Полная версия
Мистика в космосе культуры
2. Фигура мага (древнейшего жреца, шамана и т.д.) оказывается неоднозначной – он и обычный человек, и могущественный знаток «тайн», обладающий некими скрытыми силами. Так, в африканских племенах традиционными являются закрытые жреческие сообщества, сохраняющие сакральные знания, полученные от первопредков или культурных героев.
В сибирском шаманизме в течение тысячелетий была выработана другая линия преемственности сакральных знаний. Пройдя «шаманскую болезнь», шаман получал от духов новое духовное «тело», позволявшее ему непосредственно проникать в иные миры – низшие и высшие. Его деятельность также двойственна: он использует внешне обычные предметы, которые в его манипуляциях проявляют необычные свойства, дают неожиданные результаты и т. д. В нашей этно-энергетической концепции культуры мы рассматриваем «духов» преимущественно как сгустки различных видов энергий, которые по- особому остро воспринимаются и «познаются» сенситивными людьми.
В антропологическом плане магия рассматривает человека как существо, способное воздействовать на природные процессы, обращаясь за помощью к Иному, как к некоей «обратной стороне» бытия. В древнем этносе маг – пассионарий, активный участник целостного бытия; даже признавая неподвластные ему «законы Вселенной», он способен участвовать в жизни «духов» и познваать закономерности проявления и применения «тайных сил». А главное для мага – это способность проявить и осуществить свою личную волю, как правило, во взаимодействии с высшими силами.
3. В обыденной жизни племени магия – это совокупность практик прямого взаимодействия со «скрытыми» сторонами бытия ради достижения практических целей – выживания, обеспечения и безопасности потомства и т. п. При этом важна исходная установка именно на прямое и силовое воздействие человека на предмет, живое существо, природный объект, соотнесенное с разрешениями духов, в древнейших религиях – «богов» и т. д. В гносеологическом плане магия, усматривая нераздельность природного и «сверхъестественного», признает возможность в определенной магической практике прямо воздействовать на «сверхъестественное», направляя его на решение земных проблем. Маг убежден в принципиальной возможности их определенным образом «познать» (отсюда – позднейшие представления об иерархии магического знания и всесилии «высшей магии», хотя само «познание» и его методы, как правило, не имеют ничего общего с тем, что в западноевропейской культуре называется «наукой»).
Особый статус магического действа всегда подчеркивался использованием особого «тайного» языка, необычным инструментарием, атрибутикой и т.п..
4. Высокий эмоциональный накал магических практик, определяемых жизненной важностью поставленных целей, характеризующихся предельной остротой любопытства, страха, восхищения, агрессии и т. п. Если в древнейших магических ритуалах огромную роль играла именно коллективная синхронная практика (массовые танцы в необычных костюмах под гипнотизирующие ритмы ударных инструментов, специальные выкрики, ритуальные действия и т.д.), то в позднейшие исторические эпохи появилась определенная вариативность достижения высокого эмоционального напряжения. В некоторых современных магических практиках массовые действа по-прежнему играют существенную роль (например, в вуду или в викке). Но в индивидуальной работе с клиентами позднейшие маги (ведуны, ворожеи, колдуньи и пр.) могут достичь хоть какого-то положительного результата только в случае, если между магом и клиентов возникает необходимое эмоционально-энергетическое напряжение (усилия мага + безусловная вера клиента; в крайнем случае – специальные усилия мага по введению клиента в измененное состояние сознания или гипноз).
5. В нравственно-этическом плане магия признает амбивалентность как явлений, так и человеческих поступков. Как правило, в магии отрицается и абсолютное добро, и абсолютное зло; приверженцы магии решают конкретные земные проблемы (отдельных этносов, семей или личностей), не давая им этической оценки.
6. Магия является неотъемлемой частью культурного кода данного этноса (племени, народа, нации, сообщества…), одной из ключевых сторон его самоидентификации, определяя основные внешние символы, практики, способы взаимодействия членов сообщества между собой и с представителями других сообществ и т. д. Маг (шаман, колдун, ведун и т.п.), как в древние времена, так и сейчас, всегда подчеркивал свою этническую принадлежность особым костюмом, атрибутами, декоративными элементами, речевыми оборотами, поведенческими особенностями, способами действия и т. п.
7. Магическое действо представляет собой особую систему ритуалов, действий и практик, которые формируются в определенном культурном поле и несут на себе его неповторимую энергетику, а затем подвергаются этнокультурным трансформациям в зависимости от менталитета, эпохи, уровня культурного развития и т. п. Сам процесс трансформации магических практик – предмет особых серьезных исследований.
8. В древнейшей магии не было и не могло быть никакой веры, поскольку в мифо- магическом мировосприятии примитивного человека и в его неразвитом сознании не было способности абстрактного мышления, необходимого для того, чтобы воспринимать несуществующее в обыденной жизни. Но у дикаря было полнейшее ДОВЕРИЕ к традиционной памяти о встрече с Первыми Учителями и переданным ими знаниям и умениям. Традиционная память сохранялась посредством ритуалов, в первую очередь, предназначенных для обеспечения высокой эмоциональной солидарности племени и глубокого общего переживания от как бы «повторяющегося» события первой Встречи, определившей и культуру, и саму жизнь племени. Это же доверие к племенной традиции сохранялось и во всех других, в том числе, частных магических процедурах, естественным образом предполагавших полученные извне «сверхъестественные» силы.
9. В значительном большинстве этнических культур магия являлась обычным «ингредиентом» разнообразных культурных практик – и обыденных, и интеллектуальных, и творческих и пр. При этом она не становилась основой миропонимания и мировоззрения, чем был и остается миф, а на определенных историко-культурных этапах – религия.
С развитием и усложнением культурных практик «магическое» постепенно отделялось от «обыденного», как параллельно в духовной сфере «сакральное» отделялось от «профанного» (и формировались первые религии), а позже, наряду с «религиозным», в ходе развития теоретического и абстрактного мышления, возникало «оккультное», «эзотерическое», наконец, «мистическое». Формировавшись в течение тысячелетий, магия в ее разнообразных формах и проявлениях существует и сегодня.
Кратко об особенностях магии в древних
цивилизациях
Безымянное есть начало неба и земли,
Обладающее именем – мать всех вещей.
/…/
Вместе они называются глубочайшими.
Переход от одного глубочайшего к другому —
Дверь ко всему чудесному.
Дао Дэ ЦзинНе имея возможности и особой необходимости подробно исследовать пути развития и трансформации магии в древних цивилизациях, обозначим только важнейшие для нас моменты в аспектах, необходимых для нашего дальнейшего исследования мистики.
Остановимся на тех особенностях древней магии, например, Китая, которые уже были исследованы выдающимися синологами.
В Китае традиция поклонения первопредкам (и родовым предкам) остается незыблемой в течение тысяч лет. В наиболее архаичных мифах прародительницей вещей и людей (но не мира!) считалась Нюй-ва, полуженщина-полузмея, которую позднее считали женой Фу-Си, первопредка преимущественно восточных племен, изображавшегося человеком- птицей.164
Как отмечают современные исследователи китайской культуры, «Древняя мифология воспринималась и часто воспринимается до сих пор, как неотъемлемая часть реальной истории Китая. Она продолжает жить не только в религии и народном фольклоре, но и в сочинениях философов, ученых. В разных текстах некий персонаж мог выступать историческим лицом, а в других, порой даже синхронных текстах, этот же персонаж мог выступать мифологическим героем».165
Ши Хуан -Ди (2697—2599 гг. до н.э.) почитается в Китае как первопредок нации (в некоторых древних версиях мифов связан с тотемами медведя, дракона, драконоподобной ящерицы и пр.; по версии Ван Чуна, в конце жизни Хуан-Ди улетел на небо на драконе). Одновременно он культурный герой (давший народу топор, ступку, лук и стрелы, платья и туфли, лодки, колесницы и многое другое), а также первый правитель, «желтый император», заложивший основы государственности. Знаменитые «Исторические записки» («Ши цзи») Сыма Цяня начинаются со времен деятельности Хуан-Ди.166
По данным эволюционной генетики, в период 4000—3000 лет тому назад на территории Китая началось расхождение языковых общностей – протокитайской и прото-тибетско-бирманской. Характерно, что мифы и предания о Хуан-Ди, обычаи возведения к нему своих родословных имели широкое распространение и носили над- этнический характер.167
Заметим от себя, что этногенез прото- китайской общности (сначала рассыпавшейся на множество племен, затем организованных в царства, и наконец – объединенных под рукой первого императора) сохраняет и из века в век транслирует мощный архетип Хуан-Ди, подпитываемый энергиями фактически уже религиозной народной веры. Как у племени догонов, постоянное ритуальное воспроизведение связи с первопредками (дополняемое, по утверждению догонских жрецов, регулярными сообщениями с Сириуса), позволяет этносу поддерживать жизнеспособность и не опускаться до мемориальной фазы (как, например, рассмотренное нами племя индейцев пираха), так и осознанное и культурно-плодотворное отношение к древним мифам является, вероятно, одним из секретов долголетия самобытной культуры Китая.
При этом, как подчеркивал Е. А. Торчинов, китайская культура «…не знала ничего о трансцендентном Боге (или богах) и не имела ни малейшего представления о креационизме».168 В китайской культуре мир развертывается сам из себя, подобно цветку, раскрывающемуся из бутона.
Далее, по утверждению Е. А. Торчинова, «… китайская культура не знала духа как начала, иноприродного чувственному бытию».169 По мысли ученого, китайская культура – это «натурализм, витализм и холизм». В течение тысячелетий в ней сохраняются основы традиционного миропонимания: «Единый и целостный космос, пронизанный потоками жизненной силы, космос, все элементы которого находятся во взаимосвязи и гармоническом единстве, одновременно непрестанно трансформируясь и изменяясь в своей энергийной пластичности».170
Важнейшую роль в китайском миропонимании играет многозначное понятие «ци», в котором нет непреодолимой грани и тем более разрыва между духом и веществом, материей и сознанием. Как замечает Е.А.Торчинов, древнекитайский философ Ван Чун (1 в.н.э.) природу «ци» сравнил со льдом: нагреваясь, он становится водой, а затем – превращается в пар. Так и «ци», сгущаясь, становится веществом, а истончаясь – духом.171
Как мы понимаем, в сущности, подобные представления о взаимосвязи «материального» и «духовного», «земного» и «иного» были характерны и для мифо- магического мышления архаических племен средиземноморского региона, Африки и протоарийских кочевых племен.
Энергийность космоса в китайском понимании ведет к тому, что можно понимать как тотальный магизм. Е.А.Торчинов подчеркивает: «…в основе своей китайская картина мира глубоко магична. И этот магизм базируется на органицизме китайского космоса, отличающегося от новоевропейского космоса так же, как организм отличается от механизма».172 С точки зрения европейца, в китайской мысли магизм может трактоваться как деизм, рационализм, иррационализм, даже – атеизм, и конечно – как мистицизм.
Здесь мы остановимся, поскольку сделали важнейший для нас вывод о связи магизма и мистицизма в китайской мысли. Далее, в главе о современных формах западного псевдо- мистицизма, мы еще вспомним главные принципы китайского магического миропонимания – «коррелятивное мышление» и доктрину «сродства видов» (или «теорию симпатии»). В настоящий момент нам важно было подчеркнуть категорическое различие между культурными основами китайской и западной культур и, соответственно, различную роль магии и ее значение в них.
Что касается древнеиндийской цивилизации, то сохранились мифы о нагах, змеевидных существах, прибывших с планеты-океана и правивших в Индии в древности. До сих пор в индийских деревнях есть праздник змей, когда жители ловят диких змей (в том числе кобр), держат их целый день в руках, проводят определенные ритуалы, и змеи их не кусают. А в конце дня змей отпускают на волю, в джунгли.
Наги, по индуистской мифологии, это полубожественные существа со змеиным туловищем и одной или несколькими человеческими головами. Им принадлежит подземный мир и они считаются мудрецами и магами, способными оживлять мертвых и менять свой внешний облик. В некоторых источниках наги – божественные змеи смешиваются с представлением о нагах -исторических племенах, живших на северо-западе Индии до прихода ариев. Предполагается, что реальные наги были племенами монголоидной расы, имевшими своим тотемом змею (кобру).173
Мы обратим внимание на более-менее изученный ведический период, определивший древнейшую форму индуизма. Как отмечает Е.А.Торчинов, «…религия вторгшихся в Индию в середине II тыс. до н.э. кочевников- ариев, была прежде всего религией жертвоприношений (яджня), включавших в себя значительный элемент магии, поскольку жертвоприношение предназначалось не для умилостивления божества, а для его подчинения воле жертвователя. Отсюда и поговорка: «все повинуется богам, а боги – брахманам (жрецам) «».174
Мы не можем не отметить, что арийские кочевые племена, вторгшиеся на полуостров Индостан, – это близкородственные племена тем мидийцам, что, прибыв примерно в тот же исторический период на территорию нынешнего Ирана, стали магами/жрецами в зороастризме (см. выше).
Однако на территории Древней Индии и в уже довольно зрелом дравидском культурном поле арийская магия подверглась серьезной трансформации, а главное – она не смогла доминировать над мощными и вполне определенными мистическими тенденциями, основанными на отработанных психотехнических практиках.
В определенном смысле, можно сказать, что в древнеиндийской культуре мистика сразу была отделена от магии и развивалась своими собственными путями, в соответствии с конкретными религиозными направлениями индуизма (брахманизма, шиваизма, древнего кришнаизма), буддизма, джайнизма, ислама и т. д.
Мы не будем вмешиваться в жаркие споры по вопросу – кто же был родоначальником классической йоги – древние дравиды или пришлые арии; для нас главный факт заключается в том, что йогические психотехнические практики взаимодействия с запредельным в течение тысячелетий были и до сих пор являются образцовыми в мировом мистицизме. Они широко варьировали и включались в целый ряд религиозно-философских направлений (напоминаем, что йога была также оформлена в одну из шести классических даршан – школ классической индийской философии). Характеризуя наиболее известный источник йоги, видный историк классической индийской философии С. Дасгупта отмечал, что Патанджали «…не только собрал различные формы йогических практик и отделил разнообразные идеи, которые были или могли быть связаны с йогой, но и пересадил их на метафизику санкхьи и придал им тот вид, в котором они и дошли до нас».175
Магия в древнеиндийской культуре была чрезвычайно развита и связана не только с брахманизмом или другими религиозно-философскими системами (в первую очередь, с религиозными культами), но включала и широкий пласт народных обыденных практик. Достаточно упомянуть, что в ведической традиции одна из четырех основных Вед – Атхарваведа носит ярко выраженный магический характер, прямо именуется «ведой заклинаний». Автор перевода и комментариев избранных фрагментов древнего памятника Т.Я.Елизаренкова отмечает: «Название „Атхарваведа“ (atharvaveda „веда заклинаний“ или „веда атхарванов“) происходит от имени мифического жреца огня Атхарвана (atharvan „жрец огня“, имя собственное родоначальника жрецов огня, имя собственное потомков Атхарвана). Связь этого собрания со жрецами огня очевидна: заговоры произносились обычно над огнем, в который совершались жертвенные возлияния. <…> Первоначальное название АВ (Атхарваведы -В.К.) не включало в себя слова „веда“. Это было „Атхарва“ или „Атхарвангираса“ (atharvangirasa) – название, состоящее из имен двух мифических родов: Атхарвана и Ангираса (angiras – название полубожественных существ, мудрецов-риши, посредников между богами и людьми или angirasа „связанная с Ангирасами“). По индийской традиции считается, что связь АВ с двумя родами – Атхарванами и Ангирасами – отражает двоякую природу заговоров этого собрания. Белую магию (заговоры, обращенные на достижение добра) связывают с Атхарванами, а черную магию (заговоры, обращенные на достижение зла) связывают с Ангирасами. Таким образом, АВ противостоит трем каноническим ведам и по характеру названия, и по содержанию, как текст магического названия текстам собственно религиозного культа. <…> В основе АВ лежат магические народные обряды, уходящие корнями в глубокую древность. Некогда они пронизывали собой весь быт древних ведийских племен… Типологические параллели этому встречаются в ранней истории самых различных цивилизаций».176
Взаимодействие магии и мистики в индийской культуре – чрезвычайно сложная и многоаспектная проблема, далеко выходящая за рамки нашей работы.
Выше, рассматривая истоки термина и понятия магии, мы вкратце проследили обозримые сегодня начала древнейшей зороастрийской (древнеперсидской) магии, судя по всему, тесно связанной со всем комплексом древних арийских культур, как цивилизованных народов, так и кочевых этносов. Для целей дальнейшего исследования трансформации древнейших этнических форм магии в условиях формирования высоких цивилизаций, рассмотрим вкратце историко-культурную динамику магии в средиземноморских цивилизациях.
Основные моменты трансформации римской магии
При всем том, учитывая воззрения простого народа, и в коренных интересах государства необходимо поддерживать и нравы, и религию, и учения, и права авгуров, и авторитет их коллегии.
Цицерон. О дивинацииОдним из важнейших примеров трансформации магии для нашего исследования является процесс «расслоения» древней магии на «теоретическую» и «практическую» в средиземноморском ареале. Подчеркнем важный для нас момент: «расслоение» древнейшей магии проходило по тем же уровням сакральной и профанной магии, что и в других культурных ареалах.
В Древнем Риме мы можем рассмотреть трансформацию от древних форм этнической магии к – функционированию магии и отношению к ней в имперском Риме, как воплощенной идее цивилизации. Мы кратко обратимся к проблеме рассмотрения магии в Риме, поскольку, с нашей точки зрения, здесь происходили процессы трансформации, в первую очередь, «обыденно-практических» и «профанных» форм магии, во многом определивших ее понимание в позднейших ареалах европейских культур.
Обратимся к знаменитой «Естественной истории» Гая Плиния Секунда, о которой исследователь А. В. Белоусов справедливо замечает: «…мимо Плиния не удается пройти ни историку собственно античной магии, ни исследователю средневековых западных и… даже славянских магических практик. И правда, в „Естественной истории“ мы обретаем великое разнообразие магических рецептов, которым можно найти параллели в истории почти любой культуры».177
Но нас интересует не то, что это многотомное сочинение предлагает компендиум доступных Плинию сведений о магических «рецептах», а тот факт, что в этом известном произведении ярко выражено разделение магии не только на «сакральную» (о которой Плиний, судя по всему, имел слобое представления) и «профанную», но также – на магию «легитимную» и «запретную».
На первый взгляд кажется, что Плиний высказывает негативную оценку магии в целом, называя ее «магическим пустословием», а магические средства лечения – «безнравственными и нечестивыми». Однако то, что Плиний называет «магией», относится, в первую очередь, к тем явлениям «чародейства, колдовства и волшебства», которые он связывал с таинственными практиками других народов. Судя по всему, к «магии» Плиний относит медицину, которую считает «наиболее противоречивой наукой»; астрологию, в которую не верит, и «uires religiones», которые, скорее всего, представляют собой «силу суеверий»
Таким образом понимая «магию», Плиний предлагает рассмотрение ее «истории», видимо, опираясь, главным образом, на сочинение Бола Мендесского, в котором от имени Демокрита излагалась теория вселенской симпатии и антипатии (скептически Плинием воспринятая), а также магические рецепты, заинтересовавшие его в наибольшей степени.
По мнению Плиния, история магии начинается в Персии от Зороастра; при этом он замечает, что речь идет о первом Зороастре, который, согласно Евдоксу Книдскому, жил за 6 тыс. лет до смерти Платона и сведения о нем якобы подтверждает Аристотель. (Известен и второй Зороастр из Проконнеса, который жил во времена Ксеркса). Согласно Гермиппу Смирнскому, Зороастр научился магии от некоего Азонака, который жил за 5 тысячелетий до Троянской войны.
Поскольку не сохранилось никаких древнейших магических сочинений, Плиний довольно скептически относится к сведениям о древней магии. И несмотря на то, что магия процветала и процветает по всей ойкумене во все времена, она – самое обманчивое из всех «искусств»…
Плиний называет имена известных магов, сочинений которых не сохранилось до его времени: Апусора, Зарата, вавилонян Мармара и Арабантифока, а также ассирийца Таврмоенду. Плиний отмечал распространенность магии в Фессалии, в связи с чем Менандр даже написал комедию «Фессалиянка», в которой рассказывается о магических ритуалах привлечения Луны к Земле. Также он упоминал магию во Фракии.
Удивление Плиния вызывает то, что, по его мнению, о магии нет никаких упоминаний у Гомера. Если только, по его словам, не считать таковыми рассказ Гомера о Протее, пении Сирен, о Цирцее и призвании мертвых… Плиний также не находит в своих источниках сведений о том, что магия появилась в карийском Тельмесе, который он называет «суевернейшим городом»; он не определил, когда магия возникла у «фессалийских матушек», которые у большинства античных авторов ассоциировались с магией… Также Плиний удивляется тому, что народ Ахилла приобрел такую прочную колдовскую репутацию.
Напомним, недоумения Плиния связаны, в первую очередь, с тем, что он ограничил представление о магии медициной, астрологией и «суевериями».
По сведениям Плиния, первым, кто написал о магии, был Остан, сопровождавший персидского царя Ксеркса в его походе на греков, по пути посеявший семена этого «отвратительного искусства». Плиний перечислял имена тех греческих философов, которые, по его сведениям, прославились магическими интересами и магическими сочинениями: Пифагора, Эмпедокла, Демокрита (который якобы проник за сочинениями Дардана Финикийского прямо в его могилу) и даже Платона.
Плиний сообщал и о другой, иудейской ветви магии, появившейся через много тысяч лет после Зороастра, родоначальниками которой были Моисей, Ианний и Иотап. Он подчеркнул, что распространению магии во многом способствовали походы Александра Великого, которого сопровождал некий второй Остан.
В предыстории Рима, по Плинию, следы магии заметны среди италийцев. В 28-ой книге «Естественной истории» Плиний рассматривает магическое. содержание законов 12-ти таблиц. В Галлиях магия практиковалась друидами: Британия была «страстно охвачена магией».
В качестве одного из важных доказательств существования магии в Риме, он приводит тот факт, что в 657 г. от основания города (94 г. до н.э.), в консульство Гн. Корнелия Лентула и Публия Лициния Красса, было запрещено человеческое жертвоприношение.
А.В.Белоусов вполне справедливо выявляет основные идеологические и моральные «скрепы», характеризующие как центральную идею произведения Плиния, так и предпринятое им рассмотрение магии. «„Естественная история“ представляет собой описание природы (natura), которая есть жизнь (vita), и которая при этом неразрывно связана с человеком и ориентирована на человека. Она, …вся целиком существует для того, чтобы человек благодарно пользовался ее дарами…»178
Взгляды Плиния, осуждавшего «магию», отражали отношение «цивилизованных» народов – к «варварским», к тем племенам, которые, живя в природе, сохраняли близкое родство с животными и не видели в человеке уникальное и «над-природное» существо. Эту «варварскую животность» он подчеркивает и в ненавидимом им Нероне, который, по мнению Плиния, не случайно увлекся магией, отличаясь «…свободой выбирать для магических ритуалов любой день и любой скот, а совершать человеческие жертвоприношения было для него вообще самым приятным занятием… Нерона посвятил в магические таинства армянский царь Тиридат, который пришел в Рим для того, чтобы Нерон справил свой армянский триумф, приведя с собою и магов».179