Обратно на небо. Том 1

– Сначала придумай имена, – предложила старушка. – По-моему, человек без имени – это пустое место. Особенно если он из этих… Ну, из этих самых…

В огромном зале царил полумрак. Белые анабиотические камеры были выстроены в ряды по пять штук в каждом. Отражаясь в синем глянцевом полу, шеренги этих аппаратов высились друг за другом, уходя далеко-далеко в темноту. Это были точно такие же устройства, как то, в котором Эму провел большую часть полета на этом галеоне.

Под стеклом каждой камеры лежал человек. Тела скрывало плотное серое белье, больше похожее на ортопедические повязки. Сам Эму был одет так же до своего первого знакомства с душевой.

В первом ряду находились только мужские особи. Они были очень похожи друг на друга. Одинаковый рост. Правильные черты лица. Ни волос, ни бровей, ни ресниц. Казалось, их тела не были созданы для охоты или работы. Худые руки безжизненно тянулись от щуплых плеч вдоль тонких бедер. То же самое можно было сказать и о женских особях во втором ряду. Линии их тел не вызывали ни естественных фантазий, ни вообще каких-либо положительных эмоций. Плоские и страшненькие, со впалыми щеками и глазами.

– Ну что, вождь? – спросила Каська. – Нравится племя?

– Нет, – честно ответил Эму. – Одни кости.

– Ты их варить собрался?

– На вкус они, должно быть, еще противнее, чем ваша белковая похлебка.

– Не нравится – ходи голодный. Окончательно решил, сколько будить?

– Да. Пусть будут первые два ряда.

– А имена ты им придумал? Давай их сразу назовем!

– Что ж… Можно. – Он позволил старухе выволочь себя на пространство перед первым рядом и дал команду системе: – Присвоить имена особям с первого по пятую!

– Процедура запущена, – послушно ответил голос компьютера.

– Адон! Арго! Авель! Аксель! Амон! – произнес Эму, делая паузы, чтобы придумать, как назвать следующего человека.

На небольших экранах в изножье каждой камеры поочередно зажглись продиктованные имена.

– Нормально назвал! – подбодрила старуха. – А ты сомневался…

– Присвоить имена особям с шестой по десятую! Аурора! Афина! Анхел! Агнесс! Астра! – перейдя вслед за проворной бабкой во второй ряд, возвестил Эму. – Процедура завершена!

– Следует ли объединить указанных особей в условную группу? – спросила система.

– Зачем? – оглянулся он на Каську.

– Чтобы обращаться ко всем сразу, – шепнула она. – Группе тоже имя задай.

– Да, следует! Обозначим ее словом «Аргентум»!

– Следует ли приступить к активации группы «Аргентум»? – спросила железная девушка из динамиков.

Казалось бы, что может быть проще, чем просто дать утвердительный ответ? И что может быть сложнее? Здесь от простого слова «да» зависело нечто большее, чем собственная судьба или будущий брак. Целый народ начинал жить по короткому устному приказу одного человека. Вся история, вехи, периоды расцвета и упадка, цивилизация, прогресс, – все это имело конкретную точку отсчета.

– Ну? – снова оглянулся он на старушку.

– Давай! Давай! Давай! – свистящим шепотом загавкала та, больно толкая его в бок.

– Ответ утвердительный! Да, к активации группы «Аргентум» приступить!

Под толстым полом раздался гулкий щелчок. В общем монотонном гудении послышался звук угасающих оборотов каких-то моторов. Из узких щелей на корпусах камер с шипением вырвались белые струйки газа. Стекла, под которыми лежали люди, мгновенно покрылись ледяными узорами.

– Сейчас включится подача теплого воздуха, – азартно прошептала бабушка.

Целый хор двигателей завизжал так, словно кто-то включил сразу сотню пылесосов. Растопив лед на стеклах, шумная техника угомонилась. Прозрачные крышки камер тихо поднялись над лежащими внутри людьми. Повисла пауза. Не выдержав ожидания, Эму решил рассмотреть открытые аппараты поближе.

– Стой! – задержала его старушка. – Сейчас опустятся блоки активации.

Оба наблюдателя замерли и снова принялись ждать. Где-то на десятой минуте этой паузы инструктор уже собирался серьезно занервничать, но вдруг откуда-то сверху на мощных стрелах начали спускаться механизмы, из которых торчало немыслимое количество проводов и манипуляторов. Накрыв собой неподвижно покоящиеся тела, машины стали производить подключение. Послышались треск, жужжание, щелчки пневматики и пение гидравлики. Наконец все стихло.

– Фантастика! – с чувством прошептала Каська.

– Точно! – согласился Эму.

– Идем отсюда, – неожиданно схватила она его за майку и потащила к выходу.

– Как? Подождите! Я хотел посмотреть на начало второго этапа.

– Часа через два начнется. Они должны немного полежать на воздухе.

2. Каждому свое.

Какая-то неведомая мощная сила сотрясала стены «Ригеля». До нас эти жуткие удары по внешней обшивке доходили лишь в виде легкой вибрации полов и колонн. Как я уже говорил, это случалось дважды в сутки с интервалом в 13 часов, как по расписанию. После пары часов такого грохота притяжение становилось то полноценным, то очень низким.

Изображая гуляющую парочку, я и Марина вышагивали по верхнему ярусу.

– Номера здесь, должно быть, крошечные, как шкафы, – предположила она.

– Не знаю, – усомнился я. – Мой номер почти на самом верху, и я не сказал бы, что он такой уж тесный.

– Ты просто не был у меня. – В ее голосе прозвучало превосходство. – Мои апартаменты почти вдвое больше твоего чулана, а я живу всего лишь этажом ниже.

– Что же тогда на первом уровне, стесняюсь спросить? Частные поля для гольфа?

– Ну, может, и не для гольфа, но для тенниса персональный корт в паре номеров, скорее всего, и найдется. Должно быть, там семейные апартаменты, где каждое место стоит по миллиарду.

– Или для больших шумных компаний.

– Очень может быть. – Она воровато оглянулась. – Наверное, это неплохо – бросить все и закатить пожизненную вечеринку с лучшими друзьями, если они у тебя есть.

Нам пришлось посторониться, чтобы пропустить группу пузатых домохозяек в плюшевых спортивных костюмах. Перемывая кому-то кости, они гоготали так, что мы были вынуждены прекратить разговор.

– Видал? – спросила меня Марина, указывая им вслед. – Люди без цели и без хорошего секса превращаются в скот. Если мы не сбежим, то станем такими же, как они.

Приближаясь к концу коридора, мы оба говорили все тише и тише.

– Можно нескромный вопрос? – непринужденно бросил я.

– Опять?

– Это у меня в крови. Если не хочешь, не отвечай.

– Ну, валяй.

– Почему ты здесь одна?

– Сбежала от мужа. Он при разводе хотел отсудить у меня половину моих клиник. Другую компанию некогда было искать. А ты?

– Позволял своим репортерам писать лишнее. У нас с государством и спецслужбами были разные взгляды на свободу слова.

– Это понятно, – хихикнула она. – А чего один-то?

– Хороший вопрос, – почесал я в затылке. – Как-то не сложилось. Надоели все.

Когда мы дошли до самого конца галереи, я перегнулся через перила, чтобы осмотреть простенок за углом. Высота была ужасающая. Гладкая вертикальная плоскость не имела ни единого выступа до самого нижнего уровня.

– Здесь ничего нет.

– Так я и знала, – вздохнула Марина.

– Но здесь должна быть хоть какая-то служебная лестница…

– Обязательно, – неожиданно произнес за нашими спинами спокойный мужской голос.

У нас у обоих душа ушла в пятки. Резко оглянувшись, мы увидели пожилого человека, того самого, который звал меня сыграть с ним на бильярде в первые часы после моего пробуждения.

– Какого черта?.. – промямлил я.

– Не подумайте, что я шел за вами, – попытался успокоить нас незнакомец.

– А что, по-вашему, нам следует думать? – нервно спросила Марина.

– Я здесь живу, – ответил сосед. – Выходил из своего скромного жилища и услышал ваш разговор. Знаю, что служебная лестница здесь есть, но она закрыта для гостей.

Он указал на самую крайнюю дверь в шаге от нас, на которой не было номера.

– Откуда вы это знаете? – спросил я.

– Видел, как сюда заходил пилот. Я спросил его, что это за дверь, а он сказал, что за ней лестница и туда без специального электронного ключа дороги нет. Выйти можно свободно, а войти не получится.

Мы с Мариной переглянулись, как незадачливые садовые воришки. Странный господин не стал дожидаться, пока мы заговорим с ним еще о чем-нибудь, а просто развернулся и неторопливо зашагал прочь.

– Ну что? – шепнула мне Марина.

– Теперь мы знаем, где лестница, но с дверью у нас ничего не выйдет.

– И о наших планах уже знают посторонние. Придется искать в других местах. Идем!

– Не спеши! – уперся я. – Не страшно, что нас рассекретили. Этот парень не из болтливых. А дверь мы откроем. Дай-ка я тебя подсажу!

– Чего еще придумал?

Я поманил ее за собой на узкий мостик, соединяющий наш коридор с балконом соседнего сектора. До верхнего края портика, нависавшего над нашей галереей, было никак не меньше четырех метров.

– Если тут есть служебная лестница, значит, она выходит на этот козырек.

– Почему ты так решил?

– Потому что до посадки козырьки нашего и противоположного секторов были соединены, а пространство над ними могло быть техническим коридором!

– Да, могло… – задумчиво ответила она.

– А значит, служебная лестница обязательно ведет туда. И сейчас ты можешь подняться, найти эту лестницу, а потом спуститься по ней и открыть мне дверь с той стороны, ясно?

Высота, непреодолимая для людей в привычных условиях, в тот момент не казалась серьезным препятствием. Конечно, мы с Мариной еще не полностью восстановили силы после длительного перелета, и в дневное время передвигаться нам было нелегко. Но с наступлением ночи притяжение становилось ничтожным, и мне не стоило большого труда взять ее за щиколотки и поднять на вытянутые руки.

Уже с Мариной на руках я вдруг понял, что столкнулся не с такой уж и простой задачей. От неожиданной мысли о том, куда полетит моя приятельница в случае, если я потеряю равновесие, перед глазами все поплыло. Нервозности добавлял очевидный факт: для достижения цели нашей акробатической композиции немного не хватало роста. Не придумав ничего лучше, я просто подбросил Марину своими дрожащими, теряющими силы руками куда-то вверх, готовясь снова поймать ее стройное тело в случае, если она не дотянется и станет падать на меня. Она не вскрикнула, не протестовала. Вообще не произнесла ни звука. Будто ее каждый день запускали в свободный полет над стометровой пропастью. Лишь через несколько долгих секунд после того, как мои руки потеряли с ней контакт, я понял, что она не упадет.

Ухватившись за край портика, юркая женщина подтянулась и исчезла в темноте над козырьком. Я же сполз на пол, обливаясь струями холодного пота.

* * *

Время тянулось долго. Ожидая, пока в зале гибернации что-то произойдет, Эму и Каська сидели в большой пустой и темной столовой. Раствор чая в его чашке давно остыл. Картинки с камер наблюдения на мониторе оставались неподвижными. Только голос компьютера докладывал о сменах режима.

Сначала отключилась система искусственного кровообращения и дыхания. Затем электроника начала считать их пульс. Каждый удар сердец и каждый вдох новых людей после долгих недель тишины и уединения казались настоящим чудом, поверить в которое все еще мешали неподвижные картинки на мониторах.

Все самое интересное случилось, как всегда, неожиданно. Компьютер показывал лицо, помеченное именем Агнесс. Внезапно существо на экране вздрогнуло всем своим тщедушным телом. Было видно, как на ее висках появились полоски света, выскользнувшие из вентиляционных щелей проекционных очков. Она нахмурила лоб.

– Вы видели?! – вскочил Эму с места, показывая пальцем на экран.

– Живые. Не протухли, – довольно вздохнула Каська.

Он еще долго скакал по столовой, победоносно вопя и улюлюкая, а затем, расцеловав бабку, умял почти два кило еды. Должно быть, засыпая у себя в каюте, он представлял, как будет разговаривать со своими людьми и что будет им объяснять. Воображал, с какими выражениями лиц они станут его слушать и с какими вопросами начнут приставать. Рисовал в своем сознании картины того, как они вместе пойдут охотиться на разную дичь, возьмутся строить из бревен какие-нибудь необходимые в быту сооружения, как все вместе они рассядутся у огромного костра, болтая глупости и хохоча. Возможно, с этими мыслями он и уснул. Об этом в своих записях он не рассказал.

– Знаете что-нибудь о тех местах, куда мы летим? – спросил Эму за завтраком.

– Так, кое-что, – проглотив кусок белой губчатой штуковины, похожей на хлеб, ответила Каська. – В компьютере об этой планете немало информации. Когда-то ее обнаружили ученые и назвали Диско.

– Диско? Они так пошутили?

Внезапно старушка подняла свою вилку, зажатую в тощей руке, и, поматывая бритой головой, пропела:

– Ёр диско! Ёр диско! Ёр диско нидз ю!.. (Your Disco Needs You – Kylie Minogue)

В этот момент история инструктора Эму могла бы закончиться, едва начавшись. От неожиданности он подавился и возобновить беседу смог очень нескоро.

– Да, звучит довольно забавно, – продолжила Каська, закончив дубасить его по спине. – Фактически это спутник другой планеты, огромного Хеопса, а тот, в свою очередь, ходит вокруг светила, которое решили назвать Солнце, потому что оно очень похоже на центральную звезду системы, которую мы покинули.

– Вот как? – наконец откашлялся Эму.

– Во всяком случае, характеристики совпадают…

– А у Диско какие характеристики?

– Она чуть меньше Земли…

– Значит, и притяжение там меньше?

– Судя по тому, что и по массе она чуть уступает Земле, то да. Но не всегда.

– Как не всегда? Оно меняется?

– Да. Предположительно. Тут еще многое зависит от Хеопса. Когда Диско поворачивается к нему одним боком, на другой ее стороне притяжение даже немного больше земного.

Он попытался представить себе эту картину: отвернулись от толстого Хеопса – тяжело, повернулись к Хеопсу – очевидно, легко… Или нет?

– А что на той стороне, которая повернута к большой планете?

– Там притяжение очень низкое.

– Что значит очень низкое?

– Намного ниже, чем здесь. В несколько раз.

– И нас отправили жить на такую планету?!

– А что?

– Но она же непригодна для жизни!

– Раз отправили, значит пригодна.

– Насколько я помню, земной спутник Луна – этот несчастный белый маленький шарик – вызывает многометровые колебания мирового океана!..

– Нашел что вспомнить, – буркнула бабка.

– А тут притяжение будет увеличиваться и уменьшаться в несколько раз в течение дня!

Каська с растущей неприязнью наблюдала, как он распаляется.

– Скажи-ка мне, ты раньше память потерял, а потом пришел в эту программу или наоборот?

– В смысле?

– Ты за работу взялся? Подготовку прошел? Вот теперь сам и думай, как тебе с этим быть! И на амнезию не сваливай! Не сработает!

Эму осекся и попытался как-то оправдать этот свой всплеск эмоций.

– Да, конечно, вы правы. Но вы представляете себе, как реагируют океаны и атмосфера Диско на многократные ежесуточные перепады притяжения? Должно быть, там такие штормовые ветры, которых не видел ни один человек!

– Значит, делай выводы и готовься, – сурово проскрипела старуха. – Нет, не представляю я, что там за условия! Зато я знаю, что гравитация этой планеты меня убьет, и даже примерно представляю, когда. Свое дело я сделала. Ко мне какие претензии? Чего ты разорался?

Студия для тренировок генофонда поражала своими размерами и лютым холодом. Пыли на полу и других горизонтальных поверхностях не наблюдалось – очевидно, потому что система вентиляции постоянно очищала воздух. Кассия сказала, что за всю свою жизнь входила сюда только дважды, и то в ранней молодости, а значит отопление здесь не включалось никогда.

Помещение было обшито чем-то мягким. В центре находился круглый подиум на четырех растопыренных косых опорах, отделанный тем же материалом. Кругом лежали выцветшие шары самых разных размеров, эластичные кольца, кубы и пирамиды. Эти снаряды были изготовлены из чего-то прочного, но при этом легкого и мягкого. На каждый из предметов можно было налететь с разбегу и не получить при этом даже ушиба.

Осторожно пройдя через весь зал, инструктор обернулся и увидел, что стену, в которой находилась входная дверь, почти полностью занимает экран, как в хорошем кинотеатре.

– Вот это да! – прошептал он, не веря своим глазам, и отдал команду компьютеру: – Включить монитор в студии! Планета Диско! Вращение! Изменения климата!

Он прокричал это очень громко, так как думал, что система не услышит его в таком большом зале. На полноцветном мониторе появилась яркая картинка, изображавшая три космических тела. Маленькая бело-голубая Диско быстро крутилась вокруг своей оси, плавно обходя по кругу красно-коричневый Хеопс, который, в отличие от нее, не слишком спешил поворачивать свои огромные бока.

– За один виток вокруг планеты Хеопс спутник Диско совершает 612 целых и 165 тысячных оборота вокруг своей оси, – сообщила электронная девушка, успевшая стать для Эму почти родной. – Китайскими учеными, открывшими данную систему в 2024 году, было решено считать этот период одним годом. В ноль часов по Гринвичу 20 ноября 2025 года сектор на планете Диско, оказавшийся на одной линии с центром планеты Хеопс, был принят за нулевой меридиан.

Компьютер выстроил на экране все три шара в ряд, прочертил через них прозрачную серую линию и полоснул по маленькой Диско алой дугой. Получалось, что год на Диско длится почти вдвое дольше земного, а сутки длиннее лишь на пару привычных нам часов. Недолго думая, Эму перевел бортовую систему на местное время. В тот момент на нулевом меридиане Диско было 16 часов 50 минут 13 марта семьдесят третьего года.

* * *

– Есть! – прошипела она, высунув голову над массивным козырьком галереи.

Услышав ее сигнал, я бросился к двери без номера.

Изнутри вход на служебную лестницу открывался простым нажатием кнопки. Когда дверь отскочила в сторону, передо мной засияла довольная улыбка Марины.

– Ты гений! – Она похлопала меня по плечу, подняв облако пыли.

– Дай посмотреть! – Я отодвинул ее и выскочил не лестничную площадку.

В тусклом дежурном свете стены казались зелеными. Мы без лишних разговоров поднялись на длинный широкий козырек.

– А здесь еще грязнее, чем везде! – произнес я, оглянувшись.

– Когда-то это было техническим коридором, – ответила мне Марина. – В таких местах чисто не бывает.

Пахло горелой изоляцией и отработанной смазкой. Освещение из жилой части отеля сюда почти не проникало, а застревало мелкими пятнами где-то в потолочных конструкциях. Лишь у самого пола виднелся свет от плоских белых прямоугольников в стене, служивших скорее разметкой, чем светильниками. При каждом шаге толстый слой невесомой пыли разъезжался от ног, скатываясь валиками.

Другой конец козырька отсюда едва просматривался. Мы осторожно пошли по разметке, внимательно осматривая стены и сооружения под потолком.

– Не смеши меня! – взобравшись на косую вентиляционную шахту, прокряхтела Марина. – Хочешь сказать, что ты ни разу не был женат?

– Формально – нет. Сожительствовал неоднократно, как и все.

– А дети?

– Почему вы, женщины, всегда задаете одни и те же вопросы в одной и той же последовательности?

– А вы, мужчины, никогда сразу не отвечаете, а ломаетесь, как старые девственницы.

– Потому что нам иногда сложно сказать, есть у нас дети или нет, – попытался отшутиться я. – Наверное, где-то и есть. А у тебя?

– Были, – твердо произнесла она.

– О! Мне очень жаль.

– Ты не понял! – рассмеялась она. – Надо говорить «были», потому что если ты их с собой не взял, значит, они остались в другой эпохе. Без анабиоза столько не живут.

– Понятно, – вздохнул я. – Значит, и у тебя не было.

– Иначе я бы не улетела. В каком-то смысле нам с тобой повезло.

– Ну да. Всегда легче дать деру, когда тебе некого бросать.

– И в одиночку дешевле.

На этих словах козырек, по которому мы шли, закончился сплошными перилами. Дальше идти было некуда.

– Какая длина у этого навеса? – оглянулась Марина. – Полкилометра?

– Думаю, немного меньше. Просто мы шли медленно и препятствий было много.

– И ни одного выхода на крышу.

– Давай рассуждать, – переводя дыхание, предложил я. – Правый борт мы прошли. Тут выхода нет…

– Значит, на том борту тоже нет, – предположила Марина. – Конструкция симметрична.

– Не факт, но допустим. – Жестом я остановил ее и указал на переплетение ферм и балок под потолком. – Носовая плоскость прямо перед нами и отлично просматривается. Там все чисто и гладко.

– Остается проверить корму, – пришла к заключению Марина. – Идем!

– Мы же только что оттуда пришли! – возмутился я. – Тащиться обратно?

Разумеется, мы потащились. Весь путь со всеми препятствиями, только в обратном порядке. Пока я придерживал дверь на служебной лестнице, Марина пробежалась по верхнему жилому ярусу кормового сектора. Другой служебной лестницы там не оказалось, и она вернулась ко мне, после чего мы снова поднялись на козырек.

Теперь было решено более детально обследовать угол технического коридора, в котором мы и так провели уже больше часа. Я наудачу чиркал зажигалкой, пока та не раскалилась до того, что ее невозможно было держать голой рукой.

– Что это? – вдруг остановилась Марина.

– Ржавые железные перила, – ответил я.

– Почему они такие короткие?

– Откуда же мне знать? Давай спросим у Морана, он наверняка знает.

– Хватит! – с укором попросила напарница. – Мне тоже надоело здесь торчать.

– Извини. – Изобразив серьезность, я посмотрел на нее. – Продолжай.

– Портик длинный, а перила короткие. Какая у них длина?

Едва скрывая раздражение и усталость, я измерил расстояние шагами.

– Допустим, метров семь.

– А отсюда до навеса над кормовым сектором? – терпеливо спросила Марина.

– Примерно столько же, – осенило меня. – Это складной мост!

– Значит, надо его разложить.

Раскладывать пришлось вручную. Поворотная площадка, под которой обнаружились хлипкие мостки, скрипела так громко, что Марина заткнула уши. Скоро свободный конец трясущегося, точно желе, сооружения плотно улегся на угол крыши кормового сектора, и получился на удивление надежный переход. Когда мы перебирались на другую сторону, моя соучастница указала вниз.

На балконах верхних ярусов стояли несколько человек и, раскрыв рот, глазели на нас.

– Чего надо? – крикнул я.

– Что вы там делаете? – заорал мне в ответ толстый очкарик.

– Прокладываю вам путь на свободу!

– А это законно? – присоединилась к нему его жена.

– А мне есть до этого дело? – зло рявкнул я на жалких людишек. – Идите домой и покорно ждите своей участи!

Тут из мрачного угла послышался голос Марины:

– Эй! Скорей сюда! Я вижу люк!

Догнав ее, я рассмотрел темный квадрат в потолке, к которому вели металлические скобы, торчавшие из толстой и высокой, как у автомобильной эстакады, опоры.

– Постой на стреме, а я посмотрю, – снова перейдя на шепот, предложил я.

И не успел я шагнуть к лестнице, как подруга неожиданно взяла меня за локоть и принялась заботливо поправлять на мне рубашку.

– Это ж надо! – задумчиво, почти нежно произнесла она.

– Что? – удивился я.

– Респектабельные, состоятельные люди, до седых волос вон некоторые дожили… А лазаем по всякому дерьму, как бойскауты!

– Пионеры, земеля! Пионеры! – поправил я и полез наверх.

Ступенек в этой лестнице оказалось как-то уж слишком много. Оглянувшись, я едва смог различить спутницу далеко-далеко внизу на узенькой площадке. По спине прокатился неприятный холодок.

– Ну, что там? – спросила Марина.

– Стандартный замок. Заперто.

Индикатор у ручки люка нагло смотрел на меня красным глазом, лишь разжигая чувство досады. Вцепившись дрожащими руками в скобу, я несколько раз хлопнул по кнопке доступа и… чуть не рухнул с гигантской высоты обратно на пыльный козырек, потому что из крошечного динамика на люке раздался голос Морана:

– Пожалуйста, прекратите нарушать установленный режим и вернитесь в свой номер, господин Комаров!

* * *

Среди коридоров, комнат и трюмов галеона можно было заблудиться. Но не потому, что их было слишком много. Самые широкие и многообещающие галереи и лестницы заканчивались тупиками, за самыми большими и красивыми дверями чаще всего, находились глухие стены, а грузовые отсеки, как мы знаем, вообще не имели входа. Но Эму помнил, что галеон, на котором он летел, был создан не только для полета. После посадки корабль должен был служить домом. Точнее, городом.