она, хранившая за запечатанными устами как будтов могиле то неизвестное им.

– Не знаю, отец… – солгал он, несогласно мотнув головой.

– Неразумно я поступил, сын – торопясь с этим свадебным делом со Скъервирами даже ради прочного мира средь всех наших орнов. И вот как всё вышло, когда попытался я всем угодить, чтобы для общего блага здесь каждый хоть чем-то пожертвовал – сколько крови пролилось теперь из-заэтого…

– Иной раз нить судеб свивается в клок, и нельзя её нам расплести – лишь обрезать… – сын взглянул на родителя, – всех вина там сплелась воедино – и её, и всех нас, и Копыта со Скъервиров домом… одни боги лишь зрят тех событий исток… Не вини лишь себя одного.

– Легко же сказать то, сын… А что теперь делать нам с этой беглянкой, как быть? Многие свердсманы со всей Дейвóнала́рды стали спрашивать меня о руке твоей сестры – не только отцовскую славу за ней прочно помня, а и слыша нынешнее её имя, прославленное в этот год громче прочих имён среди всех дев по нашимуделам. А мне и ответить им нечем, что эта невеста сбежала от кровной родни. Седмину тому назад старший сын Фреки Костлявого, моего боевого товарища давнего, молодой Конут Копьё из Эваров последним ко мне прибыл с просьбой руки её. Какой ответ такому славному жениху и верному союзнику дать – даже не знаю…

– Не из тех дев твоя племянница, отец, кому мужей выбирают родители. Лишь сама она выберет себе спутника, кто самой ей придётся по сердцу.

– Знать бы только, кто будет таков он – и когда эта добрая весть к нам придёт только, сын? – озадаченно почесал бороду Доннар, – или до сединысобирается в девках она свои годы истратить? Иные уже за глаза перестаркой её называют в семействе…

Однако Айнир так и не ответил, вновь вспомнив тот их злосчастный с сестрой разговор – то, что узнал от неё.

– Кóгуры готовы, Айнир? – скригга вновь заговорил о предстоящем в нынешний день решающем сражении.

– Да, отец. Скотина и люди уже отдохнули после перехода, и теперь при оружии. Вóроты снаряжены, пешие выстроились, конница ждёт твоего знака, – он наскоро отчитался родителю обовсех сделанных им приготовлениях к предстоящему бою.

– Тогда пора выступать. Поднимай людей, сын. Сегодня всё решится в этом сражении.

– Хорошо, отец.

Рог затрубил низким рёвом над пустошью, пробуждая загоныдейвóнских домов и союзников. Отголоски его долетали и до противоположного конца травянистой равнины, тревожными звуками доносясь до соседнего стана – давая понять, что с рассветом уже завершилось короткое времяспокойствия, и вместо него совсем скоро на земле закипит какв огромном котле то кипящее варево льющейся крови, падающих ливнем убийственных стрел и голодного блеска ненасыщаемой соком судеб стали копий, секир и мечей.

Рядом с Доннаром и его сыном кругом встали собравшиеся на последний перед битвой совет кóгуриры каждой тысячи дейвóнского воинства. Поначалу Бурый кратко пересказал всем собравшимся тут ратоводцам из разных семейств свежайшие вести из Винги – ожидая их слов и суждений к услышанному.

– Чтоб меня! Вот так известия… – ошеломленный главалучников Хаскиль Древогуб из Эваров почесал рыжеватую бороду, хмурясь и взвешивая всё услышанное ими от Доннара – но тут же торопливо добавил:

– Хоть и рад я, почтенные, что наши семейства избавлены от долгого всевластия Скъервиров – но всё же нам много важнее сейчас одержать в битве верх над врагом. Иначе, боюсь, не дейвонские орны, а дом áрвеннида может воссесть новым ёрлом так в Красной Палате.

– Верные слова… – согласно кивнул Мейнар Храттэ, прибывший сюда с людьми Къеттиров всего за четверть восьмины до этого, как раз успев прямо к совету, – и хотя в наших рядах есть тут несколько сотен копейных из данников Скъервиров, но все ратоводцы из верных союзников, и распри здесьне произойдёт. Сначала нам нужно врага разгромить, а потом уже время найдётся, чтобыскригги семейств сообща и по чести решили,кому из достойнейших быть теперь новым владетелем.

– Согласен, почтенные, – Доннар оглядел всех собравшихся тут, – вот и давайте начнём речь о деле, чтобы не полагаться лишь на слепое везение волейбогов.

Ратоводцы кивнули головами в согласии с Бурым, и взоры их устремились на подвосходный край пустоши, где в тающей утренней дымке тумана виднелись вдалиряды воинства Эйрэ.

– И он сейчас здесь, – молвил сурово один из предводителей пеших копейщиков Къеттиль Голодный из Фрекиров, старший сын Волкоглавого, кинув взволнованный взор на видневшийся издали край вражеских загонов, где среди прочих трепетали поветру и белые с чёрными стрелами стяги Стремительных Ратей.

– А я слышал, чтоЛьва вчера ночью едва ли не зарубили в той сшибке на пустоши… – добавил Храттэ, – так говорят те северяне из Рагни, кто раньше нас прибыл сюда и успел с ним столкнуться в бою.

– Даже если и жив – но раз сильно сам ранен, то на поле уже он не выйдет опять впереди всех, вражина. А без него люди арвеннида стануткак шипоцвет без цепи, и сражаться не так будут яростно… – уверенно заметил третий ратоводец.

– Может и так… – почесав бороду задумчиво вымолвил родич Мейнара, предводивший всем воинством Къеттиров Стирге́йр Сильный, – а вот может и нет…

– Жена твоя может точнее решит? – беззлобно пошутил над товарищем Хаскиль, – что же она на совет не явилась?

– Ну так Груна моя ведь не дура – из меня вить верёвок не пробует, и в мужские дела здесь не лезет. Её дело – в обозе хозяйство да дети…

– Он здесь, – твёрдо сказал Доннар Бурый, – вместе с áрвеннидом. И неважно каков он сейчас – оцарапанный или при смерти – он всё равно выйдет в поле стать подле своих, вот могу в том поклясться. А Лев А́рвейрнов ещё никогда не потерпел поражения.

– Кроме Винги! – возразил вершнему кóгурир метальщиков Снорра Худой из Арнгейров, – дважды Меченый ход его там препынил!

Доннар несогласно покрутил головой.

– Иные ратоводцы посчитали бы топоражение за победу, что он сделать сумел в это лето своими пятью только тысячами, сношай его волки. Нет, почтенные – этот зверь будет трижды опаснее Борны… и не знаю, чего от него ожидать – даже от полумёртвого – если и вправду так.

– Так мы в сраженииих не одолеем, отец, – неожиданно встрял в разговор идоселе молчавший почтительно Айнир, пока речь тут держали старшие ратоводцы, – и гибель под камнями на поле будет страшная, когда пойдут в ход метальные возы их и наши – ещё до того, как оба воинства сблизятся. Людей так поляжет без толку немерено, прежде чем сумеем прорвать их защиту – ещё сумеем если. Перевес по числу пусть за нами, и ярнвегг у нас больше чем бронных конных их – но их конницы общим числом пришло больше, а копейных рядов будет поровну. А в последнем они чрезвычайно сильны, сами знаете.