…Но Буря Придёт

Лишь это – и ничего уже больше, когда её самой вскоре не станет. Какой прок, что она будет снова ходить и дышать, не имея возможности больше обнять его, снова увидеть – ей, столько смертей всем любимым принёсшей уже близ себя? Разве суждено было им быть вдвоём – им, первейшим врагам? Даже в смерти потом им не стать уже рядом, чтобы глаза их засыпал мертвящий колючий песок в одной общей могиле как у мужа с женой по чести́ и закону – так как чья бы не будет одержана завтра победа, тело кого-то из них будет отдано лишь на позор и потеху, отрубленной головой вознесясь над толпой на копье… его – или её.

И пусть так… но хотя бы сейчас, в этот миг она будет с ним рядом. Всего лишь рывок через страх, шаг всем телом вперёд – когда голодный дух стали прорежет железные кольца брони и подбойку, и войдёт в её быстро стучавшее сердце… Лишь шаг через мглу.

Вновь одёрнув ладонь к своему залитому слезами лицу она резко смахнула горячие капли их с век, будто отринулавсё от себя, откинувшись телом назад – готовая.

В ночи средь затихшего гула и лязга сражения, напрягшаяся словно натянутая перед выстрелом тетива Майри внезапно почувствовала, как липкие от крови пальцы Льва Арвейрнов стиснули её оцепеневшую руку – твёрдо сжав ладонь женщины.

ГОД ЧЕТВЁРТЫЙ …СЛОВНО НАДВОЕ РАЗОРВАВШИСЬ… Нить 9

Она вздрогнула – словно к ней прикоснулось раскаленным жаром железо – и вскрикнув от волнения крепко обняла его, одновременно со страхом и радостью глядя на Льва. Отшвырнув от себя упиравшийся в грудь сквозь кольчугу клинок Майри что есть силы прижалась к мужчине, касаясь лицом его лика во тьме, ощущая тяжёлое, но живое дыхание у себя на губах. Áррэйнэ не говорил ни слова, дыша во всю грудь и с трудом приходя в себя.

– Я чуть не убила тебя… – прошептала она, не отпуская его от себя ни на миг, раскачиваясь всем телом как травинка под бурей – словно оглохшая и помрачившаяся рассудком, вновь едва не поторопившая в отчаянии собственный рок, уже должная жить за двоих их – не слыша более ничего кроме биения его сердца под пальцами, снова и снова лишь повторяя:

– Я чуть не убила тебя…

Áррэйнэ уже пришёл в себя, с хрипом откашливаясь и пробуя встать на ноги после нанесённого в сердце удара. Он рванул на себеворотник тяжёлой брони, словно та мешала ему свободно дышать, и хрипло – будто в груди у него клокотала багровая пена – выплюнул изо рта этот липкий, не дававший ему говорить сгусток крови.

– И в этот раз ты… не сумела убить даже… Ти́веле, – шутя прошептал он сквозь кашель.

– Ты жив… – дейвóнка была словно не в себе, прижимая Áррэйнэ к себе и не отпуская его, целуя ему лицо и пытавшиеся обхватить её руки, повторяя как в забытьи:

– Ты жив… Ты жив… Ты жив…

– Майри! – шепнул он, тревожно вертя головой. Но дочь Конута словно не слышала.

– Майри, слышишь?! – он напрягся всем телом, с усилием пытаясь привстать и оборачиваясь лицом куда-то во тьму на закатный крайпустоши, откуда уже доносились всё более громкие, приближавшиеся оттуда звуки металла и топота множества ног.

Майри испуганно оглянулась в ту сторону, вздрогнув. Сквозь шелест травы и свист ветра она тоже расслышала топот сюда приближавшихся из их стана дейвóнов, бросившихся на подмогу попавшим в засаду воителямБычьей Башки, вместе с которыми преждесама устремиласьв ночной бой на пустошь.

– Уходи, Майри, – Áррэйнэ стиснул её руку в ладони, – тебе надо уйти, пока те далеко…

Дейвóнка в отчаянии затравленно озиралась по сторонам. Всего лишь какой-то миг преждееё сердце уже успокоилось в диком безумном биении, когда она увидала, что он жив – что Áррэйнэ всё же не умер под сталью еёот направившей руки потомицыКонута хищной Богини-Убийцы. И вот теперь её вновьохватило мучительное чувство бессилия перед какой-то безжалостной дланью – не иначе самою Судьбой – которая словноигрушкоюправила ею, то тщетно обнадёживая и вселяя ту призрачную уверенность, то опятьвырывая её из-под ног словно зыбкую землю в болоте и отбирая последнюю тонкую нитку надежду. Лишь только она снова встретилась с Аррэйнэ на залитом кровью сражения поле, едва не убив его собственноручно – как снова теряла, бессильная что-либо изменить.

– Уходи, Майри… – твёрдо сказал он, – они не должны тебя видеть со мной – иначе и имя Скугги тебя не спасёт.

– Нет!!! – вскрикнула она, в тот же миг поняв, о чём говорит он, пытаясь потянуть его за собой прочь отсюда – как можно дальше от настигавшего их неприятеля.

– Беги! Ну беги же, Майри! – с этим окриком он отпустил её пальцы, разжав свою липкую окровавленную пятерню, словно хотел оттолкнуть дочерь Конутапрочь от себя – как можно дальше от этого страшного места на пустоши, где только что пролилось столько багрового… где он сам чутьне пал от её же руки – где снова её повстречал, и вновьбыл должен её потерять. Арвейрнский Левуже слышал во тьме приближение множества ног– со стороны противника на подмогу своим мчалось множество воинов.

– Ты ранен – а их там десятки… – выкрикнула Майри, в ужасе озираясь во тьму, откуда всё ближе и ближе уже доносился топот бегущих сюда земляков, пытаясь удержать за руку тяжело встающего с колен Áррэйнэ, одной ладонью всё ещё стискивавшего полуторный меч, а второй зажимаякровавящую на груди рану под разорванными от удара клинком кольцами в стыке брони.

– Уходи стороной, ближе к лесу, чтобы не встретиться с ними. Иначе скоро сюда подоспеют и наши, – кивком головы он вказал на восток, где во тьме уже реялиискры горящих огней смоляков. Оттуда издалека также мчалась подмога их вышедшемупрежде на пустошь и лоб в лоб столкнувшемуся в сшибке с дейвóнами небольшому загону.

– Тебя же убьют! Убьют!!! – она словно не хотела отпускать его от себя, что было силы вцепившись Льву в руку обеими ладонями и пытаясь тянуть за собой в направлении дальнего леса. Голос её надорвался, захлебнувшись в рыдании.

– Они же тебя… точно Клохлама… так же…

– Пусть сперва… попытаются… – Лев с усилием взнялся на ноги, поднимая с земли оборонённый второй меч и тяжело дыша. Грудь его высоко вздымалась под полосчаткой точно мех на кузнечном горниле.

– Беги же! – Áррэйнэ оттолкнул дочерь Конутапрочь от себя, – беги!!!

Майри стояла неподвижно, точно силилась что-то сказать – но так и не отважившись это произнести. Дейвóнка торопливо развернулась, стремительно исчезая по тьме, и лишь слабый стихающий топот какое-то время ещё доносился сюда. Рвавший травы ночной стылый ветер скоро заглушил эти звуки, оставив Льва Арвейрнов одного дожидаться врага.

Те не заставили себя долго ждать. Из ночной тьмы в мерцании отблесков жал чёрными тенями возникли первые из бежавших дейвонов. Один за другим появлялись они вдали, стремительно пересекая этот клочок пустоши, где нашли гибель десятки сородичей и врагов – все павшие тут поголовно… кроме него, единственно уцелевшего в эту страшную ночь всепогибели. Подоспевшие на подмогу противники настороженно озирались, снуя меж тел павших. Как призраки они кружили во мраке по полю, шелестя под ногами травой – приближаясь всё ближе и ближе. Где-то во тьме всё ещё раздавались тяжёлые стоны, последние вздохи уже отходивших из жизни бойцов, чьё сверзавшееся дыхание не пресеклось под голодным укусом железа – но и те затихали как уносимые ветром.

Встав во весь рост Áррэйнэ опёрся на залитые кровью геары, словно выжидая противников – подпуская их ближе и сберегая все силы к последней, решающей схватке.

– Огня сюда! – раздался вдали повелительный голос с южным говором – явно вершнего над дейвóнскими воинами, подоспевшими первее людей из Р’уáйг Ламн-á-слеáна, – смотрите зорче, есть кто живой тут из наших? Как далеко сейчас рыжие?

– Поогням далеко – только выбежали из стана!

– А там ещё кто? – один из мелькавших во мраке мечников со смоляком в левой длани заприметил чью-то возвышавшуюся неподалёку стать, молчаливо и неподвижно застывшую на одном месте – словно камень на древнем могильном клох-марвэ.

– Эй, кто ты сам будешь? – окрикнул Льваодин из голосов, настороженно приближаясь к немуиз темноты с багровым пятном смоляка в чуть приподнятой левой руке, – ты живой?

– Кто там, Хёрд? – выкрикнул издали вершний, – это наш или рыжий?

– Ты кто будешь? – вынырнул из тьмы перед Áррэйнэвысокий крепыш в накольчужнице поверх брони, вышитой знаком с парящими в выси над кручей тремя канюками. Он внезапно застыл, как наткнулся на стену.

– Это Лев!!! – заорал он что было силы голосом полным ярости и страха одновременно – резко отпрянув назад на несколько шагов и судорожно вскидывая к удару блодва́рпэ.

– Сам он тут, гад! – рявкнул Хёрд, подзывая к себе остальных, – всё сюда, люди, живо!!!

– Руби его, зверя! – раздалось издали множеством яростных голосов, и тени дейвóнов как хищные птицы метнулись к нему, сверкая отсветами на отточенной стали оружия.

– Не рубить! Живьём берём выползка! – долетел чей-то полный ненависти окрик.

– Только я вам не Клохлам! – по-дейвóнски им выкрикнул взвившийся Áррэйнэ, кидаясь на не ожидавшего его броска мечника, – чтобы живым вы меня скопом взяли! Берите кто сможет!

Укрытая лёгким шеломом голова крепыша Хёрда треснула вместе с бронёй на две части, во все стороны брызнув горячими каплями мозга. Перескочивчерез его оседавшее тело с потухшим в траве смоляком Убийца Ёрлов бросился на противников, ударяя ближайшего жалом геáры в живот и подскакивая к следующему из дейвóнов, рубя того взмахом с плеча до сáмого позвоночника в рассеченныхпод стёганкой рёбрах груди – вновь став тем зверем, что жил в его сердце и вёл за собой к своему утраченному дому у столь близкой отсюда горы, за который он должен был снова сразиться с любым, сколь бы ни было сильнымпротивником у себя на пути, не страшась само́й смерти.

Дейвóны всё бежали и бежали сюда, слетаясь как стая на падаль, звеня сталью кольчуг и чешуйниц, приминая траву сапогами – а он, им незримый во тьме, позабыв об усталости и свежей ране в груди метался меж озверевшими от ярости и страха противниками, стремясь держаться во мраке сáмого края толпы, не давая обойти себя сзади и окружить. Рубивший их точно серп жнёт колосья по полю в час жатвы, не взирая на падавшие на него удары клинков он продолжал убивать, валя тех одного за другим – как не сражался ещё никогда.

Чей-то удар полоснул острой гранью клинка по его незащищённой ладони, заставив тем выронить меч из перерубленных пальцев. Теряя геáруЛев резко припал на колено от боли – и тем самым лишь спасся от просвистевшего над головой кроволивца – вонзая полутораручник в противника и пробивая чешуйницу с плотью, толчком ноги отбрасывая от себя уже мёртвое тело.

– Руби его, вы́блюдка! – раздался во тьме чей-то громкий озлобленный крик, когда два их редевших десятка не могли никак справиться с ним одним, уже дважды тут раненым и ослабшим – но не сдающимся и убивавшим их всех без пощады во тьме, как сова в полном мраке когтит зазевавшихся птах. Но Áррэйнэ, не выдавив стона из прокушенных губ, заткнул и тотокрик закаленнымжалом геары, орудуя ейи подхваченным левым клинком точно загнанный сворою псов и сражавшийся за свою жизнь дикий лев.

– Змей его рви-и-и… вы-ы-родка! – доносилась из мрака чья-то яростная брань, прерываемая хрипом боли от полученной в стычке раны.

Перед ним из тьмы ночи внезапно возник вражий вершний с украшенным по боковине шелома вокруг дырок дыхальниц абрисом парящего сокола, в броске замахиваясь на Льва клинком и короткой леворучной секирой. Его кроволивец навскользь рубанул по плечу сына Ллура и Коммоха, вовремя отведённый геáрой. Второй сильный удар был быстрее, и враг выбил клинок из его перебитой руки. Резко зайдя в левый бок птицеликий противникуметил секирой по открывшемуся предплечью – разрубая железо плетёнки, подбойку и плоть, обильно забившую кровью из отверзшейся раны.

Враг наседал на него всё сильней и сильней – не давая мгновения продыху, стремясь оттеснить ослабевшего Убийцу Ёрлов в толпу околя́вших их воинов.

– А-а, зверина – алым закапал уже?! Живьём твою шкуру сниму и на бубны её натяну – чтоб ты и дохлый пугал всех врагов моих! – хрипел тот, тесня Льва и резко орудуя леворучной секирой пони́зу – стремясь то ударить измотанного противника острым носком по ногам, то пытаясь поддеть долгой пяткой того за колено и повалить.

– Так его, Сокол! – раздались полные ярости окрики приближавшихся воинов, подбадривавших своего вожака, – пришиби его, выползка!

– Фреки – зайди ему сзади! – окрикнул противник кого-то из них, не переставая теснить защищавшегося от его выпадов Льва, второй перебитой ладонью схватившего за навершие ставший тяжёлым ему полутораручник. Подозванный старшим немедля накинулся на Убийцу Ёрлов, ударяя в его неприкрытую спину своей одноручной секирой.

Удар жала геáры сквозь кольца плетёнки брони пробил горло того, и Лев торопливо прикрылся клинком от следующего замаха разъярённого недруга в птицеликом шеломе. Не заметив зашедшего в спину очередного противника, в следующий миг он словил в правый бок его долгий цепной шипоцвет, сквозь подбойку вдавивший полоски брони прямо в тело и выбивший всё дыхание из груди болью треснувших рёбер – успев оглушить того резким ударом по шлему и снова оставшись один на один с вожаком.

– Сокол ты… значит? – хрипло он рявкнул, с трудом устояв на ногах от удара и впившись в противника взглядом, стремясь удержаться подальше от прочих, не дав им себя окружить – отступая, ведя за собою их вершнего – дальше и дальше во тьму, где останется с ним лишь вдвоём с глазу на глаз.

Чувствуя, что силы его на исходе, отступивший достаточно Лев рывком бросился прямо на недруга, зайдя тому слева – едва ль не вплотную. В движении выбив геарой из пальцев противника древко взметнувшейся кверху секиры он резко схватил на миг замерший меч за клинок среди дола – захватив тремя пальцами точно в тиски, не давая движения.

– Чтоб тебя… – рявкнул застывший на месте соперник – не в силах послать свой блодварпэ в удар, тщетно рванув рукоя́ть на себя – оказавшись теперь беззащитным.

Не отпуская из окровавленной пясти леви́цы его кроволивец, Лев резко отпрянул на шаг от того, заломав вражье жало набок, и быстрым ударом полутораручника переломил не защищённую правую руку противника прямо по локоть как раз выше наручи – в самый стык чашки. Следом второй резкий выпад с переворота клинка вспорол врагу чрево ударом под пах, выпустив наземь из-под пробитой брони его змеящиеся утробы – всё ещё живому и зашедшемуся в стоне мучительной смерти.

– Отдохни, отлетался! – тяжело дыша во всю грудь рявкнул он рухнувшему наземь спиною в кровавую лужу дейвóну, и отпрянул от снова зашедшего в спину ему с шипоцветом противника. Пригнувшись в движении Лев подхватил в полубесчувственную левую пясть оборонённый короткий клинок – защищаясь от следующего замаха цепного молота.

– Сокола сшиб!

– Даже Сокола зарубил, выползок!

– Уходим! – раздался чей-то окрик – уже не яростный и свирепый как прежде, а полный волнения и даже страха, – уходим!

После гибели вершнего лишь трое их самых решительных ещё продолжали теснить собой Льва, всё пытаясь зайти ему в спину и окружить – но остальные противникикак упорхнувшие птицы вдруг бросились врассыпную, спасаясь от этого казалось бы неподвластного их железу одинокого раненого воителя – убивавшего их одного за другим. Áррэйнэ резким ударом пробилв стык броню живота первого из врагов с шипоцветом, чья смертоносная шишка в летящем замахе ушла вбок налево, оставив хозяина неприкрытым – угодив прямо в вышитый на накольчужнице знак их семейства с парящими вкруг низкой кручи тремя канюками. Затем бросился вправо, онемевшими пальцами залитой кровью леви́цы вонзая клинок над щитом в грудь второго, обманув его выпадом справа. Он успел всадить правый клинок в спину развернувшемуся третьему из дейвóнов, уже падая с ног и изнемогая от ран.

– Не убить зверя!

– Уходим!!!

Тени врагов исчезали во тьме, гулко топая сапогами, трепеща багровеющим сполохом последнего смоляка – те из них, кто уцелел от его мечей в этой бойне, не выдержали и бросились в бегство, растеряв прежний пыл. Он взвился с колен, стискивая оскаленные зубы и во весь опор устремляясьза ними, настигая последних двоих.

– Что – взяли меня?! – взревел он, на бегу вскидывая ввысь окровавленные до самих рукоятей клинки, – не вам мою нить оборвать – вы, охвостья от зайцев! Не вам!!!

– За Кáллиаха! – меч в его правой руке с размаху ударил по мелькавшему впереди шелому настигнутого им дейвóна, сминая железо и череп врага – валя того наземь.

– И за меня!

Клинок в его сочившейся кровью леви́це вонзился в спину взревевшего от страха второго, пронзая пластины и кольца брони вместе с рёбрами, разрубая и останавливая сердце противника. Не удержавшись на подкашивавшихся от усталости ногах Áррэйнэ рухнул на землю, выдёргивая из тела геару и снова вонзая её в ещё тёплую плоть неподвижного недруга.

– За меня! За меня! За меня!!! – ударял и ударял он клинком в забытьи – слушая, как затихает вдали топот ног устремившихся в бегство дейвóнов. И без сил повалился спиною в траву, тяжело дыша точно травимый гончими зверь.

Медленно он возвращался назад, направляясь вслепую на всё нарастающийшум а́рвейрнского стана во тьме, где горели далёкие искры костров – еле перебирая ногами от ран и усталости, липкой от крови рукой опираясь на подобранное с земли чужое копьё. Убийца Ёрлов вырос из ночной мглы перед бежавшими навстречу ему земляками как бредущая им навстречу окровавленная тень, всё ещё стискивая в правой руке алый до рукояти выщербленный меч.

– Лев?! Живой?!

– Что сталось там с вашей ватагой?

– Эй, а остальные все ваши где делись?

– Чего ещё расспрашиваете! Да помогите жеему, безголовые! – их сотник велел людям немедля взять Арррэйнэ под руки и довести до возов и намётов прибывшего воинства.

– К лекарям его поскорее! Ллугнад – бегом туда зайцем, чтобы были готовы они со своими крючками!

Он не противился помощи, еле бредя с теми в стан, в который, как уже говорили тянувшие его под руки копейщики, только что прибыл подоспевший сюда áрвеннид с войском – и лишь молил Пламеневшего Ликом о том, чтобы тот дал для Майри возможность уйти от уже настигавшей дейвóнку погони, дал ей добраться до земляков после этой убийственной бойни во тьме… и слушал, как истово бьётся в груди его сердце.

После долгого конного перехода на север прибывший во главе войск в стан Р’уáйг Ламн-á-слеáна сын Медвежьей Рубахи едва спешился с уставшего взмыленного жеребца, какпервым же делом спросил у встретивших его с разожжёнными смоляками в руках стражников, где отыскать сейчас Льва.

– Áрвеннид – Аррэйнэ ранили в сшибке! – с тревогою в голосе отозвался первым явившийся сюда вершний метальщиков Гайрэ Ловкач, поклонившись в почтении, – только что его с пустоши еле живым принесли!

– Да чтоб меня… Где он?! – Тийре швырнул поводья своего жеребца в руки одного из сопровождавших его копейщиков, вырвав из чьей-то ладони горящий смоляк, и устремился за Ловкачом. Бегом он добрался сквозь море сновавших постанувоителей к уже разбитому большому намёту лекарей. По пути áрвеннид догнал кучку торопливо входивших туда, тянувших под руки обессилившего или едва живого Льва А́рвейрнов – всего залитого кровью, как узрел онв трепещущем пламенисветоча.

– Что с ним? – крикнул сын Дэйгрэ, вбегая внутрь намёта под откинутый полог и пытаясь пробиться сквозь кучу столпившихся вокруг Убийцы Ёрлов людей к другу детства, – а ну расступись! С дороги!

На глаза сыну Дэйгрэ попался уже появившийся тут со своими снастями Две Нитки.

– Как он сам, Коннал?! Жив?! – áрвеннид взволнованно тряханул суетившегося лекаря за плечо, требуя немедленного ответа.

– Жив я… – переводя дух с трудом проговорил Áррэйнэ шёпотом, пока служки осторожно его раздевали, освобождая от прорванной на груди жалом клинка и залитой кровью тяжёлой брони, усадив на складную скамью. Кто-то, не мешкая время на все перевязи, уже разрезал ножом ткань укрывающей тело подбойки с рубахой.

– Жив он, гаэ́йлин… – спокойно проговорил лекарь из Габ, – Лев сам вышел к нашим рядам, прежде чем потерял силы.

– Поспеши же – кровью он весь истекает!

– Не тревожься, áрвеннид – я сделаю всё, что смогу. Ты тогда был похуже, как стрелу изловил на Дубовом Холме. На Львебольше вражеской крови, чем собственной. Один Пламенеющий Ликом свидетель, как он смог раненый в первой стычке и во второй раз опять учинить там такую резню в одиночку, когда дейвóны новыми силами раньше нас туда прибыли.

– От него они все точно зайцы бежали, мохнорылая нáволочь! – взволнованно добавил кто-то из воинов, помогая стягивать с Áррэйнэ его иссеченую вражескими мечами и шипоцветом с секирой полосчатку, – полтора скира южан положил в одночасье один, даже раненый будучи – как траву их скосил! Пятнадцать, мать их, вражин порубил! Видал ли хоть кто прежде нечто подобное?!

– Огня сюда, ипобольше! – властно распорядился главный лекарь, разворачивая короб с иглами, ножами и прочими снастями для ран, – и нагретой воды!

Пока служки торопливо разжигали от углей многочисленные свечи на подставке-кругу и несли в их намёт горшки с кипенем, Áррэйнэ сам лишь молчал, не исторгнув из стиснутых губ ни единого звука, когда люди пытались раздеть его, с силоюотводя прочно прижатую к груди левую руку, на ладони которой кровавил глубокий порез от меча и алели волокнами мяса перерубленные пальцы – расплющенный и изуродованный безымянный, и лишившийся двух верхних косточек мизинец. Раскрыв сцепки и стянув со Льва полосчатку с простёганной потной подбойкой, служки отпрянули в стороны. Лекарь рывком разорвал задубевшую окровавленную рубаху на груди Áррэйнэ, невольно охнув.

– В самое сердце она его… – взволнованно выдохнул кто-то из толпы собравшихся в проходе намёта воителей, приподняв в ладони мерцавший по тканяным стенкам багровыми сполохами светильник.

– Кто? – не понял Тийре, переспрашивая.

– Богиня. Богиня дейвóнов, – отозвался тот самый копейщик, что помогал служкам лекаря раздевать Áррэйнэ, – или Скугги, Тень Её, как называют у мохнорылых – идущая с ними оземь в смертном обличье сама всевеликая Майра, Праматерь.

– Коротки у неё, видно, клыки были – пусть она и Богиня… – резко ответил сын Дэйгрэ, стоя подле лекарей, снимавших с Áррэйнэ напитавшуюся кровью рубаху, – раз не смогла поглотить его пастью…

Он резко умолк, увидев рану на его груди – прямо на сердце.

Доселе неподвижно сидевший в оцепенении Áррэйнэ словно пришёл в себя и несогласно мотнул головой.

– Перевяжите меня – и оставьте нас с áрвеннидом одних, – неожиданно сказал он всем окружившим его людям.

– Как скажешь, гаэ́йлин, – кивнул головой лекарь, пристально оглядывая рану от прямого удара мечом, вокруг которой впечатались в кожу прорубленные звенья кольчуги и по́лосы, превратившись в один набрякающий кровьюсиняк.

– Только ты ещё слаб – не вздумайвставать даже! Лучше сил наберись, отдохни до рассвета, пока ещё время есть. Áрвеннид – ты сам повели ему это, чтобы не смел он ещё раз лезть завтра в сражение! Лишь чудом Троих от такого прямого удара его сердце не стало, Ард-Бре́ном клянусь!

– Повелю, не беспокойся! Давай, почтенный Коннал, перевяжи же его поскорее! Ато он кровью весь изойдёт! – Тийре стал тихо сердиться, поторапливая медлившего врачевателя.

Промыв рану на груди тёплой водой с винным духом и смазав её какой-то остановившейкровь пахучей густой жидкостью, лекарь спешно принялся ушивать края тонкой нитью-жилой, стежок за стежком прокалывая кожу кривою иглою, оставляя в сжимавшемся плотно рубце только узкий просвет гноестока. Затем наложил поверх стянутой раны повязку из льна и окрутил тканью вокруг груди, после чего торопливо занялся плечом.

– Руку он сможет поднять после такого ранения, Коннал?

– Поднимет, владетель – Ард-Да́гдом клянусь! Рана неглубокая, больше с виду страшна – сухожилия целы. Так, на две нитки трудов. А вот ладонь… – целитель умолк на мгновение, пристально глядя на левую кисть.

– И второй палец уж не спасти – всё равно отгниёт вскоре сам…

Хмурясь, лекарь из Габ взял с развёрнутой льняной скрутки небольшой нож, попробовав лезвие ногтем на остроту.

– Как он теперь держать в левой меч будет? – тихо шепнул кто-то тихо из кучисобравшихся тут у выхода из намёта и снаружи потёртых матерчатых стен воинов Эйрэ.

Внезапно сам Áррэйнэ поднял на говоривших глаза, отняв от пересохших губ чашку с тёплым ивовым отваром, что подал ему служка почтенного Коннала.

– Как и прежде…

Голос был тих словно шёпот, но всё равно звучал твёрдо, будто и не чувствовал он страшной боли от ран, лишившийся сразу двух пальцев руки – но спокойный как камень.

– Выйдите все, – твёрдо произнёс он через мгновение, положив перевязанную ладонь на колено, – оставьте нас с áрвеннидом одних.

Лекарь с помощниками и столпившиеся тут зеваки из стражи и воинов торопливо вышли вон, толкаясь бок о бок, забрав с собой врачевальные снасти и склянки снадобий почтенного Коннала, унеся горшки с кипенем, притушив огоньки на свечницах и запахнув за собою тяжёлый матерчатый полог у входа в намёт. Где-то снаружи во тьме стихли все их шаги, и лишь топтавшиеся поблизости стражники из охраны владетеля негромко переговаривались меж собой.