Раскалённые сердца

Служащие “LA ltd”, оказавшиеся здесь в какой-то степени против собственной воли, казалось, спокойно относились к происходящему. По крайней мере, никто не проявлял недовольства, и это приятно обнадёживало ван Хойтена.

Наконец, тупой удар, потрясший позвоночник от таза до черепа, возвестил его о том, что полёт завершился. Ван Хойтен, отстегнувшись, построил команду и начал быстро отдавать приказы. Им следовало торопиться, пока корпус корабля не оплавился от избыточного давления, равного таковому давлению воды на глубине около 900 метров, и температуры, достигающей едва ли не пятисот градусов по Цельсию.

Экипаж перешёл в отсоединяемый отсек, являвшийся одновременно субтерриной – подземно-штурмовым средством «Модель 4», десантной модификации.

– Попрощайтесь с Самантой!

– Прощай, Сэм!

«Саманта» – так они называли корабль YF-37S.AM. Когда субтеррина HJF-67 выполнит свою задачу, они попрощаются и с ней, с «Дженнифер».

– Все пристегнулись?

– Готов! – отозвался инжемех Хьюз, следующий по званию.

– Готов! – послышался голос штурмосвяза Перри. Один за другим откликнулись три вахтенных и, наконец, кок-стюард Андерсон. Его жуткая, как у тираннозавра, улыбка, заполнив ментотрансляционный образ, сообщила ван Хойтену, что всё действительно в порядке.

– Поехали! – ван Хойтен сам выжал рычаги, загнав субтеррину на раскалённый грунт. Так как последний представлял собой твёрдую базальтовую корку, его пришлось пробивать буром: встав вертикально, как гигантский паук, «Дженнифер» расчистила себе вход в недра Венеры. Забравшись в вырытую яму и включив четыре вспомогательных бура, они полным ходом двинулись в направлении северо-северо-восток-вниз.

– Глубина десять метров, – сообщил Перри. – Курс почти прямиком на цель, расстояние – пятьдесят один с половиной километр.

– Очень хорошо, – ван Хойтен подрегулировал управление штурвалом, который от вибрации то и дело пытался вырваться из рук. Снизив чувствительность до минимума, он добился вполне удовлетворительного результата. – Включить нейтрино– и ультразвуковые зонды. Я хочу найти слой помягче.

– Сделано, сэр. Есть песчаные породы, широкий пласт пятнадцатью метрами ниже, но они тянутся в направлении на десяток градусов западнее курса.

– Ничего, у нас большой запас топлива. Дай мне направление.

Несмотря на первоначальный энтузиазм, подкреплённый дозой стимуляторов, уже через четверть часа ван Хойтен почувствовал непреодолимую слабость. Первоначальное ощущение тяжести, вызванное тяготением, практически равным земному, теперь сменилось одышкой, болью в печени и потемнением в глазах. Мышцы, которые они нагружали во время полёта при помощи специальных тренажёров, ещё кое-как выдерживали нагрузку, но внутренние органы явно не справлялись с новыми, повышенными запросами.

Впрочем, план операции учитывал возможное снижение функциональных возможностей организма и предусматривал суровые ограничения на физические нагрузки в первые сутки пребывания на Венере.

Ван Хойтен, посоветовавшись с компьютером, решил, что и ему, и экипажу необходим отдых, благо задача дня была выполнена. Проглотив стряпню Андерсона, он приказал всем лечь спать, выставив вахтенного. Последний должен был следить за нормальным функционированием всех систем субтеррины: управления, связи, вооружения, энерго– и жизнеобеспечения. Во многом это была неблагодарная работа, так как вахтенный – его звали Коллинз, он был родом из Огайо – не имел доступа к управлению ни одной из систем, он имел право только констатировать неисправность, если загоралась соответствующая сигнальная лампочка. В таком случае он должен был доложить старшему по званию. Более тупые обязанности было трудно себе представить, и, глядя на Коллинза, ван Хойтен заподозрил, что отдел кадров “LA ltd” в данном случае не ошибся.

– Капрал Коллинз, что вам известно о нашей миссии?

Глаза Коллинза подозрительно скосились на уступавшего ему в росте ван Хойтена, а потом он задумался. Это продолжалось не больше секунды, потом непривычный для мозга процесс смутил капрала. Похоже, он не знал, что делать, если поломка случится с капитаном субтеррины. Ван Хойтен решил дать более определённый сигнал, свидетельствующий о том, что с ним-то как раз всё в порядке:

– Ну?

Лицо Коллинза прояснилось – он будто увидел, что лампочка с надписью «командир-пилот» горит зелёным.

– Задачи миссии мне неизвестны, сэр. Она носит научно-исследовательский характер.

– Отлично, капрал.

Ложась спать, ван Хойтен подумал, что войны до сих пор не искоренены именно благодаря таким людям, как Коллинз. Если бы они хоть раз задали вопрос в ответ… но как бы они тогда стали капралами? Он с печальной улыбкой вспомнил о своих погонах второго лейтенанта.

Уже засыпая, ван Хойтен вспомнил, что венерианские сутки длятся почти четыре земных месяца – ровно половину здешнего года. Интересно, сможет ли он проспать так долго? Ему этого чертовски хотелось.

10

Завтрак состоял из: овсяных хлопьев с молоком, хлеба, масла и джема, чая и кофе по выбору. Ван Хойтен молча проглотил свою порцию и, заняв место командира-пилота, дал субтеррине малый вперёд.

Инструкция предусматривала жёсткое ограничение работы автопилота; на всю операцию, согласно плану, отводилось шесть земных суток – более чем достаточно, чтобы сойти с ума от безделья. Вчера они прошли, как и было задумано, пять километров, теперь следовало выйти на показатель в десять километров и удерживать его в течение четырёх дней. Пятый день предполагал выход на цель и выполнение основной задачи, в шестой они погрузятся в свой новый корабль и стартуют по направлению к дому.

Впервые ознакомившись с планом, ван Хойтен кисло сказал: «И на седьмой день Господь отдыхал». Впрочем, учитывая то, что субтеррина могла пройти десять километров не за сутки, а всего за час, отдыхать им предстояло достаточно долго. Это не волновало никого из них – пролетев сорок миллионов километров, разделявших Венеру и Землю, они вполне могли не беспокоиться о какой-то неполной неделе, к тому же щедро оплачиваемой.

– Команпил ван Хойтен! – раздался у него в голове голос Перри.

– Слушаю вас, штурмосвяз.

– У меня плохие новости, сэр, – Перри казался чем-то взволнованным. – Не уверен, можно ли сообщать их по ментосети.

– Это наиболее защищённый канал связи из возможных, штурмосвяз, – поморщился ван Хойтен. – Давайте, поделитесь со мной.

– Нейтринопередатчик вышел из строя. Мы потеряли связь с внешним миром, сэр.

Ван Хойтен почувствовал, как на спине у него собираются капли холодного пота. Поломка нейтринопередатчика означала, что они, вероятнее, всего, не смогут выйти на контакт с командованием. Челнок, которому предстоит эвакуировать участников миссии, не прилетит.

– Сломался? Не может быть.

Он проверил нейтринодетектор – тот тоже не работал.

– Штурмосвяз, что может быть причиной подобной поломки?

– Сбой программы или…

Последовала пауза, заполненная мыслями Перри об инструментах и едва сдерживаемыми ругательствами. Наконец, он заговорил вновь, и голос его выражал горькое разочарование, к которому примешивалось самодовольное чувство, свидетельствовавшее о том, что он оказался прав.

– Контрольная плата, сэр. Кто-то её вынул.

От неожиданности ван Хойтен едва не выпустил штурвал из рук. На субтеррине орудовал саботажник! Как такое вообще могло произойти? Куда только смотрит Министерство безопасности Родины, контрразведка… да кто может быть настолько сумасшедшим, чтобы пытаться убить себя и собственных товарищей?

Вероятно, какие-то из этих мыслей донеслись до Перри, так как он ответил, мысленно пожимая плечами:

– Не знаю, сэр. Но если это безумец или террорист – что зачастую одно и то же, – нам предстоит встретиться и с более серьёзными проблемами.

Ван Хойтен отключил связь. Ему хотелось спокойно обдумать происшедшее. Всё, что происходило на субтеррине, автоматически записывалось в бортовой журнал: каждое сказанное слово, каждый пакет с консервированной едой, вынутый из холодильника, каждая мысль, скользнувшая по менто-сети – всё это подлежало учёту. Должно быть, злоумышленник не знал об этом, и сейчас его постигнет горькое разочарование. Ван Хойтен подозревал одного из вахтенных – те дежурили поочерёдно, в смены, имеющие неравномерный график, и, пока команда спала, пятичасовую вахту отбывал Коллинз и трёхчасовую – Фергюсон.

Пока ван Хойтен колебался между этими двумя подозреваемыми, компьютер выдал поразительный ответ: нейтринопередатчик вышел из строя в смену Фергюсона. Видеозапись, тем не менее, свидетельствовала о том, что в этот момент в командном отсеке ничего не происходило, а сам Фергюсон пребывал на посту, дисциплинированно уставившись в панель с сигнальными лампочками.

– Что-нибудь обнаружили, сэр? – всплыл образ Перри.

– Не знаю. Займи на пару минут моё место, мне нужно отойти.

– Вам нужна помощь, сэр?

Ван Хойтен встал и отключил ментошлем.

– Спасибо, – язык его словно присох к гортани и еле-еле выговаривал слова. – Это ненадолго, просто удерживай штурвал и следи за тем, чтобы эта точка находилась на чёрной линии. Если ты сойдёшь с неё, она покраснеет и включится зуммер.

– Есть, сэр. – Голос у Перри был такой же сухой и надтреснутый, как и у него самого.

Ван Хойтен прошёл на камбуз, где застал Андерсона за последним занятием, которым может заниматься «подземник». Прислонившись к вытяжке, кок-стюард безмятежно курил. Появление ван Хойтена застало его врасплох: он вскочил, торопливо потушив сигарету, и выбросил окурок в мусоросжигатель.

– Рядовой Андерсон, вам известно, что курение на борту строжайше запрещено?

– Так точно, сэр. – Пустой взгляд, устремлённый в стальной потолок, ничего не выражал.

– На первый раз вы оштрафованы на сумму, равную однодневному жалованью. Также я выношу вам устный выговор. – Ван Хойтен чуть улыбнулся Андерсону, который едва заметно выдохнул, не скрывая облегчения – это было минимальное наказание, предусмотренное в таких случаях. Если учесть, что миссия была рассчитана на пятьдесят дней, Андерсон потерял не так уж и много.

– Сейчас, рядовой Андерсон, вы окажете мне услугу – разбудите и приведёте сюда капрала Фергюсона.

Улыбка, обнажившая кривые, длинные зубы Андерсона в усмешке, более напоминающей оскал, показала ван Хойтену, что кок-стюард понял его правильно. Фергюсон действительно был под подозрением, и ван Хойтен проверил заряд своего электропистолета на случай, если понадобится применить оружие.

Вошёл заспанный Фергюсон. На нём были наспех застёгнутые форменные штаны и майка, подмышки которой украшали жёлтые пятна. За спиной вахтенного виднелась мощная фигура кока-стюарда, готового, при необходимости, оказать помощь ван Хойтену. Ещё на Земле их многократно инструктировали насчёт того, как высока опасность внедрения террористов в личный состав, и ни на минуту не ослабевавшая подозрительность в отношении малознакомых сослуживцев с момента высадки на Венере только возросла.

– Капрал Фергюсон!

– Да, сэр! – испуг, вызванный появлением капитана, моментально прошёл, растворившись в обычном выражении, свойственным всем нижним чинам. Исполнительность, тупость, самая толика угодливости – ничего необычного. Ван Хойтен продолжил допрос, внимательно следя за выражением глаз капрала.

– Сколько вам лет?

– Э-э…

– Быстрее!

– Двадцать семь полных.

– Вы женаты? Вы гомосексуалист? Вы когда-нибудь преступали закон? – Получив ответы на все эти вопросы, ван Хойтен, задал основной, произнеся его как можно более нейтрально:

– Во время вашего дежурства что-нибудь произошло?

– Нет, сэр!

– Вы уже курили после того, как мы высадились на Венере?

– Нет, сэр. – Ван Хойтен чувствовал уверенность, что не ошибся в оценке реакций – Фергюсон для него теперь был как открытая книга.

– Пройдёмте, капрал Фергюсон, я с вами ещё не закончил, но, полагаю, что вы должны половину однодневного жалованья рядовому Андерсону – он потом введёт вас в курс дела…

Ликующая улыбка кока-стюарда продемонстрировала ван Хойтену, что у него теперь есть друг.

Фергюсон и ван Хойтен задраили за собой дверь в командный отсек. Проверка консоли вахтенного отняла не более минуты: дублирующий бортовой журнал, использовавшийся для контроля основного, подтвердил слова Фергюсона – во время его дежурства ничего не произошло. Наоборот: нейтринопередатчик, согласно учётным записям, вышел из строя буквально четверть часа назад. Это в корне противоречило информации, полученной от главного компьютера.

– Да, оборудование у нас работает как надо, – растерянно подвёл итоги ван Хойтен. Он совершенно запутался в происходящем.

– Штурмосвяз, освободите штурвал.

– А? – Перри, темноволосый двадцатилетний парень с неожиданно хрупким для космонавта сложением, освободил кресло пилота. Его голубые, как чистое небо, глаза, выражали искреннее любопытство, и ван Хойтен лишь отрицательно покачал головой в ответ на безмолвный вопрос. Что бы ни случилось, это сделал не Фергюсон.

Ван Хойтен одел ментошлем и проверил, не подключался ли кто-либо к нему в последние минуты. И на сей раз его ждало разочарование: Перри вёл себя безупречно и старательно держался за штурвал всё время, пока не было капитана, даже не пытаясь воспользоваться представившейся ему возможностью. Что ж, если он террорист, то лучшего шанса ему не представится, а значит, он не является террористом.

Ван Хойтен почувствовал, что расследование заходит в тупик. Взявшись покрепче за штурвал, он следил за чёрной нитью курса, пересекавшей экран, и размышлял о случившемся. При мысли о том, что они не смогут эвакуироваться с Венеры, команпил вновь ощутил острый приступ страха, но монотонное зрелище вскоре успокоило его.

«В конце концов, дело не в нейтринопередатчике», – сказал он себе.

11

Не прошло и получаса, как их путешествие было омрачено ещё одним малоприятным инцидентом. Обнаружилась неисправность «плавника».

Ненадёжность «плавников» вошла в поговорку, и, как знал ван Хойтен, являлась проклятием и источником постоянной головной боли всех «подземников». Устройства эти предназначалось для уборки породы, размолотой бурами, и располагались в носовой части субтеррины. Как и «щупальца», они были изготовлены из синтетического наноуглеродного композита, по принципу действия более всего напоминая мышечные волокна – достаточно было возбудить их мощным электрическим разрядом, и этот материал сокращался с усилием, достаточным для того, чтобы проломить кирпичную стену. К сожалению, длительная работа изнашивала эту искусственную мускулатуру, и ван Хойтен был вынужден остановить субтеррину, чтобы избежать куда более серьёзной аварии.

– Инжемех Хьюз!

Инженер-механик, уступавший ван Хойтену ростом добрых три дюйма, тем не менее, обладал более плотным, почти атлетическим сложением. Его чёрные, коротко остриженные волосы, виднелись из-за подголовника кресла, расположенного боком к креслу командира-пилота.

– Слышу вас, сэр. Вышел из строя «плавник», номер шестой. Вахтенный!

– Да, сэр! – голос принадлежал двадцативосьмилетнему уроженцу Ричмонда, рядовому Джерри Фрэнкленду. Тень неуверенности, предательски проскользнувшая в его словах, свидетельствовала о том, что он опасается неизбежного в таком случае приказа.

– Замена динамичной породоуборочной пластины. Приготовиться к выходу.

Фрэнкленд, бормоча под нос ругательства, начал одевать скафандр. Температура за бортом была вполне умеренной, едва превышая сорок градусов по Цельсию, о чём Хьюз и сообщил вахтенному, явно рассчитывая того подбодрить.

Венера на самом деле не была источником жара, выжегшего её поверхность – это был результат парникового эффекта, созданного раскалившейся атмосферой. Последняя, впитав углекислый газ от сгорания всего, что могло гореть, достигла невероятной, по сравнению с земной, массы. Однако уже на относительно небольших глубинах температура снижалась до вполне приемлемых величин, а атмосферное давление, амортизируемое толстым слоем грунта, также не представляло опасности для жизни.

Тем не менее, Венера, была чужой, враждебной человеку планетой, и Фрэнкленд, которому предстояло первым из команды «Дженнифер» ступить на её поверхность, испытывал вполне понятный страх за свою жизнь. Страх это, всегда сильный при встрече с неведомым, отлично знаком всем, кто хоть раз оказывался в темноте. Сейчас он усугублялся риском встречи с неизвестным противником, который и стал причиной их появления здесь. К тому же всегда сохранялась вероятность обвала горных пород, бедствия, за тысячи лет унёсшего безвестное количество жизней горняков.

Одетый в тяжёлый скафандр, Фрэнкленд прошёл мимо них во второй отсек. В руках у него были запасные детали и ящик с инструментами. Рукоять колеса закрутилась и, наконец, прекратила своё движение – вахтенный, находившийся в машинном отделении, аккуратно задраил за собой люк.

Ван Хойтен наблюдал за ним через стереокамеру – изображение проецировалось непосредственно в мозг через ментотранслятор; он видел, как Фрэнкленд прошёл в первый отсек, где располагался небольшой ремонтный шлюз. Выходя, вахтенный помахал рукой в камеру – нейтриносвязь не работала – и канул в неизвестность.

– Как, по-твоему, это что-то серьёзное? – обратился ван Хойтен к инженеру-механику.

– Повреждён плавник, номер шестой, – небрежно ответил Хьюз. – Фрэнкленд знает, как его заменять, и не нуждается в моих подсказках… А, вот он!

В поле зрения наружной камеры, прикрытой бронестеклом, возникла фигура в скафандре, возившаяся в секторе номер шесть носовой полусферы. Щупальца субтеррины создавали над ним прочный свод, удерживая породу от обвала. Фрэнкленд что-то говорил в микрофон, но вскоре опомнился и, похлопав себя по шлему, улыбнулся в камеру, демонстрируя своим видом, что у него всё в порядке.

– Мы могли взять ещё один скафандр и разговаривать с ним через встроенный нейтрино-передатчик, – сообразил ван Хойтен. – Хотя, насколько оно необходимо…

– Вроде бы всё нормально…

Голос Хьюза оборвался на полуслове – Фрэнкленд неожиданно пошатнулся, словно получив сильный удар, и схватился за голову. Казалось, ещё мгновение – и вахтенный упадёт. Ван Хойтен запаниковал, представив себе, как теряет одного члена команды за другим, когда они выходят, чтобы помочь друг другу – но всё обошлось. Фрэнкленд выпрямился и, как-то выдав болезненную гримасу за улыбку, продолжил ремонт.

– Они слишком много курят.

– Да, сэр – ответил Хьюз, продолжая монотонно жевать. До ван Хойтена вдруг донёсся резкий запах табака, и он стиснул зубы, чтобы не выругаться.

– Хоть кто-нибудь на этом корабле не курит?

Хьюз повернулся к нему, улыбаясь до ушей.

– Вы, сэр. Я рассчитываю бросить, перешёл на жевательный табак – редкая дрянь, доложу я вам, но правила я выполняю. – Он говорил протяжно, никотин явно влиял на скорость мыслительных процессов инжемеха.

– Вас не тошнит?

– Есть немного, – Хьюз сплюнул жвачку в мусоросборник, совсем как герой древних вестернов.

Ван Хойтен перевёл взгляд на экран – Фрэнкленд уже закончил ремонт и стоял, приложив руку к сенсору шлюза. Вмонтированный в перчатку электромагнитный сигнальный блок посылал сигнал, отзывавшийся вспышками соответствующей лампочки на панели управления.

– Вас зовут, сэр, – улыбнулся инжемех, едва выговаривая слова.

Спохватившись, ван Хойтен поспешно деблокировал шлюз.

Не прошло и пяти минут, как Фрэнкленд вновь был с ними, и горнопроходческие работы возобновились. Однако, стоило ван Хойтену дать малый вперёд, дрогнуло напряжение.

В ментошлеме вспыхнула яркая какофония мыслей – будто в глаза ударили прожектора всех возможных цветов… они кричали сиренами воздушной тревоги, касались миллионами игл, пронзавших каждую клеточку его тела… Это длилось всего секунду.

– Чёрт! – выругался Хьюз. – Что это?

– Похоже на скачок напряжения.

Хьюз встал, словно желая что-то сделать, но, не придумав ничего стоящего, вновь сел.

– Этого не должно было случиться, сэр. Тут всё многократно дублировано. Если бы реактор дал такой сбой, нас бы уже разорвало на атомы…

– Может, проводка?

– Да, наверное, сэр. Вы же помните, что случилось с нейтриноизлучателем. – В голосе инжемеха слышался явный испуг – похоже, он заподозрил то же, о чём думал ван Хойтен с самого момента приземления.

Ван Хойтен промолчал. Они сели более чем в пятидесяти километрах от цели и имели строжайший приказ сближаться с ней максимально медленно и осторожно, по несколько километров в день. Несомненно, командование что-то утаивало от них, и это могло, да что там – должно было быть связано с выходом из строя нейтриноизлучателя. Миссия представала перед ним во всё более нелицеприятном свете.

Ван Хойтен глубоко вдохнул, пытаясь выровнять участившийся пульс. Вспотевшие ладони, тем не менее, предательски дрожали, свидетельствуя о том, что страх поселился и в его душе.

– Смотрите, сэр, – Хьюз указал на поворотное колесо люка. То было покрыто лёгким налётом ржавчины – как раз там, где его касался Фрэнкленд. – Никогда такого не видел. Может, он там в чём-то испачкался?

Тем не менее, тщательнейшее обследование скафандра, поверхности колеса, да и самого Фрэнкленда не дало никаких результатов.

– Единственное объяснение, которое я могу придумать, сэр, – сказал наконец совершенно обескураженный Хьюз, – это то, что колесо изначально было заржавленным, но его чем-то покрасили, какой-то дешёвкой, сделанной в ЕСКОН6, хотя не могу себе представить, куда делись следы краски, и почему в других местах колесо новенькое и сверкающее.

Ван Хойтену оставалось только пожать плечами в ответ.

12

На обед был ростбиф и картофельное пюре. Ван Хойтен, мысленно подведя итоги выполненной работы, допивал свой апельсиновый сок, одновременно размышляя о том, как проведёт остаток дня. Его организм уже вполне адаптировался к тяготению, которое на Венере лишь чуточку уступало земному, и после нескольких часов бодрствования не отключался, как случилось в день приземления. Он склонялся к тому, что стоит просмотреть какой-то развлекательный ментофильм, когда в его планы самым возмутительным образом вмешались непредвиденные обстоятельства.

Светопанель, освещавшая кают-компанию, замерцала красным светом, а слух резанул пронзительный вой сирены.

– Боевая тревога! – выкрикнул Хьюз, сидевший по правую руку от ван Хойтена. Его глаза были совершенно круглыми от удивления и страха. Совладав с теми же эмоциями, второй лейтенант невозмутимо улыбнулся в ответ, стараясь всем своим видом демонстрировать, насколько он владеет ситуацией.

– Даже не верится. Может, очередной сбой оборудования? Пойдёмте проверим, инжемех.

Он встал и вышел из кают-компании в маленький тамбур, снабжённый люком. За этой тяжёлой бронедверью располагался командный отсек.

– Давайте вместе, – ван Хойтен посторонился, позволив Хьюзу также взяться за колесо.

Глядя инжемеху в глаза, он сделал первый поворот. В результате в таких случаях неизменно теряется драгоценное время, однако, как их учили, гораздо важнее всегда сохранять управление личным составом. Любопытно, что нижние чины, если рядом не было офицера, наоборот, должны были поворачивать колесо самостоятельно – и притом как можно быстрее. Это была обратная сторона медали, воспитание в подчинённых так называемой «управляемости». Строго говоря, чем лучше рядовой исполнял свои обязанности, тем меньше у него было шансов получить повышение в звании и должности.

Ван Хойтен, улыбаясь Хьюзу, вспомнил курьёзный случай, происшедший на лекции по данному предмету. Один из курсантов спросил:

– Значит ли это, сэр, что плохая «управляемость», неспособность подчиняться и выполнять служебные обязанности является признаком пригодности к командной должности?

Несмотря на громогласный смех, потрясший аудиторию, преподаватель отнёсся к вопросу со всей серьёзностью. Он поднял вверх указательный палец сморщившейся за десятилетия, проведённые в армии, руки.

– Внимание! – Старческие слезящиеся глаза, в которых не было и капли гнева, обвели ряды курсантов. Ван Хойтен был готов поклясться, что увидел в них искорки смеха.

– Это ключевой вопрос, ответ на который раскрывает сущность военной, да и любой другой, службы, джентльмены. Вам предстоит встретиться с призывниками, включая множество добровольцев, которые покажутся вам совершенно тупыми и бесполезными людьми, хотя на «гражданке» они были весьма дельными сотрудниками, преуспевающими коммерсантами, одарёнными студентами, зачастую даже отцами семейств. И никто из них не сможет безукоризненно выполнить самый простой приказ, когда вы отдадите его впервые. Он будет представляться им несомненной глупостью, они так или иначе попытаются показать, что чем-то выше вас – и сорвут его исполнение, в той или иной форме.