Примирение с женщиной

Ввиду того, что само понятие – сходиться с человеком, а уж тем более, как с другом, в более зрелом возрасте, едва ли возможно без основательно, без дела. Поэтому, должно быть дело или должно было бы предшествовать дело дружбе, ведь без дела дружбы не бывает. Дружба – это некий предикат в качественном эквиваленте собственного отражения в том, кто есть твой друг или твой круг общения.

Какое дело может быть у мужчины к женщине, да и ещё и красивой? Должно быть нравственное дело, а у неё должен быть кто-то, или что-то в самом поведении – то или тот, кто или что не даёт никому шансов разгоняться в мысли чтобы присвоить её. Но, в ней самой нет сегодня той уверенности или веры, в то, что есть настоящее, и это настоящее не есть то, что выражено во внешнем внимании, как формы, представляющейся ею в проявлении внимания ценителей её достоинств, определённых своей недвусмысленной целью. Чтобы начать что-то получать от женщины в дружеской манере, нужно попасть в её мир или заинтересовать её своим миром. Вести диалог в ключе приятного все нацеленного неограниченного общения. Но в терпении, к искусственным чувствам, поскольку, убрав их, словно уже закончив акт, ты сможешь видеть все её недостатки заранее, что станет точкой сдерживания, и поможет фокусироваться на том, что есть интересного в ней самой. Наслаждение от недосягаемости и близости той, которая не ускользает приближаясь, она просто есть, и ей хорошо потому как отсутствуют тягостные минуты сомнений и ревнивых оттенков. Такие, от которых ты отказался в самом начале, когда только представил её рядом, ещё даже не узнав её имени. И ты и она могут стать всего лишь приятной компанией, заодно проведенного времени. Без других целей.

Глава 3

– Как можно проверить предмет дружбы? – Если постоянно просишь или требуешь повторения хорошего времени. Значит начал эксплуатировать. Постоянно намекая, что-то сделать для тебя по-дружески. В том числе и прощать. Так ты можешь проверить своё расстройство предметом дружбы. И если просьбы превышают отдачу, а то, что отдаётся безусловно и в порыве, не перекрывается благодарностью в ответ, ты не ищешь дружбы, ты просто эксплуатируешь предмет дружбы. Так пользуясь некой определяющей тяготение к тебе предмета дружбы. И сегодня, на мой взгляд, мужчины чаще впадают в такую бездарность нежели женщины. Одно дело выручить – дать возможность побыть той самой, что в отношении людей, умеющих решать свою жизнь самостоятельно – подобная игра может и возникать в каких-то позволительных рамках поэтому может быть вполне и уместна. Но то, что мы требуем от дружбы тут, не имеет с ней никакого общего знаменателя. – Разве так может быть? Если мы говорим о самодостаточности. – Так и есть сейчас. Правда, за одним исключением, о самодостаточности тут речь пока не идёт. Поскольку сейчас разве не есть так: познакомившись сойдясь не начнёшь ли вскоре предъявлять претензии о недостаточном определении нахождения вместе, напирая со своими желаниями или идеями относительно требований перемен в недостающих характеристиках для личного счастья не своего субъекта? А потом бросаешь, обвиняя кого-то в исчерпавшемся до свойств всё более неопределенного состояния некоего выдуманного счастья. Давно уже превратившегося в тревогу, вышедшего из нетерпения эго, пользуясь дистанцией в соотношении с искажённым понятием дружбы? – Но о каком расстоянии мы говорим? И как рационализировать время, расстояние, место, отдавшись полностью ощущениям? – Вот именно ощущениям. Если ты способен понять разницу между сорванным цветком, в припадке занюхивания его аромата, перешедшего в желание с ним не расставаться и цветком оставшемся после акта любования им там, где он цветёт и сейчас. Где и ты касался его на ровне со всеми, кто вдыхали его аромат с невероятно близкого расстояния, словно пчела, погружаясь в его недра, нежно удерживая его цветок у основания. И не важно, даже если ты сам его вырастил в клумбе, есть существенное и фундаментальное различие в том, кто ты есть, в том, что ты можешь представить как лучшее для сохранения ощущений не только своих… – Но уместен ли пример с цветком? – Абсолютно. Поскольку цветок есть феномен природы. И не мы его создаём. Мы не можем претендовать на него. Заявляя, что мы его создали. Даже если вырастили. Мы вообще ничего не создаём, кроме отношений на основе своего становления. Всё остальное кроме нашего тела и то, принадлежащего не нам, так как мы его скинем, и оно останется тут, в земле, на которой растут растения, или рассеянным прахом, думаю – да, уместен на столько, на сколько уместно представление места, без цветка, после нашего прибывания рядом с ним. В то время, когда, возможно, именно кто-то, шедший за тобой нарисовал бы его и это место оставив след ещё большей рефлексии во вселенной. Но это всё же условный пример. Просто пример. Жизнь она совсем иначе распоряжается в стремлении относительно тех или других ситуаций. Совав цветок, придайся ему. Проникни в его суть, а потом сохрани его, положив аккуратно в траву или куда-то еще, но аккуратно, так завершив акт смертельным любованием. И это будет красиво. – Тогда уже не о цветке, не могу, всё же, внять в чём тут предательство? – Лишь в том, что несёт в себе сам жест без завершения. Данный вопрос со свойством ответа, отправляющий нас в плоскость этологии, представляющейся в метафизическом пространстве нас самих, как последствиями нашего влияния на окружающий нас мир, влияя на действительность оттуда где нас ещё нет, но, уже являясь тем, что необходимо оспорить тут и только так исправить там, проявившись за тем, как область эстетики и красоты в человеческой натуре тут. Где вход и выход для такого положения, есть мораль, но, в итоге, всего-то, есть следствие настройки онтогенеза. Поэтому, если хочешь большего от неё, в возможности проявлять особое внимание к ней, существующее как пока ещё собственное желание, сперва сумей понять, как ты будешь себя чувствовать после твоего с ней общения, если обнаружишь себя недостойным любого финала. Но если сможешь сделать её желания своими желаниями, то, сумей понять, что же это будут за желания? Чего ты добиваешься, увидев некую цель, которую видят все? Тянешь её к себе делаясь притворным, расценивая её, как ту самую, кого поместишь теперь на то место цветка, убранного под саван страницы своей книги воспоминаний, в книге своих подлых дел мужских. Читая всё это сейчас, встань на место той самой, которую не расценивал как друга, а просто имел! Что чувствуешь теперь? – Одиноко! Я действительно начинаю это чувствовать. Словно холод, опустившийся на некогда залитую солнцем опушку, на которой теперь нет его – цветка. Некомфортно и даже страшно. Как будто ей играют, не подпуская ближе, чем хотелось бы ей самой, мотивируя себя лишь скрываемым за открытостью намерением, не имея ничего личного, при этом забирая всё, от этой, но словно для другой. А она просто живёт, отдаваясь, не зная, что это всего лишь игра. А мы начиная пользоваться тайной, той самой, второй ещё самой непознанной натуры, забыв однажды, что такая – она – уже не честная. Вот во что мы превратили её! – Мы этого желали. Но жалеем ли теперь? – К сожалению да, поскольку остановиться на чём-то одном очень сложно в виду всё той же парадигмы погони за удовольствиями. – В то же время, во всём этом общении именно с той, которую скорее теперь привлекаешь ты, чем в полноценной и равной степени она тебя, а значит в некоем смысле владеешь слабой, ты уже получил всё что можно. Чего ты ещё хочешь от такой дружбы? Ты хочешь подчинить, присвоить, что-то ещё попробовать, то, на что не решишься с той, которую ищешь, попробовать ещё раз и ещё раз с другой? В таком случае, ты есть то, от чего нужно избавиться в понимании социума. Поскольку так теряют Женщину. Так её убивает мужчина. Он хочет получить всё, не взирая на то, что всё знает заранее. И при этом остаться незапятнанным.

А без женщины, мужчина, как, то место без цветка, не способное выразиться, отвлечь нас от судьбы, угрюмо следующего своей мысли.

– Он сегодняшний знает кто он? – Думаю на столько, насколько можно судить из личного суждения каждым считающим себя мужчиной, в значении понимания скрытого в её наружности письма, т.е. самой женщины, как им её самой. А значит его способностью считать её цветка селам. Мне кажется – это основное приличие в грамматике созерцания смысла его принадлежности скрытое в её наружности. Этим письмом она осуществляет подпитку нашего интереса к ней и своего эго. В то же время, любое неприкрытое внимание от неё самой в сторону мужчины, есть уже предлог к презрению им её. Любое одностороннее движение внимания со стороны женщины к мужчине, как образ яркой обложки книги, как правило без содержания, запускает обратный ход мыслей, словно цветок, притягивающий своим ярким видом, но к которому не летят пчёлы. Обратная и трагическая зависимость нелепости её самой. В этом нелеп и сам субъект мужского пола, страдающий от аналогии с прекрасным по безвкусию своему, не став пчелой летит на красную гвоздику присевши мухой. Всё дело в спектре. Так же, как и её определение им при взаимодействии с сервисами знакомств и наоборот. Если сбросить ширму до конца, то за чем там женщины и мужчины, да и кто они по существу существ своих? Описать можно было бы обойтись двумя словами. – Ты ей не расскажешь кто она там? – Думаю всё-таки нет, она не должна знать. В этом и состоит дилемма, и искусство ответственности мужчины перед женщиной, которую, чтобы он не делал, чтобы не предлагал, как бы не оправдывался, находясь под действием морали своих желаний, совращает. И она тут совершенно ни причём. От слова совсем. От этого момента дружба с женщиной становится невозможной, тягостной: так, если есть ложные надежды у кого-то или сами надежды есть игра, дружба-игра, это конец без начала. – Дружба хрупкая субстанция хоть и вечная. Но, творческий союз с женщиной? Открытый, честный, созидающий возможен ли? – Конечно! Когда ты ясно сможешь понять, что не хочешь питаться женщинами, а хочешь наполняться с женщиной. И это не совсем дружба в её обычном понимании. Это творческое испытание. Осознанный выбор, только для тех, кто готов осознанно совершенствоваться в союзе. Пусть не вечном в отношении с вечностью, но вечным для созидания вечности, находясь с мужчиной женщина или с женщиной мужчины и только так, в настоящей содружеской, сотворческой идее, со всем уважением к миру обоих. Но всё это не значит попустительство слабостей одного другим, по признакам. Равность – есть залог определения характеров и выводимых на их основе характерностей, являясь той самой действительностью, о которой мы так много разговариваем, что называем взаимодействием, позволяющим быть вместе. Без иллюзий присвоить себя друг другом. Понимая чётко, следующий факт, что то, на что ты смотришь, есть всего лишь залог уверенности в том, что ты существуешь. Действие же по отношению к тому, что возникает как смысл назначения тобой самим, есть осознание себя в моменте, являющая разрушительную или созидающую фазу – есть осмысление и уже создание следующего осознания, итак, в вечном построении.

Невозможно создать красивое лицо, являя притворное им вначале, в надежде, открыть настоящее в конце.

С женщиной может быть только сотворчество! Всё остальное это его градации этапов деградации мужчины, как взгляда на создание разных поддельных мотивационных начал в действительности и их развитие, как таковое, являющее действительное. – Чувства имеют срок годности? – Чувства? Чувства, как дело. Начатое дело, хорошо выполненное, завершённое в срок будет обогащать не только двоих, но многих, как положительный опыт. Если описать истинные чувства, то мы увидим красивый и созидательный опыт двоих. А не трагичный, ломающий всяческое представление о том, кто мы есть для друг друга врозь. Я иду именно этим путём, но всё так же, каждого друга, расцениваю, как ценность, данную мне для пользы нас обоих. Но не в помощи материальной, или какой-то другой… Это всё требования. Нет. Только духовная связь возможна для стяжания и смысла быть другом и тут не важно кому и чьим. В этом и выражается настоящая любовь – глубокая обширная и всегда самая важная и другой нет. Может и не быть.

Суметь дать почувствовать женщине быть женщиной. Как это сделать? И насколько меня хватит? На чем стоит, от чего идет, это желание женщины, почувствовать себя женщиной, если она как бы уже женщина, по факту её рождения? В таком случае, получается, как будто она априори, по факту рождения, есть женщина, но едва ли знает она сама, что это такое и от чего зависит такое целостное ощущение – быть женщиной? Тогда почему она считает, и с чего взяла, что кто-то обязан что-то делать для неё в одностороннем порядке, обуславливая своё поведение в отношении к ней, относясь к ней как к категории некоего вида. Чем, собственно, и пользуются мужчины, но только на период, определяя его, всё потому же фактору в определённой собственной заинтересованности сегодня? Так что же, по мнению особи мужского пола, коем я и являюсь сам, значит быть женщиной? Позвольте догадаться: быть женщиной состоит сегодня в том, так ли это, как я слышал, когда субъект женского пола может позволить себе быть слабым. Но разве желание казаться слабой, уязвимой, есть удовольствие меньшее чем удовольствие от гедонизма для мужчины перед женщиной? – Это другое! – Тогда что же это? Может это определённость будущего? Финансовое благополучие? Свобода и нахождение в современном обществе, созданного специально под её слабости? – В чём выражена её слабость; в невозможности достичь самой определённого в ней? Или: в какой-то её внутренней сути? – Может снова, как и у того цветка: да он слаб перед тем, кто может его сорвать, но он так же, как и все, равен и силён, в том, что он произрос, пройдя все стадии выхода из семени, прощемившись сквозь землю, пустив корни, и раскрыв свой бутон, чем он, цветок, отличается от молодого ростка дуба? Думаю, нужно свести это к обычному желанию, что значит на языке женщины: побыть слабой, ощутить себя женщиной. Тоже самое желание испытывают и мужчины. Побыть мужчиной. А вот в глазах Женщины побыть Мужчиной едва ли проще. Но желание обоюдные, и возникают они сегодня кратковременно, и только на момент желания обаять. Быть же, само по себе сложнее чем казаться. Желание понравится кому-то именно тем, кто ты есть – есть эксперимент прожить с кем-то достаточно близко и достаточно долго. А обаять на время, значит суметь совратить. Женщина становится максимально женщиной, до той степени, до которой это возможно терпеть мужчине. Именно он выбирает, какую сторону он хочет видеть в ней и даёт ей то, что эту сторону будет поддерживать в ней. Но если мы говорим о женщине, как о целом, то мы не должны стремиться удовлетворять в ней свои скрытые желания. А ждём лишь того, чтобы статью были едины в нравственном смысле. Если женщина нравственна, она не позволит собой манипулировать и выменивать у неё что-то в обмен на что-то. Да ты и сам этого не захочешь. Потому как, для себя, каждый развитый индивид желает только одного: стать равным Творцу. А это значит: всегда быть одиноким и быть свободным, а значит снова наконец – быть счастливым. И дело тут не в желании, а в реальной возможности быть соответственно своему творению. Создавать, значит научиться творить свою судьбу делом, а не побираться где-то, выстраиваясь в очередь на приём к псевдовластителю мира – мужчине, или, как говорят к состоятельной женщине. Пытаясь прекратить свои меркантильные мечтания. К являющимся по сути разного рода коллекционерами экземпляров за их определённые способности или особенности внешности. Почему-то успех сегодня значит насладиться плотью став раздающими подати, тому или той которую или которого решил попробовать. Всё это не то? – Нет, не то. Всё это не отдаляет нас от игрушки: игрушечная забота, переходящая во всё тоже недоумение от ожидания чего-то взамен. А что можно добиться от куклы? Как от искусственного начала? Вариаций немного, и они примитивные. Всё же стать, а потом быть цельным. Вот это и есть основа всего поиска. Как для мужчины, так и для женщины. Женщине цельной в своём видении мужчины, по сути, не нужен он как таковой, а лишь нужен он чтобы проверить себя саму. На предмет того, все же, кто она и наоборот. И возможно это только с мужчиной, находящимся на той стадии развития, на которой он, созрев в своей осознанности желает того же для себя. Всё предшествующее этому состоянию в понимании цели своего конечного произведения себя как ощущения целостности или самодостаточности, есть просто ухищрения во всём чем можно описать немощь, для того чтобы обходить настоящие требования к своему существу, не будучи ещё творцом. Духовно развитая, а значит самодостаточная женщина, не только привлекательна внешне, что есть уже красавица, но и по-особенному недоступна, поскольку имеет потенциал, открывшийся ей и сделавший её равной тому, кто достиг его ранее. Т.е. стоящему мужчине. С такой, как она, игры в мужчину уже не проходят. В её понимании жизни, есть желание обогатить её, дав ему взамен недостающее, лишь, как предмет себя, получив недостающее по замыслу устройства мира, как предмет его. И не более, и не менее. Другого тут нет и быть не может. Последний настоящий опыт. На таком уровне личностного самоопределения можно начинать говорить о безопасности, вошедшей в привычку быть сильной, быть сильным чтобы уметь любить. При этом оставаясь ему мужественным, а ей женственной, но и в купе состояний при нахождении вместе эти полярности меняются от момента любви. Без всяких, зато, или вместо, или потому что. Поскольку, никак иначе, кроме как любить той любовью, какой можно любить только понимая себя самого на уровне той любви, которую требуешь для себя сам не получится. Мужчина так же хочет быть защищенным там, где он не защищен. Там, где он сам готов давать и только давать, на тех уровнях, где он понимает значение любви, продвигаясь по жизни уверенно создавая, а не разрушая. А если и разрушая порой, то восстанавливая всё в ещё более масштабном и приличном варианте.

Крепкий мужчина – крепкая женщина, одно отражает другое и определяет целое. И снова те же вопросы: способна ли такая манера самооценки вклиниться в разносторонние отношения вообще, хотя бы одночастным определением целостности? Применима ли к каждому частному случаю в идее отношений без обязательств, как подход обращения с женщиной или мужчиной, для обоих? А ещё, может ли выражаться настоящее в том, как тот, кто точно определяет тебя за нечто стоящее или целое, словно хочет того же, как и ты сам – но лишь того же? Сможешь ли ты сам быть зеркалом того, простого и доброго, хорошего и красивого, что есть в самом человеке, для него самого. Не взирая ни на что. Если не смотреть по сторонам. Готов ли ты быть тем, кто подтвердит свершающееся доброе, если в моменте оно не так уж добро к тебе? В том смысле, что ты видишь в границе рамки зеркала границы собственной сущности в возможностях собственной привлекательности? Можно ли превозмочь всё это без последующей брезгливости к тому, что стал вскоре замечать в ней, как своё недоразумение? И тут вопрос лишь в том, ценит ли кто-то все происходящее с тобой, если то, что ты встретил совершеннее тебя самого. Как и то, о чём мы только что говорили: ценишь ли, если сам совершеннее? Любое негодование от привлечённой собственно персоны, есть сегодня что-то остаточное, как незнание смысла определения любви, на пути в темноте к свету. Понимаешь ли сам, или та, другая, что это не абсурд везения или невезения, а принцип восхождения. Как страдание свойственное идущему к свету, но всегда определяющееся в характере того, кто и как смотрит на происходящее, как оценивает то лучшее, и красивое с ним случающееся как новое. Не всегда лицеприятно выражающееся. Но всё же, терпимое, хоть и шокирующее. Делать больно тому, кото разочаровал, ровно так же, наносить урон зеркалу, кидая в него камни, пытаясь разбить его, стоя среди миллиардов таких отражений себя вокруг. Напомню, каждый ответ на действие, как и каждое действие есть ответ и есть отражение сущности в пространстве. Истина такова, каково отражение, ибо только в собственном отражении ты можешь увидеть то, какой ты на самом деле… Мне кажется, я думаю, вопросов такого типа вообще не должно остаться в будущем у социума будущего, таких как: кто я, зачем живу, и почему живу именно так как живу, почему имею именно то, что имею и не имею того, что не имею. А значит, будет больше красавиц и умниц женщин, красавцев и молодцов мужчин. Кто они друг другу, что олицетворят в себе, не притворным соитием в союзе ради успеха в новой поре. Ну же, не для кратковременной забавы потешной публики существует союз? Настоящий союз, двух взаимно определяющихся в развитии и статусе развития зеркал индивидов, уже людей – так красиво, они и есть, и такая гармоническая взаимосвязь абсолютно принуждена порождать символы вечности!

Ну, а когда сам, в этом потоке жизни, смотришь на женщину, как на деталь только собственной сборки, полагая, что не всецело она интересует тебя. А лишь какая-то её часть, возможно и ей неизвестная ещё и не познанная самой, но только часть, и время на изучение этой части, части того пазла, недостающего в самом тебе, не так-то и много, до той минуты, как её существо начнёт давить на тебя вопросами, зачем ты тут… Правдиво ли всё сказанное уже тут выше, зная, что не будешь с ней, предполагая только срок на время интереса, обозначенного сутью содержания и отсутствия, содержащегося? Пусть даже и взаимного по познанию. Так сегодня устроен мир: без правил, без воспитания, без примеров, но с учителями. Где каждый встреченный, по сути, и есть учитель, как и сам для встреченного. Невозможно будет что-то сделать без знания, у любого познания, предшествующему знанию, и даже у такого тоже, всегда есть срок урока, и он определён. Невозможно будет прийти сюда снова наивным, когда захочешь, уже имея такой опыт. А точнее только и возможным останется, придя сюда, бороться с теми претензиями к самому себе, как каскад возникающие по ходу расстройства общего впечатления, от пресытившегося псевдосвободой общества.

И что же тут не так, спросишь ты, в том, когда женщины и мужчина сходятся без особых правил, но с надеждой присвоить себе на время или на всегда что-то от каждого? Ровняясь на ту или эту историю, желая такой же любви, как кто-то с кем-то в том-то примере? Из какой-нибудь романтической небылицы, со сглаженными углами в упаковке стремлением оправдать имеющееся в каждом подобное желание. Или зажжённые пересказами чокнутой подруги или друга, о лучшем досуге. Заражённых ложной романтикой. На самом же деле, в действительности, не существующей в той краске которой описываются такие истории. Они не бывают такими, какими они видятся со стороны, изнутри. Внутри всегда есть мотив, и этот мотив отчаяние, глупость или простая неудовлетворённая в годы молодости похоть. В реальности же всегда должна кипеть работа, должны происходить процессы, оголяющие правду, говорящей двоим о друг друге. И только тогда история есть правда, если они готовы или хотя бы кто-то один готов, ради чего-то, ради большой любви, идти на то, чтобы проработать грубые и тонкие вещи в себе, предположив свои перспективы и увидев реальные возможности на сей счёт. Так умудрившись понять в конце концов чего, конкретно хочешь от реальности, смерившись с несбыточным в друг друге и при этом не сдаться, не призреть, не начать ненавидеть. И тот, кто сумел увидеть результаты некой посредственной гармонии с тем, что получается, тот и получает любовь зримую, благодарную, существующую вечно, как мать и сын. Как отец и дочь. И тот, кто так же, по истине терпелив, в ожидании своего счастья, как тот, кто способен в любви вырастить дитя, тот умён, а значит ему не сюда. И это ответ на вопрос: всем ли суждено создать нечто похожее как вечное? Думаю – нет. Но вечно суждено в один час достичь того в другом чего сам достиг в себе. А подлинное в реализации, как знакомства в сети, есть лишь следствие расстройства чувств разжигаемых ускорением бесплодных желаний и ускользающей веры. Следующие отупению, внявшие следованию тенденциям навеянных нарративом пользования всем и вся безвозмездно – и есть символ современности! Значит же, всё в чём ты разочаруешься, есть только попытки, совершенно, пока ещё глупого и безнравственного, и безответственного существа, узнать себя поближе в отношении с наиболее открытым и наиболее правдивым зеркалом своей души, увидев истинное отражение себя став реально отражением себя в ней. Но за каждую попытку, каждый раз, всё меньше и меньше, но с большем удивлением, встречая какого-то, кто даже не посмотрит на тебя, получишь уныние как признание, насколько всё не то в тебе, ровно, как она красива, та, что могла быть, но не будет с тобою рядом никогда. И именно такое понимание, вопреки грусти и злости, отчаянию и разочарованию, в итоге, если ты понял суть вопроса существом, позволяет делать всё так отношению к одной и единственной, той, что рядом, как по отношению к той, что нет и не будет, но существующей в других. Не боясь разлуки, не боясь боли не остерегаясь обмана. Ибо всё это будет там, где еще рано свершаться настоящему, а всё что остаётся это быть открытым и не путать ощущения, умея отличать страсть от любви, и если страдать, то только с благодарностью. Значит на пути своём ты уже в том состоянии и сознании, в котором находящийся начинает своё прикосновение с прекрасным. Это прекрасное и есть женщина, стоящая для каждого в своём определении, как сама она стоит в определении того, для кого является, каждый из которых в красоте на уровне своего развития. И обращение к женщине в обществе, есть такой же маркер развитости общества в мужчине. А значит его уровень достоинства, а значит его определение, как отца и творца этого мира. Если всё, повторю, всё, что он чувствует к ней не притворно.