Запах теней

«Что же я делал весь день? Где был?»

– Надоела мне твоя работа. Мы видим друг друга только ночью, – вздохнула Мирра.

– Ты преувеличиваешь, милка, – старался оправдать себя Знаков, вложив в слова всю присущую ему нежность, – вечером я прихожу, как и все нормальные люди.

– Все нормальные люди каждый день приходят с работы в шесть или в полседьмого, а не в девять или десять, как ты, – возмутилась женщина, и от этого стала ещё красивее, во всяком случае, для него – точно.

– Ну-у-у, мы это уже обсуждали, – лёгкое раздражение проскользнуло в словах Знакова, – ты же понимаешь, что в моём положении по-другому никак нельзя, Мирра.

– Да знаю я, – уже с плаксивостью в голосе бросила она, – но всё равно, твоя работа мне надоела.

– И что теперь? – ласково спросил Дима и обнял жену. – Зато я в отпуске.

С минуту она помолчала, потом внимательно посмотрела в его глаза и потребовала:

– Ответь мне. Что случилось?

– Ничего, – вынужден был соврать он.

Он опустил глаза, никакого желания вспоминать ушедший день не возникало, а уж рассказать всё Мирре – это просто абсурд. Как она сможет отреагировать на безумие? Без каких-либо прикрас рассказать всё, как есть, и ждать мнимой обстоятельной реакции? Вот это – точно безумие, которое никак нельзя допустить!

«Сначала она подумает, что я шучу, потом посчитает, что мои шутки зашли слишком далеко, и они, отнюдь, не смехотворны, а после этого испугается, посчитав, что психические расстройства в таком возрасте всё-таки имеют место быть. Может, это правда, и я сошёл с ума?»

– Дима, не пугай меня! На работе? – потребовала Мирра.

Нет, – сухо ответил он и присел, – какая-то фигня происходит вокруг.

Не смотря на всевозможные «за» и «против», сдержать в себе этот бред он не мог. Знакову захотелось выложить всё, как есть. Помимо того, что он безумно любил свою жену, и Мирра была самым близким для него человеком, не считая родителей, конечно, она, к тому же, относилась к числу тех людей, которые могли воспринимать любую пусть даже самую бессмысленную информацию. Интуиция подсказывала ему: «Не можешь поверить себе – доверься вере другого». Но как рассказать бессмыслицу?

– Какая? – встревожилась Мирра.

– Меня преследуют странные вещи, противоестественные вещи, – начал Дмитрий, – точнее… безумные странные вещи. Люди… они как будто…

Он замолчал. Решая в голове, как же всё рассказать, он собирался с мыслями. Внезапно вспыхнувшим огнём слабости перед любимой женщиной, словно в каком-то немыслимом порыве необузданной рвущейся наружу надобности, утвердительный ответ, вдруг, сам по себе запылал в голове, и он решил рассказать всё как есть:

– Утром я видел автомобильную катастрофу, и ещё нечто… необъяснимое …

Дима замолчал вновь. Ему неожиданно показалось, что вся эта затея всё рассказать была глупой с самого начала, и что подходящего момента заткнуться и прекратить пересказ, чем сейчас, больше не будет. Всё же лучше, чем выглядеть идиотом в лице любимой женщины. Но какой бы рациональной ни была мысль, подтверждающая абсурдность ситуации, её тут же вытолкнула другая. Дмитрий совсем забыл (и не вспоминал) о новом «я», которое, словно тень, шагало попятам. Новый Знаков не сомневался, что Мирра поймёт всё как нужно, воспримет рассказ с беспристрастием и свойственной только ей обыкновенностью. Чем больше он думал об этом, тем крепче становилась уверенность в незыблемости такого решения. Мужчина как бы знал наперёд о том, что реакция половинки будет вполне адекватной. Точно картинка неизбежного будущего взорвалась в голове и ввела режим стойкой веры в непоколебимости и необходимости изложить происшествия, как есть, в действительности.

«Я думаю, они… демоны» – подумал он. Мысль посетила спонтанно и на удивление очень просто. Поразившись собственной догадке Дима проговорил ещё: «Демоны». И как ему, вдруг, втемяшилось обозвать их именно этим словом?

Мирра ждала. Она попыталась улыбнуться, но, заглянув в его глаза, тут же приняла серьёзный вид. Невидимый сигнал промелькнул между ними, тонкая нить связала их сознания. Одновременно в один короткий миг она, вдруг, поняла всё и не поняла ничего. Дима смотрел в синие очи и с неугасающей внутренней надеждой продолжал ждать.

«Не может быть!?» – представил он. – «Не может быть!?» – воскликнула женщина в его голове. Чувственная нить, связывающая их души, одержала победу над рациональным мышлением, и Мирра поверила.

«Да, любимая! В это трудно поверить, но это так. Нечто вот уже целый день преследует меня. Я не знаю… что это».

Сумасшедшее утро, такой же безумный день и нисколько не уступающие им в своём безрассудстве мысли, которые до невозможности просты и логичны. Ну, как объяснить происходящее? Никак.

«Она поверила. А, может, ещё нет? Может, мне это кажется? Может, я так хочу?»

Буря чуждых эмоций торжественно властвовала внутри, и сопротивление ей бесполезно – его просто не существует. Только делать ничего не нужно – сегодня он новый человек, и существующая между супругами связь позволит женщине понять…

– Расскажи мне всё, милый, – попросила она.

Знаков ответил ей печальным взглядом и в тот же миг решил для себя уже окончательно, он всё расскажет.

Только сон не всегда становится реальностью, а в большинстве своём – никогда.

***

Сквозь сон ворвалась и ожила ритмичная музыка. Под звуки затасканной мелодии, которую, как правило, целыми днями крутят на радиостанции, популяризируя, таким образом, очередного певца или группу, Дима открыл глаза. Знакомая, до смешного, музыка стала почти что родной: в подтверждении – на языке невольно начинают вертеться слова из текста услышанной в миллионный раз песни.

С большим трудом он разлепил веки и повернулся набок: Мирра спала рядом. Как всегда он мысленно позавидовал ей – такой крепкий сон (не у него). Девушка не услышала включившееся в качестве будильника радио и, нисколько не шелохнувшись, продолжала крепко спать.

Подавляя тяжёлое желание послать всё к чертям, он нашёл в себе силы и сел на кровать. Веки не желали разлепляться – в надежде снова сомкнуться тянулись друг к другу. Неугомонное радио не уклонялось от целевого предназначения, развлекая слушателей попсовыми ритмами, и продолжало кричать, когда как Дима просто сидел и тупил. В таких случаях про человека обычно говорят: «поднять подняли, а разбудить забыли».

«Ужасно хочется спать!»

Ещё бы ему не хотелось: они полночи беседовали друг с другом (может, и нет), обсуждая всё случившееся (во сне или наяву). Трудно предположить, как восприняла информацию его половинка, но Знаков надеялся на лучшее. В этот миг ему казалось, что его сон – и не сон вовсе. Этого просто не может быть!

«Не может быть, говоришь? Вчерашние события значит могут?»

Она выслушала его и постаралась понять, а что было потом? Трудно вспомнить, но внутренняя уверенность тут же заключила: Мирра знает, что всё происходящее с мужем заключает в себе знак с небес. Ведь в жизни такое бывает, во всяком случае, по телевизору – точно. Какая-нибудь Марфа Васильевна из глубокой деревушки, пережив клиническую смерть, начинает открывать в себе необычайные способности; или Пётр Дермидонович, работая на заводе, попал под высокое напряжение, после чего к нему приходят те, чьи жизни оборвались много лет назад. Так думала и Мирра (ему хотелось думать именно так – сон позволил ему), объясняя тем самым природу появления весьма странных видений мужа. Задуматься об этом времени не было, и, может и не нужно этого, потому что разумных объяснений она всё равно не найдёт, а только изведёт себя появлением ещё большего числа вопросов без ответов. Ночью она просто стала тем, кто должен был быть с ним рядом. Она вновь была другом, который всё поймёт без лишних эмоций и вопросов. И это ещё один плюсик в её сторону, очередная победа – частичка его сердца в женских руках. Хотя и покорять уже было нечего – его душа всецело принадлежала ей и только ей.

Знаков не выспался, и сейчас чувствовал угнетающую слабость и усталость. Радио нудно бренчало. Каждый день оно оповещает хозяина, что уже, как минимум, шесть утра и пора на работу.

«Какую нахрен работу? Я же в отпуске.»

Раздосадованный нелепым и глупым пробуждением Знаков снова увалился в кровать с намерением вздремнуть ещё, по меньшей мере, часа три. К сожалению, Дима был из тех людей, которые не могут спать не только с включенной музыкой, но и вообще – при любом, даже негромком шуме.

Подошла к концу мелодия, и ведущий как всегда в таких случаях забалаболил всякую всячину:

«Я думаю, эта композиция сейчас подарила всем не просто хорошее настроение, а… и мы, конечно, послушаем ещё много любимых… как всегда, скоро прозвучит рубрика… в рамках живого дозвона… и мы узнаем, кто стал счастливым… итак звоните…»

И так далее и тому прочее…

Противоборствуя нарастающему раздражению, Дима всё-таки поднял тело с кровати и открыл глаза. И как же досадно второй раз, так по-глупому обламываться!

Он встал с кровати и понял, что уснуть ему уже вряд ли удастся. Сон как рукой сняло, правда, усталости ничуть не убавилось.

      «…а сейчас, я думаю… и все согласятся со мной, что… слушаем эту великолепную романтическую песню…»

Знаков подошёл к приёмнику и вырубил его. Какое может быть расположение духа в столь ранний час и с тяжким камнем на душе? Никакое. Настроение, конечно, уже испортилось, и сон, как на зло, малопонятным образом исчез. Осталась одна малость, которая может хоть как-нибудь могла оправдать внезапный и ранний подъём – надо выгулять Нору.

Собака уже потягивалась на ковре и не сводила карих глаз с хозяина. Небольшая самка породы мопс светло-коричневого цвета всем своим видом продемонстрировала готовность идти на привычную для этого времени прогулку. Фыркая приплюснутым пятаком она вскочила на все четыре лапы и закружилась вокруг ног хозяина.

– Сейчас, Норочка… идём-идём, – пробубнил Знаков и направился в туалет, по пути в который, виляя из стороны в сторону всей своей задницей, собака продолжала мешаться под ногами.

С полуоткрытыми глазами, которые упорно не собирались разлипаться и периодически закрывались, Дима принялся чистить зубы. Он подумал: «Какого чёрта я встал? А не плюнуть ли на всё и не пойти спать». Затем, бросив взгляд на дожидающуюся у дверей Нору, Знаков отбросил эту мысль и принялся интенсивнее растирать зубную пасту. Он поднял глаза и посмотрел на отражение в зеркале: сразу и не сообразив, что же такое мешает ему нормально видеть, он закрыл один глаз и прищурился. Подчинив и сфокусировав непослушные глаза, которые не сдавались и продолжали забастовку, Диме всё же удалось разглядеть помеху. На зеркале губной помадой, начертанной старательной рукой, приветствовала надпись, понятное дело, адресованная только ему одному. Уголки рта подскочили, и вот уже улыбка счастья зияла на лице Знакова. Настроение подпрыгнуло до небес, и уже никто сегодня не смог бы испортить его. Он любовался посланием, которое оставила ему супруга, и душе становилось легко, словно весь накопившийся за вчерашний день груз в один миг слетел с плеч и растворился в воздухе.

Мирра, как всегда в своём репертуаре! Очередной сюрприз! И, конечно же, он не носил бы звание «сюрприз», если бы не заключал в себе эффекта непредсказуемости. Безумно приятно и неожиданно! В короткое мгновение сон прекратил донимать, и в глазах возникла ясность.

Мужчина глупо улыбался во весь рот, не замечая поспешного бегства бело-зелёной пены изо рта, которая уже успела приземлиться на его грудь и замарала футболку. Он радовался и громко смеялся про себя, перечитывая вновь и вновь кричащую на зеркале надпись:

«Я очень тебя ЛЮБЛЮ, мой говнюшонок!»

Заметно было, что последнее слово долго не удавалось написать, о чём свидетельствовали корявые буквы, а местами помада вообще размазывалась. Но всё говорило о том, что Мирра очень старалась и тщательно выводила слова, до тех пор, пока не дошла до ключевого словца, которое, наверняка, так развеселило её, что она долго не могла взять себя в руки и превозмочь разрывающий грудь смех. Каждая буква обрывалась на приступе смеха, а на букве «ю» помада вообще сломалась, о чём доказывал крупный шматок розовой пасты. Не смотря на все препятствия, ей всё же удалось завершить свою работу и дописать признание.

«Я очень тебя ЛЮБЛЮ, мой говнюшонок!»

Для многих покажется, что подобные слова немного грубы и не лишены пошлости. Некоторые люди вообще не поймут, в чём здесь смысл и почему признание заканчивается таким нежданным обращением к родному человеку, но для Знакова это послание имело особый смысл, громадное значение. Слова не просто доносили информацию о чувствах половинки: бесконтактными проявлениями они освежали их отношения, внося некую оригинальную изюминку – своего рода, отрезвляли мысли, крича во всё горло: «Эй, да это же не просто слова! Это чувства, настоящие чувства! Не ложь, нет! Это чувства, Дима! Это жизнь!»

Во всяком случае, для Димы они главнее всех, и уж, конечно, лучше банальных слов: «Я тебя люблю».

Одурманенный яркими впечатлениями, Дима простоял так ещё с минуту, пока пена полностью не облепила подбородок, а потом всё-таки продолжил чистить зубы.

«И когда же Мирра успела написать их? Видимо, я вырубился, а она тихонько встала и нашкодила».

Глупо, учитывая что нихрена не помнишь!

Умывшись холодной водой, он ещё раз прочитал надпись и направился в комнату. Бросил влюблённый взгляд на спавшую женщину, ещё раз мысленно представив её в роли помадного писаря, взял одежду и вышел из комнаты. Оделся и отправился на улицу, прихватив с собой Нору.

В привычной манере, изо всех сил, собака тянула хозяина, в то время как сама не очень хорошо владела своими конечностями и временами запиналась. Вот и сейчас, перебирая неуклюжими лапками, она тащила Диму по лестнице, потом как-то глупо подвернула лапку и упала, навалившись на бок, словно мешок с картошкой. Затем резко вскочила и помчалась дальше, мимоходом поглядывая на хозяина раздосадованной мордой – мол «не понимаю, как это вообще произошло» и «это я так, случайно».

Дмитрию стало смешно и жалко одновременно – назревала борьба смешанных чувств. Он захотел засмеяться, но знал, что обладающая весьма своеобразным характером Нора имела привычку обижаться, поэтому в следующую секунду просто произнёс ласково:

– Ну-у-у… Нора! Ты что же, девочка моя? Аккуратнее надо, – и тут же, напрягая растянутую руку, добавил, – Да не беги ты так.

Но собака уже не собиралась ничего слушать, она тянула за поводок в надежде, что таким образом быстрее окажется на улице.

Дул холодный северный ветер, что, к счастью, нисколько не мешало снегу чахнуть, наполняя грязные улицы озёрами ледяной воды. Норка шла впереди, обнюхивала всё вокруг и, как должно быть, не упускала ни одной какашки. Думая о чём-то своём, Дима следовал за ней. Запах весны приятно пьянил и приводил в слабость и без того не выспавшегося человека. Знаков шёл и наслаждался утренней свежестью весеннего пробуждения. Его ноги то и дело проваливались в рыхлый мокрый снег, который, в свою очередь, не упуская такой возможности подсунуть подлянку, старался уронить мужчину. Несколько раз, поскользнувшись на мокром снеге, Дмитрий чуть не упал, но вовремя находил равновесие и выходил из ситуации легко и свободно, во всяком случае, чистым и сухим.

Они шли вдоль проезжей части, по которой достаточно редко ходят автомобили: машины здесь вообще встретишь не часто. Отчасти, в своё время, их с Миррой этим и привлёк район, в котором они жили вот уже третий год. Несколько десятков пятиэтажек огороженных вокруг частным сектором с длинной лесополосой и максимальный минимум автомобилей. Машин здесь в действительности было очень мало, во всяком случае, не так много как в центре города, а по этой дороге вообще редко кто ездил. Так они и гуляли каждый день: в основном проходили один и тот же маршрут вдоль дороги и до последнего поворота налево.

Сейчас Нора не свернула в привычный поворот, а пошла дальше, что на неё совсем не похоже. Знаков поспешил окликнуть её, но та только лишь на секунду наградила его удивлённой мордочкой и помчалась дальше, по-видимому, твёрдо зная, что делает всё правильно.

– Нора! Нора! Ты куда? – крикнул Дмитрий, но собака не желала слушать его и с видом слабослышащей уверенно зашагала вперёд. Ничего больше не оставалось, как идти за ней, и Знаков последовал примеру.

Прямо на дороге вдалеке показался бегущий человек в спортивной форме. Мужчина бежал навстречу по проезжей части. На голове красная вязаная шапочка, которая с усердием выделяла бегуна на фоне голых растущих вдоль дороги серых деревьев.

Нора взглянула на него заинтересованными глазками, и, не обнаружив в постороннем ничего интересного, принялась к более занимательному занятию – нюхать всякую дрянь. Спортсмен стремительно приближался к ним, и вот уже около ста метров отделяло их друг от друга, когда из-за дерева, откуда ни возьмись, преградив бегуну путь, размахивая большой палкой, выбежал какой-то мужик.

Он был одет в чёрную куртку и чёрные штаны, голова прикрыта какой-то шляпой, возраст которой наверняка превышал возраста его же самого, из-под шляпы во все стороны торчали длинные волосы, а на руках напялены серые перчатки. Мужчина что-то невразумительно кричал, что со стороны можно было подумать, что какой-то пьяница выбежал из леса в поисках очередной дозы горячительного. Уж больно грязный и потрёпанный вид был у него, и ломанная, весьма неустойчивая походка не вызывала никакого сомнения в его невменяемости. Длинноволосый размахивал руками и стучал палкой об асфальт, продолжая что-то орать на своём непонятном заплетавшемся языке алкашей. Только бегун в красной шапочке, по-видимому решив полностью игнорировать незваного собеседника, просто оббежал его и устремился дальше.

Нора навострила маленькие ушки и затявкала, на что Дима отреагировал заострив на посторонних пристальное внимание. Странное мерзкое чувство тревоги прокатилось по спине, и Знаков тут же вспомнил ощущения, которые испытал вчера. Предчувствие нечто плохого завладело им вновь, вынудив мысли двигать иначе. Мозг выплюнул непонятные команды, которые Дима, как ни старался, но так и не смог уразуметь. Он так и не успел ещё до конца осознать и предугадать происходящее, как в ту же секунду пьяница громко закричал, поднял над головой палку и побежал за спортсменом.

Всё произошло с немыслимой быстротой, что человек в красной шапке, возможно, ничего не успел понять. Бегун был уже совсем рядом, приблизительно в метрах сорока от Димы, когда в один короткий миг грязный мужчина в шляпе догнал свою цель и вонзил палку в спину, другой конец которой, продырявливая насквозь грудь, тут же выскочил наружу. Только потом, спустя секунды, Дима разгадал, что в руках пьяницы была вовсе не палка, а тяжёлый лом.

Кровь хлынула из разбитой груди спортсмена, вырисовывая на одежде интенсивно растущую тёмную полоску смерти. Не издав и крика, бегун упал и испустил дух. Тело рухнуло на асфальт, и последовавший за жертвой лом, выскользнул из рук убийцы и принял вертикальное положение, восклицая тем самым: «победа».

Нора затявкала что есть сил. Переходя на хрип, подпрыгивая от возбуждения на коротеньких лапках, она старалась изо всех сил и выплёскивала эмоции. Лишь длинноволосый, не сводил глаз с мёртвого, стоял возле тела и что-то бормотал. Закрывая лицо ширмой волос, он склонился ниже и забубнил громче. Казалось, что мужчина находится в безумном бреду или читает молитву.

Трудно предположить, сколько времени тянулось это сумасшествие – для Знакова секунды превратились в долгие-долгие минуты. Он не мог оторвать взор от убийцы, невидимая рука бессилия сковала ноги и руки, только обезумевшая собак продолжала визжать. Пьяница беспрестанно говорил и говорил несвязные слова, не обращая на неё никакого внимания на неё. Его речь была лишена всякого смысла – больше походила на лепет умалишённого. Он бормотал всё быстрее и быстрее, и вот уже мужчина перешёл на сумасшедшую скороговорку, в то время как тело длинноволосого отпускало ломанные движения «безумного регби».

Дмитрий стоял как вкопанный – его тело будто поразило током, обездвиживая конечности. Немыслимая картина убийства вновь настигла его и застала врасплох, снова принудила взойти невольным наблюдателем злодейского смысла. Всё повторилось. Опять убийство произошло на его глазах, очередное дикое и столь неожиданное убийство. Неведомая рука подтолкнула Диму, привела, указала и… будто требовала чего-то. Но вот что? Что? Что ей нужно?

«Да, что же происходит?» – только и успел подумать Знаков, когда ураган мыслей и невнятных идей запрыгнул в голову, заставляя мужчину выскользнуть из сковавшего тело ступора. Дмитрий вздрогнул, почувствовал, что ноги немного отпустило, бросил секундный взгляд на взахлёб гавкающую собаку, – крики Норы уже мало чем напоминали лай собаки, скорее больше походили на кашель, но, не смотря ни на что, она сохраняла позиции и оставалась на месте, не решаясь приблизиться к страшному незнакомцу, – и решил действовать, когда словно чёрный маг, читающий заклинание, длинноволосый уже нараспев принялся читать свою непонятную белиберду. Он вынул лом, поднял над головой и затряс им.

Странное и болезненное ощущение поселилось внутри – Дмитрию захотелось убежать и скрыться, чувство «дежавю» обтянуло разум. Снова пережить вчерашний день – это уже слишком, а ведь ещё только утро. Вдруг, проскользнула короткая мысль, которая поразила своей правотой. Твёрдая уверенность в неизбежности её приближения, её скорейшего воплощения, словно гром средь ясного неба, оглушила Знакова.

«И этот кошмар не единственный – сегодня будут ещё, друг…» – проскрипела усмешка.

«Они будут преследовать тебя, друг…» – заявила усмешка.

«Всё повторяется, друг…» – заключила усмешка.

Убийство. Жестокое и беспощадное, и вновь он свидетель кошмара, и снова – неподдающиеся никакой здоровой логике особенные странности…

«Не хватает ещё…»

И от этой мысли стало так жутко, что Знаков тут же попытался прогнать её. Заставляя поверить в действительность своих суждений, холодная волна пробежала по телу, в то время как, длинноволосый будто услышал его мысли и замер – уж больно громко прозвучали они в голове Димы. И к той секунде, как Дмитрий понял что прав, мужчина в шляпе уже повернулся к нему и, отклоняя ширму из волос в сторону, обнажил серое лицо. Пепельная размытая пелена с двумя чёрными отверстиями и на том месте, где должен быть рот, виднелся смазанный, точно неугодный штрих на полотне художника, квадрат.

Оно возникло опять.

Недолгий миг существо изучающим видом осматривало Диму, затем выбросило лом и невероятно быстрой уродливой походкой направилось прямо на него. С каждым шагом чёрный квадрат только увеличивался, пока не превратился в огромную трясущуюся дыру, из которой в одно мгновение выплеснулся уже знакомый, подобный треску рвущейся бумаги, звук.

Нора заверещала, что есть сил. Мешкать было нельзя: разгадав всю серьёзность и опасность ситуации, Дмитрий вышел из оцепенения и побежал.

– Нора! Нора! – успел окликнуть он собаку, которая уже помчалась вслед за ним. Ноги сами понесли вперёд, и в голове зазвенел колокольчик немого страха.

Мутное смешанное чувство некой внутренней способности здраво разъяснить сложившуюся ситуацию и жуткий страх затрепали нервные окончания, невольно вынуждая усомниться в правильности его действий. Только ногам не нужны были пояснения – казалось, они сами мчались от неизвестного. Знаков бежал сломя голову, Нора неслась впереди. На раздумья времени не было, а уж привлечь сомнения и остановиться – тем более. Вся невероятная нелепость происходящего валуном навалилась на плечи, когда как неестественные решения охотно наступали ещё и ещё, повелевая мужчине остановиться…

Что дальше? Что он сделает? Знаков не знал. Видимо, какая-то часть его сознания ещё не приняла новую форму и в привычной обязанности сохраняла власть над разумом хозяина. Некие изменения произошли внутри – Дмитрий стал другим человеком, но принять их, он ещё не мог. Именно поэтому до глубины души поражающие своей немыслимостью идеи он отбрасывал сразу, действуя по воле старого, и решения принимал больше подсознательно, с чувством самосохранения.

Вот и сейчас Дмитрий мчался что есть сил, в то время как здравый смысл почему-то прибывал в глубоких сомнениях, окутанных в неправильности подобного решения. Лишь преданная собака, ничуть не колеблясь в справедливости их действий, ни на шаг не отставала от него (точнее сказать, он не отрывался от неё). Расшвыривая по сторонам длинные тягучие слюни, она бежала впереди и тяжело хрипела.

Они свернули за пятиэтажку, далее миновали ещё две, и, оставив позади небольшой пролесок, оказались в частном секторе. Поразительно, но за всё это время Дмитрий ни разу не обернулся – даже и не смел помыслить об этом. Какая-то его часть не просто страшилась этой идее, она полагала, что взглянув на серого, Знаков уже не сможет бежать – оно заставит его остановиться. Правда, сейчас Дмитрий предположил, что серый уже не преследует.