Когда утихнет ветер

– Но, – мне не давала покоя одна мысль, и я осмелилась высказать ее вслух: – если это и есть твоя настоящая внешность, полностью соответствующая твоему состоянию, то позволь спросить – каким образом тебе удавалось выглядеть как человек? Как ты это объяснишь?

Если бы он солгал, если бы придумал какое-нибудь другое объяснение, то я пошла бы с ним по собственной воле. Ведь я его любила, а что может быть лучше, чем вечно находиться с любимым, пусть и став для этого вампиром? Но он не солгал. Может ему и в самом деле надоела ложь?

– О, это легко объяснимо. Просто, когда кровь жертвы смешивается с моей кровью, то моя кровь начинает бежать быстрее по венам, придавая мне естественный человеческий оттенок кожи, делая меня на несколько часов отличным от ходячего мертвеца, – терпеливо объяснил мне Лестер.

– Это означает, – медленно проговорила я, – что все это время, что мы принимаем тебя у себя в замке, ты каждую ночь кого-то убивал? На наши с тобой свидания ты также приходил после убийства? – сказав это, я покраснела, но он не заметил этого. Или не счел нужным заметить.

В нем опять стала закивать злость.

– А вы бы с Оноре позволили бы жить у вас, если я хоть раз предстал бы перед вами в таком виде? – и прочтя ответ в моих глазах продолжил: – вот именно. И стала бы ты столь нежно ко мне относиться, если бы знала, что я вампир? Ты бы даже не стала делать попытки узнать, что скрывается за этой, признаюсь, ужасающей внешностью. Мое поведение полностью оправданно, Элиза, и ты должна согласиться с этим.

Вампир был убежден в своей правоте, но я могла бы с ним поспорить. То, что он сделал, было лучше для него, но никак не для меня. И единственное чувство, которое я к нему питала сейчас, было лишь ненависть. Не было даже страха.

– Это ваше мнение, – пустым голосом произнесла я, – и оно полностью противоречит моему. Для вашего поступка нет никакого оправдания. Конечно, в ваших словах присутствует определенный смысл: если бы я знала, что вы являетесь вампиром, то между нами не было бы никакого общения. Но что я знаю сейчас? Что перед тем, как меня поцеловать, ты убивал невинного человека, дабы не испугать меня своим видом? Право, я польщена. Вряд ли еще найдется кто-то, кто будет так трепетно заботиться о моих чувствах… Но, Лестер, – я стала почти кричать от переполнявших меня чувств, – скольких людей ты убил за то время, что живешь в замке Лешуаль?! Сколько людей – пусть косвенно – но на моей и Оноре совести?! И ты мне предлагаешь стать такой же, как ты? Ты действительно думаешь, что я могу согласиться? Нет. Я любила Эстоша, а к вам, вампир, я ничего не чувствую. Вернее нет. Я тебя ненавижу. Ненавижу! Будь ты проклят!

Не выдержав, я дала ему пощёчину. На белой щеке сразу же выступил отпечаток моей ладони. Кроваво-красный. Он напомнил мне людей, которых убил Лестер за время своего пребывания в замке Лешуаль. Напомнил, что он вампир.

Лестер молча смотрел на меня. Он даже не вздрогнул, когда я его ударила. В серых глазах читалась мука, но мне это было безразлично. На меня навалилась усталость, такая, что я вдруг себя почувствовала семидесятилетней старухой. Будто все мои силы куда-то испарились, а осталась лишь пустая оболочка.

Мне нечего было сказать Лестеру, все было уже произнесено. Кинув прощальный взгляд на своего бывшего возлюбленного Эстоша, который уже не был им, я пошла к двери. Лестер не стал меня останавливать, может понял, что это бессмысленно. Не оборачиваясь, я вышла.

Это звучит странно, но я сразу поверила Лестеру. Поверила, что он является вампиром. В то время еще не было таких впечатляющих спецэффектов, и так сильно изменить внешность было бы очень трудно. Допустим, на лицо еще можно было бы наложить театральный грим, но как быть с глазами? Оказалось, что в книгах не все вымысел, что вампиры действительно существуют, и Лестер принадлежит к их числу.

Меня удивляло лишь то, что я раньше не догадалась об этом. Вспомнить хотя бы ту ночь, когда провалилась моя попытка проследить за ним. В тот момент, когда наши лошади поравнялись и он заговорил со мной, Лестер мало походил на человека. Тогда я была слишком напугана его поведением, а потом я мне не было нужды думать об этом. Я, собственно, и забыла о той ночи. А зря… Почему я не смогла собрать воедино всего лишь несколько фактов – странное поведение, неизвестная цель поездок, его неестественная внешность в ту памятную ночь? Может, все бы и не зашло так далеко? Моя влюбленность бы плавно превратилась бы в просто хорошее отношение к нему, и не было бы сейчас этой пустоты в душе…

Я не хочу быть вампиром, а на других условиях у нас не может быть никаких отношений с Лестером. Или он думал иначе? Да, я его люблю, но даже из-за этого чувства я не брошу Оноре и не стану убийцей, пусть и вечной. Тем более, что такое вечность? Я не знала и не хотела знать. Мне достаточно было моей обыкновенной смертной жизни. Иными словами: наш своеобразный роман с Эстошем закончился, у него жизнь вампира Лестера, у меня – обычного смертного человека…»

* * *

– Да, сейчас это звучит очень смешно, но в то время я действительно верила своим словам.

– Но, – вопросительно посмотрел на девушку Никита. Элиза правильно поняла взгляд юноши и ответила:

– Вампиром я все же стала, и сделал меня им, конечно, Лестер. Понимаешь, поведи я себя по-другому тогда в сторожке, может он бы и передумал. А так… Я же его оскорбила, унизила, хоть и сказала чистую правду. И еще: я его сильно задела. Простой смертный осмелился противоречить воле вампира! Поэтому, естественно, он захотел унизить в ответ меня. И сделать меня такой же, как он – вот наилучшее решение. Лестер верил, что если я перестану быть человеком, то во мне умрут все человеческие чувства и мысли. По-другому и не могло быть.

– Он оказался прав? – через некоторое время спросил Никита. Ему очень не понравилось начало этого рассказа Элизы. Девушка полюбила Эстоша, такого же человека, каким была и она. А потом, видимо, просто перенесла свои чувства на бессердечного убийцу. Та же внешность… Но здесь Никита оборвал сам себя: слишком уж много времени прошло с тех пор, как Элиза поняла кем же является ее возлюбленный. Поняла и… приняла? Но теперь между ней и Лестером нет различий: та же жизнь ночью, такая же неестественная внешность, и она также убивает, чтобы выжить. Но изменилась ли она в душе?

– Нет, как видишь, – с необъяснимой горечью и тоской в голосе ответила девушка-вампир. – Иначе меня здесь не было бы сейчас.

– Тебе не нравиться, что у тебя человеческая душа? – с грустью спросил юноша.

– Она слишком мешает моей жизни вампира, – пояснила Элиза. – Если человек становиться серийным убийцей, его называют чудовищем, или еще хуже. Я страшнее любого изверга – человека, так как убиваю каждую ночь. Согласись, трудно в этом случае остаться человеком, пусть даже лишь в душе. А не убивать я просто не могу. Это тоже самое, как смертному запретить дышать. Лестер называет это природой вампира.

Снова Лестер. Никита будто чувствовал незримое присутствие этого вампира.

Элиза же продолжила:

– Тогда я почему-то думала, что вижу его в последний раз. Я забыла о том, что граф Эстош де Фуа является гостем моего брата и, естественно, живет у нас.

Когда Элиза заговорила, Никита внимательно посмотрел на нее. И только сейчас он понял, что именно напрягало его во время их встреч. Лицо девушки было необычно. Элиза была красива, но… В чертах ее лица сквозила тайна. Была в нем какая-то закрытость, непроницаемость. Как на старых фотографиях. Просто это было лицо из другого времени…

* * *

«Мысль о том, что Лестера я видела, возможно, не в последний раз, пришла мне лишь утром, когда я спустилась вниз позавтракать. Но граф уехал. Оноре объяснил мне его отъезд тем, что в Париже начался новый сезон, а его другу неплохо было бы найти себе жену. Последнее было лишь предположением моего брата. Я же, знав правду об Эстоше-Лестере, подумала иначе. Лестер понял, что я никогда не соглашусь стать вампиром, и теперь надеяться найти себе спутницу в его вечной жизни на светских балах. Мысленно я пожелала ему удачи. Хоть это и причиняло мне боль.

Но у меня не было времени на меланхолию. Через полгода должна будет состояться моя свадьба, то есть в нашем замке потихоньку начались предпраздничные хлопоты. К сожалению, я тоже была в них задействована. Если допустим, позвать музыкантов, выбрать сорта вин и составить праздничное меню, мог и Оноре, то уж выбрать ткани и покрой для многочисленных нарядов, а также выдерживать нескончаемые примерки должна была я. Огромное количество платьев и костюмов было обусловлено тем, что сразу после заключения брака мы с будущем мужем поедем в Америку. В этой далекой стране мне и предстоит жить с Этьеном. И хоть до этого события оставалось достаточно много времени, но уже и сейчас в замке чувствовалась легкая грусть от предстоящего расставания. Мне было больно думать, что придется уехать от любимых мне мест, а главное – от моего брата Оноре. Я не представляла себе жизни без него. И пока еще у меня была такая возможность, я отгоняла все мысли о скором отъезде как можно дальше от себя.

Таким образом прошло четыре месяца.

Каждый день я вспоминала Лестера. Мне было неприятно думать, что он так быстро нашел мне замену и забыл меня. Но в то же время я понимала, что так лучше было для нас обоих. И не важно, что я до сих пор не могу его вычеркнуть из своей памяти… Наша любовь с самого начала была обречена. Не может быть никаких чувств между вампиром и человеком. Разумом я это ясно понимала, а вот сердце… Я его продолжала любить, хоть и осознавала, что это предательство по отношению к самой себе. Даже если бы он на самом деле был Эстошем де Фуа, у наших отношений все равно не было бы никакого будущего. Я была помолвлена, и с этим ничего нельзя было поделать. Поэтому я испытывала к Лестеру и чувство близкое к ненависти. Зачем он приехал к Оноре? Ведь, если бы мы не познакомились, то и не было бы всего этого, и я сейчас не страдала. Вышла замуж за Этьена и – уверена – была бы счастлива… А так… Я понимала, что Лестера больше никогда не увижу, но он все равно будет стоять между мной и моим будущем мужем. Лестер умеет сеять семена зла, и ему необязательно при этом присутствовать…

Кроме общения с Оноре, у меня было еще одно приятное времяпровождение – верховая езда. Я брала резвую лошадь и бешенным галопом гоняла ее по полям. Мне нравились шум ветра в ушах, скорость, от которой замирало сердце и, главное, ощущение свободы. Лишь в минуты, когда я рисковала сломать себе шею, я была по-настоящему свободна: и от мыслей о предстоящем браке, и последующим за ним отъездом, и от воспоминаний о Лестере; это было для меня попыткой убежать от себя самой. И лишь опасная езда на лошади на какое-то время дарила мне это ощущение. А может я сознательно подвергала свою жизнь опасности? Ведь только с наступлением смерти человек обретает полную свободу…

* * *

Ровно за два месяца до свадебной церемонии я проснулась ночью в полной уверенности, что в комнате кто-то есть. Я не успела испугаться, так как сразу поняла, кто мог так бесцеремонно заявиться ко мне в спальню.

– О, сам граф де Фуа! Или же нет? Вампир Лестер! Вы не находите, месье, что место и время для вашего визита выбраны неудачно? Хотя откуда вам знать правила приличия? Вампиры, мне кажется, прекрасно обходятся и без них. – Я не считала нужным скрывать от него мои чувства: презрение, отвращение и злость. Он же не думал, что его появление способно меня осчастливить? Хотя…

– Красавица проснулась, и пребывает сейчас в ярости, – тихо рассмеявшись, констатировал Лестер. И уже задумчиво продолжил: – Интересно, какие сны могут быть у такого чудесного создания? Наверное, прекрасные, как и она сама. – Он сел на мою кровать и костяшками своей аристократической руки провел по моей щеке. Я оцепенела. В нем был какой-том магнетизм, который очаровывал, завораживал. И какой он до этого тщательно скрывал, ведь тот в определенной мере выдавал его вампирскую сущность.

Я качнула головой, пытаясь освободиться от этого наваждения. Охрипшим голосом спросила:

– Что тебе нужно?

– Неужели забыла? – он, кажется, был удивлен. – По-моему, в прошлую нашу встречу об этом у нас и был разговор.

Лестер испытывающее посмотрел на меня. Его слова означают, что он не смог найти себе другую спутницу?

– Ах да, мы об этом беседовали… Месье вампир, если вы потрудитесь вспомнить ту ночь, то вам будет ясно, что продолжение той занимательной беседы быть не может. И у вас не было необходимости радовать нас своим неожиданным появлением, – раздраженно ответила я.

На его лице промелькнуло разочарование. Немного подумав, он мягким голосом заговорил:

– Ты права, не давая сразу свое согласие. Действительно, ты же ничего не знаешь о вампирах… Может, немного погодя… Элиза, я дам тебе некоторое время на размышление.

– Спасибо за столь великодушный жест с твоей стороны, но в нем совсем нет нужды, Лестер. Мой ответ всегда будет отрицательным. И ты будешь выглядеть идиотом в своих попытках меня переубедить. Пока я жива и могу выражать свое мнение, я не поменяю своего решения, – с уверенностью, которую сама не чувствовала, произнесла я.

– Мертвая ты мне не нужна, – отстраненно проговорил Лестер, думая явно о другом.

Я смотрела на него и понимала, что мои слова были для него пустым звуком. Для себя он все уже решил. Мое же мнение его интересует лишь пока что. Что будет потом, я не хотела думать. Сейчас я заметила, каким бледным он был. Белый – как в ту ночь в сторожке. То есть перед приходом ко мне он не стал никого убивать. Я должна была это оценить? Хотел тем самым завоевать мое расположение? Но он добился обратного результата – я на него еще больше разозлилась. Не важно, какое состояние у него сейчас – голодный он или сытый – Лестер все равно убивает людей. Разница лишь в том, что, когда он напивается свежей крови, его внешность радует взор своей красотой. Голодный же он представляет собой отталкивающее зрелище.

– Элиза, чем же тебе плоха жизнь вампира? – начал тем временем Лестер меня уговаривать. – Убийство людей… Согласен, лишать жизни человека – это плохо… Но сколько возможностей дается взамен! Вечная молодость, свобода, независимость. Можешь делать все, что пожелает твоя душа… Вечная жизнь, понимаешь? Вечность, ничем не ограниченная! – говорил Лестер, будто рекламировал товар. Впрочем, он это и делал. Вот только нашел он не того покупателя.

– Лестер, а почему ты сейчас не в Париже? – не к месту спросила я. – Оноре говорил, что ты поехал на сезон, тебе ведь нужно найти жену… Что, развлечения так быстро приелись, или те невесты тебя не устраивают? Какова причина, что ты решил нас осчастливить своим возвращением?

Я говорила без иронии, но вампир разозлился.

– А тебе бы хотелось, чтобы я нашел себе какую-нибудь жену-дуру, а о тебе позабыл, да? Не выйдет, Элиза. Единственной представительницей прекрасной половины человечества, которая занимает все мои мысли, являешься ты. Это должно тебе льстить.

– А я выхожу замуж, – опять перебила я его. – Через два месяца я стану Элизой Мак-Клелланд и уеду навсегда в Америку. Приглашаю тебя на свадьбу, ведь потом мы с тобой больше не увидимся. Оноре тоже будет рад тебя видеть, ведь вы с ним так подружились… Познакомишься с Этьеном, может, вы друг другу понравитесь, и он позовет тебя в гости к…

– Элиза, ты дура, если действительно так думаешь, – почти шепотом произнес вампир, но я сразу же замолчала. Было в его голосе что-то… Это не выразить словами, но это пугало. – Неужели ты полагаешь, что может состояться сей абсурд, который ты называешь свадьбой? Прости, дорогая, но ты явно спятила.

У меня перехватило дыхание и сдавило горло.

– Что ты хочешь сказать? – хрипло спросила я. – По какой причине, по-твоему, венчание может отмениться?

– Понимаешь, в этом деле есть много помех, – насмешливо проговорил Лестер, и почти ласково добавил: – И главной их них являюсь, конечно же, я.

– Как ты можешь воспрепятствовать… – начала я, но он не дал мне договорить.

– Есть много способов. Но самым действенным будет тот, когда я сделаю тебя бессмертной насильно. Согласись, в таком случае торжественная церемония при солнечном свете будет невозможна.

– Ты не посмеешь, – задохнулась я от ужаса, представив описанную вампиром картину.

– Милая моя, не будь такой наивной. Тебе прекрасно известно, что предела моей жестокости нет – я все же убиваю людей каждую ночь. А сделать человека вампиром, наоборот, очень даже благое дело. Ты просто слишком молода и не понимаешь от чего ты, собственно, отказываешься. Но тебе повезло, рядом с тобой умный и терпеливый наставник, который поможет избавиться от юношеской глупости. Лет через двести ты еще будешь меня благодарить…

И он меня поцеловал. Я замерла. Это ледяное прикосновение к моим губам очень сильно отличалось от горячих поцелуев Эстоша. Странно, да? Кроме отвращения и брезгливости, он во мне больше никаких эмоций не вызвал.

Лестер почувствовал мою реакцию, и чуть отодвинулся. С придыхом сказал:

– Ты моя, Элиза. Моя. Человек или вампир – не важно…

– Ты с ума сошел, – смогла произнести я.

– Возможно, – легко согласился Лестер. – Но это никоем образом не влияет на то, что ты вскоре станешь вампиром. – Посмотрев на темноту за окном, он с сожалением вздохнул: – Мне пора идти. На сегодня ты свободна от моего столь неприятного общества, но это лишь на этот день. Элиза, я прошу тебя, выкинь из своей хорошей головки все мысли о свадьбе. Ее все равно не будет. Лучше думай, какие пред тобой открываются возможности, когда ты в ближайшем будущем станешь бессмертной и вечно молодой. Вот мысли, которые должны тебя занимать, и никакие другие… А теперь, мадемуазель, прощайте!

Он шутливо поклонился и пошел к двери, ведущей на балкон. Около нее остановился и, полуобернувшись, нарочито серьезно сказал:

– И прошу, не говорите своему милому брату о моем приезде. Пусть думает, что я все еще в Париже. На сей раз мое присутствие здесь его не касается. Это наше личное дело, не так ли, Элиза? Буду надеяться на ваше понимание и участие… Прощайте! – и он вышел на балкон.

Я выбежала вслед за ним, но ни на балконе, ни поблизости Лестера не оказалось. А я так надеялась, что, прыгая со второго этажа, он сломает себе шею… Или вампиры от этого не умирают?

Вернувшись в комнату, я легла в постель и постаралась выкинуть из головы все мысли о вампирах вообще, и о их столь ярком представителе – в частности. Это было трудно, но вскоре я стала засыпать. Перед тем, как окончательно отдаться объятиям Морфея, я подумала: «Он вернулся. Он меня не забыл».

* * *

– Он не смог тебя забыть? Это и неудивительно, – мягко заметил Никита. – Если он тебя, действительно, любил…

– Любил? Не уверена. Я не сомневалась в любви Эстоша, а Лестер… Такое чувство, что это два разных человека. Странно…

– Вовсе нет, – с горечью в голосе возразил юноша. – Это просто характеризует различие между человеком и вампиром.

Элиза в смятении качнула головой.

– Этого не может быть, – прошептала она, – ты сейчас в точности повторил слова одного человека. Нет, вампира. На тот момент он уже был бессмертным…

Никита промолчал. Ее последние слова не требовали его комментариев. Посмотрев на часы, он увидел, что уже девятый час ночи. Обычно он в это время изучал материалы относительно способов лишения самого себя жизни, размышлял о самоубийцах. Элиза же приходила к нему во второй половине ночи. Но сегодня она рассказывает свою историю, а он не был уверен, что и всей ночи хватит. Поэтому-то он и позвал девушку, как только солнце окончательно зашло за горизонт.

Посмотрев на Элизу, Никита спросил:

– А что было дальше?

Девушка в ответ на его вопрос весело хмыкнула:

– Ты сказал это таким тоном, будто я пересказываю тебе мексиканский сериал – по сериям. А что будет дальше? В серии эдак сто тридцать восьмой?..

– Извини, – виновато проговорил юноша.

– Не бери в голову, – отмахнулась она. Помолчав, задумчиво продолжила, – Все же – что было дальше?

* * *

«Лестер, как и обещал, пришел на следующую ночь. Когда я узнала его получше, то мне стало понятно: вампир всегда выполняет данное им слово. А также прямо идет к намеченной цели, сметая все преграды на своем пути, и не останавливаясь ни перед чем. Но пока что я не знала об этом и наивно была убеждена, что Лестер никогда не сделает меня вампиром насильно. Иногда – через много лет после этого – я раздумывала над тем, что все эти его качества – целеустремленность, упорство, упрямство, самоуверенность и в высшей степени эгоизм – все это было у Лестера-человека? Или же он приобрел их, став вампиром?

Но вернемся назад. На сей раз Лестер решил последовать иной тактике: ирония и высмеивание человеческой неполноценности. Все его слова сводились к одной мысли: человек глуп, несовершенен, и вообще не достоин собственного существования. Последнее мне показалось особенно смешным.

Не выдержав, я засмеялась.

– Лестер, ты сошел с ума! Даже вампир – будь он, конечно, в здравом уме – не сказал бы такую глупость. Ведь за счет крови людей вы, бессмертные, и живете.

– Да, – вынужден был признать ярый борец против всего человечества. – Люди – наш корм и корни. Но на этом их предназначение и заканчивается.

Меня тогда сильно поразило отношение Лестера к людям. Он их презирал. Ненавидел. Они вызывали у него отвращение. Естественно, кроме тех случаев, когда он их убивал, утоляя свою жажду… У меня даже промелькнула мысль, не оскорбил или обидел ли какой-нибудь представитель рода человеческого когда-то Лестера, когда тот был еще смертным?

– И я не понимаю, Элиза, – продолжал между тем мой собеседник, – с какой стати ты цепляешься за эту жалкую человеческую жизнь. Что в ней хорошего? Медленно стареть, страдая от различных болезней? Неужели ты желаешь стать безобразной старухой, унижающе слабой от старости? Или же тебя так привлекает смерть? Можешь мне поверить, прекрасного в ней ничего нет. Смерть страшна. Навеки застыть в неподвижности, стать такой, как земля или камень – это ли не страшно! Подумай. Люди все смертны, бессмертны лишь вампиры. И я хочу дать тебе эту возможность – возможность жить вечно, не пугаясь костлявой руки смерти. Никогда не болеть, всегда оставаться молодой…

– Лестер, ты напрасно стараешься, – прервала я его монолог. – Тебе меня не переубедить, можешь более не перечислять достоинства жизни вампира. Мне это неинтересно. Кстати, смертная жизнь тоже имеет свои преимущества.

– Какие? – вроде как удивился он.

Мне не понравилась ирония, что звучала в голосе вампира. И еще я поняла: что бы я ни сказала в защиту жизни обычного человека, Лестер не поймет. Не захочет понять.

– Я не буду тебе этого говорить, – устало произнесла я. – Было бы жестоко перечислять прелести смертного существования, ты же навсегда их лишен. Тем более, ты сам был человеком и должен знать о них.

Лестер внимательно посмотрел на меня.

– Да, я был им. К великому моему сожалению. И я что-то не заметил притягательных сторон этой жизни, – высокомерно заявил он. И уже тише добавил, – Может, мне просто не повезло…

Повисло молчание. Мне нечего было в ответ ему сказать, а спорить мне надоело. Лестеру, по-видимому, тоже. Он решил зайти с другой стороны в своих уговорах.

– Элиза, – мягко обратился он ко мне. Голос его был нежен, таким голосом разговаривал со мной Эстош. – Скажи, что тебя привлекает в твоей смертной жизни? Что тебе так дорого? Какова истинная причина твоего нежелания стать бессмертной? Значит, тебя в этой жизни что-то держит… Я прав?

Меня застала врасплох его нежность. Я просто не была готова к ней. Если бы не это, я бы никогда не сказала бы ему правду. Но он спросил таким тоном, так себя повел… В-общем, Лестер опять превратился в Эстоша, а с последним я всегда была откровенна.

– Брат. Самая главная моя привязанность в человеческой жизни – это Оноре. Конечно, есть и другие, но основная – это он.

Лестер был удивлен, и поняла причину этого. Ведь во время наших разговоров – наших споров – имя моего брата никогда не звучало.

– Но почему?

Я уже осознала какую ошибку только что совершила, но было поздно. Осталось сказать вампиру все.