Запах теней

«А ты уверен, что оно вообще гналось за нами? Ответить весьма затруднительно, поскольку всю дорогу ты так ни разу не обернулся».

Странная и в то же время вполне допустимая логика. Он бежал – летел. Шальные мысли крутились в голове, варились кашей в котелке безумия, а ноги преданно несли своего хозяина подальше от проклятых мест. Что до странностей, то сегодня они входят в закономерность. Не правда ли? Заново оживают, как и вчера!

Они бежали вдоль забора мимо коттеджей и деревянных домов, встречающих их лаем разгневанных присутствием чужаков собак. Миновали улицу, затем ещё одну, и у высокого забора Знаков всё же остановился. Громоподобный стук собственного сердца, одеревеневшие ноги, и вот уже обессиливший Дмитрий падает на раскинутое вдоль забора бревно. Он бросил боязливый взгляд в ту сторону, из которой только что примчался: никого.

«Кого ты хотел увидеть там? Глупец! Никто и не гнался за тобой».

Разум наполнила картина: длинноволосый замирает и ненавистным чёрным взглядом провожает беглецов, затем ещё мгновение и человек падает, серая муть растворяется в воздухе, оставляя за собой неподвижное тело. Картинка была настолько яркой и возникла столь внезапно, что не возникло никаких сомнений, что на самом деле так и было. Будто сторонний наблюдатель, ставший невольным очевидцем, он увидел происходящее с иного ракурса. Такое впечатление, что вырезанный в памяти кусочек вклеили обратно, заполняя тем самым пустое пространство недостающим элементом, вот только этот кусочек не из его памяти.

Дима глянул на сидевшую рядом собаку, которая тяжело дышала и с каждым вдохом издавала громкие хрипы.

«Сегодня она наоралась на всю жизнь»

«Я думаю, она надолго запомнит этот день… как и я»

Знаков вновь бросить взгляд в сторону, откуда они прибежали и, убедив себя в отсутствии опасности, прислонился к забору и закрыл глаза. Буря размышлений пошла на спад, позволяя обычному и размеренному ходу мыслей занять достойное место.

«Что творится со мной? Зачем это происходит?»

«Господи помоги мне» – молился Дмитрий.

Холодной волной накатили воспоминания прошлого дня. С пугающей действительностью яркими красками нарисовали всё то, что произошло с ним вчера. И когда в киноцентре памяти плёнка прошлого дня подошла к концу, её заменила новая – утренняя прогулка с собакой. Только тревога упрямо утверждала: «Всё ещё впереди»!

Дмитрий вдруг понял, ещё далеко не конец фильма. Кинопроектор до сих пор работает и непрерывно передает ему ужасы наступившего дня.

«Сегодня всё только началось, друг! Непременно продолжиться и, возможно, прямо сейчас.

Что за дурость? Эта идея, как проснувшийся в самый не подходящий момент будильник, забренчала в голове и в то же мгновение превратилась в безумно навязчивую. С замиранием сердца, что сейчас наступит что-то недоброе, Дмитрий открыл глаза и огляделся. Вдоль улицы никого не было, только тяжёлые похрюкивания Норы напоминали ему, что здесь он не один. Но всё-таки присутствовала одна странность – нет лая собак. Правда, он не мог припомнить, была ли собачья брань, когда они вбежали сюда, или же нет. Даже за спиной за высоким забором нет никаких звуков.

«Может, у хозяина просто нет собаки?» – успокоил он себя.

«Быть может, здесь вообще никто не живёт?»

Колокольчик опасности всё позвякивал, и Дмитрий не находил себе места, не знал, как ему поступить и что дальше делать. Острые непримиримые иглы неизбежности пронзили его грудь, терзали, устойчиво напоминая о том, что может или должно случиться. Но вот только что? Очередное убийство, свидетелем которого он вскоре станет? Или, может быть, он уже знает, кто будет убийцей?

«Что дальше? Зачем всё это? Что нужно от меня?»

Навязчивая стая жужжащих мыслей сводила с ума и, в то же время, приводила к конкретным размышлениям: сегодня оно устремилось к нему, и оно знает, что Дима видит его реальную сущность, и оно – тот же «актёр», которого он видел вчера на остановке, а потом в доме. Конечно же, оно узнало Знакова и решило покончить с ним. Неотступная мысль настолько разожгла панический ужас внутри, что Дима в тот час же окаменел. В какой-то безумный миг глупое умозаключение, воспользовавшись минутной слабостью, торжественно взошло на трон властвования.

Дима поспешил убедить себя в нереальности происходящего – вокруг всего лишь страшный сон. Сильная усталость навалилась на плечи. Поливая себя искусственным легкомыслием, изо всех сил стремясь не поддаваться страху, он закрыл глаза вновь. Умиротворяющая темнота и больше ничего, за исключением тугих хрипов запыхавшейся Норы. И всё бы ничего, но упрямое не покидающее грудь беспокойство не позволяло ему такой роскоши. Несмотря на желаемое отрешение от жестокой действительности, Дима всё же попытался собрать мысли и, может быть, найти хоть какие-нибудь решения.

Всё кувырком и всё хреново! Ужасно плохо!

Хрип собаки умолк – Нора как-то неожиданно замолчала. Забрасывая сознание шипами страха, обнажая реальность, правда взорвалась внутри человека. Вдруг, стало всё понятно, и… жутко. Он открыл глаза и бросил взор на свою собаку: переполненный глубокой вражды на него смотрело оно. Бледная маловыразительная дымка сейчас заменяла то место, которое только что носило звание «собачья морда», а всегда карие глаза теперь походили на чёрные дырки.

В горле пересохло. Довольно близко, на расстоянии вытянутой руки, они смотрели друг на друга, и в эти беспредельно бесконечные секунды, когда их взоры вели безмолвную борьбу, Дмитрий подумал: «Мне не уйти». Сквозь серую мглу он увидел слегка проглядывающийся силуэт головы Норы, а в остальном, пелена накрывала практически всё тело собаки, обращая её в некое подобие монстра из фильмов ужасов.

Сколько продолжался немой поединок, сказать трудно. И возможно продолжался бы ещё, если бы Нора, а точнее то, что в втиснулось в неё, не заговорила:

– Кто ты? – прозвучал вопрос, больше напоминавший кряканье, – Что ты?

Вот тут Дима окончательно оцепенел. Он не мог оторвать глаз от гипнотических дыр, он вообще ничего не мог. Существо будто парализовало тело, не позволяя даже поднять руки.

Из серой дымки вырвался треск:

– Ты видишь меня? – словно внутри него раздирали бумагу, – Ты ведь низкое…

Серый замолчал – в его дырках промелькнула искра изумления, может даже некоего мимолётного испуга. Дмитрий ещё не успел осознать, что существо собирается наброситься на него, когда внезапно включился радиоприёмник в голове.

Сопровождающийся секундной вспышкой света громкий радиошум заставил Знакова выскочить из-под действия гипноза, и когда Дима собрался было вскочить на ноги, серое тело собаки со всей, присущей может только дикому зверю, свирепостью набросилось на него. Чтобы обезумевшее чудовище не смогло ухватиться за горло, Знаков вовремя успел подставить руки и упал на грязный мокрый снег. На пике падении его взгляд уловил, как огромная клыкастая пасть со всей мощью вонзила зубы в подставленную в качестве защиты руку. Дикая неимоверная боль пронзила запястье. Дмитрий ощутил как острые зубы глубоко погружаются в плоть, мёртвой хваткой защёлкивается капкан, не оставляя жертве никаких шансов избежать ужасную боль.

Точно яростный хищник серый поначалу держал свою жертву, а затем начал трясти из стороны в сторону, разрывая мягкую плоть. Дима закричал, когда существо, будто передразнивая жертву, издало нечто похожее на рык вперемешку с воплем рвущейся бумаги. Отделяя среди звуков отдельные напоминающие слова элементы, белый шум перешёл в звон:

«беги… беги… беги…»

Но как бежать, если страх парализовал рассудок, и не можешь выбраться? Всё произошло слишком быстро – Дима просто не успел среагировать.

«беги… беги… беги…»

Лишь на миг существо отпустило руку и затем снова набросилось на Знакова. Новый приступ дикой боли вывел его из оцепенения – свободной рукой он схватился за горло собаки и с силой сжал пальцы, не обращая внимания на собственные несмолкаемые крики. Серый не отступал, он на миг отпустил руку снова и тут же набросился вновь, выпуская наружу своеобразный крякающий призыв. Весь в грязи, сырой с ног до головы, Дима не сдавался. Нисколько не уступая в силе врагу, он продолжал бороться, в то время как существо со всей беспощадностью хватало и рвало.

Вдруг, оно отпрыгнуло в сторону, чёрные дыры округлились, и из окровавленной огромной пасти донеслось:

– Ты не должен быть… ты низший…

Голова Знакова уже разрывалась от непрерывных воплей радиоголосов «беги… беги… беги…». К великому счастью, в этот момент ему ничего другого и не хотелось. Воспользовавшись секундной заминкой, Дмитрий вскочил на ноги и захотел было бежать, но что-то остановило его. Он прислонился на забор и, будто в оцепенении, не сводил взор с существа. В свою очередь, тот раскрыл пасть и громко зарычал. Только сейчас уже не было бумажного треска, и рык получился вполне по-животному. Серый присел, напрягся, по-видимому, подготавливая себя к очередному скорому нападению, и крикнул:

– Низший!

Словно в полусне, Дима увидел прыжок, и белый шум зароптал: «можешь… ты сможешь». И в этих словах что-то было, они несли в себе столько смысла, столько силы, что наряду с присутствием страха, Знаков почувствовал прилив энергии. Не позволяя парящему в затяжном прыжке чудовищу возможности добраться до него, Дмитрий ударил первый. Мощный удар кулаком перевернул собаку в воздухе и уронил её в грязь шлепком. Не в силах сдержать нахлынувший гнев, серый визгливо зашипел, в мгновение вскочил на лапы и опять бросился в бой.

Всё произошло как в замедленной съёмке: Дима увидел, как существо с силой подпрыгнуло и зависло в затяжном прыжке, как раскрылась его мерзкая чёрная пасть. Он даже успел разглядеть, как на морде собаки колеблется серая мразь. Обнажая недоступные человеческому глазу движения, поток времени замедлил ход. Серый демон летел, и каждая частичка его сущности несла в себе зло.

«Бежать…бежать…» – надрывался белый шум. Может именно сейчас Дима и собирался сделать так, если бы из забытья его не вытолкнул оглушительный выстрел.

***

Слава был одним из тех придурков, которые начинают курить в восемь лет, употреблять алкоголь – в десять, а уж воровать – сразу же как начинают говорить. Он рос в интеллигентной семье: папа профессор, а мама главврач в местном отделении больницы. Так уж в жизни вышло, что на воспитание сына времени у них совершенно не было. Поэтому они, не со злого умысла, конечно, но всё-таки с крупицей сознательности, а может от излишней легкомысленности, отдали мальчика в руки судьбы. И вот уже в тринадцать он в первый раз пробует курить травку и промышляет воровством. Обычно про таких говорят: «связался с плохой компанией», вот только подобное суждение не про него. Таким уж он родился, и одному творцу небесному известно зачем. В пятнадцать лет юного хулигана уже судят, и он отправляется в места, как это принято говорить, не столь отдалённые.

Так проходит его жизнь: украл – тюрьма, вышел и снова украл – опять тюрьма. Романтика! И казалось, в свои тридцать пять лет, из которых на свободе он был всего год, не считая, конечно, первые пятнадцать лет жизни, пора бы остепениться и прекратить заниматься криминальными делишками, но, увы – не судьба. Он был и из тех людей, которые ещё в юности легко без особого напряга и достаточно стойко занимают свою нишу в жизни. Зачем чего-то добиваться, к чему-то стремиться, если можно взять это у других? Железная выносливая логика. Ведь, это очень просто! И такая постановка вопроса, точно яд, довольно резво отравляет сознание подростка и толкает в пучину беспредельного и непринуждённого эгоизма.

Родители же почти всегда жалели отпрыска, потакали нервным прихотям и помогали, как могли. Они постарались вырвать его из лап преступной жизни, которая уже на двадцатом году никчёмной жизни порядком вскружила голову их единственному сыну, но – всё тщетно. Даже сейчас, после очередного освобождения, они подарили тридцатипятилетнему сыну дом (благо, могли себе позволить) с наивным убеждением, что именно сейчас всё будет иначе, и их милый мальчик возьмётся за ум и станет нормальным человеком. Вот только Славик так не думал. Что и следовало ожидать, он решил: дом – уникальная возможность наслаждаться жизнью и ни о чём не думать. По крайней мере не переживать, пока есть деньги, которые как и прежде заботливо вручили ему родители, поддерживая штаны сына и не теряя надежды в скором его излечении от тяжкого недуга.

Он напивался каждый день, и не было ни дня, чтобы он не общался с дружком-стаканом в окружении своих таких же друзей-алкашей. Несмотря на тяжкие времена, проведённые в тюрьме, здоровье позволяло совершать подобные издевательства над собственным организмом. Слава имел высокий рост и атлетическое сложение, что, в общем-то, и служило почвой сносить длительные запои, в которые он погружался каждый раз при освобождении.

После очередной отсидки прошло уже три недели. За минувшие дни он мало что мог вспомнить из пьяного досуга. Правда, один день всё же запомнился наверняка – ни за что на свете он не смог бы забыть его. День покупки оружия. Бывший зек давно мечтал иметь настоящий пистолет. И вот, наконец, настал тот день, когда в руках он держал собственный «пистолет Макарова» с полным магазином боевых патронов и ещё кобурой в придачу. Счастье настолько переполнило душу, что в тот же вечер Слава нажрался как свинья.

С тех пор каждое утро, преодолевая приступ жуткой головной боли, он в первую очередь спешил к новому другу. Бережно доставал из ящика железного дружка и безмолвно любовался силой металла и технического совершенства. Странное чувство мнимой свободы, вперемежку с рвущимся наружу стремлением показать всему миру, что он не так-то прост, как казалось бы, возбуждали внутри уверенность в завтрашнем дне. С оружием в руках он был сильный, очень сильный – мог горы свернуть. И сколько перспективных возможностей раскрывала эта ложная прерогатива! От этих мыслей весьма приятно кружилась голова.

Но пока что расстраивало одно маленькое обстоятельство. Мечты не воплощаются в жизнь, и приходиться ждать, когда соизволит придти тот нужный момент, который позволит стать кем-то больше, чем просто Слава-вор.

И, правда! Зачем оружие, если его не применять? Нахрена оно нужно? Подобные вопросы мучили и не приносили покоя. И это – ещё одна причина, вторая по счёту, чтобы каждый день напиваться до посинения. Когда как первой была простая истина: вся его жизнь – ничто иное, как сплошная ошибка, в которую давным-давно он случайно влез. Кто виноват? Какая разница кто? Может он, а может – нет.

«Разве это важно?» – спрашивал он себя, накатив первую рюмку. – «Главное – мне хорошо, и так будет всегда, пока не подохну. – И после, не раздумывая, закидывал вторую и обращался к холодной стали, – Да мой друг?»

Сегодня, по сравнению с ночными собутыльниками, которые, словно разбросанная впопыхах одежда, буквально валялись по всему дому, он проснулся очень рано. Слава вскочил с дивана и первым делом побежал к железному другу. Открыв комод, который, впрочем, как и всё остальное купили родители, он извлёк пистолет. С замиранием сердца мужчина принялся ощупывать руками металл и любоваться, и уже через минуту, он сидел за столом и разделял бутылку с железным другом, пока его друзья-алкаши мирно спали.

Не мудрено предположить, что этот день прошёл бы также как все остальные, если бы Славу не привлёк весьма неестественный шум за окном.

«Что такое? Я – не я, если не разберусь!»

Прихватив с собой пистолет, он встал из-за стола, подошёл к окну и открыл створку. В лицо ударил холодный сырой воздух, вперемешку с чудными звуками, доносящимися из-за высокой ограды.

«Чёрт бы побрал этот высокий забор!»

Он прислушался: невнятный голос, мало чем напоминающий связную речь, скорее смахивал на слова инопланетного героя фантастической киношной саги, нежели хоть как-то походил на человеческий. Скорее всего, это только кажется, и пора прекращать заглядывать в бутылку, чтобы за искажением слуха в скором времени не пришла «белочка».

Слава хотел было закрыть окно и отправиться на кухню, чтобы придать заряд бодрости очередной дозой спиртного, как, вдруг, за забором кто-то истошно закричал. Он поторопился к выходу, не забыв прихватить на ходу пистолет. Откликнувшись на прикосновение хозяина, железный друг холодным стальным теплом тот час же согрел руку и душу. Натянув купленные на родительские деньги, как и всё остальное, сапоги, поленившись накинуть куртку, он в одной майке и шортах выбежал во двор.

Когда крики и рычания, казалось, перешли в борьбу, он уже открывал замок калитки. Как в фильмах с криминальным подтекстом, Слава поднял пистолет и выскочил на дорогу, устремляя оружие в ту сторону, откуда доносился странный шума. Никакие фильмы, которые он видел в жизни, никакие книжки, которых, кстати, за всё его никчёмное существование было всего три, не смогли бы поведать ему о том, что предстало перед его взором. Сначала мысль ухватилась за прошедший сон, устремляясь склеить обрывки сюжета с действительностью, затем она напомнила о вреде чрезмерного употребления алкоголя, и уж потом – заключила, что «как бы ты не отбрыкивался, ты видишь то, что видишь».

Он замер, глаза ощупали обстановку: на грязном сыром снегу на спине лежал мужчина, всеми силами обороняющийся от какой-то странной мелкой собачонки. Животное больше напоминало разъярённого до сумасшествия дикого зверя, действовало довольно неестественно и странновато. Его движения смахивали на поражённого болезнью зверя с нарушением центральной нервной системы, носили угловатый характер, подбрасывали из стороны в сторону. Тело собаки потрясывало, и с каждой секундой, будто осквернённое электрическим током, его сжимало в напряжении и швыряло в бок. Кожа и пасть растянулись, точно сзади чья-то невидимая рука что есть силы натянула шкуру животного, побращая морду в жалкое подобие монстра, чудовище из сказок (которые Славик не читал).

Собака вгрызалась в руку мужчины, который в свою очередь как мог отбрыкивался и истошно кричал, на миг отстранялась назад и нападала вновь. Правда, самое немыслимое произошло потом, когда собака отпустила руку, отпрянула и, пока мужчина старался встать на ноги, что-то пробурчала.

«Что за херня?»

Ему не показалось – животное действительно говорило, как это делают люди. Заговорило чудным жутким голосом, от которого по телу тут же пробежали отвратительные мурашки.

Попытка подняться на ноги провалилась, и мужчина упал. Из окровавленной руки бежала тоненькая струйка крови. Может, кто другой так и простоял бы без движения, не предпринимая усилий помочь человеку, но Слава был не из робкого десятка. По всей вероятности это и было то единственное, чем он мог быть полезен миру, тем самым, затмевая в конкретном случае всё плохое, что натворил в жизни. К тому же наступила уникальная возможность применить железного друга, от которого зудела рука. Не раздумывая ни секунды больше, он направился к ним.

Когда свихнувшаяся собака вновь набросилась на человека, он нажал на курок.

***

Дима услышал выстрел, увидел, как падает тело его собаки, как в воздухе отделилось нечто, и серый ужас растворился словно дым, и вот уже бездыханное тело Норы распласталось у его ног. Кровавый ручеёк хлынул из её груди, стремительно окрашивая грязный снег в розовый цвет. Собака умерла мгновенно – смерть взобралась сразу, не придаваясь удовольствию мучений и боли.

Знаков присел на колени. Пронизывающим эхом звучал в голове выстрел, и не важно, кто стрелял; не важно, что левая рука покрылась кровью из глубоких рваных ран, и боль не собирается утихать; не важно, что радиошум раздирал рассудок воплями беспредельных требований:

«беги… беги… беги…»

Сейчас уже ничего не важно. Абсолютно ничего.

«Нора. Моя Нора. Девочка моя».

Он протянул к ней руки и погладил по голове. На глаза плеснули слёзы горечи, которые Дима торопливо вытер, пачкая лицо пурпурной грязью. Он сдержал и следующий всплеск и сжал волю в груди, стиснув зубы и на миг прикрыв веки, чтобы навсегда затворить боль и страдания внутри, в собственном теле, и никогда не выпускать. Сдержать себя в руках и не поддаться на провокации жестокой судьбы – что сейчас ему необходимо.

И не важно, не сломить волю. Не важно.

«беги… беги… беги…»

Последняя капля всё же успела наполнить чашу мужества, и Знаков сжал кулак. Силясь оборвать ненавистный радиошум, он крикнул:

– Что вы хотите? Что вам от меня нужно?»

Наступило короткое молчание – тишина на мгновение вскружила голову, но лишь на мгновение. Радиоголос возник вновь, изменил темп и громкость, и сейчас нашептал:

«Помочь… мы хотим…помочь… надо бежать… Дима…»

Боль кромсала его сердце, оставляя место лишь одной единственной эмоции – ненависти. Только сейчас, не обращая никакого внимания на шум, Знаков решил для себя, что с этим необходимо что-то делать. Нужно прекратить этот кошмар.

«Я схожу с ума».

«Нора. Моя Норочка».

Справа подошёл мужик и спросил:

– У тебя всё нормально? В порядке?

– Да, – сухо ответил Дима, даже не взглянув на него. Накатила неприязнь к мнимому спасителю, и в то же время лёгкое беспокойство, подобное тому, что приходилось испытывать не раз, заворошило нутро.

«Опять эти мерзкие ощущения…»

– Бешенство, что ли? Я такое никогда не встречал и уж… – заключил мужчина.

«…Что вам нужно?» – спросил Дима.

«Помочь… беги… беги…»

– … поверьте, это что-то неестественное…, – продолжал человек, – … и у меня нет слов. С тобой всё хорошо?

Волнение преодолело вершину, и вот уже могучая тревога настойчиво вытолкнула его и заняла место. Сердце бешено заколотило грудь, мысли завертелись в уже привычном танце, руки и ноги затянула взявшаяся непонятно откуда энергия – свирепый крик души ворвался в этот мир. И… страх! Жестокий страх, жуткая мания преследования заполонили всё вокруг, и, в какой-то миг, Дима, вдруг, всё понял, в раз осознал, что причина находится рядом.

Знаков повернул голову к «спасителю»: опустив трясущиеся серые конечности, мужчина стоял рядом. Он молчал, в правой руке держал пистолет, а левой похлопывал себя по бедру. Вложив оставшуюся силу в кулак, Дмитрий нанёс быстрый удар по руке, затем всем телом бросился вперёд, сбивая мужчину с ног. От сильного толчка пистолет отлетел в сторону и тут же радостно утонул в черной луже. Повергнутый мужчина плюхнулся в грязь и издал громкий крякающий звук, от которого похолодело в сердце. Дмитрий тот час же вскочил на ноги: всё верно – на него уставилось оно. Воспаляясь канонадой тысячи сверчков, квадратный рот истошно затрещал, и в чёрнеющих от проникающего вглубь яда глазах на миг обнажился страх.

Поражая действительность треском бумажной боли, существо заверещало, в то время как Знаков, боясь, что оно кинется за оружием, не теряя ни секунды, устремился за пистолетом. Но оно не собиралось ничего делать – не сводя непроницаемых глаз с Димы, оно лежало на спине и вопило, словно воспевая последние мгновения перед смертью. Существо не вскочило, не бросилось вперёд вслед за ним, и даже не попыталось встать. Точно в неизбежной агонии, оно продолжало лежать и издавать немыслимые для человеческого восприятия звуки.

«Беги… беги… беги…»

Подняв Славин пистолет, Знаков направил его на серого:

– Что ты за тварь? – крикнул Дима, норовя переорать хотя бы треск демонических звуков (в его голове до сих пор не унимался шум радиоприёмника).

Тут существо замолчало, будто намереваясь ответить на вопрос. Серый оторвал взор от лица Знакова и принялся рассматривать его тело. Он вглядывался в руки, изучал живот, бросал короткие взгляды на ноги, и тут Дмитрий почуял: оно не может – эти глаза потеряли власть над ним.

Оно с некоторой неприязнью, нескрываемым любопытством разглядывало Диму. Его уродливый рот из формы неправильного квадрата на секунду обращался в перекошенный и столь же безобразный прямоугольник, и обратно.

– Что ты … – хотел было повторить вопрос Дима, но, отметив краем глаза бездыханное тело Норы, тут же осёкся, – …Тварь!?

«Беги… беги… беги…»

Серый безмолвно постигал. Образованное серой массой полупрозрачная часть головы отдалённо напоминала лицо какого-нибудь существа и не выражала никаких эмоций. Основа призрачной пелены хранила в себе гнев, который с очевидностью обнажал каждый сантиметр живой маски. Разглядев человека и, по-видимому, получив всю интересующую информацию, глаза цвета сажи вновь застопорились на лице Димы. Оно вымолвило:

– Как такое… – казалось, эти потрескивания давались ему с трудом. Оно словно стремилось подобрать нужный звук, – …может?

Оно на секунду замолчало, затем снова произнесло, но уже лучше:

– Как такое, может быть? – спросил серый, когда как по бледной, не выражающей никаких эмоции маске трудно было догадаться, что прозвучал именно вопрос. Дмитрий сразу же решил – это вопрос. Почему-то так решил, и всё. Само собой пришло в голову и осталось там.