Серебряная пуля. Антология авантюрного рассказа

– Я – спать! – сообщил туруканец и рухнул на полку. Мою.

И раскинулся там от начала до края. И громко храпел.

– Проводник! – завопил я.

Пришел проводник, нежно поднял упавшего. Сунул на верхнюю полку. Ушел. Хвост его шевелился по полу.

Я лег и пытался уснуть. Сон не шел. Туруканец ревел надо мной, точно буря. Он был яростен, громок, грозов. А потом – он свалился на пол, как лавина, и едва не погреб под собой все, что было возможно.

Едва.

– Проводник! – завопил я опять.

И пришел проводник, и поднял его на руки. И опять уложил отдыхать. Точно нянечка. В форме, с хвостом.

Я опять попытался уснуть. Было душно, но после включили кондей. Ледяной, освежающий, зимний… Зима охватила Турук. Я заснул в белом хрупком сугробе, я спал и смотрел охлажденные сны.

А наутро проснулся. Я кашлял. Я, кажется, ночью простыл. И теперь заболел – туруканским кочующим вирусом, что обитал в поездах. Поездатым.

Достало!– Проводник… – прохрипел я.

Пришел проводник, он все понял и дал мне таблетку.

Я выпил ее, и мне стало полегче. Я достал свой смартфон. Он всю ночь пролежал под подушкой. Он спал. А потом, в туруканское зимнее утро…

…Оно было недобрым – простуженным, резким, искрящим. Искрила розетка – я вставил туда свой смартфон, я пытался его зарядить, а она полыхнула и трескнула. Запах паленого… Я застонал. Отключил свой смартфон от розетки. Он был мертвый и черный, как шахты Турука. Он тупо сгорел.

Проводник извинился. Бормотал что-то там про огромную разницу в наших приборах, но, Турук побери, это был туруканский смартфон, местной сборки! Для этих розеток, мать вашу, турукскую мать!

Я кричал. Я грозил кулаком. Я сидел, закатавшись, как еж, в одеяло. Оно было в пятнах – зеленых, как кровь туруканцев. Мне стало брезгливо, я снял одеяло с себя и швырнул его на пол.

Скандал.

– Я остался без связи! – орал я. – В вашем чертовом поезде… что, черт возьми, происходит?!

Полез за вещами. Их не было. Будто не клал их под полку – рюкзак, чемодан…

Обокрали!

– Простите, – опять прогудел проводник. – Мы найдем негодяев. Накажем.

В глазах его стыло ехидство. Я знал, что они не найдут. Я был в этом уверен. Как в том, что ленивое, красное солнце Турука встает на востоке и грузно тащится на запад. Что в темных лесах его сыро. Что поезд его, бесконечный, великий, турукский, везет меня в город Бурук. Что я должен попасть туда быстро…

– Конечная, – грустно сказал проводник. – Выходите. Вас встретит полиция. Ей объясните…

Ну да, объясню. Про розетку и вирус. Про порезанный новый рюкзак. Про один чемодан – на Таруке, и другой – под сиденьем. Про кондей, туруканские запахи, пьяниц, храп, музыкантов, коробейников прямо в метро, попрошаек, смартфон и ворюг. И про командировку, конечно. Встану, руки по швам, и скажу, все, как есть.

И заплачу в финале.

Я зло посмотрел на него. Я обшарил карманы. Там остались кредитка и паспорт… хвала всем зеленым божкам-туруканцам, что я их туда положил! Перед тем, как заснуть под кондеем.

Скажите, я гений?

– Вы – гений, – сказал проводник. – Очень опытный. Видно, вы часто катаетесь в поезде?

– Да.

Я соврал. В основном, я летал самолетами… там, на Земле. Здесь они не летали, ломались. Магнитное поле Турука…

Эх!

Меня провожали – на столике, важный, очень мудрый и с книгой – сидел туруканец в халате. Моя статуэтка. Забыли воры… Или просто – не взяли?

– Это наш Просветленный, – сказал проводник и сложил на груди свои лапы. – Побоялись украсть. Забирайте.

Я сунул в карман туруканца. Я вышел из поезда. Был налегке. Огляделся…

Это был не Бурук.

…Туруканское утро томило. Накрывало горячечным солнцем, гудело платформой, пахло поездом и колбасой. Я стоял на перроне. Я не знал, что мне делать.

– Проводник… – простонал я с отчаяньем. – Где я?

Он тотчас явился. Посмотрел на меня с мягкой, теплой, зубастой улыбкой.

– В Пуруке, – сказал проводник. – Вы проехали станцию. Это Пурук. Вы проспали.

Поезд тронулся, он отъезжал. Все быстрей и быстрей… Я бежал вслед за ним.

– Подождите! – зачем-то кричал я. – Как проехать в Бурук? Как вернуться? Куда вы?!

– Электричкой… – прощался со мной проводник. – До свиданья… удачи…

И скрылся из вида. Вместе с поездом. Вместе с надеждой уехать. Я пошел на другую платформу. Нашел расписанье. Ага, через час – электричка в Бурук.

На платформе стоял полицейский. Он был очень важен. С блокнотиком, ручкой – он ждал, когда я подойду. И пожалуюсь. Я оправдал ожиданья.

– Украли багаж, – сообщил я ему. – В этом поезде. Ночью. Я спал очень крепко.

– Сожалею, – сказал полицейский. Пощелкал хвостом. Записал что-то ручкой в блокнот. – Здесь так много воруют…

Поскучнел. Отошел от меня. Пуруканский служитель порядка…

Черт бы всех их побрал!

Я озлобился. Я озверел. Зарычал туруканской собакой. Я готов был сожрать его, прямо сейчас. Закусить на дорожку – его форменной кепкой, блокнотом и ручкой.

Не стал. Успокоился. Взял себя в руки. Мне нужно приехать в Бурук!

…Но не мне одному, к сожаленью.

Собиралась толпа. Когти, взгляды, хвосты. Много утренних злых туруканцев, и все ждали ее – электричку в Бурук. Все хотели попасть в этот город. И я тоже хотел. Я стоял рядом с чьей-то ногой в туруканском ботинке. Ботинок приплясывал.

Рев. Электричка неслась, точно буря. И встала. И открыла широкие двери. И меня понесло, закружило – с туруканской зеленой толпой, затащило в салон и прижало. Я был пойман. Стоял, не дышал.

Слишком душно. Вонюче. Турукски. Но я должен попасть в этот чертов Бурук! Я обязан. По делу. Меня там уже заждались.

Я терпел, сколько мог. Я был стоек. Турук закалил меня. Сделал свирепым и сильным, и я был готов ко всему.

А потом электричку качнуло. И кто-то упал на меня. Точно дом. Точно гиря. Сдавил мои ребра, и я захрустел и сломался.

И все стало черным.

…Ну что тут еще оставалось?

***

Я сражался. Я был в шлеме с рогами и с острым копьем. И меня окружали враги – слишком мелкие, злобные, густо-зеленые в ярости. Хрюкали. Били копытами. Я отгонял их копьем. А потом, в черном тающем облаке, над головой – вдруг возрос туруканец. Он был с книгой и деревом, грустно смотрел на меня. «Эх, бедняга! – сказал он. – Зачем ты приехал сюда? Здесь все очень сурово. Давай я тебя заберу». И забрал, и понес над роскошной долиной. В ней цвели туруканские рыжие маки, их запах меня разбудил…

Я очнулся. Я лежал на кровати, она была белой и чистой. Я был забинтован, от ног до груди, сжат, спеленут бинтами. Запикал прибор.

– Ну-с, больной, где болит?

И ко мне подошли. Врач был в шапочке, в белом халате. Улыбался во все свои сорок зубов. Туруканский улыбчивый врач… Я был рад его видеть.

– Горло… ребра… еще голова… – простонал я с трудами. – Доктор… я выживу?

Он засмеялся.

– Конечно! У нас медицина на уровне! Лучше, чем там, на Земле.

И вколол мне укол, туруканским огромным шприцом. Боль ушла, рассосалась. Я мог говорить.

– Доктор, где я? В Буруке? В Пуруке?

Он опять засмеялся. Мне это не нравилось.

– Посередке, – сказал он, – на станции Новый Бурук. Вы попали в больницу.

Я вздохнул.

– Да уж понял… Доктор, дайте мне телефон! Я хочу позвонить.

Он достал из халата смартфон. Туруканский, здоровый, как ноут.

– Жене? – подмигнул врач.

– Начальству!

Я взял необъятный смартфон, слабой, жалкой рукой. Ткнул в холодные кнопки. Тягуче тянулся звонок.

Подождал. Мне ответили.

Босс был румяный и свежий. Смотрел на меня из экрана, и нет, у него ничего не болело. Его не давили, не рвали рюкзак, не крали его чемоданы, не падали вниз на него, не пугали, не пахли под носом. Не сжигали смартфон и не брали втридорога. Он не ехал в метро, не тащился на поезде и не летел в космолете. Он не ждал электричку. Не ругался с полицией. Он был в покое. Он был на Земле.

– Вы куда-то пропали, – сказал он весьма благодушно. – Звоню вам, звоню…

Он откашлялся.

– Босс… тут такое… – я выдохнул. – В общем, меня обокрали. И я еще… эта… в больнице. Без связи. Без денег… практически… Босс!

Он сочувствовал мне. Изумился. Зацокал.

– Бедняга! Ужасный Турук… Надо выдать вам премию, как вы вернетесь.

Это меня не утешило.

– Да, – продолжал он, – вы зря полетели. У нас изменения. Вместо Турука – мы будем сотрудничать с фирмой планеты Урук! Перспективы большие. Турук отменяется… Да, и кого мы пошлем на Урук?

Посмотрел со значением.

– Нет… не меня… – просипел я в ответ.

Я представил себе – уруканские голые степи, ее холод, ее проливные дожди… и ее электрички. Метро. Поезда. Космолеты ее облаков. И ее уруканцев – косматых и черных. Воя, точно собаки, они окружали меня. И их было так много, что я потерялся средь них. Растворился. Был пожран планетой Урук.

Восхитительной желтой планетой. Пять часов космолетного времени.

– Нет, – босс тонко ехидствовал, – именно вас. Вы уже попривыкли. Вам будет полегче. Согласны?

И я закивал.

…Ну вот что мне еще оставалось?

Ева А. Гара

ИСКРА

Иллюстрация Григория Родственникова

Серёжа познакомился с ним случайно, когда рвал берёзовый веник. Щуплый мальчик, не старше его самого, сидел на огромном пне срезанного лет сто назад дуба и ел землянику. У него были молочного цвета волосы и удивительные глаза: один ярко-синий, другой светло-карий, совершенно золотой в лучах солнца. Мальчик сказал, что живёт у егеря, и назвался странным именем: Рен.

– Это от какого? – спросил Серёжа.

Рен пожал плечами.

– Ни от какого. Просто Рен. Хочешь? – И протянул букет земляники.

Каждый день они встречались на лугу перед лесом. Играли до поздней зари, валялись в траве, рассматривали насекомых и облака. Они болтали обо всём на свете, даже порой одновременно, совершенно не слушая друг друга. И казалось – были знакомы сотню лет.

Однажды Серёжа спросил:

– Как ты попал к егерю?

– Я просто вышел к его избушке. У него было чистое сердце – и я остался.

– Но как ты оказался в лесу?

Рен пожал плечами.

– А откуда ты знал, что егерь добрый? – продолжал Серёжа.

– Увидел. Его искра была белой.

– Что? Искра?

– Ну да. Я их почему-то вижу только синим глазом. А карим нет. Ты двумя видишь?

– О чём ты?

– Об искрах, конечно.

– Опять глупости болтаешь?

– Ты разве их не видишь? Искры. – Рен растерянно посмотрел на свою грудь и повторил: – Искры.

Серёжа помотал головой и нахмурился. Он не верил ни в какие искры, но Рен был настолько ошеломлён, что недоверие мешалось с сомнением. А вдруг это он, Серёжа, бракованный, поэтому не видит никакие искры? Все видят, а он – нет.

– И на что они похожи?

– На звёзды. Если человек добрый – искра белая или голубая, если злой – чёрная или красная. А ещё… У тех, кто тяжело болеет, она тусклая. А потом гаснет.

– Классно! – сказал Серёжа. – Я никаких искр не вижу. Но верю тебе.

Он ему не поверил.

А потом Рен пропал.

***

Сергей готовился к свадьбе. Собственно, приготовлениями занималась его невеста, Оксана, сам он привык к сдержанности и минимализму во всём – пышное торжество для него было не более чем бестолковым капризом. Но Оксана хотела красивую свадьбу, чтобы платье, как у принцессы, чтобы лошади белые и множество гостей, пусть даже половину из них они не будут знать. Сергей лениво выслушивал очередные её выдумки, соглашался и давал деньги. Смокинг и кольца они купили давно. Оставалось определиться с местом проведения, украшениями, меню. Ресторан Оксана выбрала, но вдруг захотела выездную регистрацию как в американских фильмах. Сергей не возражал – пока что запросы не кусались.

Но он здорово устал от бесконечных изменений, от восторженного щебета и невероятных затей. То ресторан, то теплоход, то выездная регистрация. Оксана хваталась за любую идею, всплывшую в фильме, журнале или книге. Ей хотелось всё и сразу, а необходимость выбирать вызывала у неё головную боль. Тогда она начинала канючить, что вообще не хочет никакой свадьбы. А наутро снова сыпала предложениями.

Солгав, что едет в командировку, Сергей снял номер в соседнем городе и решил, что напьётся до беспамятства – разгрузит голову. И пусть была только четверть пятого, он пошёл в бар.

После затяжного дождя улица блестела в лучах вечернего солнца. Пахло пряностями и свежестью. Над клумбами порхали бабочки. И глубокое, насыщенного голубого цвета небо разливалось нежностью. Нежность разливалась в груди Сергея.

В баре стоял полумрак. После солнечной улицы глаза не сразу привыкли к освещению – Сергей наткнулся на стул. На его возню никто не обратил внимания: бармен протирал стойку, женщина лениво смотрела в экран телефона, старик храпел в уголке, а двое мужчин играли в нарды за дальним столиком. Вслед за ним вошёл кто-то ещё, из туалета вернулась шумная троица. В зале возник официант. Сергей не успел осмотреть всех, уселся на ближайший стул и мрачно заказал водку.

После одной рюмки Сергей съел стейк и вдруг осознал: он не знает, что делать. Для бесцельных прогулок не было ни сил, ни настроения, а возвращаться в номер не хотелось. Напиваться же, тем более, в одиночестве, не позволяло воспитание – мать говорила, так делают только алкоголики.

«Занимаюсь какой-то ерундой. Меня вообще не должно здесь быть. Наврал Оксане и в офисе за главного оставил Радика, он же, идиот, опять всё напутает. В четверг ещё переговоры с китайцами. А я в прятки играю. Надо домой ехать, скажу, что дел оказалось на пару часов».

Выпив ещё рюмку, Сергей огляделся в поисках официанта и увидел у бара парня с белоснежными волосами. На мгновение в груди похолодело, откликнулась детская обида. Он вспомнил, как приходил на поляну, как напрасно ждал днями напролёт. Мог бы и сам сходить к егерю, но не знал, где его изба. А сейчас просто хотел убедиться, что обознался.

Сергей осторожно поднялся, оценивая своё состояние, и медленно подошёл к бару. Парень обернулся – один глаз синий, как безмятежный океан, второй – золотой, как жжёный сахар, – широко улыбнулся и как ни в чём не бывало весело проговорил:

– Привет, Серёж, я так рад тебя видеть.

– Рен, – обалдел Сергей и ухватился за стойку, чтоб не упасть.

***

– Ты ведь это несерьёзно, – растерянно лепетал Сергей.

Он вдруг почувствовал себя бесконечно виноватым, будто в тот далёкий день, будучи сопливым мальчишкой, мог что-то изменить. Будто мог противостоять секретной организации, остановить похищение. Он даже в искры поверить не смог, а сейчас почему-то поверил. Ведь не стал бы Рен спустя двадцать лет болтать детские глупости?

– Подожди, Рен, но как ты здесь…

– Я… Это сложно.

– Ты что, сбежал? Тебя ищут?

Сергей испуганно огляделся. Он живо представил, как сейчас сюда ворвутся люди с автоматами, уткнут всех в пол, а после перестреляют. Уж его точно убьют, потому что Рен успел ему всё рассказать. А впрочем, он ничего толком не объяснил: что за Третий отдел, как они на него вышли, зачем похитили… И Сергей ничего не хотел знать, лучше уж вовремя попрощаться, но любопытство опередило. Он спросил:

– Я ничего не понимаю, Рен. Чем именно ты занимаешься?

– Я… вроде как на службе правительства. Но они заставляют меня делать нехорошие вещи.

Сергей поморщился: фраза прозвучала слишком по-детски. Рен, видно, тоже это понял и пояснил:

– Я убиваю для них. И не бойся, они не придут в открытую: знают ведь, на что я способен.

– И на что?

– Одним лёгким движением я могу задавить любую искру. Убить.

Рен не шутил, но в его глазах плясало торжество – он явно любил свою способность, считал себя особенным. И Сергею стало страшно. Перед ним был не тот белобрысый паренёк, который подарил букет земляники и беззаботно рассказал про искры, – а взрослый человек, осознавший свою силу. Либо же не осознавший ничего: Рен улыбался так легкомысленно, будто не людей убивал, а всего лишь крошил печенье.

– Твоя искра такая же белая, как в день нашего знакомства, – сказал Рен.

– А твоя?

– И моя.

– Но ты же… убивал, – шепнул Сергей.

– Думаю, моя искра вообще не изменится, так и будет светить слепой звездой. Но ты не думай, что я плохой, я ведь искры не только гашу, я их и разжечь могу. Я умею спасать – это мне тоже доводилось.

– Как?

– Если человек тяжело болен или серьёзно ранен, его искра потухает, но если её разжечь, то у организма появятся силы на восстановление. И поверь: там из любого состояния можно вернуться.

– Даже… из мёртвого?

– Воскрешать я не умею, Серёж. Угольки не раздуть.

Разговор сам собою затих. Рен комкал салфетки, расправлял их и старательно складывал треугольником. А Сергей корил себя, что поехал в «командировку», что выбрал именно этот бар. Он хотел помочь Рену, но опасался за собственную жизнь, не знал, что теперь делать, и не понимал, почему вообще поверил в эту невероятную историю.

Мысли крутились со страшной скоростью, разные, но всё об одном. В голове возникали то картинки захвата и ликвидации, то воспоминания из детства: ромашковая поляна, облака и запах травы.

– Нам пора, – сказал Рен.

Сергей вынырнул из мыслей и огляделся: народу в баре прибавилось.

– Нужно держаться подальше от пустых мест и от людей. В открытую они не нападут, но если исподтишка, я не успею отреагировать. А тот мужик у бара уже минут двадцать на нас пялится. Думаю, он из отдела. Нам нужно идти.

– Нам? – озадачился Сергей. – У меня скоро свадьба, я не могу всё бросить.

И тут же пришло осознание, что если всё это правда, никакой свадьбы уже не будет. От него избавятся при первой же возможности, потому что живым отделу нужен только Рен, а Сергей для них ненужный свидетель.

– Ты во что меня втянул? Пропал на двадцать лет, а теперь… теперь припёрся с Третьим отделом, чем бы он ни был, на хвосте и просишь помощи?

– Я помощи не просил. Чем ты можешь мне помочь, Серёж?

– Тогда… какого чёрта ты мне всё это рассказал!

– Друзья делятся тайнами, разве нет?

– Друзья не втягивают друг друга в дерьмо! Меня же убьют!

– Если не пойдёшь со мной, то убьют. Тебя уже засекли. Но невеста твоя пока в безопасности, максимум, что с ней сделают, – опросят, куда ты мог поехать. Но тебя живым не отпустят.

Сергей грязно выругался, выпил водки и, грохнув рюмкой о стол, спросил:

– И что нам делать?

***

Возвращаться в гостиницу было рискованно – их могли поджидать, – но Рен заверил, что номер пуст. И пока Сергей собирал уже разложенные вещи, попутно раздумывая, как и куда им ехать, Рен неотрывно пялился в стену.

– Ты что, завис?

– Слежу за обстановкой.

– Ты это серьёзно?

– Если стены не толстые, я и сквозь них искры вижу. Ты ведь не хочешь, чтоб нас застали врасплох? Если собрался, то нам лучше уйти.

Они спустились по лестнице – Сергей выселился из номера – и вышли на улицу. Был уже вечер – автомобили стояли в пробках, по тротуару массовкой двигались люди. С одной стороны, затеряться в толпе казалось разумным, с другой – к ним могли подобраться из отдела. Рен сказал, что в толпе они уязвимы: его ударят шокером, а Сергея – ножом. В таком трафике никто сразу не сообразит, что случилось.

– Идём по Могилёвской, спустимся в метро, – предложил Сергей.

– В метро нельзя. Вернёмся в отель, попросишь вызвать такси.

Сергей послушался, с улыбкой подошёл к регистратору и, солгав, что у него разрядился телефон, попросил вызвать такси. Конечный адрес он не знал, замешкался – Рен сказал, что им нужно на автовокзал.

Пробка была глухой, поток почти не двигался. Рен внешне оставался спокойным, но кусал губы. Сергей же пребывал в напряжении: что если Третий отдел всё-таки организует захват? Никто даже не удивится, что кого-то арестовали в пробке – всего лишь минутное развлечение. А если Рен сумеет их обезвредить, то привлечёт внимание. Чёрт его знает чем это обернётся.

Может, лучше сдаться?

Сергей плохо понимал, почему позволил втянуть себя в эту историю. Не понимал, почему Рен подверг его опасности. Они могли просто поболтать, вспомнить детство, поделиться незначительными событиями. Вовсе не обязательно было вываливать эту грязь на стол. Рен поступил подло, а Сергей захотел помочь – поздно осознал, что помощи от него нет и не требуется. Зато сам оказался в опасности.

– Слушай, Рен, я знаю, что это прозвучит глупо, но, может, лучше сдаться?

– Я-то сдамся, а что будет с тобой? Об этом ты подумал?

– Да не убьют они меня. Даже если я стану болтать, кто мне поверит?

– Ты не знаешь, как они работают, а я знаю.

– И как?

– Не оставляют свидетелей. А будешь болтать – таксиста втянешь.

Водитель либо не слушал их, либо делал вид, что не слышит. Но в лице он не поменялся и в салонное зеркало ни разу не взглянул. Хватит ума – о подозрительных пассажирах «не вспомнит», особенно если спросят представители власти. На его месте Сергей бы ограничился ложью: да, были такие пассажиры, ничего необычного, довёз их до автовокзала – всё.

Дальше ехали молча. Час простояли в пробке, ещё минут двадцать тащились со скоростью пешехода. До автовокзала было далеко, но Рен внезапно попросил остановиться. Сергей обеспокоился, поблагодарил за поездку и вышел следом.

– Что случилось?

– Мы должны потеряться. Они наверняка знают, в какую машину мы сели.

– А вдруг они знают, куда мы едем? И куда мы едем? Автобус – это хорошо, там документы не нужны, а потом? Что будет потом, Рен? У нас нет плана, мы понятия не имеем, что делаем.

– Чего ты на меня орёшь? – вдруг озлобился тот. – За меня двадцать лет решали другие люди, откуда мне знать, что делать?

Рен отошёл к китайскому ресторанчику, устало прислонился к стене. Китайцы. Видимо, о переговорах можно забыть. В живых бы остаться, хотя опасность пока была только на словах Рена. Вдруг он чокнутый и никаких преследователей нет?

– Знаешь, Рен, если на кону моя жизнь, я хочу доказательств.

– Каких?

– Не знаю! Каких-нибудь!

Рен покусал губу, тяжело выдохнул и долго пялился на грудь Сергея. Его синий глаз будто бы светился, но, вероятно, так падал свет.

– Серёж, сейчас у меня нет доказательств. Идём.

– Нас найдут по камерам.

– Найдут. Мы сойдём где-нибудь на трассе.

– А если они будут ехать следом? Там нас и поймают.

– Давай просто сядем в автобус.

– Нет, Рен, в городе безопаснее. Мы даже не знаем, куда ехать. Нас везде найдут, это ж не пятнадцатый век, не получится просто исчезнуть. Да наши рожи уже, наверно, по всем постам разослали. На что они готовы, чтоб тебя вернуть? Господи, и я в это ввязался!

Сергей схватился за голову и почувствовал детский порыв сорваться с места и бежать. Неважно куда, главное – подальше от источника опасности. А там уже будь что будет. Возможно, его не станут преследовать, решив, что никому он ничего не расскажет.

Из ресторанчика вышел администратор и обратился к Рену:

– Извините, вас к телефону.

Сергей испуганно замер. Рен нерешительно взял трубку и молча поднёс к уху. Собеседник, видимо, наблюдал за ними, потому что в динамике сразу послышалась неразборчивая речь. Говорил неизвестный непрерывным монологом, а потом замолчал. Рен кусал губы и потерянно осматривался. Сергей нервничал – по-видимому, решалась их судьба.

– Но я же в городе, что не так?

В трубке рявкнули – Рен вздрогнул и судорожно сбросил звонок. Он нервно закусил ноготь и с детской беспомощностью проглядел ряд припаркованных автомобилей. Телефон зазвонил снова, но Рен не отвечал.

– Возьми трубку, придурок! – выругался Сергей. – Договорись с ними!

Рен обречённо посмотрел на администратора, принял вызов и нерешительно поднёс телефон к уху. Теперь собеседник не кричал, говорил ровно, как и в первый раз. Говорил долго, может уговаривал, а Сергей нервно озирался и воображал, что сейчас мимо проедет внедорожник и их всех расстреляют, как в дешёвом блокбастере.

– Нет, это неправда! – возмутился Рен. – Я не обманывал! Это вы меня обманули: сказали, что наблюдения не будет, а сами… Нет, не надо Роману Арсеньевичу! Пожалуйста, не говорите ему!

Собеседник ответил коротко. Рен до крови прокусил губу.