Интервью в опаловых тонах

Но всё это пустое – Дастина нет, а чудовище внутри есть. Как есть слишком много «бы».

Я вышел из подъезда, наткнулся на какого-то жильца, недовольно взглянувшего мне вслед, и, посидев немного на скамейке, отправился в редакцию. Во-первых, я хотел есть, а во-вторых, мне не терпелось уже хоть что-то написать. Хотя бы для того, чтобы выплеснуть в компьютер все эмоции, которые крутились внутри после этих разговоров. Я столько лет работаю с людьми и каждый раз удивляюсь тому, какими разными они бывают. И каждый раз даю себе обещание – больше никогда не сочувствовать им. Я —репортёр, пропускать через себя каждую историю о любви и ненависти для меня простой непрофессионализм. Но, а как иначе их можно понять?

7

– Ник, как дела?

Я оторвал голову от стола. Я что, уснул?

– Хитер?

– Всё в порядке? – она нахмурилась. Злилась или беспокоилась?

– Да, я просто…

Я посмотрел на монитор: компьютер тоже ушёл в спящий режим.

– Поехали домой, – сказала Хитер.

Что, уже? Я ведь ещё не закончил…

– А сколько времени?

– Твой послеобеденный сон мог плавно перейти в ночной, – хмыкнул Ларри. Он тоже собирался домой.

Впервые за долгое время я почувствовал себя глупо. Я вырубился на рабочем месте, пока пытался писать материал. Что ж, головная боль, которая только усилилась после моего возвращения в редакцию, сделала своё дело. Я вспомнил, как начал материал, а потом опустил голову на стол, всего на минутку.

– Прости, – вдруг сказал я Хитер. – Не знаю, как так… Устал что ли?

Опять этот её мерзкий сочувственный взгляд.

– Поехали.

– Запрос?..

– Пока ничего. Из службы ликвидации звонили, сказали, что ответ будет готов только завтра. Ну, сам знаешь, насколько они оперативны. Это ещё повезло, что завтра, а не через две недели.

– Человечество вымрет, а бюрократия будет жить, – пробормотал я, выключая монитор.

– Что в итоге? – спросил Ларри. – Нашёл что-нибудь любопытное?

Я пожал плечами.

– Торгаш подержанкой был прямо-таки святошей: не брал артефакты и души не чаял в девочке-пиксте, что живёт двумя этажами выше.

Бровь Ларри поползла на лоб.

– Это не важно, – отмахнулся я. В конце концов, я обещал никому не рассказывать эту историю. – А парень скончался от передоза магией, пока его несостоявшаяся любовница из квартиры, напротив, пыталась сделать карьеру модели, но в итоге подалась в танцовщицы в какой-то дешёвый клуб.

Ларри поднял обе брови.

– Везёт тебе на чудаков.

Я вздохнул. Да, везет. Вот только таких чудаков не один и не два. Мир состоит из них.

– Любая жизнь – чудачество, Ларри. Ты на досуге спроси у своей соседки или, – я кивнул в сторону увлечённо строчащей за столом поодаль Молли из Экспресс-отдела, – у Молли, как она проводит вечер, узнаешь много интересного.

– Пожалуй, не стоит, – хмыкнул Ларри, собирая рюкзак. – Не уверен, что хочу это знать. Как и то, откуда это знаешь ты.

– Мир вообще странная вещь, – сказал я, конкретно ни к кому не обращаясь. – Он стал таким, как только выползшие из моря бактерии научились анализировать и принимать решения самостоятельно, а не по велению своего желудка.

– Ты стал философом после той истории с сектантами? – Ларри усмехнулся.

– Это всё от усталости.

– Всё, хватит антимоний, поехали, – моя крошка Хитер всегда умеет вставить нужное слово в нужный момент. Она всегда так же вовремя, как простуда накануне финала кубка чемпионов.

Пока мы ехали домой, я перебирал всё, что услышал за сегодня. Историй у меня было достаточно, но не было деталей. Как и понимания, объединяет ли их что-нибудь, или это сугубо моя фантазия, которая только хочет, чтобы все эти жизни переплетала какая-то нить? Тогда история получается ярче, цельнее. Но что, если это и правда просто совпадения? Выходит, всё, что я делал, я делал зря?

Мысли о том, что я иду не в том направлении, нередко посещают людей моей профессии. Например, в те моменты, когда некто очень важный отводит тебя в сторону и говорит, что ему бы не хотелось видеть определённые вещи в материале. Мол, можно умолчать об этом, этом и вот этом. А вот про это лучше точно рассказать, а чтобы вы не сомневались…

Я никогда не брал деньги – плату за молчание, за «правильную» позицию. Даже если речь шла об исключительных мелочах: вот ребята из правительства попросили расписать застройку очередного квартала. Я бы нашёл там массу несоответствий плану, нарушений техники безопасности, нехватку или перебор нолей в сметах, задержки зарплат и прочих нелицеприятных вещей, но другие, те, кто не был столь принципиален, махали рукой и смотрели только на плюсы: появился новый жилой комплекс, это значит, что жители старого города получат новые квартиры, переселятся из трущоб, а ещё тут рядом есть классное кафе…

Может, дело в разнице восприятия и я просто привык быть пессимистом и искать повсюду только плохое? Ведь при желании и на золотой статуе можно найти царапинку, и у святого – изъян. Только вопрос: ради чего? Многие люди только и делают, что живут недовольством – неправильный цвет лавочек, слишком вычурные перила, им то слишком холодно, то слишком жарко. Иной раз думаешь: а есть ли место или человек, которые могли бы полностью угодить таким придирам?

И не становлюсь ли я таким же, привыкая подмечать мелочи, на которые никто бы не обратил внимания – чаще всего, не самые приятные – и раскручивать из них сюжеты, достойные экранизаций. Ну, то есть если бы у нас было кино. В условиях апокалипсиса как-то сложновато заниматься таким нерентабельным делом, как кинопрокат. Нам хватало Сети с её миллиардами терабайт старых фильмов и массовых сериальчиков, сгенерированных искусственным интеллектом, но от чего-нибудь новенького и масштабного я бы не отказался. Хорошее искусство – это лекарство, которого миру всегда недостаёт.

8

Я проснулся поздно. На этот раз Хитер не будила меня ни свет ни заря. Её вообще не было дома. Она уехала на работу, оставив меня одного без еды, воды и моей машины. Сегодня у меня проблем с головой не было, и я бы с удовольствием проехался бы на свою работу на своей машине.

Мысленно ругаясь на себя за то, что внёс биометрию Хитер в бортовой компьютер, я отправился в долгое путешествие по утреннему Уэстбриджу.

Город тонул в серой дымке. Иногда серо-молочные облака спускались сверху, к середине дня они укладывались на дороги серыми кристаллами. Это – результат взаимодействия дикой магии и Купола из разного рода энергетических полей над городом, защищающим жителей от губительного неконтролируемого волшебства. Полагаю, натыкаясь на эти чуда инженерной мысли, магия превращалась вот в такие крупицы, которые хрустели снегом под ногами. И не имели никакого влияния на человека. Научно доказано. Хотя, говорят, изначально находились любители употреблять эту соль в надежде, что у них отрастут крылья, перепонки или пойдёт огонь изо рта. Да, были такие сумасшедшие, которые хотели обзавестись эффектами. Людям же мало приключений – конец света отступил, а что может быть страшней него?

В тот момент, когда коммуникатор оповестил меня о новом сообщении, я лелеял мысль купить сразу три стаканчика кофе в дрянном автомате в редакции. Когда я прочёл текст, мне вновь захотелось чего-то покрепче.

«Может, тебе будет интересно», – писал Ларри. – «Нашли тело на улочке рядом с Аттава-сквер. Где-то в той же стороне помер тот паренёк с передозом».

«Откуда ты знаешь?», – написал я ему.

«Там сейчас копы. Инфа сыпется отовсюду».

«Есть точный адрес?».

Впрочем, я уже знал, что он мне пришлёт. Журналистское чутьё, нюх на неприятности, шестое чувство – называйте как хотите, но я совершенно точно знал, куда нужно ехать. И через десять минут, когда Ларри сбросил мне фотографию дома, я уже направлялся к мисс Грандж.

Дом встретил меня всё той же серостью. С одной лишь разницей – теперь здесь мерцали щиты оцепления.

– Джина.

– Привет, Никки, – беззаботно отозвалась она, жуя резинку. Ещё одна живучая дрянь, которую продолжат выпускать, даже если на планете останутся одни тараканы.

– Что на этот раз?

Она пожала плечами.

– Суицид? Убийство? Кто знает?

Я разозлился, понимая: она точно в курсе, но не хочет говорить, и прикинул: ошарашить её тем, что я знал покойницу или приберечь эту информацию для лучших или, скорее, наоборот – не самых лучших времён?

– А где твой Апполон? – спросил я.

Джина пожала плечами, глядя в одну точку и одновременно в никуда – мастерский взгляд, говорят, этому ищеек обучают специально.

– В квартире. Смотрит.

– А ты что тут делаешь?

– А я смотрю здесь, – монотонно ответила она.

– Ладно…

Я сделал пару шагов за оцепление и с опаской посмотрел на Джину.

– Можно?.. – я ткнул пальцем в направлении дома.

Джина опять пожала плечами, мол, как хочешь.

Я зашёл в подъезд, думая, что сейчас увижу следы крови, размазанные по полу, обезображенный труп с алыми волосами…, но нет. У дверей была идеальная чистота. Я дёрнул ручку в квартиру мисс Грандж.

Заперто.

Я постучал. Ответа не было.

Зато я обратил внимание на другой момент: из квартиры её любовничка доносились голоса. Я затаил дыхание и тихо приблизился к двери. Слов я не разобрал, но один из голосов узнал – это был Уолтер Меллиган, следователь, коллега Дастина. Мы пересекались пару раз, но никакими рабочими или дружескими узами связаны не были. Впрочем, мой врождённый оптимизм подсказал: нужно его дождаться и расспросить.

Долго ждать не пришлось. Практически сразу же голоса стали ближе, дверь открылась и из квартиры вышли двое – Меллиган и коренастый тип в цифровых очках-сканерах. Наверное, искали отпечатки и другие следы. Такими гаджетами оснащали всех следователей. Раньше, говорят, использовали какие-то реактивы, но зачем, если вот такое устройство может тут же отыскать в базе данных владельца отпечатков пальцев, которые оно отсканировало? А ещё среагировать на следы каких-нибудь запрещенных веществ.

Меллиган прищурился – так смотрят на людей, которых вы знаете, но никак не можете вспомнить.

– Ник Мерри, репортёр, – услужливо подсказал я.

Брови Меллигана дрогнули: узнал.

– Чем могу помочь?

– Да вот, – я развёл руками, – пишу материал. Не самый благополучный дом, а?

Мою наигранную иронию Меллиган не оценил.

– Могу я войти?

– Зачем? – удивился коренастый.

– Сделать пару фото, посмотреть, чем жил парнишка, чтобы рассказать о нём.

– Мистер… Э…

– Короткая память? Ничего, случается. Ник Мерри.

– Мистер Мерри, это частная собственность…

– Но жаловаться на проникновение уже некому?

Меллиган едва заметно усмехнулся.

– Пару фото?

– Да, спорим, что тех акул из «Хайварс Пресс» вы уже сюда впускали?

Я включил всё своё нахальство и широко улыбнулся.

– А мы с вами сотрудничаем чаще, и не только когда нам что-то нужно, но и когда вы просите. Причём, заметьте, бесплатно, не то, что «Хайварсы».

Это правда. «Хайварс Пресс» отказывался публиковать материалы, которые были крайне важны для спецслужб. Это были унылые хвалебные статейки, в которых, скажем, полиция отчитывалась перед начальством. Вот, дескать, написали о том, какие мы молодцы. Именно такие статьи «Хайварс» публиковал только за деньги. Такая «реклама» для них – один из основных источников дохода. Наши же деньги по большей части зависели от просмотров – количества посещений, времени, проведённого на наших страничках. И подписки. Зарплату нам платили люди. Остальные издания держались на рекламе и государственной поддержке. Это было проще, удобнее и… безопаснее. Зато публиковали только то, что можно было публиковать, то, что хотелось бы публиковать спонсорам или рекламодателям. И далеко не всегда это соответствовало истине. Они получали деньги, но лишались свободы.

Гардо от такой политики отказался сразу и при трудоустройстве сразу обозначал новичкам: здесь деньги делают самостоятельно, поэтому их немного, зато вам не стыдно смотреть людям в глаза. Гардо работал с людьми честными и инициативными. Глуповатыми, одним словом, для такого мира, как наш. Может, кого-то это и смущало, меня – нисколько.

– Ну так что?

Меллиган наморщил нос.

– Ладно, только быстро. И ничего не трогай.

Коренастый удивился, но ничего не сказал. В самом деле, а кому это помешает?

– Родственников у него нет? – спросил я Меллигана.

– Нет, жил один. Мы сразу пробили по базе и выяснили, что ни наследников, ни родных у него нет. Разве что, какие-нибудь незарегистрированные, но это вряд ли.

Мы зашли в квартиру. Темный, узкий коридор с окрашенными в зелёный стенами, одна большая комната, в которой практически не было мебели – старая софа с неубранной и потрёпанной постелью, захудалый сервант, собранный ещё в Доколлапсову эпоху, и низкий стол с раскуроченным ноутбуком, под столом – какие-то бумажки. Окна я уже видел снаружи, изнутри они выглядели примерно так же. Судя по всему, парень стоял в середине комнаты, когда магическая сила, переполнявшая его, вырвалась наружу и, как брошенный в воду камушек, образовала мощные круги энергии. Они разошлись по сторонам, выбили окна, потрепали мебель, отшвырнув её к стенам – на них были видны места удара. Пол был весь исцарапан и побит.

Я достал коммуникатор и действительно сделал несколько снимков. А потом включил режим записи видео.

– Небогато, – констатировал я, снимая. Меня не покидало ощущение, что в этой квартире до взрыва никто не жил.

Следователь пожал плечами. Ух, начинаю ненавидеть эту привычку.

– Так что всё-таки случилось? Говорят, он не был… Не обладал какой-то магией, без странностей…

Меллиган пожал плечами.

– Наша задача – это выяснить, – уклончиво ответил он.

– Ещё эта девушка.

– Есть основания полагать, что это был суицид.

Эту фразу Меллиган проговорил таким тоном, что сразу стало понятно: это – заученная официальная версия.

– Понятно. Хозяйка квартиры?

– Угу.

– Как звали?

– Ты сказал, пара кадров, Ник, – поднял бровь Меллиган. – Сейчас Бойл начнёт нервничать, а когда нервничает Бойл… В общем, ничего хорошего нам не светит.

Я понял, что разговор закончен, и не стал искушать судьбу. Мы вышли в подъезд.

В этот момент открылась дверь в квартиру напротив. Двое людей в спецодежде выносили тело.

Я машинально придержал Меллигана: можете винить меня в излишней суеверности, но идти впереди покойника не позволю даже врагу. Ребята с трудом развернулись на маленькой лестничной клетке и стали спускаться вниз. Я нахмурился: бледная женская рука блталась, свисая с носилок. На сгибе – огромные синяки.

– Коллапс, это ещё что?..

Я сделал шаг следом, но в этот момент с возгласом «Меллиган, где ты?» открыл подъездную дверь Бойл. Сквозняк только слегка пошевелил ткань, которой было накрыто тело. Я стоял позади Меллигана, мне открылась только часть её лица, но я замер, прокручивая в голове мысль. Тело было чьим угодно, но точно не принадлежало Селен Грандж.

9

Я тупо смотрел вслед уезжающему автомобилю, увозившему тело незнакомой девушки. Она походила на ту мисс Грандж, которую знал я, примерно так же, как волк походит на болонку. И даже мысль, что мисс Грандж была без макияжа или сценического грима, который порой меняет человека до неузнаваемости, не могла объяснить такой разницы. После того, что я видел вчера, мисс Грандж я бы узнал, даже если бы она нарядилась в дырявый мешок и не мыла голову несколько лет. Черты лица, рост – от Селен Грандж девушку отличало абсолютно всё. Волосы у той пылали огнём, у этой – темнели выгоревшим ржавым цветом, кожа у Селен была ровной и сияла, как после салона красоты, у этой – была какой-то серой и неухоженной.

– Это точно хозяйка квартиры? – осторожно, стараясь не выдать лишних эмоций, спросил я у Меллигана. Он кивнул и закурил.

– Угу. Актриса или певица. Во всяком случае, была ею.

– Ого, – сердце у меня ёкнуло. – Где пела?

– В каком-то клубе. Спроси лучше у наших, с кем вы обычно общаетесь для такой информации?

– Вот будут заголовки, – я постарался придать голосу и выражению наиболее туповатые интонации, а про себя думал, какого черта я не спросил у Селен, в каком клубе она «танцевала».

Меллиган фыркнул и вернулся к Бойлу. Я понял, что больше мне здесь делать нечего – о том, чтобы попасть в квартиру к мисс Грандж, можно было и не думать. Джина со своим дружком всё ещё стояла неподалёку. Однажды я узнаю, в чём суть их работы, потому что пока это выглядит как прогулка по городу. Они приезжают, стоят и уезжают. И мешают работать мне.

Я набрал номер Хитер.

– Ник? Ты где? Гардо лютует!

– Скажи ему, что я чертовски занят. А ты помоги мне, найди в сети клуб, в котором выступала Селен Грандж.

– Кто?

– Селен Грандж, она танцовщица, актриса. То есть была ей. Мне нужно узнать, где именно она выступала.

– Эм… Хорошо, – неуверенно ответила Хитер. – Ник, ты опять во что-то впутываешься? Имей в виду, вытаскивать тебя из участка больше некому.

Нет, ну она специально? Чудовище внутри взбрыкнуло, но тут же утихло. Кто знает, может, к этому можно привыкнуть?

– Чего хочет Гардо?

– Ты же знаешь, его бесит, когда ты не участвуешь в планёрках…

Я вздохнул. Старая песня.

– Мне нечего ему сказать, Хитер. Что это за глупости: собирать народ по утрам и спрашивать, о чем они собираются сегодня писать. Откуда я знаю, что произойдёт сегодня?..

Хитер издала протяжное рычание и бросила трубку. Я хотел убрать коммуникатор, но тут он противно запищал, уведомляя о сообщении. Обычно я оставлял их на потом и частенько забывал открыть. Надо было и на этот раз поступить так же. Текста было немного.

«Не лезьте в это дело, мистер Мерри. Вы многим рискуете».

Номер был засекречен.

10

Я стоял у подъезда и задумчиво оглядывал окрестности. Произошедшее не то чтобы выбило меня из колеи, но с мысли сбило точно. Я до сих пор не понимал, почему промолчал о мисс Грандж.

Чтобы привести мысли в порядок, я сделал то, чего не делал лет сто. Достал из кармана помятую записную книжку, принадлежавшую ещё моему деду. Кожаная обложка уже затвердела и почти не гнулась, страницы пожелтели, но для меня она была чем-то вроде талисмана, ниточки, за которую я хватался, когда наступал кризис или ещё что-нибудь неприятное. Она помогала мне вспомнить, зачем я вообще пришёл в эту профессию.

Итак, что у нас есть?

«Лавка старьёвщика – разнесена в пух и прах».

Я вспомнил лицо обезумевшего владельца и добавил:

«Хозяин сошёл с ума».

«Убитый в квартире парень».

«Убитая в квартире соседка, после того, как…».

После того, как поговорила со мной. Поговорила, а потом покончила с собой. Или…

«Тело принадлежало кому-то другому».

Ерунда какая-то. Полиция не могла ошибиться: документы с отпечатками пальцев, чипы с биометрией – всё это идентифицировало безошибочно. И если это – настоящая мисс Грандж, кто говорил со мной вчера?

Эту запись я тоже занёс в записную книжку.

Раздался звонок.

– Да, детка моя?

– Ещё раз назовёшь меня так, отверну башку.

Вот она, моя любимая Хитер.

– Извини. Ты выяснила что-нибудь…

– По базам она не пробивается, Ларри пытался. Ни афиш, ни упоминаний в списках артистов. Или она сказала тебе ненастоящее имя, или выступала под псевдонимом.

Я мысленно выругался.

– Хорошо, спасибо. Ладно, скажи Гардо, что я скоро буду.

Сбросив вызов, я направился к остановке, всё ещё пялясь в свою книжку.

– Простите.

– Ничего страшного, – с улыбкой ответил мне мужчина в чёрных очках, в которого я врезался, едва отойдя от дома.

Надо чаще смотреть под ноги, это мог быть автомобиль. Я убрал свои заметки и огляделся на предмет наличия следователей. Например, Джины и её чудного шкафообразного напарника. Убедившись, что всё чисто, я отправился в редакцию.

11

Работать корреспондентом – всё равно, что играть в лотерею: никогда не знаешь, что попадётся в билете и принесёт ли это деньги, но постоянно надеешься на крупный выигрыш. Так и я не знаю, какой материал выкопаю себе завтра, и смогу ли сделать из него что-то стоящее. Несмотря на то что наши тексты мы берём не из головы, а из жизни, профессия всё равно считается творческой. Гардо любит говорить, что мы творим не миры, а историческую хронику. И я отчасти с ним согласен. Ведь какой объём информации хранится на серверах ещё со времён создания Сети! Я таких чисел-то не знаю, как и не могу представить, где всё это лежит. Раньше думали, что ненужное и устаревшее просто стирают, но я помню пословицу, родившуюся ещё до Коллапса: «Сеть помнит всё». Интересно, если бы кто-то смог систематизировать и проанализировать все статьи, книги, научные труды, смог бы он составить более или менее объективную историю без тёмных и обелённых пятен? Я бы взглянул, ибо верю, что ни одна война не начинается по вине одного государства и ни одно перемирие не заключается без выгоды для одного человека.

– Всё ещё думаешь, чем себя занять? – Хитер поставила передо мной стаканчик с моё любимой жижей из автомата. Договариваться с этой железкой получалось у всех, кроме меня. Мне он постоянно отказывал в оплате.

Я кивнул.

– А на экране всё то же кино, – улыбнулась Хитер. – Ник, брось ты это. Тут даже полиция разобраться не может, а у них возможностей куда больше. Куча других событий жаждут твоего острого пера.

Я многозначительно посмотрел на Хитер, получил по затылку за мысли, которые она интерпретировала совершенно правильно, отпил кофе – сладкую дрянь, создающую иллюзию бодрости и пару лишних килограммов при частом употреблении, и с кислым видом глянул на Хитер. В редакции уже почти никого не было, из-за двери соседнего кабинета, на тёмные полы лилась неяркая полоса света – скорее всего, остался кто-то из дежурных журналистов, но и тот мирно похрапывал на клавиатуре. Я терпеть не мог раскисать при посторонних. Хитер – это другое.

– Да брось, Никки.

Утешать – не её конёк.

– Я…

Что я хотел ей сказать? Что зашёл в тупик? Что ошибся и всё происходящее не имеет никакой связи?

– Я просто думаю, что я пропустил.

– И поэтому просматриваешь это видео уже в двухсотый раз.

Я снова взглянул на экран, где замер стоп-кадр того видео, что я записал в квартире Мейвена. Всё тот же диван, на который я уже смотреть не мог, всё тот же исцарапанный пол, все те же окна.

– Может, вы были правы и парень просто схватил передоз, а девчонка не вынесла потери и покончила с собой? А старьевщик просто получил какой-то артефакт, который неожиданно рванул магией? Слишком много «просто», Хитер, понимаешь?

– Понимаю. Может, стоит подождать, пока это дело распутает полиция?

– Ты ведь понимаешь, что тогда это будет уже не совсем моё расследование? Они как обычно подгонят факты и выдадут только половину информации – сухую сводку: кто, что и где. А мне нужна история, которую уже не восстановишь, потому что виновники окажутся в тюрьме. Или мёртвыми. Равно как и пострадавшие.

Я хмуро посмотрел на экран. Интересно, мисс Грандж рассказывала следователям то же самое, что и мне или у меня был какой-то эксклюзивный материал?

Я прослушивал запись нашего разговора снова и снова. Мне не давала покоя мысль, что женщина, с которой я говорил, была не настоящей Селен. Её догоняла другая: настоящую мисс Грандж подменили трупом. Самоубийство – всего лишь имитация. В таком случае, зачем, где настоящая Селен, и кто эта мёртвая девушка?

Хитер вздохнула.

– В любом случае уже ночь. Поедем домой, а завтра подумаешь ещё.

Я тупо поводил мышкой, прокручивая картинку. Что ещё оставалось?

– Хорошо, – со страдальческим вздохом сдался я. – Ты иди, я скоро спущусь.

Хитер кивнула и ушла.

Я ещё раз просмотрел свой минутный ролик. Диван, стол, полы, окна, листовки. Диван, стол… Я приблизил кадр на каждый предмет по очереди. Если бы я догадался поближе снять бумаги, валявшиеся под столом… При таком приближении бумажки расплывались на пиксели, пытаться разглядеть в них что-то – гиблое дело. Белые листы, желтые листы, фиолетовые листы. В компьютере наверняка была какая-то информация, но спецслужбы уже выдрали все диски.

Я со злостью выключил компьютер и поплелся на выход из редакции.

Хитер уже пристроилась за рулём.

– Это моя машина, – буркнул я.

– Вот и располагайся с комфортом, – улыбнулась Хитер. Я могу её понять: она мечтала водить машину. Коллапс не прошёл бесследно – эффекты, магия и прочие аномалии вызвали у людей самые разные сбои в организме, их таскали многие поколения. От подозрения на одно из таких заболеваний относительно недавно избавилась Хитер. Ей разрешили водить машину, и не мог отказать моей детке в таком удовольствии. Тем более что мне с моей вернувшейся от усталости головной болью совсем не хотелось концентрироваться на дороге.